скачать книгу бесплатно
– Там есть и другие? – перевёл он взор с ребёнка на свою покровительницу.
– Да, небольшие общины, – кивнула Клодет, – Живут, как дикари, носят шкуры животных, шить ещё не умеют, всё, как ты писал. Не знаю уж, как пережили Конец Света. Может, как в том анекдоте во время Третьей Мировой, помнишь?
– Это где приходит семья бункер купить, а снаружи ядерная война? – припоминал он, скривив брови.
– Да, как-то так. Может, у них своё было убежище, может каким-то образом катастрофы их не достали. Пара поколений, и даже следы радиации их уже не трогают. Выжил, адаптировались, – удивлялась женщина.
– В Лондоне нет радиации, – отметил тот, – Моря и реки давно всё очистили.
– Ну, это здесь, а кто знает, что было у них там, где я её взяла, – пожала плечами дама.
– Фу, такая тёплая, – поморщился вампир, коснувшись руки девочки, молча взиравшей на него, – Как непривычно ощутить живую плоть спустя пару столетий.
– Будто ты зверей за это время не трогал. Заведи себе кошку, у тебя были когда-то, – хмыкнула женщина.
– Я устал их хоронить. Они прекрасны, но столь мало живут… Меня хотя бы радует, что они сохранились, – подметил тот.
– Надеюсь, ты хотя бы рад и моему подарку. Тут на один укус, я понимаю, но скажи мне, что ты и вправду не мог такого даже ожидать! – выглядела Клодет весьма довольной собой.
– Ну, конечно! Необычная диковинка! Людей никто не видел двести лет. Двести лет, Клодет! Ни путешественники-торговцы, ни кто бы то ни было! Если они пережили этот кошмар, то, может не всё ещё потеряно для этой планеты? А, может, в том-то и смысл, как я писал! – воскликнул он, – Цивилизация уничтожает саму себя и возрождается вновь! Об этом говорит ещё древнеиндийский эпос! Там плавились люди, лошади, даже слоны! Горели города, лучи смерти уничтожали всё живое… А человечество затем вновь процветало.
– Я же сказала, что у меня есть для тебя материал к размышлению. Напишешь теперь новые книги, – произнесла дама.
– Кто б их ещё прочёл… Слушай, а ведь её можно обучить читать и писать, дать ей основы счёта и вычислений, сделать себе мыслящего собеседника! – восклицал он.
– Так ты что, не собираешься её есть?! – не понимала Клодет.
– Ты видишь в ней последний деликатес умершей эпохи, а я вижу куда больше вариантов, дорогая, – отвечал тот уже с неподдельной улыбкой.
– Ты не называл так меня лет даже и не припомнить сколько. Мы разорвали отношения, когда там? В начале сороковых? – хмыкнула вампирша.
– В одну из самых жутких эпох в истории человечества, да. И пусть выжившие это узнают, чтобы никогда не повторять, – медленно произнёс Валор.
– Какого чёрта? Ты не собираешься разводить те поселения, как скот, для кормёжки? А собираешься стать их учителем? Кем ты себя возомнил? – не понимала она, – Хочешь поиграть в бога, найди где-нибудь муравейник.
– Интересно, какой же такой бог мог допустить все те войны и взаимное уничтожение всех народов, кому бы те ни поклонялись, – только и ответил на это вампир.
– Это всё кончится точно также, ты не понимаешь? Сначала гонения на вампиров, ведь мы не такие, как они. Потом, когда мы уйдём в тень, у них вспыхнет ненависть друг к другу. Человек такое существо, которому свойственно обвинять других в собственных проблемах и повсюду искать врагов. Их мышление так устроено, что жизнь это сплошная борьба, им нужен антагонист своей судьбы, как Арбису эти цитрусы, а тебе твоя писанина! – утверждала Клодет.
– Такова жизнь, – холодно ответил тот.
– Ох, она твоя, поступай, как тебе вздумается. Учти, она дикарка, почти из первобытного племени. Ест руками, говорить толком не умеет, манерам не обучена. Они там собирают ягоды и охотятся, нет ещё толком ни ремёсел, ни одомашнивания скота… Если и вернётся их былая культура, хотя, если наши пронюхают про остатки людей, это уж вряд ли, то она взойдёт через несколько тысячелетий!
– А сколько сохранилось-то вампирских кланов? – поглядел на неё Валор, – Истинные носферату, род Лилит, род Батори, мы – Ламии, потомки Дракулы, Нахемы, кто ещё? Не считая деградантов.
