скачать книгу бесплатно
Время пролетает быстро, незаметно. Кажется, ещё вчера бегал босоногим мальчишкой и вот, уже оканчиваю школу, сдаю выпускные экзамены. Мать наставляет меня, как успешно сдать всё:
– Утром вставай с правой ноги и проси: «Святой Никола-Угодник, помоги мне!»
– Поповские сказки! – возражаю я.
– Ты не слушай никого, сделай, как говорю! И, выходить из дома будешь, через порог ступай правой ногой, и снова проси. Можешь мысленно, не обязательно вслух, – настаивает она.
Я не верю ни в Бога, ни в чёрта, но выпускные экзамены – это не шутка. Проснувшись следующим утром, ставлю на пол правую ногу и произношу молитву собственного сочинения: «Господи! Прости, спаси и помилуй меня раба твоего грешного! Святой Никола-Угодник, помоги мне рабу божию!»
Перед экзаменом все собрались в классе, сегодня сдаём химию, мой нелюбимый предмет. Учительница раскладывает на столе билеты.
– Ты готовился? Знаешь хоть что-нибудь? – спрашивает она меня.
– Не идёт мне химия в голову, Тамара Васильевна, – прибедняюсь я, хотя готовился и уверен, что на тройку-то сдам обязательно.
– Вот смотри, билет номер один я кладу сюда, заходи первым! – показывает сердобольная учительница и выгоняет нас из класса. Не иначе, начал действовать Святой Николай-Чудотворец.
Приходит экзаменационная комиссия, звенит звонок, экзамен начинается. На входе в класс, впереди меня, неожиданно с силой вклинивается рябая Наташка Харлова – дочь начальника ОРСа Золотопродснаба. Она первой подбегает к столу и, хищно оглядываясь, обеими руками накрывает билет номер один, мой билет. Тамара Васильевна с сожалением смотрит на меня, но в присутствии комиссии ничего не говорит.
Мне достался двадцать четвёртый билет. Эти вопросы я знаю и сдал химию на четвёрку. Но я уверен, билет этот мне подогнал Николай-Чудотворец. Мать была права, и я постоянно в этом убеждаюсь. По пустякам стараюсь не надоедать ему, но когда припрёт…
В спортзале школы накрыты столы, гремит музыка, гудит выпускной бал. Мы прощаемся со школой, с беззаботной юностью. Впереди взрослая жизнь, новые надежды и мечты. Время уже за полночь, но никто не собирается уходить. По традиции, с утра планируется продолжение, пикник в лесу на речке. Только Василий Петрович, директор школы, пошёл отдохнуть в свой кабинет.
Василия Петровича уважаю, не потому, что директор. Мне кажется, что он понимает меня, как никто другой. Василий Петрович вёл у нас физику и, когда я задавал ему вопрос, он сокрушался, почему такой вопрос больше никому не пришёл в голову и отмечал у меня нестандартное мышление. «Вот из таких людей получаются великие учёные!» – назидательно говорил он. И, с сожалением, добавлял: «Если они не прогуливают занятия».
Посреди зала чарльстонят Юра Краснов с похожей на цыганку Томкой Звонарёвой. Я не танцую, суровый таёжник все-таки, а не клоун какой. Вновь поднимаю и выпиваю уже четвертую или пятую стопку водки. Пожалуй, я пошёл бы танцевать, но лишь с одной девушкой. Предмет моего вожделения – молоденькая учительница литературы и русского языка, Валентина Сергеевна. Она сидит и смотрит на танцующих, а я подсматриваю за ней.
Сменяется музыка, грохочет зажигательный рок-н-ролл. В зале началось настоящее столпотворение. «Вот сейчас подойду и приглашу её», – я стал выбираться из-за стола. Но она, как назло, поднялась и вышла из зала. Следую за ней, выпитая водка придаёт мне решимости. Мысленно прокручиваю, что скажу, но все слова кажутся слишком банальными. Для такой девушки, нужны особые слова, но никак не могу их найти.
Может быть, меня тормозит то, что она на несколько лет старше? Так девчонки, с которыми раньше имел «амурные» дела, тоже были старше. Меня раздражает моя тормознутость, никак не могу ответить на вопрос: почему, когда был намного моложе, во втором или третьем классе, то никогда не задумывался, что говорить девчонкам и никогда не искал подходящего повода для общения. Все происходило естественно, само-собой:
– Верка! – кричу я, завидев сидящую на заборе, соседку четвероклассницу. – Ты читала новые стихи Маяковского? И декламирую ей нецензурный куплет, втихаря подсмотренный в потайной тетрадке семиклассника Игоря:
### для нас, что для китайцев рис,
### мой, словно телеграфный столб топорщится,
Мне наплевать, кто подо мной, королева или уборщица.
