скачать книгу бесплатно
Ну, вот, наверное, и все. Пиши. Твой братец Вольдемар.
Сюжет шестой
Привет из Лебедевки!
Не знаю, что это даст читателю, но для окраски надо сообщить, что в данной Лебедевке находится самая крупная психиатрическая областная больница.
Здравствуй, Вениамин! С приветом к тебе вся твоя семья. Жена Фарида и дочери Валя и Галя. Мы все живые и здоровые. Как твое здоровье? Как ты живешь?
Вениамин, ты все-таки добился и спрятался там, где тебя нам не достать. А оттуда ты и совсем нам ничего не шлешь. Я имею в виду алименты. У тебя была большая задолженность. Ты писал, что как вылечишься, то вновь вернешься в семью, а сам взял и, не долечившись, сбежал из ЛТП. Звал меня в Захаровск. Я туда направилась. Поиздержалась, а там тебя и след простыл. В своих письмах ты очень красиво писал, что любишь детей. Но это только на словах, а на деле выходит совсем другое.
Конечно, я понимаю, что ты соскучился по своей Голубице и сбежал к ней. И сейчас не сходишь с ума без своей женщины. Ведь оттуда, где ты сейчас, так легко не сбежишь. Ночами не бесишься? Когда у меня был, так сон не шел. Все ночами бесился. Проходит уже год, как ты там. Наверное, тяжело без своей Голубицы? Напиши хоть, сколько дали. Чтобы знать, когда приготовиться тебя встречать. Заедешь ли?
Зачем Валю обманул? Обещал девочке часы купить. Ты знаешь, она такая больная. А ты сыграл на ейных нервах. Жду ответа. Привет от внуков Толяни и Вовика.
Разговор в электричке
(разумеется, разговор под стук колес, электричка не то чтобы бешено, но мчится от станции к станции).
– Слушай, а Есенин сидел?
– Нет.
– А Высоцкий?
– Нет.
– Ну а Шукшин, наверное, точно сидел?
– Нет.
– А что же они все о зеках пишут и рассказывают?
– Дело все в том, что вокруг них все почти сидят. Ну, кто сидит, то, тому, конечно, писать некогда по техническим причинам: то чернила не подвезут, то бумага слишком мелованная, то конвертов нет. Вот поэты и прозаики немного уделяют места в своем творчестве тем, кто, как ты говоришь, «сидит». А сесть нетрудно. Посчитай, у нас мы (народ) выбираем для себя где-то двенадцать тысяч народных судей, и надо сказать, что они работают на совесть, это тебе не хлопок собирать или там какие-то дыни выращивать. И вот, каждый судья народный, если в день по одному человеку засадит, то это ужасная цифра выйдет. Округлим триста рабочих дней, 12 тысяч судей. Двенадцать тысяч на триста, это уже ужасная цифра. Получается три миллиона шестьсот тысяч человечков. Ладно, шестьсот тысяч отбросим, остается три миллиона, а если в среднем каждому дали по три года отсидки, то это выходит, что персонал народного суда организовал для государства рабочую силу в девять миллионов человеколет. И так из года в год, из года в год… и все тихо, все в порядке. Да никакой фараон, который строил себе египетские усыпальницы, и не мечтал о таком удобном органе, чтобы ему так бескровно поставляли рабскую силу. Девять миллионов человеколет. А теперь эту цифру помножить на цифру, сколько лет эта система работает. Надо сказать, что работает безотказно. А в оные времена вообще работала без сучка и задоринки. То вот мы и получили цифру, из которой ясно, что в среднем отсидке подвергалось большое количество населения. И немудрено, что в творчестве Есенина, Высоцкого, Шукшина чувствуется, что отдает, так сказать, колючей проволокой.
Сюжет седьмой
Здравствуй, мой дорогой Георгий!
Получила твое письмо.
