скачать книгу бесплатно
– Руки и ноги у меня на месте и учителя фехтования в училище неумёхой меня не называли. За себя я постоять сумею, и смею заверить – эти длинные руки становятся только длиннее, когда в них сабля, но остаются такими же умелыми. Но зарабатывать саблей на жизнь– слуга покорный. Если у благородного человека всё в порядке с головой, ему нет нужды ежедневно ставить голову на кон.
– Хороший ответ, сын мой. Но, кстати, о благородстве. А как ты относишься к дворянской чести? Ты уж прости, что выспрашиваю, сам понимаешь, я тебя давненько не видел.
– Да нормально всё. Как отношусь? Я вам так скажу, папаша – честь дело хорошее, когда тебе не приходится думать, как мягко ты сегодня будешь спать, и как сладко ты перед сном пожрёшь. А если за твоей спиной ни клана, ни покровителя, ни денег – один дырявый вытертый плащ, то тебе не до этой щепетильности. Ты просто берёшь то, что тебе глянулось, никого не спрашивая и ни с какой честью не сверяясь.
На этих словах Оксаков-младший цапнул из стоящей на столе тарелки яблоко и обнажил длинные лошадиные зубы, намереваясь вонзить их в сочный бочок.
– СТОЯТЬ!!! – никто никогда бы и не подумал, что умирающий ещё способен говорить таким командным голосом.
Глава 5. "Эх, яблочко…"
Ошалевший Антипа застыл с открытым ртом, так и не донеся яблоко до места назначения.
– Яблочко на место положи, – уже прежним, полуживым голосом продолжил отец. – Ты смотри – то самое цапнул. Значит, правильно я выбрал, и князь его первым возьмёт. К нему рука так и тянется.
Старый тиун посмотрел на вытянувшуюся физиономию сына и хмыкнул.
– Что глаза вытаращил? Любит князь местные яблочки, их одни почитай что и ест каждый день, невзирая на болезнь.
Младший подошёл к отцу, наклонился над постелью и, делая вид, что поправляет подушку, прошептал в ухо:
– Это то, что я думаю? Яблоки отравлены?
Отец молча кивнул, а потом довольно громко сказал:
– Да ты не бзди, сынок, можно спокойно говорить, здесь нас никто не слушает. Отучил я всех слухачей от этого занятия, да и сейчас пара обязанных мне людишек на всякий случай снаружи приглядывает, чтобы никто близ комнаты не слонялся. Вот, держи, кстати… – и он вытащил из-под одеяла пачку бумажных листов.
– Здесь про каждого из княжих ближних людишек написано, все их грехи в подробностях обрисованы, все их секреты потаённые. Чтобы мог, ежли что, у любого шуляты[11 - Шуляты – мужские яички, они же тестикулы.] в кулак взять. Новый князь большинство разгонит, конечно, но вдруг кто останется? Да и вообще, лишним не будет, это гора с горой не сходится, а людишек на земле много и суетливые они – постоянно между собой сталкиваются. Вот тогда и пригодится бумажка.
– Новый князь, значит… – со значением протянул юный Оксаков.
– Ну а как же? – как будто даже удивился отец. – Все мы смертны, все перед престолом Господним предстанем, вопрос в сроках. А вот сроки и поправить можно. Про ситуацию с Белёвским княжеством знаешь, или рассказать?
– Лучше рассказать – степенно кивнул сынок. Уважения в его голосе явно прибавилось. – Вы, папенька, по всему видать, человек знающий. Вас не послушать – самого себя обворовать.
– Так слушай. У нас тут, в Северских землях[12 - Северские земли – историческая область Древней Руси, включавшая в себя сегодняшние территории Калужской, Брянской, Орловской и Курской областей России, Черниговскую, Сумскую и Полтавскую области Украины, Гомельскую и Могилевскую области Белоруссии. Пограничье между Москвой и Литвой, традиционно состоявшее из множества удельных княжеств, владельцы которых «тянули» то к тому, то к другому государству. Историческая родина знатнейших аристократических семейств Российской Империи – Воротынских, Трубецких, Одоевских и др.], сам знаешь – Литва с Москвой чересполосицу. Наш старик Белёвский – Литовского царства князь, а соседи наши, Воротынские и Одоевские – князья московские, при Иване Великом ещё под московскую руку подались. Это, значит, первое.
