скачать книгу бесплатно
Тень правителей
Роман Воликов
Современные повести о современной жизни, без соплей, скуки и отчаяния, но с надеждой и верой в будущее, даже если оно окажется не очень светлым. Книга содержит нецензурную брань.
Тень правителей
Роман Воликов
© Роман Воликов, 2023
ISBN 978-5-4474-9354-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Тень правителей
Часть первая: До
1
Сон был рваный. Бесформенный, гадкий, липкий. Не цветной и не чёрно-белый, скорей, фиолетовый, со странными тенями единственных постоянных персонажей этого сна, всадников в чалмах с бронзовыми лицами, с копьями наперевес, которые смотрели и прицеливались сквозь него.
У него не хватало слов высказать ненависть и презрение к этому сну. Он снился иногда, без всякой очевидной логики, приходил без спроса в часы торжества и минуты горечи, и в беспросветную мглу мудовых рыданий очередного трюка, и в прозрачности морского прибоя, когда пляж огораживали по периметру, и только птицам разрешалось беззаботно пролететь над его неподвижным телом.
Он был ненавистен и сладок, божественный и дьявольский сон, он заканчивался словами и ритмом, то и другое затвердевало в памяти, навсегда, не оставляя сомнений – вот оно, его истинное предназначение.
В первый раз, когда сон выплеснул из него эти: «На ковре-вертолёте…», он испуганно принялся записывать, сокращая слова и отмечая дурацкими каракулями музыкальный ритм. Больше не записывал никогда. Он знал, мозг сохранит каждую буковку в его стихах, каждую ноту. Это жило вне его воли.
Рокера он нашёл в Свердловске. Мефодьича, который всё больше впадал в младенческую старость, с маниакальной настойчивостью тянуло на уральскую прародину.
– Надо окунуться в гущу народной жизни. А то завшивели! – говорил этот прожжённый циник, и вся камарилья безропотно отваливала с ним на кудыкины горы. «Пойду под образами кумекать! – Мефодьич запирался на неделю в бревенчатом доме. – И смотри, генерал, водки мне не разбавлять. Научились старика обманывать!» – он хмуро окидывал недобрым взглядом начальника охраны.
Было невыносимо скучно в загородной губернаторской резиденции. Стальевич, руководитель администрации, целыми днями пропадал с дебилоидом, вождём российских коммунистов. Тот, вдохновлённый успехами на недавних выборах, продавался неохотно, капризничал, временами выдумывал вовсе фантастические требования. Стальевич мучительно, медленно и упорно лепил из него своего. Приходил только на ужин, недовольно отмахивался от расспросов и, поев, сразу уходил в номер смотреть телевизор. Больше разговаривать было не с кем.
– Давайте я включусь, – ему не нравились методы Стальевича, переполненные намёками и полутенями, неспешные эмигрантские ленинские «два шага назад, один шаг вперёд».
– Нет, друг мой. В команде должно быть чёткое функциональное разделение, – шеф посмотрел на него уставшими глазами. – Ты за молодежную политику отвечаешь, вот и пошукай, чем тут провинциальная поросль разговляется.
– В городе есть костёл? – спросил он нукера.
– Найдём, – сказал нукер. – Какие ещё будут указания?
– Послезавтра проведём католическое богослужение. Или что-то вроде того. Изучи досконально ритуал и подготовь своих гвардейцев.
– Сколько человек участвует? – лицо нукера было бесстрастным, только в уголках губ чуть заметно играла улыбка. Его всегда восхищали эти жутковатые спектакли.
– Пять-шесть твоих ребят. Один звукотехник, включать органную музыку. Для меня подготовьте зашторенную исповедальную. Исповедоваться будет вот этот, – он написал на листке фамилию. – И не перепугайте его по дороге.
Да, рокер ему понравился. В табачном дыме ночного клуба он возвышался неприступным идолом над сборищем полоумных девиц и ищущих приключения парней. Он показался вполне подходящим для его замысла.