Сегодня седьмое июня. У нас получка. Получила я семь рублей. Даже и не знаю, куда и на что их потратить. От твоих родственничков ничего нет. А четвертого я ездила к маме. У нее ведь в эти дни пенсия. Приехала, а они как раз перед моим приездом последнюю копейку допивали. За день пропили 57 рублей. Ты себе представить не можешь. Мамка спьяну плачет и причитает – запировались и тебя, мол, позабыли. А кто же обо мне помнить будет? Ребятишки маленькие, еще ничего в жизни не понимают. Они играют, бегают. Им ни до чего дела нет. А я с ума схожу. К тебе приеду не свидание 25 сентября. Как раз буду с ночной смены. И впереди свободные три дня. Ребят с собой не возьму. Ведь сколько надо еды на всех брать. А где ее взять? А сами как-нибудь перебьемся помаленьку.
Ну, что еще писать? Вроде бы все, что у меня накипело на душе, рассказала.
Ну, а как ты сам поживаешь? Со здоровьем как-то? Ребята по тебе соскучились, все спрашивают, когда ты вернешься из командировки. Я отвечаю, что скоро. Я тоже соскучилась, но знаю, что твоя командировка не скоро кончится.
Приду с работы усталая и не знаю, за что браться. Сяду и сижу. Вот в этом мы с тобой сейчас похожи. Какой же ты все-таки ненормальный. Не смог прожить по-человечески две недельки.
На какие группы вы делите людей?
Ну, если просто, то людей делят на сов и жаворонков. Разделить такую людскую массу, пусть усвоят, кто есть кто, и раздать одним проса, а другим мышей. И того и другого хватит всем, и никому не обидно. А откуда же тогда берутся орлы, вороны, зяблики? С ними-то как быть? А с певчей братией – соловьи, кенари, чижики? А говорящие волнистые попугайчики? Нет, птичье деление не подойдет. Разве что по темпераментам: холерик, сангвиник, флегматик, меланхолик. Но ведь каждый с точностью не знает, кто он. И сангвинику кажется, что он холерик, а флегматику ужасно хочется быть меланхоликом, а еще с большим желанием он бы выдал себя за сангвиника. Отсюда и дисгармония, которая на производственной сфере дает сбои.
Еще люди делятся по принципу занимаемого места на иерархической производственной лестнице. Рабочий, крестьянин, интеллигент. Ну, а там, в свою очередь, как удалось взять эту лестницу, хватило или не хватило масла в голове, был ли трамплин, или там еще какая-нибудь мохнатая рука. Или там на всякий случай способность или родительская добрая или недобрая наследственность. И тут уже может быть классный рабочий, колхозник-орденоносец, писатель, деятель государственный, ученый, академик.
Нет, все это не то. Люди просто делятся по принципу даты рождения, как машины: даты выпуска и все. Дата выпуска, допустим, год рождения царствования Ивана Грозного – и все ясно, этому человеку, будь он сова, жаворонок или там глухарь какой, в нашу систему не вписаться ни за что. Ну, во-первых, материальная часть уже пришла в негодность, и нечего рассуждать. А вот взять нынешних существующих субъектов, тут разделение в настоящее время такое: те, кто помнит еще дом Романовых – это ярые монархисты, но таких уже теоретически и практически нет, есть, может, где-то, но у них уже большой износ компьютерной части. Затем идут дети октября, эти родились под залп «Авроры», интересная категория. Третьи – это дети коллективизации. Эти родились в тридцатые годы и всегда готовы рассказывать, как они собирали колоски на колхозных полях и как они сусликов ловили. Четвертые – это довоенный выпуск. Родились за день до войны. Это заманчиво, но выжить трудно. Этот тип увидел развалины и сразу же блеск салютов. И этим приходится жить в эдаком раздвоенном мире. Пятые – сытые дети послевоенного восстановления народного хозяйства. Эти делают вид, что сыты, но наесться никогда не могут.
Но все это весьма относительно.
Со временем, как первая группа уходит в небытие, ее место занимает вторая группа. В общем, все передвигаются. И вот, как-то мне один из группы 111 и говорит (эдакий философ):
– У меня такое представление, что нас в мире никто не любит. У нас все хорошее и все самое лучшее, и вообще, никто на свете не умеет так смеяться и любить. У нас лучшая в мире конституция, и не одна. У нас все лучшее, лучшее. А вот чувствую, что не любят, а почему, не пойму.
