banner banner banner
Четыре месяца темноты
Четыре месяца темноты
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Четыре месяца темноты

скачать книгу бесплатно


Люба подошла ближе, повертелась перед ними, поздоровалась и помогла мальчику расстегнуть верхнюю одежду – она часто играла с ним в рекреации начальной школы.

– Приходить под самый звонок опасно такой девушке! – говорил Монгол гардеробщице. – Нужно встречать детей, нужно смотреть за порядком, чтобы школьник с грецким орехом в черепе не начал скидывать чужую одежду и топтать! Нужно давать учителю ключи заранее! Много дел! Старик давно здесь ждет. Старик ждет девушку в который раз! Девушка долго едет. Старику все равно, он здесь живет. Он подстрахует. Но если придет гневная женщина, что сделает старик? На гневную женщину не действует шутка. Рот у нее как ловушка на птичку. Глаза – как у голодного волка! А если старик однажды не сможет прийти, что сделает девушка?

– Я поняла-поняла… – вяло отвечала гардеробщица Наталья, – мы на электричку не успели из-за этого сони.

Она дернула за рукав парнишку.

– Беги на урок. Спасибо вам еще раз!

Старик проводил взглядом малыша:

– Ребенок не знает, чем начнется день. Как взрослый устроит, так и начнется. Снимай мокроту и приходи, садись за ключи, пока не пришла громкая женщина.

Монгол повернулся к Любе.

– Такая маленькая мышка! Хорошо подслушивать, когда ты маленький.

– Я землеройка, а не мышь, – осклабилась Люба.

– Землеройка должна питаться каждые десять минут, – услышала девочка позади себя высокий мужской голос, – иначе погибнет. У нее слишком быстрый обмен веществ.

Сначала Люба подумала, что это сказал старшеклассник. Но обернувшись, сразу поняла, что это новый учитель, о котором ей говорила мама. Это мог бы быть и чей-нибудь папа, но родителей не пускали в вестибюль, потому что они создают давку.

Он улыбнулся ей едва-едва, больше глазами, чем ртом, и почему-то девочке сразу показалось, что с ним легко будет подружиться. Девочке или зверьку? Кто на этот раз почувствовал?

Новый учитель поздоровался за руку с Монголом, взял ключ и пошел в сторону учительской. Люба осторожно последовала за ним.

Старик легонько дернул ее за рюкзак:

– Чтобы так часто кушать, нужно поменьше сидеть в норе и много искать добычи! Кушать, чтобы жить. Жить, чтобы кушать. Девочка Люба кушает то, что слышит. А старик еще не завтракал. Во сколько откроют столовую?

– В девять! – Люба потянула рюкзак. – Ну-у-у!

Она рванула следом за новым учителем и, увидев его, сбавила темп.

Ему не очень далеко удалось уйти.

Он шел словно через минное поле: после полупустой улицы нижний этаж школы напоминал стихийное бедствие. Землетрясения, сопровождаемые хохотом старшеклассников, сменялись цунами первоклашек, рядом с которыми были разбросаны рифы рюкзаков. Некоторые из малышей, не замечая сидений, могли сесть на пол и переобуваться прямо посреди прохода, не обращая внимания на людей вокруг.

Внезапно среди них, как ураган, появилась Маргарита Генриховна. Ее стараниями ребятишек сдувало и уносило вверх по лестнице, словно маленький домик Элли. Но на кого сегодня должен был рухнуть домик, на какую Гингему – оставалось загадкой.

Люба затянула лямки на портфеле и ловко спрыгнула со ступеньки, прошла по узкому коридору прямо между галдящими старшеклассниками и юркнула под мышкой одного из них к дверям учительской. Сначала она просунула нос, а потом в проеме оказалась вся ее голова с соломенной копной волос. Любопытные глаза девочки уставились на группу учителей, которые, столпившись у экранов, изучали информацию, записанную с камер наблюдения. Очевидно, они просматривали какую-то недавнюю запись.

– Еще назад перемотай. Говорю тебе, это было раньше.

– Кирилл Петрович, какой это был урок?

– Кажется, четвертый, – новый учитель внимательно вглядывался в доску с расписанием, – я еще плохо ориентируюсь. Мне только сказали, что случилось это вчера.

Маргарита Генриховна раздосадованно хлопнула себя папкой по бедру.