– Проверьте на всякий случай, не наркоман ли, – сказал он нукеру.
– Что я должен отвечать? – голос рокера был спокойным.
– Ничего, – он хотел сказать «сын мой», но передумал. – Ты должен слушать.
Он впервые читал собственные стихи вслух. В высоте купола костела звучал орган.
– Хорошие стихи, – сказал рокер. – Это ваши?
– Это неважно. Вот наброски музыки, – он просунул в окошко исповедальной блокнот. – Доведёшь до ума. Тебе помогут выпустить диск. Ну, и с промоушеном и всем прочим.
– Спасибо. И всё-таки кто автор? – в голосе рокера мелькнула незамысловатая наглость.
– Авторство поставишь своё.
– Но…
– Что?!
– Но это нечестно…
– Рассуждать изволь перед женой. Всё! Аудиенция окончена, – он хлопнул в ладоши. – Отвезите его домой. Я дам знать, когда будут следующие стихи…
2
– Давай поженимся! – вдруг сказала Юлька. Они сидели на берегу мелкой речушки Нары, разомлевшие после сытного родительского обеда. Они спали вместе уже почти год, то есть спали, собственно говоря, иногда, когда он разгонял соседей по комнате в общежитии и Юлька ранним утром украдкой пробиралась мимо дремавшей вахтерши.
Как два воробышка сидели рядом на лекциях и потом, взявшись за руки, гуляли по Москве. Ему было хорошо, весело и беззаботно. Юлька была ненавязчивая, почти не ревновала, когда он посматривал на других девчонок. Заканчивался четвертый курс, возвращаться домой в Нальчик не хотелось, ехать по распределению в иную Тмутаракань не хотелось совсем. Он отгонял от себя мрачные мысли о будущем, как назойливых мух.
Впоследствии он вспоминал это время так. «Именно студентом истфака я придумал свой первый слоган. Всё – хуйня, кроме пчёл! Но если глубоко задуматься и внимательно прочитать трактат Мишеля Монтеня „Баллада о пчёлах“, то понимаешь, что и пчёлы тоже хуйня. Согласитесь, точно отображает настроения предперестроечной жизни».
– Давай поженимся! – повторила Юлька.
После выпитого вина очень хотелось спать.
– Куда жениться?! – сказал он. – Ни кола, ни двора. Ни работы человеческой, учителями, что ли, в школу пойдём?
– Родители не против, чтобы мы жили у нас, – сказала Юлька. – В общем, я сказала, что мы женимся.
«Как это было давно, как это было недавно». Идиотская песенка, слащавая сентиментальность советских времен. Но привязчивая. Он пощёлкал по микрофону:
– Уважаемые господа! Александр Стальевич заболел, поэтому сегодняшнюю пресс-конференцию проведу я, его первый заместитель…
В советских песнях была душевность, сказал какой-то фигляр по телевизору. «Бесхребетность в них была, ссали сказать правду, вот и погружались в пучину душевных переживаний». Он вспомнил злобный пасквиль, прочитанный в студенчестве в самиздатовском журнале:
«Что Вы думаете о Мандельштаме?» – спросил Сталин.
Телефонная трубка молчала.
– Что Вы думаете об Осипе Эмильевиче Мандельштаме? – повторил Сталин.
Трубка молчала.
– Он же ваш друг, Борис Леонидович, – с нескрываемым презрением сказал Сталин.
И не дав ответить, продолжил: – Ваши друзья из Парижа, Ромен Роллан и прочие очень волнуются, что вы не приедете на антифашистский конгресс. Я не вижу причин, чтобы Вы, товарищ Пастернак, не ехали. Вам, большим писателям, полезно порассуждать друг с другом о добре и зле.
– Спасибо, товарищ Сталин!..»
