скачать книгу бесплатно
Тут же раздались возгласы:
– А я уже дома покушал!
– И я!
– И я!
– Кто покушал дома, не мешает остальным, – воспитательница, Валентина Семёновна, рассаживала за стол «непокушанных» детей. Таковых набралось примерно половина группы и Кирилл был в их числе. В принципе его дома кормили завтраком, но ему очень нравилось, как готовят в садике и, поэтому, он, как правило, не отказывался от возможности ещё раз покушать.
После завтрака начался урок рисования. Рисовали гуашью. Воспитательница дала всем задание, рисовать деревья, какие кто хочет. Кирилл, однако, вместо дерева нарисовал простым карандашом квадрат, разделил его на несколько частей и стал их заштриховывать в разные стороны. Валентина Семёновна, проходя мимо него, весьма удивилась:
– Кирилл, я же сказала рисовать красками деревья, а ты что нарисовал?
Кирилл не знал, как называется то, что он изобразил.
– Валентина Семёновна, нас так вчера учили в художественной школе.
– В какой художественной школе?
– Ну, я вчера ходил в художественную школу с мамой и папой, и нас там так учили.
– Художественная школа – это хорошо, но сейчас вы должны рисовать дерево.
Воспитательница нагнулась, мягким движением взяла из рук Кирилла карандаш и положила на стол.
Но он настаивал на своем:
– Валентина Семёновна, ну смотрите, как красиво получается. И в школе нас так учили.
Валентина Семёновна начала сердиться:
– Вот будешь в школе рисовать то, что тебе говорят, а здесь тебе не художественная школа. И будь добр, сейчас же возьми краски и рисуй дерево, а не это безобразие! – она сердилась все больше и больше, так как начала замечать, что другие дети начинают обращать излишнее внимание на Кирилловы квадраты, а кое-кто уже и себе стал рисовать нечто подобное.
Вообще-то Валентина Семёновна была доброй и справедливой. Она любила детей, была с ними в меру ласкова, но и в меру строга. И всегда добивалась того, чтобы дети делали то, что она скажет. Приучала к дисциплине. Вот и сейчас, чтобы на корню пресечь Кириллово диссидентство, она выпрямилась и, обращаясь ко всем, сказала громко и речитативом:
– Дети! Все рисуем дерево красками гуашь. Кирилл, тебя это касается в первую очередь!
Но он упорно стоял на своём:
– Валентина Семёновна, мне не интересно рисовать дерево, я хочу рисовать квадрат. И вообще, я не Кирилл. Я – Пикасо!
Эта повторная заявка на смену имени заинтересовала всех. Дети дружно перестали рисовать и с усмешками уставились на Кирилла и воспитательницу, с интересом наблюдая, чем же закончится их противостояние. Валентина Семёновна тем же речитативом, но более строго сказала:
– Дети! Все рисуем дерево красками гуашь. А наш Пикасо идет в угол!
Все дружно захохотали:
– Ха! Пикасо идет в угол!
– Ха! Ха! Ха! Пикасо!
Кирилл поднялся из-за стола и, сопровождаемый весёлым детским смехом пошел в угол. С этого дня кличка «Пикасо» прилипла к нему намертво.
* * *
На следующем занятии в кружке рисования Кирилл спросил учительницу:
– Скажите, Мария Александровна, а кто такой Пикасо?
– Ну, Пикассо – это такой великий художник. Он очень красиво рисовал. Вот будешь прилежно заниматься, и ты таким будешь.
Кирилл, в то время, совсем не собирался быть художником, он хотел стать пожарным и ездить на большой красной машине с мигалками и сиреной. Но ему очень понравилось слово «великий» и он решил прилежно, насколько хватало детского усердия, заниматься рисованием.
* * *
Через неделю к ним в группу пришла новая воспитательница, Марина Георгиевна. Воспитательниц на каждую группу положено было две: одна была с детьми первую половину дня, а другая – вторую. Но некоторое время Валентина Семёновна была с детьми целый день, потому что не могли найти замену второй воспитательнице, которая уволилась ещё весной. И вот, наконец, нашли.
