скачать книгу бесплатно
Заземелье
Надежда Волгина
Демоны и варвары
Рок в лице красавца Филиппа похитил Фаину из дома и поместил в колонию, где женщин используют, как полезные вещи. Так она попала в Заземелье, где ей была отведена роль в цепочке невероятных событий. И это сразу после того, как погиб ее горячо любимый брат. Она хотела умереть, но вынуждена была пройти через все круги ада на пути к свободе и любви.
Глава 1
Наверное, многие сейчас счастливы. А мое сердце расколото на множество мелких кусочков. Кто-то в данный момент смеется, а я стою на краю могилы. Вернее, стою я возле свежего холмика и смотрю на сиротливые гвоздики, теребимые ветром. Такое чувство, что там я, а не он.
Как ты мог, Виталька? Как мог оставить меня одну? Почему ты так торопился жить?
– Фай, пойдем… – Рая тронула меня за плечо. – Все в автобусе, ждут тебя. В столовке обед остынет.
Говорить сил не осталось, кивнула и, с трудом оторвав взгляд от злосчастных гвоздик, поплелась за подругой.
Ад начался три дня назад, когда среди ночи зазвонил мой сотовый.
– Алло, – ответила машинально, сознание еще не проснулось.
– Фаина Раневская?
Думаете, шучу? Ничего подобного! Меня, действительно, так зовут. Так назвала меня мама, а фамилия досталась от папы вместе с отчеством Витальевна. Больше мне ничего от него не перепало, в том числе и воспоминаний. Витальке повезло больше – его еще и назвали в честь забившего на нас отца. Хотя, повезло ли? Сейчас я в этом сомневаюсь.
– Да. А кто это?
Голос в трубке мужской, грубоватый. Собеседник тяжело сопел, словно только что пробежал кросс.
– Майор Васильев, – представился мужчина.
Сердце предательски замедлило ход, в руках появилась слабость. Я едва не выронила трубку. Еще до того, как узнала, я поняла – с Виталькой случилось что-то страшное.
– Виталий Витальевич Раневский – ваш брат?
Ответить не смогла. Лишь кивнула и тут же услышала:
– Фаина Витальевна, вы меня слушаете?
Я опять кивнула, как болванчик, и хрипло выдавила:
– Да.
– С вашим братом произошло несчастье…
Он продолжал говорить, а меня заволакивал туман, лишая способности слышать. В уши словно вставили беруши, голова кружилась. Единственное, что слышала отчетливо, – биение собственного сердца, тяжелое и размеренное.
– Где он?
– В морге. Вам нужно утром приехать на опознание.
– Хорошо, приеду.
Вот и все. Виталька тоже бросил меня. Сначала мама, потом тетя Вера, а теперь он… Не осталось никого, только я и огромный чужой мир.
– Фай, слушай, может мне пожить у тебя? – Голос Раисы прорвался сквозь туман безотчетных мыслей, которые были моими спутниками последние три дня. – Как ты одна-то?
Я посмотрела на веснушчатое и доброе лицо подруги и затрясла головой.
– Не надо, Рай. Все нормально.
– Ты бы хоть поплакала, – она потерла покрасневшие от недавних слез глаза. – Так же легче.
– Не могу…
Я пыталась плакать, когда просиживала ночи у гроба, глядя на любимое лицо. Но глаза оставались сухими. Рыдало сердце, прощаясь со счастливой жизнью.
Я смотрела на брата и не могла наглядеться. Он как живой, только ужасно бледный. Лицо не пострадало в катастрофе. Оно единственное осталось нетронутым. Все остальное – переломано, искалечено. Патологоанатом сказал, что Виталька получил повреждения, несовместимые с жизнью.
Ненавижу мотогонки! Теперь ненавижу. Раньше любила смотреть, как гонщики стремительно несутся по пересеченной местности, прыгая с трамплинов, заваливаясь на бок на поворотах. Адреналин бурлил в моей крови, заставляя замирать от восторга.
Как я гордилась Виталькой! Он был одним из лучших – сильный, красивый. Чемпион России по мотогонкам. И где он сейчас? В сырой земле. Даже не в земле, а в песке.
– Рай, почему на кладбище песок?
– Что? – Подруга смотрела на меня непонимающе.
– Ну, почему там нет нормальной, качественной земли?
– Фай, ты что? Зачем об этом?.. – Из ее глаз опять закапали слезы. – Перестань…
– Почему все в жизни так по-дурацки? Как жить?
– Фай, поехали ко мне, – шмыгнула она. – Ну, как ты будешь одна? Поживешь немного с нами.
Как же она не понимает, что я не могу? Что же он один будет блуждать по квартире? Ведь говорят же, что дух усопшего еще сорок дней находится там, где жил.