«В моих стихах, во всяком случае, больше точности, – подумал он. – На тебе как на войне. Беру портфель, иду домой…» За полчаса до пресс-конференции он позвонил рокеру. Тот спал. Его всегда забавляло, как видеокамеры, установленные в квартире рокера, выхватывают его мимику.
– Просыпайся! – голос, искорёженный специальным устройством, звучал надменным металлом. – Прямо сейчас выйди во двор. Там стоит катафалк. Подойди к нему и жди.
Реакции рокера всегда были молниеносные. Это его тоже забавляло.
– В прошлой жизни вы, наверное, работали директором уездного цирка. Обожаете дешёвые трюки, – рокер натянул джинсы. – Умыться хотя бы можно.
Он смотрел в монитор на катафалк и ждал. В кабинет осторожно заглянул нукер:
– Журналюги в сборе!
– Сообщи, что через пять минут начнём.
Рокер подошёл к катафалку. Дверца приоткрылась и рука в перчатке выбросила чёрный платок. Рокер стоял неподвижно.
– Чингачгук хренов! – он развеселился.
Дверца катафалка открылась нараспашку, невеста в подвенечном платье с забинтованным лицом торжественно спустилась по приступку и протянула рокеру конверт.
Он выключил монитор.
– Я не обладаю правом давать официальный комментарий действиям правоохранительных органов, произведенным сегодня утром в Новосибирске. Это полностью компетенция министерства внутренних дел. Могу лишь сказать, что арест господина Х произведен в строгом соответствии с законодательством, которое не предполагает никакого специального согласования с президентом страны. Степень виновности любого гражданина нашей страны определяет суд и больше никто…
«Как это было недавно…» Надо признать, он не ожидал, что жить в одной квартире с родителями жены может быть так комфортно. Юлька была домовитая, точь в точь как её мама, тесть, бывший директор радиозавода, рано вышедший на пенсию по инвалидности, был, конечно, в силу болезни, человек нудный, но зимами пропадал в гараже, а летом на даче, так что его семейная жизнь протекала ровно, мимо рифов бытовых неурядиц. После госов они с Юлькой едва успели вскочить на подножку аспирантуры, пришлось немного понервничать, но всё обошлось благополучно, они потихоньку ковыряли свои кандидатские, Юлька подрабатывала уроками французского, он репетиторствовал, у него даже появилось небольшое брюшко, начальный признак будущего доцента столичного вуза.
Первой задала вопрос миловидная овца из НТВ:
– Известно, что Вы долго работали с господином Х. Именно по этой причине Вы проводите пресс-конференцию?
Вопрос выглядел как вызывающая констатация факта. «Ну-ну! – подумал он. – Посмотрим, как ты завизжишь под Новый Год…» На разгоне этой оппозиционной телевизионной шайки именно 22 декабря настояла Ксюха: «Устроим обломчик их пёздам на рождественских распродажах в Милане. Хочу поржать, как эти гаврики засуетятся».
– Я уже сказал в самом начале, что Александр Стальевич плохо себя чувствует. Что касается моих личных отношений с господином Х, то полностью полагаюсь на мнение правоохранительных органов.
– Как Павлик Морозов?! – овечка не удержалась от сарказма.
– Господа журналисты! Прошу соблюдать регламент, – Ксюха c распорядительского места принялась наводить порядок. – Один человек – один вопрос!
Было ли ему тогда скучно, в этой размеренной жизни в среднегабаритной квартире не в центре, но и не на окраине Москвы, на тихих интеллигентных запевках у костра на даче с обязательным утренним женским лукавством: «Ах, наши мужчины вчера перебрали…», но опохмелиться никто не предлагал? Сейчас он ответил бы не колеблясь: – Да. Было сытно, мирно и чинно. Но скучно.
А тогда? Жизнь катилась в строго определённое никуда: в пятьдесят профессор, в шестьдесят внуки, в семьдесят готовится к смерти. Он помнил совершенно чётко: думать ему не хотелось ни о чём.
Вопрос прозвучал как выстрел в упор. Его задал итальянец, почётный борец за права человека ещё со времен гонений на диссидентов:
– Арест господина Х следует расценивать как начало «охоты на ведьм»?
– Извините, господа! – Ксюха улыбнулась с хладнокровием змеи. – Время пресс-конференции закончилось. Вы можете оставить свои вопросы на официальном сайте администрации президента.
3
– Как вы относитесь к рекламе, mon сher ami?
Его научный руководитель Леонид Борисович, не знавший толком ни одного языка, любил щегольнуть иностранными словечками.
– Реклама – двигатель прогресса, – он усмехнулся. – И ещё опиум капиталистического общества.
– Опиум – это религия, – философически заметил Леонид Борисович. – И вообще, сейчас в моде антисоветизм. Ты слышал об указе про банки?
– Слышал краем уха. С трудом представляю банки в нашей советской действительности. Из сберкассы в воротилы бизнеса подадимся?
– Откуда столько пессимизма в здоровом двадцати трёхлетнем парне? – Леонид Борисович помешал ложечкой сахар в чашке. – Амigo! Счастливого капиталистического будущего нам не избежать. Надо просто оказаться в первых рядах.
Он уже позабыл об этом разговоре в институтской столовке, когда однажды вечером ему позвонил Леонид Борисович:
– comment etes-vous, citoyen baccalaureat? Семейная идиллия не осточертела?
Леонид Борисович к своим тридцати успел сменить трёх жен.
Он покосился на читавшую Набокова жену.
– Что-то срочное, Леонид Борисович?
– Более чем! – тот придал голосу таинственность. – Завтра в двенадцать жду тебя на выходе из метро Павелецкая. Встречаемся с чрезвычайно интересными людьми.
– Им нужны специалисты по общечеловеческим вопросам, – сказал Леонид Борисович, едва поздоровавшись. – То есть такие как мы.
Они стояли на площади Павелецкого вокзала, средь гвалта встречающих и провожающих, и посреди этого человеческого потока его научный руководитель отчаянно жестикулировал, захлебываясь словами: «Им нужны люди, способные нести всякую чушь, но приятную уху чиновника. Это одна сторона медали. Другая – они хотят покупать власть, подкупать народ, всех без разбору, белых и чёрных, красных и зелёных, праведников и чёрта в ступе, точнее, не покупать и не подкупать, с деньгами-то у них пока туго, а обещать молочные реки и кисейные берега. Сами они ребята косноязычные, технари все, главный у них вообще химик по образованию, но головы золотые. Настругали немного в кооперативе по комсомольской линии, теперь вот банк. Скажу со всем свойственным мне цинизмом: – Я в этих мерзавцев верю!»
«Ему не хватает бороды, – подумал он. – Седой, всклокоченной, истрепанной синайскими ветрами жидкой бородёнки пророка, сорок сороков ведущего свой народ невесть куда. Любопытно, что он думал, когда мучительно выколачивал свои каменные скрижали: «Какую истину ещё сморозить?»
– Стоп! – сказал он себе. – Тормози, аспирант. Ты же не антисемит, ты же нормальный. Что ты знаешь о Моисее, дитя недослушанных лекций и наспех прочитанных книг?
Один создал миф, другие разукрасили его правдой и ложью, и вдохновенные идеологи бороздят океанские просторы на комфортабельных лайнерах, пока труженики моря устало латают свои дырявые судёнышки. Вечный исторический вопрос: верят ли создатели мифа в своё исчадие?
– Что ты молчишь? – сердито спросил Леонид Борисович.
– Простите, задумался о предтече мифа.
Леонид Борисович едва не воспарил над привокзальной площадью: – А ещё ноешь, что у нас не получится. Страна скончавшегося в муках социализма требует благовоний и телесных услад. Пойдёмте, caballero, в банк.