– Немного, – вздохнула бы Клодет, если б вампиры умели дышать.
– Нас всегда было мало, а сейчас уставшие от бренного плена всё, как и ты, не находя более ничего для себя привлекательного в мире, стараются уйти из жизни. Если и есть действительно людские общины, пережившие Апокалипсис, они ещё нас точно переживут, – заявлял, казалось бы, бессмертный Валор.
– Не вздумай идти к ним и обучать всему, что знаешь, – проговорила гостья, – Это была не наша война и не нам возрождать их цивилизацию.
– Какая тёплая, это ж надо, – вёл кончиками пальцев, стараясь на поранить девчонку когтями, вампир медленно вверх по её правой руке.
– Оставишь её, так она сбежит, – предостерегла Клодет, – Ей-то зачем жить с таким чудовищем? Лучше испей её да и дело с концом. Может, это вообще последний ребёнок на планете. Не упускай свой шанс.
– Удивительный запах, – проговорил вампир, разглядывая девочку, касаясь длинных светленьких волос.
– Какой? К тебе, что? Возвращаются чувства? – привстала с места вампирша в широкой шляпке.
– Не знаю, но я точно чую человеческий аромат, ощущаю как кровь бежит в её жилах, слышу дыхание жизни, каждый вдох, каждый выдох и стук сердца, который в разы превосходит частоту нашего, – отвечал тот.
– Кстати, ту свою рукопись о нас, про вампиров, ты бы тоже мог когда-нибудь издать, чтиво занимательное, – призналась Клодет.
– Там же очевидные положения с развеиванием средневековых мифов. Если б сердце совсем не качало кровь, мы бы окоченели. Для того мы её и потребляем, иначе куда бы она вообще шла?! Без тока крови по мышцам нет движения. Просто мёртвое сердце обращённых работает само по себе и стучит очень замедленно. Пульс вампира ощутить почти невозможно, мы как бы мертвы, но всё-таки живы. Мы лишены человеческих недостатков, но, тем не менее, имеем свои. В природе ничто не идеально, даже самые совершенные хищники вымерли или вынуждены были адаптироваться и измениться после случившейся катастрофы. Это было бы интересно людям, а не нам, – произнёс тот на это.
– Вот оно в чём твой интерес к этой чёртовой общине! Всё теперь стало понятно, хочешь возродить их строй, чтобы было кому читать твои книжки! Валор, ты хоть понимаешь, что пытаешься защищать род, с удовольствием готовый вогнать осиновый кол тебе в сердце?! – негодовала женщина.
– Пусть так, может, это даже и лучше, – холодно ответил вампир.
– Пытаешься стать мучеником. Созидателем и учителем, чтобы тебя почитали, убили и объявили святым! Так что ли? Ты всегда был не от мира сего, потому я и обратила тебя тогда. Слишком интересная, слишком странная личность. Тебе так идёт этот облик затворника-одиночки, сидишь здесь, в руинах темницы, скоблишь чернилами по бумаге, которую уж двести лет не создают, которая однажды кончится… И ты боишься этого забвения, не так ли? Твоя гордыня, твоё эго столь высоки, что ты мечтаешь снизойти представителем высшей расы, как божество, к деградировавшему народу и поднимать их с колен, вновь возводя блага цивилизации! Чтобы уже не ты, а о тебе писали! Хочешь воспитать их по своему образу и подобию, да? Вложить своё видение морали, свой жизненный уклад, идеи и философию, – утверждала Клодет.
– А кто-то мне может сие запретить? – не понимал тот.
– Ты играешь с огнём, Валор. Они сожрут тебя, как только окрепнут. Быть для них отцом и символом вечно нельзя. Сейчас их враг – дикие шакалы да стаи гиен, что нападают на них в жарких странах. Потом, став крепче на ноги, они будут искать себе иных врагов и всё повторится. А ещё они никогда не примут тебя, узнав, что их бог относится к расе кровососов. Мы должны стоять на верхушке пищевой цепи, а не уподобляться им! Как ты не понимаешь! – свирепо сверкала глазами женщина.
– Если ты не находишь для себя место в этом мире, это не значит, что я такой же потерянный и бесцельный! – прикрикнул он, что аж девочка вздрогнула, от испуга сжав свои пальчики в маленькие кулачки.
А затем вампир рассмеялся, да заливался так, словно ухохатывался за долгие годы, лишённые веселья, заново ощутив этот внутренний яркий задор только сейчас. Он аж опирался на стол, боясь упасть, второй когтистой рукой хватался за грудь и живот своё фиолетово-чёрного фрака с кружевным длинным воротником, задирал зубастое лицо вверх к потолку, широко раскрывая рот и сотрясаясь от смеха.