Марина Георгиевна была не такой опытной, как Валентина Семёновна. Она немного побаивалась детей и вообще держала себя неуверенно. У неё была дочь, которая училась в школе, во втором классе. Марина Георгиевна, опасаясь оставлять её без присмотра, после уроков забирала её с собой в детский садик. Звали её Наташа. Она была очень симпатичной и полненькой. Пышечкой. Обычно она садилась где-нибудь в уголке и делала домашние задания или читала. Если детей выводили после полдника на улицу, то она помогала их одеть и построить, да и на площадке присматривать. С первого же своего появления в садике она понравилась Кириллу. Когда она вошла, он даже бросил играть в солдатики, отошел в угол и оттуда стал, во все глаза, смотреть на неё. Она была смугленькая, кареглазая с красивыми вьющимися волосами. Одета в школьную форму и белые колготки. Кирилл был от неё в восторге. А больше всего ему понравились её губы. Они были такие пухленькие… Он особенно полюбил наблюдать за тем, как она закусывала ими ручку или карандаш, когда задумывалась над решением заданий по математике. Но при всём при этом, он совсем не охладел к прежней Наташе. Она ему также нравилась, и он также продолжал её считать своей невестой. Про себя он стал их называть: Наташа Маленькая и Наташа Большая.
Марина Георгиевна приходила в садик с полудня, когда начиналась её смена. Выглядела она всегда очень озабоченной, часто думала о чём-то своем. К тому же, у неё не получалось, как у Валентины Семеновны, быть строгой с детьми и поддерживать дисциплину на должном уровне. Ребятишки сразу почувствовали слабинку и стали потихоньку распоясываться: они шумели, когда Марина Георгиевна просила их замолчать, долго отказывались заходить в группу с улицы, когда им хотелось ещё поиграть, не спешили усаживаться за столы, когда не хотелось кушать и т. д. Воспитательница надрывала горло, призывая их к порядку, но слушались её слабо. Она чувствовала, что не справляется с детьми и это ещё более усугубляло её неуверенность.
Однако, довольно быстро, она нашла способ управлять малышами. Точнее не нашла, а он появился сам собой. Как-то Марина Георгиевна обратила внимание на то, что Славик Дунаенко, как самый рослый и сильный ребенок в группе, имеет некоторое влияние на остальных, что остальные дети его побаиваются и слушаются. И так получилось, что она стала призывать его в трудных случаях на помощь.
Первый раз это произошло возле «чвякалок» по дороге на площадку. Это такие кусты, ягоды с которых «чвякали», если наступить на них ногой. Дети, ну никак, не хотели от них уходить, всё срывали маленькие плоды и «чвякали» их об асфальт. Они так разыгрались, что совершенно не обращали внимания на Марину Георгиевну, которая кричала, чтобы они вернулись в строй, подбегала, то к одному, то к другому ребенку, брала его за руку и возвращала на место. Но сам строй уже до того расстроился, что детей просто некуда было ставить на это самое «место», и они просто бегали возле кустов туда-сюда, срывали ягоды, «чвякали» их, «перечвякивали» друг у друга, галдели и смеялись. Но вот, в какой-то момент Славик, у которого Виталик Сазонов, в пылу игры, «перечвякал» его, Славиковы, «чвякалки», вдруг вспомнил, что вообще-то они идут на детскую площадку. Он взял Виталика за шиворот и потянул вперед со словами:
– Ты чё делаешь?! А ну, быстро на площадку! А то, сейчас как дам!
Виталик послушался и сделал несколько шагов в нужном направлении:
– Да ладно тебе. Отпусти.
Марина Георгиевна это заметила и ухватилась как за спасительную соломинку:
– А ну-ка, Славик. Помоги мне всех построить.
Славику такая просьба со стороны воспитательницы пришлась по душе. И он постарался исполнить её как можно лучше. Он стал хватать детей за одежду и за руки, оттаскивая их от «чвякалок». Общими усилиями с Мариной Георгиевной они кое-как сформировали строй и продолжили движение к площадке. Причем Славик теперь уже гордо шёл рядом с воспитательницей, свысока поглядывая на остальных.