– Не могу. Не переживай, со мной все будет в порядке.
Ее взгляд выражал недоверие. Она что же думает – я попытаюсь покончить с собой? Для этого, как минимум, нужно быть сильным человеком. А я трусиха, всю жизнь пряталась за спиной более сильного брата-близнеца. Он был даже больше, чем братом. Половиной меня. Все решения принимал он, а я безоговорочно подчинялась. Можно сказать, что он жил за меня.
Вспомнилось, как он заставил меня поступить в университет после окончания школы. Я хотела пойти работать, чтобы хоть чуть-чуть облегчить нам жизнь. Он остался непреклонен.
– Фаина, – он меня всегда так называл, когда сердился. В другие моменты я была Пипой. Это прозвище родилось с детства, когда он плохо выговаривал буквы, а меня, почему-то, все называли фифой. – Я смогу нас обеспечить. А тебе нужно учиться.
Он старался, чтобы я ни в чем не нуждалась, работал, как вол, и занимался спортом. Только благодаря ему я закончила экономический факультет, устроилась работать в банк и сейчас неплохо зарабатывала. А он… он разбился. Неужели это и было его предназначением в жизни – поставить меня на ноги?
Воспоминания прервали приглушенные рыдания. Я посмотрела на другой конец стола. Плакала Валюшка – девушка Витали. Наверное, ей тоже тяжело. Хотя, так, как мне, не может быть тяжело никому. Пройдет время, и она забудет моего брата, найдет себе другого. С такой-то модельной внешностью точно долго не останется одна. А кто мне вернет брата? Никто.
Раиса настояла, чтобы проводить меня до дома. Противно моросил дождь, пока мы молча шли по улице. Несколько раз Рая пыталась заговорить, но, видя мое явное нежелание, замолкала, так и не начав.
– Справишься? – единственное, что она спросила возле подъезда.
Я лишь молча кивнула.
Квартира встретила пугающей тишиной. В ней и раньше-то не было оживленно, не считая последних трех дней, когда со мной постоянно находились соседи и сослуживцы. Наверное, поэтому тишина казалась неестественной, звенящей.
Это была квартира тети, а потом наша. Мама умерла, когда нам исполнилось по шесть лет. Тетя Вера, ее старшая сестра, забрала нас к себе. Так случилось, что она не вышла замуж. Старше мамы на двадцать лет, жила одна, недалеко от нас. Так и зажили мы втроем, а мамину квартиру продали, чтобы было на что жить. Других родственников у нас не было. Мама с тетей Верой осиротели, едва маме исполнилось три года. Старшая сестра заменила младшей мать, а потом и ее детям.
Тетя Вера умерла, когда я заканчивала одиннадцатый класс, и остались мы с Виталей одни на целом свете. А теперь не стало и его.
Так хотелось заплакать, но я не могла, глаза щипало от прятавшихся в них слез, но ни единой не пролилось. Словно кто-то запрещал мне плакать.
Я прошла в комнату брата и присела на краешек дивана. Здесь все было, как при нем. Казалось, он вышел ненадолго и скоро вернется. На спинке стула висел его любимый бежевый свитер, на батарее сушилась пара носков, которые он мне категорически запрещал стирать. Говорил, что трусы и носки мужчина должен стирать сам. Письменный стол с компьютером и шкаф-купе такой же, как в моей комнате, только без зеркальной двери. Когда я хотела и ему заказать шкаф с зеркалом, он так возмутился, что долго не мог успокоиться. Втолковывал мне, что никакой он не нарцисс и созерцать себя в зеркале в полный рост не привык.
С удивлением осознала, что сижу и улыбаюсь, разглядывая компьютер. Вспомнила, как учила его им пользоваться, как он психовал, когда не понимал, что я пытаюсь объяснить. Смешной такой, зарегистрировался вКонтакте и в те редкие моменты, когда находился дома, общался с друзьями, слушал музыку, скачивал какие-то фильмы.
Опять подступили слезы и не пролились. Я вышла из комнаты Витали и плотно прикрыла дверь, словно боялась, что кто-то может войти туда и переделать все по-своему.
Нужно что-то поесть и приготовиться к работе. Оставаться и дальше дома неприлично, начальница и так разрешила три дня не выходить. Есть не хотелось, поэтому я ограничилась чашкой чая и бутербродом с сыром. Потом погладила брючный костюм, повесила на плечики и отправилась спать, хоть еще и не было поздно.
И прежняя жизнь осталась за границами воспоминаний. То, что последовало дальше, никак нельзя назвать реальностью.
Глава 2
Проснулась я от промораживающего холода. Пахло хвоей. Тихо шелестела листва, и ничего не видно. Зубы выколачивали барабанную дробь. Тело одеревенело. Мне снится чересчур реальный сон? Но во сне, насколько я знала, не мерзнут по-настоящему. И почему так темно?