– Подумаешь! – презрительно выпячивает губу Верка и, порывшись за пазухой, достаёт, сделанный из обрезанной наполовину ученической тетрадки, альбомчик. Я взбираюсь к ней на забор, мы перечитываем написанные мелкими буквами частушки и стишки, которые по благопристойности ничуть не уступают моему куплету от «Маяковского». Верка, под мою диктовку, мусоля химический карандашик, записывает его в свой альбомчик. Совместная увлечённость «поэзией» сближает. Психологический контакт установлен, дальше в ход идут сладости. Достаю из кармана пряник, полученный от работающей в магазине матери, и начинаю его грызть.
– Дай укусить! – просит Верка.
– Бери весь, я у мамки в магазине ещё возьму.
Такое великодушие очень располагает. Пока Верка наслаждается пряником, я продолжаю обольщение:
– Я бы рассказал тебе кое-что, никто ещё не знает, но ты ведь всем разболтаешь.
Мне пока невдомёк, как сильно сближает людей общая тайна, но я интуитивно, иду верным путём.
– Вот те крест, никому не скажу! – крестится Верка. Среди пацанов клясться крестом не принято, не убеждает. Требую, чтобы Верка поклялась более страшной клятвой.
– Повтори: «Суканайки не проболтаюсь, если проболтаюсь, стану сукой!»
Верка торжественно повторяет клятву и тогда, я «сдаюсь».
– Вчера, как стемнело, физрук Владимир Иванович завёл в баню нашу училку, Ефросинью Петровну, и они только утром вылезли оттуда.
– Врёшь! – изумляется Верка. Я не даю ей опомниться.
– Не вру, можешь у Кольки спросить, мы с ним вместе подсматривали. Пойдём в баню, посмотрим.
Мы заходим в тёмную баню. Пришло время, идти на абордаж.
– Ну подожди, трусы сниму! – придушенно говорит Верка, когда обхватив, пытаюсь повалить её на полок.
Нет, чем человек моложе, тем решительнее ведёт себя с женщинами. Но сейчас, я разве трус? Просто, раньше относился к девчонкам, как к равным себе. Сейчас совсем не то, Валентина Сергеевна – Богиня. И вообще, раньше меньше думал, больше действовал. Сейчас слишком много размышлять стал: банально это, или не банально. Действовать надо. Дей-ство-вать!
Валентина Сергеевна, тем временем, скрылась за углом коридора. Завернув за угол, её не увидел. Наверно, решила отдохнуть в пустом классе. Поочерёдно проверяю классы, тяну за ручки дверей. Уже обхожу другую сторону коридора, все двери заперты.
Наконец, одна дверь приоткрывается. В проникающем через окно свете уличного фонаря, вижу бледные, непристойно двигающиеся, ягодицы директора школы, блестит его загорелая лысина. Вижу разложенную на учительском столе Валентину Сергеевну, её красивые стройные ноги, обхватили шею Василия Петровича. Я бросился прочь: «Как она может? Ведь он старый, лысый. А она, такая молодая, чистая и непорочная». Осознав, что последняя мысль не совсем соответствует истине, поправляюсь: «Тварь! Дрянь! А ещё на уроках такие истории о высокой любви нам рассказывала. А вдруг этот старый негодяй её принудил, он ведь начальство! «Мне очень хочется её оправдать, и я начинаю винить Василия Петровича: «Старый козёл, ведь у тебя жена и дети, внуки уже есть!» – мысленно укоряю я его. Моя пьяная фантазия награждает директора школы прозвищами, из которых самые ласковые: «старый развратник» и «грязный прелюбодей». Мне от этого становится смешно, так и прыскаю после каждого, удачно придуманного, прозвища. В три часа ночи дотащился домой и уснул крепким сном с мыслью, что между мной и Валентиной Сергеевной «всё» кончено.