Да, придется оставить его вопрос без ответа, а самим перейти к следующему сюжету.
Сюжет восьмой
Здравствуй, Леня!
С горячим приветом к тебе мама, папка, братья и сестры Олег, Костя, Шура и Лена. Сразу же хочу сообщить, что доехала хорошо. Приехала, и как раз меня догнало письмо от твоего начальства. Пишут, что тебе положена посылка. Получу аванс и сразу вышлю. Только после встречи с тобой не знаю, что лучше выслать. Фуфайку или продукты. Без фуфайки колотун тебе, а без продуктов дистрофия. И то и другое плохо. Леня, напиши, что тебе нужнее.
От Вовки писем еще нет. И мы не можем тебе сообщить его адрес. Леня, я ходила на прием к вашему начальнику, он пообещал, что тебя переведут на легкий труд.
Ну, все. Целуем. Слушайся. Теперь тебе в год можно получать две посылки. Это…
Как же раньше люди жили? Ни тебе газет, ни тебе телевизора, ну, в общем, никакой что есть информации. А сейчас, ужас. Вот иногда промелькнет какая-нибудь фраза, и целый день ходишь сам не свой. И все время мысль сверлит, один вопрос. Ну зачем так безбожно? Ну ясно, что по ту сторону полный ажур, ну зачем же по ту сторону так безбожно?..
А вот одна из таких фраз, а может быть, так и было с кем-нибудь: «Поженившись, она легла в его постель. Среди разговора о вселенной, прижимаясь к нему, она была счастлива, что он у нее не как все. Первая размолвка произошла у них в разговоре о партии».
Правда, цитата вырвана из контекста, и даже непонятно, где и когда это происходит, в какой стране, о какой партии идет речь. Но прочтешь этакое и думаешь, если так мыслит герой, то за кого же автор принимает нас.
Сюжет девятый
Маленькая трагедия.
Валя Синельникова убила своего мужа поленом. Сейчас она уже находится в отделении под следствием в тюрьме. Где-то на майские будет суд. Дадут ей, по-видимому, много. У нее ведь считается умышленное убийство. Следствие доказало, что полено у нее было заранее заготовлено. Так, почитай, у нас в деревне каждый потенциальный убийца, так как у каждого есть поленница, а в ней сотня-другая орудий убийства. Валя получит лет десять. Умышленное убийство у нее статья.
Муженек у нее пил добряче. В один из вечеров пришел пьянее пьяного, ну она его в сердцах и хватанула поленом. Хватанула, а сама убежала. Утром, как обычно, ворочается, а он уже и задубел. Не хотела она этого, но так уж получилось. Видно, судьба. Что теперь уж поделаешь.
Что самое главное для человека? Ну, это, самое главное с какой стороны посмотреть. Разумеется, человек не животное и для счастья человеку много надо. Самое главное, ужасно хочется самоутвердиться. Во все времена и эпохи человеку надо идти в ногу со временем. Правда, потом, спустя века, мир узнает, что человек, да и все человечество, шагало то ли не в ногу, или не с той ноги все встали поутру. А те, кто шагал, оказывается, правильно, то современники их не рассмотрели. И правильно шагавшим все ноги оттоптали.
И еще вопрос: что человек во все времена и эпохи очень ценит? Ну, там, свобода, братство, демократия и тому подобное… Но это все слова, и к тому же уже все вышеперечисленные понятия абстрактны. И пощупать их невозможно, и даже представить себе трудно. Ну, что надо было человеку во времена, например, рабовладельческого строя? Даже, наверное, и не знали, что живут в самой из несправедливых эпох. И в те времена самое главное было, чтобы в рабы не зачислили. Ну, а если уж не повезло, то не очень-то грустить, и всегда помнить, что впереди много еще формаций, ну, там варвары, средневековье, и уверовать, что кое-кому отольются еще рабские слезы.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