– Это вам подарок к первому дню работы. Не успели еще встретиться со своим шестым классом – и на тебе, сразу новое происшествие. Но не пугайтесь, их еще будет много. Впереди зима. Зимой детям особенно скучно.

– Пока мне не совсем понятно, чего пугаться. Что они сделали с раковиной?

– Заткнули ее тряпкой. И открыли воду.

– Зачем?

Люба на всякий случай убрала голову обратно в коридор и посмотрела по сторонам. «Значит, они уже знают, как девочки вчера устроили потоп».

Землеройка снова просунула в дверную щель любопытный нос.

– Да нет, ты смотришь другой день. Это было двадцать пятое! – Заведующая хозяйственной частью, перетаптываясь с ноги на ногу, нехорошо выругалась.

– Во-от, ставим время. Это около двенадцати сорока случилось.

Кто-то из учителей – девочка не видела, кто именно, – нажимал кнопки, меняя настройки камеры наблюдения.

– И что там? Вот идут барышни.

– Это не они. Да это еще перемена, перемотай вперед. Теперь назад. Что ж это такое!

– Ваш класс, Кирилл Петрович?

– Наверное, мой. Я же их в лицо еще ни разу не видел.

«А вот и видел, – обиделась Люба. – Я тоже твой класс».

– Двенадцать сорок. Ага! Вот, глядите! Заходят в туалет. Вон и тряпка у них. Долго, перемотай! Стоп. Так. Выбежали. Все точно так!

– Подождите, смотрим дальше.

Люба с интересом пыталась разглядеть, что там, на экране, но спины взрослых мешали ей. Вчера девочки на уроке ИЗО устроили потоп в туалете. Для чего? Этого Люба не знала.

– Ты что здесь торчишь? Фью-ить! Знаешь, что сделали любопытной Варваре на базаре?..

Девочка обернулась и увидела над собой суровое лицо физкультурника: на висках уже проглядывают седые волосы, появившиеся раньше времени. Она нисколько не испугалась – откуда-то знала, что он добрый, просто грустный. Его выдают глаза. Люба понимает, что он должен так вести себя со всеми – иначе не будет порядка. Она слышала, что он был на войне, – а там без порядка никак. Она подыграла ему, хихикнула, обнажив зубы со скобками, и, подняв руки, сказала:

– Хорошо-хорошо! Сдаюсь! Но нос мне, пожалуй, еще понадобится.

– Смотри. А то я сейчас схожу за отверткой, откручу его и положу в карман.

– Нет уж! – Люба взвизгнула и поспешно спряталась в толпе.

Роман Штыгин вошел в учительскую. У него в руках даже не было портфеля. Он был здесь единственным, кто носил джинсы и свитер. Физрук лениво посмотрел на доску с расписанием и услышал позади себя голоса:

– Вот, бежит остальной класс. Бьют тревогу!

– Значит, раковина уже переполнилась и вода льется на пол.

– Пишите! Все это случилось во вторник… Кулакова и…

Прозвенел звонок, но по ступеням школы продолжали подниматься люди. Кто-то бежал, волнуясь, что опаздывает, другие даже не пытались ускорить шаг.

Люба смотрела в окно на детей и взрослых, взбирающихся на крыльцо.

«Интересно, есть ли хоть один человек, который входил бы сюда по собственному желанию?» – подумала вдруг она.

Нужно было идти в класс.

Лучше сейчас тихонько сесть, чем опоздать и зайти в кабинет под всеобщее улюлюканье.

Толик-Йорик

Гришаня долгие годы жил в шкафу. Иногда его звали Толик или Йорик. Судьба его чем-то напоминала судьбу старого школьного пианино, но в отличие от «Красного октября» он почти не издавал звуков, только порой нервно поскрипывал.

Тело Гришани – место боевой славы. По его конечностям прошли танки детского любопытства, авиация подростков бомбила его неиссякаемым запасом оригинальных бытовых предметов, которые побывали во всех его отверстиях, наконец флотилия старшеклассников превратила танцы с ним в ежедневный ритуал. Армия сама выбрала ему имя.

Гришаня (слава богу!) был сделан из пластмассы. Но не проходило и дня, чтобы кто-нибудь, увидев его, не воскликнул: «А он настоящий?»