Утром, неведомая сила понесла меня в лес на речку. На живописном берегу собралось больше половины класса, присоседились несколько посторонних. И Василий Петрович здесь, и Валентина Сергеевна. Меня почему-то обрадовало, что они сидят, далеко друг от друга, но какая-то обида во мне жива. Непочатой водки стоит ещё целых полтора ящика, и закуски навалом. Кто-то подал мне стакан с водкой, поправить голову. Я выпил её словно воду, не чувствуя остроты и горечи.
Через некоторое время Валентина Сергеевна поднялась и, пошатнувшись, ухватилась за ветвь цветущей черёмухи. Моряк, крепко сбитый парнишка, сидевший рядом с ней, встал и, поддерживая, повёл в сторону. Вообще-то, он никакой вовсе не моряк, а мой одноклассник Витька Бабин. Моряком его прозвали потому, что он всегда ходит в видавшей виды застиранной и перештопанной тельняшке, брат его раньше служил на флоте. Вижу, Моряк подхватил Валентину Сергеевну на руки и скрылся с ней в лесу.
Выждав некоторое время, я встал и потихоньку пошёл в другую сторону. Сделав большой круг, наткнулся на Моряка и Валентину Сергеевну, совокупившихся на небольшой зелёной лужайке. Некоторое время с изумлением смотрел на них и затем во всё горло крикнул: «Вы чем это здесь занимаетесь?!»
Они даже внимания на меня не обратили. Через некоторое время Моряк поднялся и, застёгивая брюки, с мокрыми белёсыми пятнами вокруг гульфика, сказал:
– Давай ты! Будешь? – он подтолкнул меня к Валентине Сергеевне, распростёртой на траве, с задранным подолом и тонкими кружевными трусиками на одной ноге.
– Не-не хочу, н-не буду! – преодолевая дикое желание и от этого заикаясь, ответил я.
– Ну, тогда пойдём, выпьем! – сказал Моряк и мы, оставив Валентину Сергеевну, присоединились к компании.
Богиня, созданная юношеским воображением и вознесённая на недосягаемую высоту, вдруг рухнула, и лежит в грязи развенчанная. Я больше не обожествляю женщину. Даже не ставлю на один уровень с собой, это низшее существо, сотворённое из ребра Адама.
Глава четвертая
В «Большой мир» из маленького таёжного посёлка я вышел натуральным дикарём, хорошо знающим тайгу, с обитающим в ней зверьём и совершенно не знающим людей. Голова набита своеобразными понятиями, суевериями и предрассудками: нельзя верить цыганам; люди с редкими зубами вруны; женщинам нравится, когда их берут силой; мужская дружба, это святое, друг никогда не предаст.
Реальная действительность оказалось иной: не предаёт лишь собака, а предают, исключительно, друзья. Не будь друзей, предавать тебя станет некому; врать способны все, цыгане иногда говорят правду, а люди с плотными зубами врут с таким искусством, что редкозубым и не снилось; одним женщинам действительно нравится некоторое насилие, других, даже случайное проявление грубости оскорбляет. А некоторые… сами проявляют насилие! Одна меня укусила, больно, из губы полилась кровь.
– У тебя крыша съехала! – возмущённо заорал я.
– Ударь меня! Ну бей же! – простонала она и вцепилась зубами в моё плечо. И я сделал то, чего раньше даже в мыслях не мог себе позволить: ударил женщину. Да так, что улетела с кровати.
Так «Большой мир» знакомит меня с премудростями, накопленными человечеством за всю его историю, исправляет сумбур в голове, расставляя всё по своим местам.
Кажется, вся моя жизнь состоит из сплошных экзаменов и неизвестно, закончатся ли они когда-нибудь. Сдаём римское приватное право. Перед экзаменационной аудиторией в коридоре творится что-то невообразимое, народу, как селёдок в бочке. Здесь и второй, и третий и, даже с четвёртого курса есть студенты. Два года некому было принять экзамены по этому чёртову римскому праву. Сейчас приехал экзаменатор, профессор из Ростова, всего на два дня. Не сдашь – переэкзаменовки не будет, ему бы успеть, по первому заходу всех пропустить.
Профессор оказался неплохим мужиком. В аудиторию запускает по пятнадцать-двадцать человек. У кого не получается сдать с первого раза, он предлагает позаниматься и позже, зайти снова. Я тоже получил такое предложение.
А как иначе? Если вместо изучения римского права, приспособился проводить вечера и ночи напролёт с этой профурой Катькой Ткачук. Стоило мне лишь два дня у неё не появиться, как эта шалава моментально загуляла с другим. Как будто я ничто, так себе, а ведь рычала подо мной, словно львица. Утверждала, что зарежет всякую, которая приблизится ко мне на критическое расстояние. Всё, теперь даже разговаривать с ней не буду.
Теперь я понял, что неправ был, забросив занятия. Заниматься нужно систематически, жаль, что «хорошая мысля, приходит опосля»
– Как так можно извратиться, не ответить на элементарные вопросы? – недоумевает друг Русик, узнав на чём я завалился. Руслан учится на отлично, хотя я ни разу не видел, чтобы он сидел за учебниками. Умный парень. Сейчас скажет: «Предупреждал я тебя, не связывайся с Катькой!»
– Давай пиджак и зачётку! – говорит Русик. – В такой суматохе он никого толком не запомнил.
– Ты что? Поймают, обоих отчислят! – не очень уверенно отговариваю я его. Руслан примеряет мой пиджак и, словно крыльями, махает длинными свисающими рукавами.
– Твой не пойдёт. Дайте кто-нибудь большой пиджак! – обращается он к окружающим. Кто-то снимает с себя и отдаёт пиджак. Этот подходит, хотя и большой, но не скажешь, что с чужого плеча.
Тридцать минут, на которые Русик исчез в аудитории, кажутся вечностью. Наконец, он выходит и подаёт мне зачётку. По римскому приватному праву стоит четвёрка. Проходит несколько минут.
– Давай пиджак и зачётку! – говорит Русик другому неудачнику. «Не делай этого, залетишь!» – теперь уже все окружающие стараются удержать его, да куда там. На Руслана сошёл кураж, он заходит и, возвращается с очередной четвёркой.
– Следующий! – говорит он. – Давай пиджак и зачётку!
Меняя пиджаки и причёски, Русик сдал в этот день римское приватное право пять раз. Перед последним заходом, даже сбегал подстригся в парикмахерской неподалёку.
– Ну, ты и авантюрист! – с восхищением сказал я ему.
– Скажешь тоже! Это не авантюра, правильная оценка обстановки, только и всего. Учись сынок! – шутливо поддел он меня.
Русик предложил прошвырнуться по парку, попить пивка. Подобное предложение должно было бы последовать от меня, это я должен пригласить Русика в ресторане посидеть. Но в карманах моих так тоскливо, что даже радость от сдачи экзамена какая-то потускневшая. Всё промотал, чёрт бы побрал эту Катьку, за неделю улетело то, что рассчитывалось на месяц.
Деньги мне раз в месяц присылает мать, с подробной инструкцией, как тратить. Все скрупулёзно рассчитает на каждый день: суп, котлетку, гарнир, чай, компот или молоко. Ни копейки лишней, чтоб не забаловал. Я понимаю, что нас у неё четверо, но уж больно скупо, до безобразия. Отец бы на деньги не поскупился, жаль у него их никогда не бывает, зарплату сразу отдаёт матери. Разве, что после фартовой охоты, сдаст пушнину, примет слегка на грудь, всем купит подарки, и оставшиеся деньги опять матери. Нет, не скоро мне пришлют денег. Придётся ночами походить с ребятами на заработки, на станцию, вагоны разгружать.
Была у меня, вполне бюджетная, хорошая скромная девочка, позволяла себя немного потискать и довольно. И вот, на очередном свидании заявила, что выходит замуж за какого-то учителя танцев. Иногда мне кажется, что главный признак, по которому женщина предпочитает мужчину – наличие у него денег, только верить в это не хочется. А Катька, красивая стерва, товаристая, и совсем ручная. Как тут устоишь, если из тебя дурь так и прёт через край.
В парке, легка на помине, навстречу гребёт Катька Ткачук с каким-то фраерком, в руках у него коричневая Катькина сумка.
– Привет Серый! – как ни в чём ни бывало, сказала она.
– Мы разве с Вами знакомы? – изображая удивление, спросил я.
– Ах ты сволочь! – подпрыгнула и на весь парк завопила Катька. – Посмотрите на него люди добрые, спал со мной, а теперь мы оказывается незнакомы!
Фраерок попятился-попятился и пустился наутёк.
– Стой гад, сумку отдай! – бросилась за ним Катька. Русик так и покатился от хохота. Мне, глядя на него, тоже стало смешно. Мы не могли успокоиться от приступов смеха несколько минут, даже прохожие стали изумлённо оглядываться: не сошли ли эти двое с ума.