Я попыталась растереть руки и почувствовала, как миллион невидимых иголок впиваются в кожу. От боли не выдержала и застонала. Попробовала сесть и подтянуть под себя ноги, чтобы согреться. Получилось с трудом.
Что происходит? Где я? Физическая боль и холод не позволяли испугаться. Обхватив себя руками, растирала предплечья. Что-то кольнуло в ногу. Я потрогала это место рукой и вытащила еловую иголку, как поняла по запаху. Значит, я сижу на еловых ветках, накрытых какой-то дерюгой.
Постепенно проступали очертания помещения. Этому способствовал слабый свет, пробивающийся сквозь щели в бревнах. Наверное, луна…
Комната или дом размером с комнату, не отличалась величиной. Возле стены я разглядела что-то похожее на одежду. Соскользнув с еловой кучи и больно ударившись обо что-то ногой, по ледяному земляному полу доковыляла до стены. Одеждой оказалась старая, судя по запаху, фуфайка. Под ней – огромные сапоги. Первым делом сунула в них ноги. Сразу стало теплее. Фуфайка доходила до щиколоток. Я закуталась в нее поплотнее. По телу заструилось приятное тепло.
Вернувшись на еловую насыпь, задумалась. Что было правдой? Виталя разбился, вчера его похоронили. Это правда? Горе накатило волной без предупреждения, заставив сжаться в комок. Как бы я хотела, чтобы это оказалось неправдой! Вот бы сейчас проснуться и увидеть смеющееся лицо брата – как он будил меня, когда я упорно выключала будильник и просыпала на работу. А потом заставлял завтракать… В груди привычно защемило от непролитых слез.
А дальше? Я отправилась спать, а потом? Потом оказалась здесь. Судя по всему, именно это неправда. Тогда, я должна скоро проснуться в собственной кровати и забыть про этот кошмар.
Потянуло запахом готовящейся еды. В комнате заметно посветлело. Наверное, рассвет. На полу ведра, лопаты, вязанка дров в углу… Кругом грязь и запустение. А пахло все сильнее, пока я не поняла, что рядом с домом, действительно, готовят.
Выходить наружу боязно. Скорее всего, готовит тот, кто меня сюда притащил.
Я подошла к двери и толкнула, опасаясь, что она заперта снаружи. Дверь неожиданно легко поддалась и жутко заскрипела, а потом и вовсе распахнулась. Передо мной раскинулся лес, окутанный предрассветными сумерками, небольшая полянка и ярко пылающий костер с дымящимся котелком. Кто-то сидел рядом с костром и помешивал варево. Поворачиваться, похоже, не собирался. Я видела широкую спину и темные волосы, спрятанные под воротник теплой куртки. Он наклонился к костру и с шумом втянул похлебку, а потом отложил ложку на большой камень.
Дольше переминаться на пороге было глупо, я неуверенно двинулась к костру. Пора узнать, каким образом оказалась в лесу, кто этот мужчина и что ему от меня нужно?
В огромных сапогах идти оказалось неудобно, они все время норовили соскользнуть, приходилось тащить их за собой по земле. Холод проникал под фуфайку. Я плотнее закуталась, обернув ее вокруг себя на манер кимоно и застегнув пуговицу на спине.
Возле костра стало намного теплее, по коже побежали приятные мурашки. По мере приближения, мне открывался сначала профиль незнакомца, а потом я разглядела его лицо, когда глаза привыкли к яркому свету. Но, что это за лицо?! Еще не встречала таких красивых мужчин. В свете костра его кожа отливала бронзой. Наверное, он смуглый, вот и кажется, что бронзовый. Черные волосы волнами окаймляли лицо, открывая широкий лоб, прямой нос, строгую линию губ и квадратные скулы. Глаза не могла разглядеть. Он не смотрел на меня, а что-то искал в сумке, стоявшей рядом на земле.
Это уже становится интересным. Я обогнула костер и присела на поваленное дерево с другой стороны. Ладно, раз он играет в молчанку, я тоже первая не заговорю. Зато, появилась возможность как следует рассмотреть его одежду. Весь в черном, надо же! Брюки со стрелками, батник с круглым вырезом, из которого выглядывает мощная с выступающим кадыком шея. Я заметила золотую цепь, не самую тонкую, она проглядывалась под батником, и фрагменты ее поблескивали на шее. Куртка, по-моему, кожаная и явно дорогая.
Интересно, что он делает в лесу в таком прикиде? Больше смахивает на модель, и место ему на подиуме. Даже ботинки, и те лакированные!