Второе – клан Белёвских почитай что угас. Спору нет, старик Белёвский добрый глава клана был, и в хозяйстве толк понимал, и подраться не дурак был – знал и любил он это дело. Вот только в именном роде он последний – не осталось, кроме него, Белёвских на Земле-матушке. А без именного рода какой это в задницу клан? Неименные дворянские рода, что в клане состоят, или разбегутся сразу, кто поумнее, или между собой сцепятся, чтобы свой род именным сделать. Все силы да деньги на те битвы спустят, пока их какой-нибудь сильный клан не прихлопнет, да не подведёт под свою руку.
– Так у него что – совсем детей нет? – нетерпеливо спросил сын.
Отец несколько удивлённо посмотрел на него, но ответил:
– Есть, как не быть? Две дочки у него, две близняшки, Арина и Алина. И это как раз третье. Близняшки-то они близняшки, да между собой совсем не схожи. Арина беленькая, Алина тёмненькая. Аринка с малолетства всеми окрестными пацанами верховодила, а Алинка – тихоня, нос с женской половины не показывала. У Аринки даже Дар неженский проснулся – Меткость, добросалась в малолетстве камнями по лягушкам. А у Алинки все по поповским поучениям – Готовка у неё открылась, самый бабий дар. Печёт-варит она и впрямь – пока всё не съешь, из-за стола не встанешь. Замуж дочки выскочили почти одновременно – год назад. Аринка по любви большой выскочила, и много ниже себя мужа взяла – Семёна Адашева, боярина князя Воротынского.
– Что-то нам в «Гиштории родов русских, литовских и польских» ни про каких Адашевых не рассказывали, – осторожно заметил Оксаков-младший.
– И правильно делали, не бархатных родов, чай. Адашевы – они навроде нас, из татарских мурз выходцы. «Адаш» по-турецки значит «соименник», «тёзка» то есть по-нашему. Тоже ни в одном клане не состоят, саблю продают. Но побогаче Оксаковых, врать не буду. Вояки они знатные, можно сказать – знаменитые.
Всякому ведомо – любой Адашев в битве бешенный, да и готовят их к войне сызмальства, в 15 лет любому можно полк под начало давать, и стрельцы молиться на него будут – потому как людей бережёт и с умом воюет. Да и сам обычно много что умеет, Дары у них в роду открываются – один другого завиднее, привирают даже, что уникальные бывали. Потому любой клан любого Адашева за практически любые деньги возьмёт. Монета у них водится, это всем ведомо. Хотя хозяева они часто – никакие. Вон, Семён, зять нашего князя. Вроде и боярин князя Воротынского, но это на деле слова одни. А на деле вотчина у него – хрен да маленько, два села и деревенька. Арендаторы некоторые лучше живут. Князь Воротынский-то известный жмот, а Семён этот блаженный малость, по-другому и не скажешь. Ему, по-моему, до денег вообще дела нет. На воинское снаряжение бы хватило, да на хлеба краюху, да на кожух – ночью накрыться. А больше и незачем. Главное – чтобы в бой посылали. Он воевать любит, как медведь – бороться, только подноси. Правда, в битве – и впрямь страшен. Я раз видел, и развидел бы обратно с удовольствием.
Вот такой орёл к нам и залетел раз – с войны с татарами в родную вотчину едучи, у нас в Белёве[13 - Белёв – в старину столица княжества Белёвского. Сейчас – небольшой город в Тульской области, районный центр с населением в 13 тыс. человек. В последние годы прославился своей возрожденной «белёвской пастилой».] остановился. Аринка его как увидела – так глаза больше и не отвела. Здесь, в этом доме, они и согрешили поутру. Арина так орала, что про грех тот вся дворня моментом прознала. Князь, знамо дело, зубами-то поскрипел – орёл-то он орёл, да не ровня совсем, Белёвские-то рюриковичи, причём не из последних. Но дочек он больше жизни любит, потому грех покрыл, сам их в церкву под венец отвёл. Через неделю она и уехала в ту невеликую вотчину мужней женой.