Телевизоры у населения в Советском Союзе только-только стали появляться и это большая редкость. Мы собираемся у Вани Темных, студента из нашей группы. У него вольготно, живёт в двухкомнатной квартире один, отец с матерью работают за границей. Допоздна смотрим телевизор, ночью слушаем приёмник. У него импортный, ловит запрещённые в СССР голоса: Голос Пекина, Голос Америки, Немецкая волна и другие. «Хрущёв – это мот и транжир. Он промотал и растранжирил все запасы зерна в Советском Союзе», – вещает пекинское радио.
– Буржуазная пропаганда, враньё, китайские ревизионисты у себя всех воробьёв и крыс сожрали, вот нам и завидуют, – заявляет хозяин квартиры.
– Понятно пропаганда, но хлеба-то действительно нет, в магазине не больше булки в руки дают, – возразил Русик.
– Это не буржуазная, это социалистическая пропаганда, – говорю я. – В Китае же социализм!
– Никита, лысый хрен, всю страну кукурузой засеял, а она вызревает только на юге. В других местах годится лишь на корм скоту, потому и хлеба нет.
Немного поспорив, сходимся на том, что «лысый хрен» тормозит нам переход в светлое будущее человечества Коммунизм, а китайские «хуйвэнбины» давно не получали по зубам, потому залупаются, и их следовало бы проучить.
По окончании университета я планирую стать адвокатом, по примеру двоюродного брата Юры. Он рассказывал, какая это интереснейшая работа. Но, мои перспективные планы всегда реализуются с изменениями, с такими финтами, что потом и не поймёшь, в лучшую или худшую сторону изменилось. Так получилось и здесь. Я на пятом курсе. Однажды, в перерыве между занятиями, ко мне подошёл староста группы Костя Батурин:
– Серёга, иди к декану, срочно!
– Зачем? За что? – недоумеваю я.
– Откуда мне знать, кажется, там кто-то из военкомата сидит.
– Так, у меня же отсрочка.
– Иди, там все узнаешь! – сказал Костя и ушёл.
Я постучал в дверь кабинета декана и приоткрыл:
– Разрешите, Александр Иванович?
– Заходи, заходи! – сказал декан. – Вот товарищ хочет с тобой поговорить, а я пойду, не буду вам мешать.
У окна мужчина, лет тридцати пяти, в элегантном костюме стального цвета, под цвет его глаз. По каким-то неуловимым признакам чувствую в нем военного.
– Давай Сергей, будем знакомиться, – протянул он руку. – Старший оперуполномоченный КГБ капитан Дементьев.
– Сергей Волков, – отвечаю, оторопев от того, что мной заинтересовалась организация, о могуществе которой ходят легенды. Раньше мне доводилось иметь дело только с милицией. А в голове лихорадочно засуетились, забегали мысли: «Анекдоты про руководителя страны рассказывали, „Лысым хреном“ его называли. Говорили, что Хрущёв культ личности Сталина развенчал, а сам, как и Сталин, узурпировал власть и ведёт страну не туда, пора его менять. Среди нас завёлся стукач, да кто же это? Вычислю, он пожалеет, что на свет родился!»
Дементьев задал несколько ничего не значащих вопросов об учёбе, пишу ли родителям, все ли дома здоровы. Затем, я всей кожей и потрохами почувствовал, он перешёл к делу.
– Как ты смотришь на то, чтобы Родине послужить? – задал вопрос Дементьев.
– У меня отсрочка от армии до окончания университета! – начал упираться я.
– Я не о срочной службе и не об армии говорю. Речь о службе в органах государственной безопасности.
– Не думал об этом. Мне до диплома меньше года осталось. И вообще, я плохо представляю такую работу, отвечаю я, а сам думаю: «Наверно, в стукачи хочет меня определить? Только и не хватало: сексотом стать!»
– Насчёт диплома не переживай, диплом получишь. Представление о службе и необходимые навыки тоже получишь. Сначала отправим тебя на подготовку, шесть месяцев поучишься в специальной школе. Начнёшь работать, тоже один не останешься, помогут. Соглашайся, не пожалеешь!
– Неожиданно как-то, – замялся я. – Словно в омут с кручи.
– Так ты, вроде, не робкого десятка, – подбодрил Дементьев. – Сиганёшь и в омут, я тебя заочно изучил немного. Кстати, ты почему не в комсомоле?