Мое удивление все росло, пока я не посмотрела на его руки и не забыла обо всем на свете. Такие руки могли быть у пианиста или скульптора, возможно еще хирурга. С длинными пальцами, красивой формой ногтями, они грациозно достали из сумки какую-то коробочку, а потом взяли ложку, зачерпнули ей что-то белое и рассыпчатое и добавили в котелок. Я сидела, как зачарованная, не в силах отвести взгляда от такой красоты, представляла, как эти пальцы трепетно порхают над клавишами рояля, выводя сложные пассажи.
– Думал, забыл соль.
От неожиданности я вздрогнула и отвела взгляд от его рук. Ну, конечно, какие еще могут быть глаза у совершенного существа мужского пола? Черные, глубокие, с пушистыми ресницами, они казались обманчиво мягкими. Интуитивно я чувствовала, что доброты в них столько же, сколько снега в пустыне Кара-Кум.
Мужчина смотрел на меня, не мигая, становилось все неуютнее. Я представила, что он сейчас видит, и захотелось немедленно умереть. Растрепанное пугало с карими невыразительными глазами и бледной кожей. Вообще-то, волосами своими я гордилась, когда выпрямляла их утюгом, и они блестели, как вороново крыло, спадая тяжелой массой на спину. Мне все завидовали, говорили, что такие густые и прямые волосы – редкость. Плюс ко всему, они были настолько насыщенно-черными, что не нуждались в окрашивании. Черные волосы и бледную кожу я унаследовала от матери. Это типичный признак национальности иудеев, к которым я и относилась. Тетя Вера всегда говорила, что я дочь своего народа, и должна гордиться такой внешностью. Я же считала свое лицо слишком бледным и регулярно пользовалась тональным кремом.
Но сейчас под рукой не нашлось даже расчески. Да еще и одежда на мне дурацкая! Я расстроено вздохнула – рядом с таким мужчиной нельзя быть дурно одетой, без макияжа и лохматой. В это момент я забыла, что нахожусь здесь по его же милости. Мысль, что я не соответствую ему, затмила все остальные.
– Переоденься, – вновь заговорил мужчина, кивнув на спортивную сумку возле себя. – Я прихватил твои вещи.
С удивлением рассматривала свою одежду: джинсы, свитер, кожаную куртку, когда вновь скрылась в доме. Он позаботился даже о носках и смене белья. Там же я нашла массажку и первым делом расчесала волосы.
Зачем все это? Почему я здесь, с ним, а не дома, продолжаю оплакивать любимого брата? Наверное, стоит задать ему все эти вопросы. Только, почему я испытываю непонятную робость. Это стеснение? Никогда раньше не страдала им в такой мере.
Одевалась быстро, чтобы не замерзнуть на осеннем утреннем холоде. В привычных и удобных вещах почувствовала себя более уверенной.
Что же происходит? Почему у меня такое чувство, будто смерть брата, мое горе остались в прошлой жизни? И кто этот красивый незнакомец?
Я вернулась к костру, все еще не чувствуя себя готовой задать накопившиеся вопросы.
– Мне нужно на работу, – рискнула заговорить я.
– Забудь об этом. Нет у тебя больше никакой работы.
Голос мужчины звучал равнодушно. Он наполнил пластиковую тарелку дымящейся кашей с тушенкой и протянул мне вместе с одноразовой ложкой.
– Как это, нет работы? – решилась уточнить я.
Робость продолжала сковывать меня. Я ужасно его стеснялась.
– Ты больше не вернешься. Забудь о прежней жизни. Теперь ты будешь обитать в другом месте.
Он говорил так спокойно, что я даже не решилась закатить истерику. Я попробовала кашу – вкусно. Мужчина отвинтил крышку термоса, наполнил ее дымящейся жидкостью и тоже протянул мне. Чай пришелся как нельзя кстати, я с удовольствием выпила его маленькими глотками, согревая руки о крышку-чашку.
– И где же я буду обитать?
Слова давались с трудом, будто я спрашивала о каких-то глупостях, не имеющих значения.
– Скоро узнаешь.
Исчерпывающий ответ, прерывающий всякие попытки продолжить беседу.
Мужчина складывал пакеты и пустые банки в целлофановый мешок. Туда же отправилась пустая тарелка из-под каши, которую я съела, надо отметить, с превеликим удовольствием. Наверное, сказалось трехдневное голодание. Он завязал пакет и положил в сумку. Надо же, какой аккуратный, не хочет загрязнять окружающую среду. Взяв ведерко с водой, затушил костер. Потом отнес ведерко и котелок в дом. К тому времени совсем рассвело, и я поняла, что за дом приняла грубо сколоченную избу с плоской крышей. Это даже не изба, а времянка, эдакий охотничий домик.