Левая кисть была навсегда утеряна. Она хранилась у выпускника гимназии Сережи Зойтберга на даче, приделанная ржавым гвоздем к дверному косяку в его комнате. Иногда Сережа гремел костяшками и пугал ими своих гостей.

От грудины отходило несколько ребер, закрепленных металлической проволокой. Это случилось, когда кто-то положил Гришаню на парту и пытался спасти его от сердечного приступа непрямым массажем сердца. И неважно, что сердца у него никогда не было, важно, что, как и у старого пианино, у Толика-Йорика была страдальческая душа.

Альберту повезло меньше. Хотя он был гораздо моложе Гришани и снаружи сделан из резины, прожил он всего два месяца. Школа приобрела его для занятий ОБЖ, чтобы тренироваться в том самом массаже сердца. Альберт напоминал супермена, только без рук и ног. На специальном пульте мигали лампочки, обозначающие его самочувствие. У него даже был индикатор, показывающий перелом ребер. Но создатели Альберта явно не ожидали, что тайком от учителя его вытащат из-под стола, сядут ему на грудь и несколько раз подпрыгнут (потому как он «хорошо пружинит»). Альберт умер смертью храбрых – раздавленный пятой точкой какого-то упитанного школьника…

Правая большая бедренная кость Толика-Йорика имела две глубокие вмятины. Братья Мухины однажды ставили эксперимент: что прочнее – швабра или эта самая кость. К счастью для Гришани и швабры, поединок был вовремя остановлен прежней учительницей биологии.

Наконец, самым многострадальной и популярной его частью был череп, который легко снимался со штыря, крепящегося к позвоночнику. Пружинки, соединяющие нижнюю челюсть с верхней, были растянуты, отчего Гришаня всегда выглядел слегка удивленным. Передние резцы – перемазаны застывшим коричневым месивом: кто-то решил, что скелет голоден, и накормил его шоколадным батончиком. Хорошо, что это был всего лишь шоколад.

Именно неустанное внимание погубило Толика-Йорика. Любовь школьников была столь велика, что его на долгие годы спрятали в шкаф и забыли вместе с остальным хламом. Звездный час Гришани прошел, рейтинг его популярности стремительно упал. Скелет заменили электронными схемами и картинками. Там, в пыльном хранилище всего ненужного, разобранный по косточкам, разложенный по полкам, словно останки испанского католического дворянина в склепе, он пребывал до прихода нового учителя, как будто в ожидании второго пришествия. Это можно было бы считать отпуском Гришани, если бы он не был создан, как и старое пианино, затем, чтобы служить…

Кирилл нашел Метательницу Ядра на заднем дворе школы, куда она вышла покурить, и простоял там минут пятнадцать. Первый день начался с кучи обязанностей: нужно было все подготовить к урокам, найти хоть какие-нибудь учебные материалы и понять – о чем вообще рассказывать детям.

Он уже ходил в библиотеку. Дверь была открыта, а в помещении – сумрак. Озеров нащупал на стене включатель, и лампы, мигнув, осветили книжные полки и стол, усыпанный формулярами.

Одновременно с щелчком раздалось громкое «Апщхи!», такое, что стекла в окнах задрожали. За столом, закинув ноги на соседний стул, сидел уборщик, которого дети между собой называли Монгол. Старик закрыл ладонью глаза, а потом быстро-быстро потер нос, чтобы не чихнуть снова: «Человек включил свет слишком быстро! Старик чихает, когда видит горящую лампочку или солнце. У старика от яркого света свербит в носу! Очень щекотно!» Озеров с удивлением узнал, что Монгол работает еще и библиотекарем, кроме этого он убирает классы и чинит школьную мебель:

«Но найти меня можно здесь, в библиотеке. Старик любит читать детские книги. Они делают старика не таким глупым».

У него Кирилл получил все необходимые учебники, новенькие, еще пахнущие свежей краской. Полистав, он нашел их довольно запутанными, но общая картина стала ясна. Пока с него не потребовали учебную программу, он решил давать по параграфу за урок. Расписание было составлено таким образом, что ему придется вспоминать совершенно разные разделы биологии и быстро переключаться с одного класса на другой. К счастью, то, что он обнаружил, проглядывая учебники, показалось ему знакомым и даже несколько упрощенным. В голове сразу стали всплывать старые знания, дополняющие тему, и идеи, как подать материал интересно. Пока это была единственная и главная задача – постараться заинтересовать учеников. «Они сожрут тебя с потрохами», – вспомнил он слова сестры.