– Наша первая ссора спустя сто пятьдесят лет, Клодет, – наконец воззрился он снова на неё, даже безо всей своей точной дотошности, указав примерную цифру, – Такого давно не случалось.
– Рада, что тебе весело, – ледяным тоном заметила гостья, всё ещё несогласная с планами своего некогда подопечного.
– Мы болтали, болтали и болтали, как две сварливые бабки, всё это время! Наконец-то хоть что-то пробивающее на эмоции! – уселся он на место, отпив чая и укусив ломтик лимона, – Брр, какая всё-таки кислятина, – морщилось его лицо в столь жуткие гримасы, что девочке, глядящей нежно-карими глазами на того, кому принесли её в дар, словно вещь, становилось поистине не по себе.
– Что? Стой, что ты сказал? – наклонилась к нему Клодет, – Кислятина?
– Это же лимон, – уставился тот на неё, словно она спрашивала нечто в колоссальной степени очевиднейшее, но и сам призадумался.
– У него тленный пресный вкус, как и у всего в этом мире, – схватила женщина другую не нарезанную ещё круглыми ломтиками половинку и принялась усердно грызть в тщетных попытках ощутить своим языком хоть что-то кроме безвкусного прикосновения мякоти и сока плода.
– Ты понимаешь, что она со мной делает? – взглянул вурдалак на девочку.
– Да она здесь вообще причём! С тем же успехом можно жевать кусок дерева или железа, – рявкнула Клодет.
– Ты не смогла бы своими зубами жевать кусок железа, – не согласился Валор.
– Смогла! – уверенно заявляла та.
– Нет, ты бы все их переломала, – стоял вампир на своём.
– Ничего бы не сделалось! – фыркнула та, дожёвывая несчастный цитрус.
– Снова ссоримся, как же прекрасно, – вскидывал руки в пышных манжетах и снова заливался громким смехом жилец Тауэра.
– Не говори мне, что ощутил снова вкус к жизни, – завистливо хмурилась его гостья.
– Я даже чувствую теперь всюду этот характерный аромат с кислинкой после того, как ты изжевала весь лимон, – приподнимал он свой ровный нос, чтобы как можно больше частичек с окружающего воздуха попадали на неспособные вдыхать ноздри.
– Да быть того не может, – восклицала его гостья, с трудом способная в это поверить.
– Говорю тебе, это буквально вдохнуло в меня новую жизнь! Теплота кожи, живой человек. Ты только взгляни, чего мы без них были лишены! Кто мы без них, Клодет? Мир без людей в царстве одних вампиров выцвел дотла, растерял все краски, лишил нас чувств, эмоций и всяческих радостей! Это ли не повод возродить их из небытия? Эти ли не стимул всем нам двигаться дальше?!
– Безумец, – качала она головой, – Сам не понимаешь, чего хочешь.
– А у неё есть имя? – поглядел мужчина на девочку, – Ты меня вообще понимаешь? Как тебя зовут? – медленно и пытаясь как-то жестикулировать своими когтистыми пальцами, лысый вурдалак произносил каждую фразу, глядя в детские глаза оттенка молочного шоколада.
– Да назови как хочешь, – фыркнула на это Клодет, – Что ты с ней маешься, как с равной?
– Ирга! – звонким голоском бросила та, без тихой скромности, кажется, впервые вообще издав какой-либо здесь звук кроме дыхания.
Девочка, даже глядя на зубастое бледное создание напротив, стоя перед тем беззащитной, нагишом и ещё рядом со своей похитительницей, принадлежавшей всё тому же вампирскому роду, ни разу не завизжала, не застонала, не попросила её вернуть или отпустить на волю, не задавала вопросов и вообще не влезала в их нараставший по эмоциям разговор.
– Мартин, – произнёс он своё настоящее имя, – А ты своё помнишь? – поглядел он на Клодет, – Как тебя звали до обращения?
– К… К… Я же выбирала специально на ту же букву… Катрин, – припомнила, наконец, она, содрогнувшись под гнётом картинок из какой-то уже совсем прошлой и давно позабытой жизни, – Зачем вспоминать? Зачем ты это со мной делаешь? Тяжёлое детство, несчастливый брак, ужасная жизнь, в которой ровным счётом не было светлых пятен. Это никогда вновь не должно было появиться в моей голове, – потёрла она виски.
– Прости, я не знал, что всё так ужасно, – опустил тот глаза, – Мы о твоём прошлом особо никогда не говорили ведь… Видать, потому как раз, что тебе неприятно поднимать эту тему.
– Даже не знаю, что теперь хуже, то или вот это вот всё, – бросила она взор сквозь оконные щели на безжизненные городские руины, – Что тогда мне хотелось утопиться, что сейчас не вижу для себя больше смысла хоть в чём-либо…
– Ей бы пригодилась и твоя забота, – отметил Валор, поглядывая на ребёнка.
– Ты видишь в ней то, чего нет. Да и она никогда бы сама по себе не приняла ту, что угробила её мать. Что ты удумал? Стать снова семьёй, растить, как дочь, опять объединиться и делать вид, что всё хорошо? В этом, по-твоему, смысл? Она просто корм, расходный материал, она как пирожное. Ты кошка, чтобы играться с едой перед тем, как, наконец, сожрать мышь? Это, как поросёнок для запекания, как жертвенный агнец! Всего лишь человеческий детёныш!
– Я не собираюсь её убивать, – признался вампир, ещё раз коснувшись тёплой человеческой кожи.
– Ой, делай, что хочешь, – поднялась Клодет на руках из-за стола и напоследок ещё раз глотнула чая в надежде, что ощутит в нём хоть что-то.
– Так быстро уходишь? – поглядел на неё Валор.
– Мы не поймём друг друга. Это стало ясно ещё сто пятьдесят лет назад, нет, много раньше, ещё в сороковых годах двадцатого века, – проговорила та, – Свистну своих упырей, а вы делайте тут, что хотите. Учи её песням, алфавитам, хоть женись или расти, как свою родную. А лучше выпей и забудь, похорони на любом из кладбищ Лондона или где-то прямо здесь, в руинах проклятой темницы, где кроме тебя проживают лишь вороны. Мне-то и вправду какое дело.
– Это поистине чудесный подарок, Клодет, я даже выразить ещё не могу словами, что это для меня сделало, – благодарил её вслед вурдалак.
– Что ж, это для меня главное. Чтобы ты был доволен, – отметила она, неторопливо двигаясь к выходу.
– А сундук? Ты забыла сундук? – заметил он, что девочка всё ещё стоит на бархатной внутренней отделке древней увесистой вещицы.
– Оставь себе, мне он без надобности, – бросила женщина, всё также удаляясь.
– Что ты будешь делать? Мы ещё увидимся? – взволнованно вопрошал вампир.
– Ох, Валор, – остановилась та и обернулась к нему, – Я не думаю. Мир для меня обесценился, я не могу найти ни мира внутри себя, ни себя в этом мире. Я даже нашла человеческих потомков двести лет спустя исчезновения людской расы! И мне всё равно от этого ни горячо, ни холодно. Я первой испила крови за эти двести лет с момента конца… И ничего, никакого удовольствия! У крови вкус крови, Валор. Ничего особенного.
– Снова отправишься бродить под солнцем? – интересовался он.
– Нет, ты же меня знаешь. Я беспокоюсь о тебе, но не способна держать язык за зубами. Чтобы никто не прознал, что ты у нас теперь нянчишься с дитя человека, мне лучше исчезнуть, да так, чтобы совсем, – отвечала дама в облегающем чёрном платье.
– Нет, так нельзя, – поднялся он из-за стола, – Не накладывай на себя руки.
– Ты не понимаешь ведь, да? Я так устала! У тебя хотя бы есть твои книги, твои размышления, философия, у меня нет вообще ничего! Ты хоть помнишь, что я любила, Валор? Я любила музыку, комедийные сериалы, булочки с маком и слоёные торты. Всё исчезло, Валор. Нет ни концертов, ни телевидения, ни пекарен с кондитерскими. Ни «Битлз», ни «Симпсонов», ни вечерних шоу со звёздами, как нет в живых и их самих. Теперь только космическая бездна взирает на нас да насмехается, глядя на всю тщетность нашего бытия. А если ты ради меня всё это собрался возрождать, явившись могучим божеством для жалких остатков прежнего человечества, то лучше не стоит. Я жила лет четыреста до и вот уже двести лет после. Я видела смену эпох и крах всего, на чём держится мир. И, чёрт возьми, он выстоял. А я нет… Я не могу и не хочу больше здесь оставаться. Я не чувствую себя ни могучей, ни всесильной, ни даже свободной! Слоняться без цели, не ощущая ничего… Я лучше сгину с мыслью, что хотя бы у тебя всё хорошо.
Он рванул к ней, пытаясь обнять, удержать, метнулся тенью, настигнув в один миг, чем изрядно вспугнул не ожидавшую таких способностей девочку, повернувшую к ним голову и с широко раскрытыми глазами наблюдая за парочкой вурдалаков из клана Ламии по ту сторону зала.
Клодет поначалу отпрянула от него, не желая никаких объятий, но потом, взглянув на того, как в последний раз, всё-таки прижала к себе, поглаживая по спине где-то над лопатками по ткани его бархатного фрака, и всё равно не ощущая этой тягостной горести прощания, а лишь чувствуя, что он не желает расставаться с ней навсегда.
– Ты можешь поселиться где угодно и быть кем угодно, – заявлял он, поглядев на свою создательницу.
– Я знаю, – кивнула та, – Но ничто из этого, увы, не доставит мне удовольствие. Ох, Валор, тебе теперь будет с кем поболтать. А ещё есть Арбис и другие вампиры Лондона.
– Мы столько пережили, – проговорил тот.
– И каждый из нас преуспел в чём-то своём. Но пути разошлись, ты давно уже не беспомощный, а я не та, что когда-то была раньше. Вечность меняет, – признавалась вампирша, – Где там шастают эти увальни? – созывала она, уже закончив прощальные объятия, тройку слуг-упырей за порогом трапезного зала в тёмном коридоре старинной каменной кладки.
– Точно решила уйти? Навсегда? – вопрошал Валор вновь уходящую от него фигуру.
– Мир без меня не потускнеет, – ответила Клодет, ещё раз, уже в самый последний, оглянувшись на своё «дитя», – А я хотя бы обрету долгожданный покой. Надеюсь, тебе подобное не грозит.
– Клодет… – не верил последнему мигу их отношений Валор.
– Ты это, смотри за ней там, а то ведь сбежит, – поглядывали алые глаза вампирши поверх мужского плеча на оборачивавшуюся на них голозадую девчонку, всё стоящую ногами в распахнутом сундуке.
– Да, ещё раз спасибо за подарок, – ответил он, также оборачиваясь на девочку, а когда вернул взор обратно, уже ни Клодет, ни её верных «псов» в коридоре не было.
Не он один мог стремительно перемещаться и исчезать, хотя та, уставшая от всего и даже от вампирских способностей, пользовалась подобным в последнее время нечасто. Она упорхнула в неизвестном направлении, а тот всё ещё не мог свыкнуться с мыслью, что больше они уже не увидятся.
– Ну? Ирга, да? Долго будешь стоять здесь вот так? – какое-то время спустя, вампир вернулся в обеденный зал, глядя, как лучи солнца освещают тело его подопечной, – Вылезай, давай и пойдем, поищем тебе что-нибудь в гардеробе, – повелел он девочке, когда они с ней поравнялись, – Ишь, шкуры носят, говорит. Покажу тебе, что такое платья. А как стемнеет, пойдём прогуляться. Увидишь, каков нынче Лондон после полуночи.
– Ночь – страшно, – заявила ему малышка, перешагивая через борт сундука на квадратную плитку пола.
– Да никто не тронет тебя, не бойся. Всё будет хорошо, – заверял он, – Я – Мартин, запомнила хоть? Буквы выводить на песке научу, рисовать всякое разное палочкой, будем разгуливать под надзором тысячи звёзд, среди которых будут глядеть на нас и твои родные, и Клодет, и многие исчезнувшие поколения ваших и наших. Привыкнешь гулять по ночам. А, что делать, я-то вампир… Хотя, погоди-ка… – отошёл он от девочки и аккуратно приблизился к располагавшейся неподалёку одной из щелей, откуда падали лучики света.
Когтистая мужская рука осторожно протянулась на впадавший в комнату свет, ощущая тепло и с любопытством наблюдая, начнёт ли привычно плавиться и лопаться кожа под солнечными ожогами, или же род Ламии действительно за время своего существования, под воздействием тех или иных факторов, радиоактивного облучения, последствий Армагеддона или вообще вне зависимости от них, сумел адаптироваться и приспособиться, чтобы не страдать от самого давнего своего врага – Солнца.
Кисть и область запястья чуть подрагивали в луче света, держать руку идеально ровной он от нервозности просто не мог. Розоватый язык, всё от того же волнения, облизнул передние игольчатые зубы, а искренняя эмоция сильного удивления не желала сходить с бледного, почти потерявшего дар речи, обескураженного вампирского лица.
Ритуал