С тех пор, она всякий раз прибегала к помощи Славика, когда не могла сама совладать с детским коллективом. Валентина Семёновна такого не допускала никогда. Она просто не нуждалась в чей-либо помощи. И когда на следующий день после истории с «чвякалками» Славик попытался помочь ей построить детей на улицу, она строго скомандовала ему стать в строй и не мешать остальным. Славик быстро сориентировался в ситуации, и перечить не стал.
Таким образом, совершенно не отдавая себе в этом отчет, Марина Георгиевна применила приём, который успешно применяется для управления людьми в армии, тюрьме и прочих подобных коллективах. Когда среди группы равных людей определяется один авторитет, который возвышается над остальными и помогает администрации управлять коллективом. Как правило, при помощи физической силы. За это, авторитет получает определенные привилегии, недоступные для всех остальных. Такой привилегией для Славика, со временем, стало право не ложиться спать на тихом часе. Правда, поскольку пересменка воспитательниц обычно происходила во время дневного сна, то Славик, при Валентине Семёновне ложился спать вместе со всеми, а когда по голосам, доносившимся из группы, понимал, что она ушла, вставал и с чувством превосходства над остальными, выходил из спальни, сопровождаемый завистливыми взглядами тех детей, которые ещё не уснули. При этом сам он оказывался в довольно незавидном положении. Поскольку одному в группе делать было нечего, он тынялся из угла в угол, скучал и ждал окончания тихого часа и возвращения из спальни остальных детей.
Через некоторое время его лидерство в старшей группе детского садика закрепилось прочно и никем не оспаривалось. Хотя, наверняка некоторые мальчишки, в душе, и мечтали быть на его месте. Но виду не подавали. И среди них точно был Кирилл.
* * *
Вскоре у Кирилла со Славиком произошла серьёзная стычка. На этот раз не из-за Наташи, а из-за пиратов. Кирилл принёс в садик набор пластмассовых пиратов, подаренных накануне родственниками, бывшими у них в гостях. Но, к несчастью, у Васи Суслова были точно такие же. Правда, не весь набор, а только четыре штуки. Двух пиратов он где-то потерял или забыл на площадке и был весьма раздосадован этом обстоятельством. И вот, после полдника, он увидел, как Кирилл играл своими пиратиками с Толиком Толбасовым и Виталиком Сорокиным. Сначала Вася внимательно смотрел на играющих, очевидно, решая для себя вопрос: его ли это пираты или не его. Здраво поразмыслив, он, конечно, пришел бы к выводу, что это не его пираты. Но ему очень хотелось, чтобы пираты, которыми играли его товарищи, и которые, в отличие от Васиных, никуда не терялись, оказались его, Васины. После нескольких минут колебаний он себя совершенно убедил в том, что эти пираты, и на самом деле принадлежат ему. Намного меньше времени ушло на решение вопроса: предъявлять ли ему сейчас свои претензии на них или подождать. Все-таки, за Кирилла могли заступиться Виталик и Толя. Но очень уж хотелось поскорей вновь обрести потерянную собственность. Плюс к тому, было и ещё одно благоприятное обстоятельство, которого, правда, Вася не заметил. Марина Георгиевна зачем-то вышла из группы, взяв с собой Наташу Большую. Вообще-то говоря, оставлять детей одних без присмотра не полагалось. Или воспитательница, или нянечка обязательно должны были за ними присматривать. Но случалось такое нередко и далеко не всегда по вине воспитательниц. Например, когда нянечки почему-то не было, а надо было сходить на кухню, получить обед. Или ещё что-нибудь. Но всегда в таких случаях воспитательницы действовали на свой страх и риск и старались отсутствовать недолго.
И вот Вася, глубоко вздохнув для решимости, ринулся в атаку. Он подошел к товарищам и, сломав шеренгу выстроенных пиратов, схватил двоих:
– Это мои пираты! – он повернулся, чтобы уйти.
– Как это, твои?! Мои! – закричал Кирилл и схватил его за рубашку.
– А так, мои! У меня тоже такие были! – пытаясь вырваться, закричал Вася.
Толя и Виталик действительно заступились за Кирилла. Они пытались схватить Васю за руки и кричали ему:
– Отдай! Это Кирюхины пираты! Отдай!
Вася попытался вырваться от противников, но Виталик сделал ему подножку и тот упал. Кирилл навалился на него сверху, схватил за руку и попытался разжать пальцы, державшие пиратов. Завязалась энергичная возня на ковре, которая затем, переросла в драку. Кириллу всё-таки удалось отобрать пиратов. Но Вася не сдавался. Он схватил его одной рукой за рубашку, а другой ударил по лицу. Кирилл разозлился ещё больше. Он со всех сил набросился на Васю и стал бить его по чём попало. Виталик и Толя Васю не били, но пытались схватить его за руки, и со стороны могло показаться, что трое бьют одного. А это, согласно кодексу мальчишеской чести, считалось абсолютно недопустимым. Поэтому Славик Дунаенко, обративший внимание на драку, решил восстановить справедливость. Он накинулся на Кирилла, сбил его с ног, и стал колотить кулаками. Против Славика, Кирилл мало что мог сделать. Он пытался отбиваться, но это только раззадоривало Славика, которому казалось, что он борется за правое дело. В конце концов, Кирилл перестал сопротивляться, закрыл лицо руками и заплакал.
Следом за активными боевыми действиями началась словесная перепалка. Дети начали на повышенных тонах выяснять, кому на самом деле принадлежат пираты.
– Он пиратов у него забрал! – кричал Виталик.
– Это мои пираты! Ничего не знаю! – кричал в ответ Вася.
– Это мои пираты! Я их сегодня из дому принес! – хныкая, доказывал Кирилл. – Отдай!
– Не отдам! Это мои!
– Это Кирилловы пираты! Мы себе спокойно играли, а ты их забрал! Так не честно! – вступался Толик.
Славик понемногу понял, в чем причина конфликта и решил стать судьей в данном вопросе. Почти не колеблясь, он принял сторону Васи. Тому было много причин, хотя, конечно, в силу своего возраста, он их не осознавал. Во-первых, с Кириллом они соперничали из-за Наташки, во-вторых, у Кирилла всё получалось намного лучше, чем у него: и лепить, и рисовать, и танцевать, и рассказывать стихи, что служило причиной зависти, и, в-третьих, Славик, ещё не зная сути спора, вступил в драку против Кирилла и теперь уже не мог отступиться от своей позиции. Иначе, выходило бы, что он неправ. А он чувствовал себя абсолютно правым в данной ситуации.
Когда Кирилл боролся со Славиком, он выронил отвоеванных, уже было, пиратов, и Вася не преминул их сразу же забрать себе. Теперь он их крепко держал в руке и ни за что бы никому не отдал. Так что, Славику оставалось лишь узаконить данное положение вещей. Он вскинул руку и тоном, не терпящим возражений, провозгласил:
– Так! Пираты Васины! И всё! Никто, чтобы их у него не забирал. Понятно!
Толя и Виталик предпочли промолчать. Расстановка сил, явно была не в их пользу. Они поняли, что пираты, как ни крути, достанутся Васе и смирились с этой несправедливостью тем легче, что она их прямо не касалась. Но Кирилл, услышав Славикин вердикт, со слезами на глазах и истошным ревом: «Отда-а-а-й!», отчаянно бросился на Васю, в тщетной попытке вернуть пиратов. Но силы были не равны. Вася быстро вырвался из рук Кирилла и побежал к своему шкафчику в раздевалку прятать вновь обретенных пиратов, а Славик, возмущенный таким неуважением к своему авторитету, опять повалил Кирилла на ковер и стал бить еще ожесточённей.
– Ты что, Кирюха, совсем нюх потерял!
Перестав его колошматить, он отошел на два шага и посмотрел на своего противника взглядом, выражавшим примерно следующее: «Ну что, будешь теперь меня слушать? Или тебе еще накостылять?». Побитый и униженный Кирилл, лишившийся, к тому же, своей собственности, представлял собой жалкое зрелище. Он сидел на ковре красный, растрепанный, с взъерошенными волосами, тяжко всхлипывал и вытирал руками слёзы, лившиеся из глаз и сопли, вытекавшие из носа. Делал он это одновременно, и получалось, что он их не вытирал, а размазывал по лицу, что делало его вид ещё более жалким. Его рубашка высунулась из штанов, одна пуговица была оторвана и ещё две расстегнуты.
В таком виде его и застала Марина Георгиевна, наконец-то, вернувшаяся в группу.
– Кирюша, детка! Что с тобой?! Что случилось?! – она заохала и запричитала вокруг него.
Остальные дети стали галдеть:
– Он у него пиратов забрал!
– Да нет! Это не его пираты!
– Его! Я видел!
– А они подрались! Из-за пиратов!
– С кем? С кем подрались? – пыталась выяснить Марина Георгиевна. Она, то бросалась его заправлять, то искала, чем бы ему вытереть лицо. Прошло некоторое время, пока она, наконец, сообразила, что Кирилла, первым делом, следует отвести в ванную и вымыть.
– Так, Кирилл, идем умываться, – она взяла его за руку и повела в ванную. Там он умылся, вытерся полотенцем и, продолжая всхлипывать, стал заправлять рубашку и застегивать оставшиеся пуговицы. Тем временем, воспитательница пыталась выяснить у него, что случилось.
– Что произошло, Кирилл? Почему вы подрались? С кем?
– Мы…, мы…, мы… играли, – сквозь слезы стал рассказывать Кирилл, – а он у меня пиратов забра-а-а-л! – он не удержался и опять заревел.
– Кто забрал? Каких пиратов?
– Ва-ва-ва-ся Су-су-су-слов.
Оказавшийся поблизости Толик подтвердил:
– Да, Марина Георгиевна, мы играли в пиратов, а Вася, подошел и схватил и они стали драться. А потом Славик…
– Ну, успокойся, Кирилл, успокойся. Перестань плакать. Ну, что ты. Сейчас всё выясним, – Марины Георгиевна взяла немного успокоившегося Кирилла за руку и повела в группу.
– Так! Вася! – она попыталась придать своему голосу как можно больше строгости, – Вася, Почему ты забрал у Кирилла пиратов?
Но тут, неожиданно, вместо него ответил Славик. Он с важным видом подошел к Марине Георгиевне и заявил:
– А это Васины пираты. Он у него своих забрал. А этот Кирилл, – тут он вспомнил Кириллову кличку, – этот Пикасо, не хотел их отдавать. Вот и получил.
– Так чьи это пираты? Дети! Чьи, на самом деле?
– Мои! – решительно заявил Вася.
– Мои, – тихим голосом произнес Кирилл.
Мнения окружающих разделились:
– Это Кирилла!
– Нет, это Васи!
– Я видел, как Вася с ними играл!
– Нет, это Кирилл сегодня с собой принес!
Марина Георгиевна поняла, что выяснить, чьи же все-таки на самом деле пираты не представляется возможным, и решила оставить всё как есть.
– Ну ладно, ладно, сами разберитесь по-честному, чьи пираты. А сейчас надо помириться. Вася иди сюда, помирись с Кириллом, дай ему руку.
Вася подошел. Воспитательница взяла его за руку и протянула Кириллу. Кирилл машинально её пожал, что и дало Марине Георгиевне основания объявить о примирении:
– Ну, вот и хорошо. Помирились. И всегда надо мириться. А теперь – за парты, доставайте пластилин, будем заниматься лепкой.
Дети потянулись за столы, стали рассаживаться и доставать пластилин. Кирилл же, после всех переживаний и потрясений совсем не был расположен к лепке и не пошел со всеми, а побрел в дальний угол и сел на стул. Он уже не думал о потерянных пиратах, об унижении и побоях, которые ему довелось перенести, о несправедливости, столь явной и беззастенчивой с которой он так жестоко столкнулся первый раз в жизни. Ни о чём, об этом, он не думал. Он думал лишь об одном: чтобы поскорей пришла мама, и забрала его домой.