– А вторая дочка? – спросил явно заинтересовавшийся Антипа.
– Ну, Алина – не Аринка бунташная. Она сызмальства правильная и живёт по правилам. И замуж так же вышла – за ровню. За одного из лучших женихов окрестных, за князя Андрея Трубецкого. А Трубецкие – они же гедиминовичи, род свой ведут от внука Гедимина, Дмитрия Ольгердовича, князя брянского, стародубского и трубчевского. Ну и Трубчевское княжество его – не последнее в нашем Северском пограничье.
– Понятно… – протянул наследник. – Ну и кто ж из зятьёв так яблочки любит?
– Да уж не Семён-блаженный. – хихикнул старик. – Сам посуди, если к Трубчевскому княжеству ещё и Белёвское приплюсовать – князь Андрей сразу на одно из первых мест в клане выходит, он и с московскими Трубецкими поспорить сможет – а те-то к царскому престолу близонько стоят, да и уделы им в Царстве Московском отвели завидные, когда они в Москву. С тех пор клан Трубецких двойной – московско-литовский.
Но тут ещё одна закавыка – у Трубецких пока детей нет, а Адашевы, как мне недавно сообщили, сыночка уже заделали. А раз мне донесли, то князю и подавно нашептали, сама дочь и отписала, небось, уже не раз. А внуку, по старым уложениям, вполне допускается и двойную фамилию дать. Тогда князь ему вправе и клан передать. Ну не ему, конечно – зятю в управление, пока внук в разум не войдёт. И неименные роды такое решение примут – у внука кровь белёвская, как ни крути.
– Да уж, ситуация забавная… – протянул сын. – А князь кому из зятьёв княжество в духовной отписал?
– А пёс его знает. – ответствовал отец.
– Папаша, вы знаете, как я вас уважаю, но ей богу, не время для шуток.
– Да какие уж тут шутки! – стальным голосом отрезал отец.
Потом цокнул языком и сознался:
– Не знаю. И, думаю, никто не знает. Знал бы ты, сколько я денег – хорошо хоть не своих, а понятно чьих – в окрестных попов да архиереев влил. Все как на иконе побожились – не оформлял у них князь духовную. И это похоже на правду. И где хранит – не ведаю. Уж в его покоях я, сам понимаешь, все сундуки обшарил, все поштучно перетряхнул.
– Может, в Вильно оформил, когда ездил? – предположил Оксаков-младший. – Да царю на хранение и оставил? Такое делали, нам на Гиштории рассказывали.
Но отец только пожал плечами и повторил:
– А пёс его знает!
– Ну что ж, – сказал Антипа. – Спасибо, папенька, за такое наследство. Я не я буду, если не выжму из него всё, что только можно. Думаю, что князь Трубецкой не только меня – ещё и ваших внуков кормить и обеспечивать будет. Я принимаю ваше наследство и благодарю вас за него!
И отвесил отцу поясной поклон.
Старик удовлетворённо кивнул и добавил:
– Ну, это не всё наследство. Сынок, видишь в углу чучело медведя на задних лапах?
Антипа повернулся и внимательно осмотрел бывшего хозяина леса.
– Мастер делал, – прокомментировал он. – Топтыгин как живой.
– Большой мастер делал! – поправил его отец. – Чучело пустое внутри. Если повернуть хвост дважды посолонь[14 - Посолонь – по ходу солнца, в данном случае – по часовой стрелке.], голова откинется набок и Потапыч станет как большой кувшин. Всё наворованное на службе у князя я переводил в деньги, и прятал монеты в медведе. Накопил не так много – засыпал лесного хозяина только до колен. Князь, к сожалению, честный человек, и ни в каких мутных делах принципиально не участвовал, у таких много не наворуешь, нет финансовых потоков. Но на первое время тебе хватит.
– Спасибо, папа, – склонил голову Оксаков-младший. – но я вот тут насчёт яблок подумал – а вы не боитесь? У нас в Гродно поговаривали, что в Польше недавно одну ясновельможную пани за подобные развлечения на голову укоротили, и на титул не посмотрели.
– Слышал я про то, – скрипуче буркнул старик. – Укоротили – и правильно сделали. Судя по всему, той пани голова была совсем без надобности. Это же надо было удумать – накормить такую кучу народа крысиной отравой! Ей Богу – ей надо было сразу после того ужина собираться и отправляться к палачу, – всё равно других вариантов уже не было.
Он немного посмеялся каркающим смехов.
– Не волнуйся сын, – сказал он, вдруг посерьёзнев. – я пользую верное средство. Вернее – не я, конечно. Всё делает княжий повар, замазанный в этом деле по самую маковку – так, что уже не соскочить. И я его о тебе предупредил. Так вот, яд, который мы пользуем, я получил от самого князя Трубецкого. Это фряжский яд, «долгая» версия яда «аква Тофана[15 - Фряжский – итальянский. «Аква Тофана» («вода Тофаны»), также известный как «неаполитанская вода» – знаменитый яд без вкуса и запаха, изобретённый не менее знаменитой отравительницей Теофанией ди Адамо, давшей яду своё имя и перед казнью сознавшейся в 600 отравлениях.]», который стоит целое состояние…
– Я слышал о нём, – перебил отца сын. – У меня больше нет вопросов.
– В том-то и дело, – усмехнулся отец. – если бы ты съел то яблоко, с тобой ничего не случилось бы, ты бы даже не заболел. Но если принимать его ежедневно… Лекари уже головы сломали, гадая – чем же болен наш князь, грешат на тоску по умершей жене и уехавшим дочерям. Его не терзают боли, у него ясная голова, он хорошо спит и с аппетитом ест. И всё же жизнь словно утекает из могучего некогда тела последнего в роду Белёвских. А правду знают только четыре человека – князь Трубецкой, я, повар Ерошка и теперь вот ты немножко.
И старик засмеялся каркающим смехом.
– Я всё понял, не волнуйтесь, всё доведу до конца и даже больше. Два вопроса, батюшка. Где в Белёве можно нанять пару добрых сабель вместе с их владельцами, которым не надо рассказывать, как этим инструментом размахивать, рубить и тыкать?
– Корчма «Луна и грош» – не задавая вопросов, ответил отец. – Любой горожанин покажет. Лучшие наемники – там. Но будь острожен – народец там с гонором.
– Спасибо. Второй вопрос – сколько из белёвского князя жизнь ещё вытекать будет?
– Я думаю, с месяц, наверное, не меньше – если, конечно, дозу не увеличить. Но я бы не рекомендовал. Мы с ним как будто соревнуемся – кто с курносой раньше встретится. Не хочется выигрывать нечестно. – и тиун опять закаркал смехом.
– Месяц – это нормально. За месяц я успею съездить к князю Трубецкому.
– Зачем? – удивился отец.
– У меня появился план – как увеличить нашу долю в этом деле. Я завтра расскажу – план пока сырой, кое-какие детали ещё обдумать надо.
– Хорошо, давай завтра. Только с князем аккуратнее. У него, как и у тебя, недели три назад с головой что-то было. Глазами лупал, и ерунду всякую молол. Потом вроде оклемался, но злой ходит.
Проговорив это, отец откинулся на подушки.
– А теперь иди. Я устал. Завтра все расскажешь, я, может, чего и посоветую.
Но старый выжига сына надул и ничего не посоветовал. Зря он над курносой шутки шутил – у этой дамы, как известно, слух татарский, а обидчивость польская. Поэтому соревнование управляющий проиграл.
Той же ночью, под утро Антипу растолкали слуги, равнодушно сообщившие, что княжий тиун «кажись, кончается».
Глава 6. "Дал обет силён…"
В здравом уме отца своего Антипа больше не видел. Когда он вошёл в отцовскую спальню, княжий тиун уже был в беспамятстве – лишь стонал да бормотал что-то невнятное. Священник домовой церкви хорошо поставленным басом читал отходную молитву, слуги шушукались: «Без исповеди, без покаяния отходит! Это его Бог наказал за слёзы наши!», и лишь княжий лекарь деловито собирал свои инструменты:
– Присоединяйтесь к отцу Гавриилу, юноша, – равнодушно посоветовал он подошедшему Антипе. – Молиться – самое разумное, что вы можете сейчас сделать. А я пойду досыпать, мои услуги здесь без надобности. Думаю, к рассвету ваш батюшка уже отойдёт, упокой, Господь, его душу!
Он деловито перекрестился и, буркнув: «Всего доброго!», кошкой шмыгнул в низкую дверь.
Так оно и случилось. Едва солнце позолотило маковки белёвской церкви, старший Оксаков выгнулся дугой и испустил дух.
Дни до похорон в суете и заботах пролетели незаметно. Денег в медведе оказалось весьма немало, причём каких монет там только не было! Антипа, даже не понимая – чьи это деньги, долго рассматривал слоновой кости флорины с лилиями и ликом Иоанна Крестителя, святого покровителя прекрасной Флоренции и блестящие луидоры с профилями Людовика XIII и Короля-Солнце. Но наспех прикинутая общая сумма не поражала воображение – по крайней мере, нашего амбициозного молодого человека. Как правильно заметил почивший папашка, это были подъёмные, капитал для первичного толчка, подаренная сыну возможность развернуться.
Юный Оксаков поймал себя на том, что испытывает очень странное чувство – ему вдруг стало даже жалко, что отец помер. Нет, он его совсем не любил – хотя бы потому, что из-за долгого отсутствия почти не знал – поэтому рыдать над хладным телом совсем не собирался. Он отдавал себе отчёт, что, будь отец жив, ему было бы проще – покойный был изрядным прохиндеем и знающим много тайн человеком, иметь которого в своей команде было бы весьма полезно. Но чувство, овладевшее Антипой, было вовсе не рациональным. Он не сокрушался об уходе полезного союзника. Он просто думал – вот как так? Жил человек, всю жизнь эти деньги копил, а потом взял – и всё мне оставил! За что? С какой такой радости? И тоже не сказать, чтобы любил безумно – в детстве он сына вообще не замечал, а потом они и не виделись вовсе. Зачем? Зачем меня из Гродно вызвал, тайну мне передал, хотя от успеха этого предприятия ему уже не холодно, не жарко будет? Что заставляет родителей так поступать? Что заставляет меня сейчас думать, что будь он живым – мне было бы лучше – там, внутри, хотя я бы в таком случае лишился денег?
И младший Оксаков вдруг понял, что в мире не осталось людей, к которым он бы мой прийти со своей бедой просто так – не на деловые переговоры. И ему даже захотелось поплакать.
Антипа тряхнул головой, изгоняя странные мысли. Скорее всего, дело было в том, что никто и никогда ничего не давал ему даром. Только отец.
Да уж, правду говорят, что даром на этом свете достаются только мама с папой.
Но это не точно.
И не всем.
Закопали бывшего тиуна как-то сухо и буднично, на кладбище никто, кроме симулирующего Антипы да пары выживших из ума бабок, не плакал. Зато на поминках все быстро и умело надрались и даже пару раз подрались.
А наутро Антипу позвали к князю, который уже неделю не вставал с постели, и на похоронах потому не присутствовал.
Князь юному Оксакову совсем не понравился. Глава клана Белёвых был волком, причём волком матёрым. И смотрел по-волчьи, взглядом давил, Оксаков даже оробел слегка. Смотрел князь, впрочем, не зло, даже с некоторой жалостью.
Говорил недолго и явно через силу – всё-таки выглядел князь неважно – но главное сказал. Дескать, он сирот никогда не обижал и сейчас начинать не планирует. Поэтому всё будет так, как они пару месяцев назад договорились с покойным управляющим – сын заступает на должность отца, и будет исполнять его обязанности до зимы.
Если всё будет нормально, и князя работа устроит, то после Введения во храм Пресвятой Богородицы[16 - Введение во храм Пресвятой Богородицы – двунадесятый великий православный праздник. Отмечается 21 ноября (4 декабря).] Антипа Оксаков станет уже полноправным княжьим тиуном.
После этого князь поинтересовался, нет и у новоиспечённого сироты каких-нибудь личных просьб?
Тут-то Антипа и повалился князю в ноги, и попросил слёзно – перед тем, как он засядет за амбарные книги разбираться с хозяйством, отпустить его на пару недель выполнить обет. Пока, мол, отец кончался, дал он клятву Господу совершить паломничество к святой чудотворной иконе Божией Матери Чубковичской[17 - Чудотворная икона Божией Матери Чубковичская «Одигитрия» абсолютно реальна, известна с XV века, из-за неё религиозные паломничества в село Чубковичи Стародубского района Брянской области чрезвычайно популярны и поныне.]. Причём от Стародуба до Чубковичей идти Антипа собирался босиком и с, как витиевато выразился будущий паломник, «вервием на вые[18 - Верёвкой на шее]».
Князь расчувствовался, похвалил почтительного сына, пообещал подумать над сокращением испытательного срока и на паломничество благословил.
Ни в какие облюбованные богомольными старушками Чубковичи наследник княжьего тиуна, естественно, не собрался. Ему кровь из носа необходимо было посетить Трубчевское княжество и пообщаться с тамошним властителем. Повара Ерошку он отловил давно и плотно пообщался с ним в тёмном тихом уголке кухонного склада, выяснив немало интересных подробностей. Ну а главное – при разборе отцовских вещей нашёл занятную склянку с вроде как водой внутри. Хотя какой разумны человек будет держать в склянке воду? Склянка эта должна была в изрядной степени облегчить ведение переговоров с князем Трубецким.
Повару наш герой, кстати, велел сделать паузу с заправкой яблок. Вдруг заказчик из Трубчевска[19 - Трубчевск – в старину столица Трубецкого княжества, историческая родина князей Трубецких. Сейчас – районный центр в Брянской области, город с населением 13 тыс. человек.] на переговорах заартачится и вообще решит, что уже оказанная услуга не стоит и гроша? Тогда у Антипы должна быть возможность показать якобы найденную склянку уже белёвскому князю и рассказать про разоблачённый им заговор. Сын за отца не ответчик – так, кажется, кто-то из великих властителей сказал? Жаль, прогуливавший гишторию Антипа уже и не помнил – кто это был.
Оставалось решить последний вопрос – на дорогах Северских земель «пошаливали». Причём изрядно – у отправившегося в путь в одиночку Оксакова были все шансы вернуться в Белёв нагим как Адам, но с основательно разбитой рожей. Это в лучшем случае. В худшем – в столь же раздетом состоянии улечься навсегда в придорожную канаву.
Сюда он приехал, присоединившись к большому обозу, а вот в «паломничество»… Никто из княжьих людей не должен был знать, куда он направляется.
Короче, нужна была охрана, да и вообще, – как ни жалко отцовских денег, а пора уже обзаводиться своими людьми. Без своих человечков никакой каши не сваришь.
И Антипа отправился в «Луну и грош».
Глава 7. "Ходим мы по краю"
Корчма «Луна и грош» была бы очень уютной, если бы не публика.
Едва Антипа, пригнувшись, втиснулся в низкую дверь, в него вперилось столько взглядов, что он почувствовал себя красной девкой, проходящей мимо роты солдат – так его полировали взглядами.
Пройдя как сквозь строй до стойки здоровенного пожилого корчмаря, и.о. тиуна малость сробел, потому слово «Пива» произнёс позорно. Можно сказать – пискнул, а не произнёс. И сам на себя очень обозлился. Потому кхэкнул и более солидно добавил:
– А к пиву…
На чём и обломался.
– Это корчма. – перебил его хозяин. Говорил он по-русски чисто, но с явным немецким выговором. – Здесь пьют. Жрать в трактире будешь. Может, конечно, в вашей деревне и делают всё одновременно, как при свальном грехе. Но приличные люди дивидируют свои занятия.