Теперь Озерову нужно было найти заведующую хозяйственной частью, потому что учебные пособия хранились неизвестно где. Он обегал всю школу, посветил физиономией во всех кабинетах, пока выяснил, что она вышла на улицу покурить.

– Получается, кабинета биологии нет как такового? – Озеров успел продрогнуть. Снаружи было сыро.

– Ну, у нас ведь языковая гимназия.

– Но у нас ведь не филологический факультет!

Метательница Ядра подбоченилась и грозно взглянула на Кирилла:

– Чиво вам от меня надо? Где я возьму щас другой кабинет? Иди к директору!

– Я только от нее. Она сказала, вы знаете, где лежат учебные пособия.

– Ничего я не знаю.

Озеров понял, почему завхоза называли Метательницей Ядра. Она все время сбрасывала с себя груз ответственности и зашвыривала его далеко-далеко.

– Где мне взять наглядный материал для уроков? – Кирилл не собирался отступать. Его сестра сказала бы, что он нудит. Но этот навык был ему сейчас необходим. Если потребуется, он возьмет эту крепость измором.

– Прошлая учительница и без них работала. На компьютере.

– Компьютер зависает. Он открывает каждое окно по десять минут.

Кирилл ожидал новой вспышки ярости, но она докурила сигарету, сказала: «Ща…», огляделась по сторонам и повела его за собой по лестнице черного хода.

Она открыла кабинет географии и пространно указала на огромный шкаф:

– Вот здесь…

Потом прошла по коридору и, распахнув дверь в кабинет ОБЖ, показала другой гигантский шкаф:

– И здесь. Берите, как говориц-ца, все что душе угодно.

Кирилл открыл покрашенные белой масляной краской дверцы. На него, заваленный сверху тетрадками, смотрел череп.

Гришаня увидел свет! Если бы у него были веки, он сомкнул бы их. Но у него вообще не было глаз. И все-таки Толик-Йорик умел любоваться миром.

Череп улыбался. Ничего удивительного – всякий череп улыбается, но то ли так падал свет, то ли экспонат был сделан таким образом, что улыбка его как бы говорила: «Ну вот ты и пришел, я так долго ждал тебя».

Озеров обрадовался: в школе, где он учился, никогда не было учебного скелета. Ему почему-то не хотелось показывать цифровые картинки, это он всегда успеет сделать.

Кириллу так и не удалось очистить Гришане зубы – шоколадка стала как камень.

Чтобы собрать Толика-Йорика по частям, потребовалась смекалка и инструменты. Далеко не все части нашлись в шкафу. Например, не хватало оси, чтобы крепить на нее позвоночник, и Кириллу пришлось использовать подручные предметы.

Он нашел в шкафу металлическую трубку и подставку для географических карт. С помощью плоскогубцев и отвертки закрепил конструкцию, хорошенько толкнул плечом – устойчивая (вдруг врежутся головой?).

Гришаня смотрел на нового учителя и благодарно улыбался. Он бы расплакался, но в его черепе отсутствовали слезные железы. Только отверстия от них остались в кости. Ему больше не придется лежать в темноте в шкафу. Несомненно – такая участь ожидает многие скелеты, но у него другое призвание. Да не обидятся на него все органические друзья, питающиеся кальцием!

Первый урок анатомии должен был проходить в восьмом классе. Увлекшись, Озеров не услышал звонка. Однако по двери, которую пытались выломать, и по дергающейся ручке он сообразил, что пора впускать учеников. Похоже, дети привыкли к тому, что биология проходит в разных кабинетах, и уже нашли класс, сверившись с расписанием.

Кирилл перекрестился и повернул ключ в замке. Когда он приоткрыл дверь, лица юных «дергалетелей» сконфузились и их пыл угас. Многие, как он отметил, не ожидали увидеть учителя в классе и думали, что он придет со стороны лестницы, а кое-кто был обескуражен тем, что новый учитель – не женщина и к тому же молод.

Река незнакомых лиц влилась в кабинет. Поводов для разговоров было много, некоторые только что разглядели Гришаню, и он вызвал у них живой интерес. Один подросток попытался потрогать скелет за челюсть, но что-то во взгляде Озерова заставило его передумать и встать у своего места. Одна худенькая девочка, входя в класс, воскликнула с облегчением: