скачать книгу бесплатно
Я таки буду смеяться, но вряд ли по этому поводу. Скорее это неизвестный искусствоведам авторский экземпляр, возможно, эскиз, набросок. Прежде чем написать «9-й вал», Айвазовский набросал 8 эскизов разных размеров. Искал гармонию, а, может, заказчиков – иди знай. Иди и изучай живопись. Моя бывшая, надо отдать ей должное, таки научила меня хоть немного разбираться в живописи.
В ноябре 2013-го, перед самым Майданом, мы с ней были в Крыму, отдыхали в Евпатории у моего дядьки-караима; а после заехали в Феодосию, там, в музее Айвазовского как раз выставляли «Девятый вал» – «Русский музей» расщедрился и «подогнал» оригинал из Санкт-Петербурга на родину художника. На время. Автору – авторово.
Экскурсоводша из местных была на 7-м небе от счастья.
– Видите, видите, – частила она, аккуратно тыкая указкой в правый нижний край картины, – на репродукциях ее не разглядеть. Последняя шутка великого живописца. Рисуя «Девятый вал», 75-летний Айвазовский решил пошутить и изобразил в волнах корову. Видите? Видите рога?
Я невольно провел ладонью по волосам…
3
– И шо? Так и будем слюни пускать, или?
На «блошином» рынке прилавки не предусмотрены. Весь товар лицом на порэпанном асфальте. В общем, голову без особой надобности не поднимаешь. Тем более против ветра, и так задувающего тебе во все дыры.
Но вот и она – особая надобность в виде продавца «Девятого вала». Его ультрастаромодные клеши заслонили мне нарисованный шторм, его сиплый голос интересуется: «И шо?.. или?».
И шо – я подымаю голову.
Я ежусь – брр-р! – и инстинктивно еще сильнее кутаюсь в пальто: легкий морозец вдруг как бы потяжелел.
И смораживаю: «С наступающим!».
Мы какое-то время смотрим друг на друга.
Я как я, а на продавца в клешах стоило посмотреть. Он, конечно, не так экзотичен, как тот укроазиат с крисом, пластинками и слониками, которого мне не судилось увидеть, но тоже картина маслом, говоря словами Гоцмана из «Ликвидации».
Чудик старой одесской породы, он мог бы без грима сыграть в знаменитом сериале. Без грима и без одежды. Не знаю, кем он был в предыдущей жизни, но в этой он точно морж. Правда, тощий, как спичка. И масти соответствующей, спичечной: загорелое, будто выдубленное лицо, паленая шапка жестких выгоревших волос, а все остальное (язык не поворачивается назвать это телом, такое оно худющее) – бледно-желтое, как песок в Санжейке после ноябрьских штормов. Загар настоящего одессита: он весь в делах, на море не ходит, кует железо, не отходя от кассы.
На этом болтается пиджак, да-да, прям на голые (!) плечи, на левом лацкане блестит значок ГТО третьей степени с парой разнополых бегунов, окруженных многообещающей мантрой «Готов к труду и обороне СССР», а под значком, точнее сказать, из-под полы пиджака торчит зеленый чешуйчатый хвост тату-русалки.
Русалка тоже не первой свежести, выцветшая (ее, видимо, набили моржу в прошлом еще веке) и …волосатая: сквозь чешую прорастают и курчавятся вторичные половые признаки, не русалки, конечно, признаки, а чудика – рыжевато-седые волоски нагрудной растительности. Застрявшие в них голубые снежинки довершают «прикид» моржа.
– И почем ваш Айвазовский? – спрашиваю я у этого колоритного типа «из раньшего времени».
– Ты про голубя или картину?
Я забыл: на Староконке обращение «Вы» не в почете. Тут все запанибрата. Все, кто продают братьев наших меньших, и все, кто их покупает или хотя бы спрашивает за них – все братья, не родные, так двоюродные, не двоюродные, так знакомые через 3—4—5 рукопожатий.
Стоп! «Голубь?» Какой еще голубь? Мало мне тонущей коровы, так там еще и голубь?
И только я об этом подумал, стиснув под мышкой крис под охраной пары рушниковых павлинов, как из-за картины, точнее, из зазора между нею и стеной, выходит жирный такой сизарь!
Так вот, кто сделал «буль-гуль», когда я счищал с холста снег!
Явление Христа народу!
Явление посмотрело на меня, как на старого знакомого, потом на моржа и принялось вышагивать, высоко задирая ноги, туда-сюда по снегу, сюда-туда перед «Айвазовским», что твой караул перед Кремлем. Порой голубь остановится, что-то поворчит по-своему «гиль-гуль[4 - Гиль-гуль, гильгуль (гильгуль нэшамот) – каббалистический термин, обозначающий переселение душ.]», поглядит искоса на хозяина, переведет взгляд на картину, потом глянет на улицу, обведет взглядом прохожих и на меня, застывшего столбом, опять посмотрит так внимательно, будто читает тантрические заклятия на моем шарфу; затем снова скосит глаз на «Девятый вал», постоит-постоит, подумает (типа решает задачу «Найди 9 отличий») и опять продолжит мерить шаги.
Весь снежный «холст» тротуара испещрен его следами в виде пасифика, символа мира.
– А шо, голубя зовут Айвазовский? – спросил я, когда ко мне вернулся дар речи. Я ведь тоже его узнал! Не сразу, но узнал в нем моего Спартака. Моего покойного «петушка». Betta splendens!
Это не могло быть совпадением! Подняв глаза еще выше, на стену, я увидел знак.
Более красноречивым знаком могло бы быть разве что упавшее с груши-старушки потрепанное издание все еще популярного «Кольца царя Соломона», где автор Конрад Захариас Лоренц, к слову припоминает индонезийских головорезов:
«Маленькая коричневато-серая рыбка, лежащая со сложенными плавниками в углу аквариума, внешне не представляет собой ничего замечательного. И только если другая рыбка, первоначально такая же невзрачная, приблизится к ней, и они заметят друг друга, только тогда они начинают словно светиться изнутри и постепенно накаляться великолепием. Румянец пропитывает их тела почти так же быстро, как проволока электрической плитки становится красной при пропускании электрического тока. Плавники расправляются, как декоративные веера, настолько внезапно, что почти ожидаешь услышать звук, какой издаёт раскрываемый зонтик. А затем следует танец обжигающей страсти, не игра, но танец жизни и смерти, начало и конец всего.
Цель такой дуэли – запугать противника и одновременно привести себя в состояние бесстрашия. У рыб длительность этих приготовлений, их ритуальный характер и, главным образом, замечательный показ красочного наряда и развернутых плавников, имеющие целью запугать, сломить противника, маскируют для непосвященного всю серьёзность ситуации. Бойцы во всём великолепии своих нарядов кажутся настроенными менее враждебно, чем это есть в действительности: вы также не склонны приписывать им жестокую отвагу и презрение к смерти, как не связывается в нашем представлении охота за головами почти женственной красоты индонезийских воинов».
4
Лоренца нам не надо. И Захариаса тем более. Мы сами с глазами.
Имеющий глаза – и так увидит. Знак. На самом верху внешней стены Староконного рынка, на две головы выше чудика-продавца кто-то намалевал спреем размашистое черно-синее граффити «ЧЕ НОМО ЕЦ или СМЕ ТЬ!».
Я пригляделся: на трех пропущенных Р налип снег. Почему этот одесский снег любит Р?
Не любит. Потому что одесский.
В любом случае, в отличие от русалки на груди «расклешенного» торговца, это настенное творение было свежим. Мне даже почудилось, что я чую запах…
Где-то там, в детстве А и Б сидели на трубе, а тут Ч и Е и Р и остальные слегка занесенные снегом, но все же читабельные, буквы призыва-угрозы «сидели» на штанге. На штанге футбольных ворот. Такая натуралистичная, круглая, слегка накренившаяся штанга и такие нахохленные острые буквы, от которых веяло отчаянием. Особенно от последнего слова, которое буквально придавило собой правый край штанги.
Не внушал оптимизма и нарисованный мартын, сидящий на союзе «или». Ему бы пересесть поближе к «ЧЕРНОМОРЦУ» – тогда б, возможно, и штанга выровнялась, и «СМЕРТЬ» бы так не выделялась. Вместо этого мартын, словно слетевший с логотипа ФК «Черноморец», плакал: нескупая такая слеза, размером с твой кулак скатывается по его щеке и вот-вот упадет на голову моржа.
Но он-то в чем виноват?
Почему фанаты «Черноморца» написали свое граффити именно на этом сегменте рыночной стены, перед которым тощий одессит старой закалки выставил на продажу Айвазовского, а до того укроазиат – свой крис?
В любом случае, интересная задумка: стена это ворота. Ворота это стена. Портал это ворота. А я – почти вратарь: повернув голову налево, я инстинктивно поднял руки, пытаясь поймать летящий в «девяточку» мяч. Ах, он уже в «девятке»? Нарисованный мяч не поймаешь и не отобьешь. Почему тогда никто не кричит: «Го-о-ол!»? 3:0 в пользу… Да какая там польза! Такая же, как от бегущей в едином порыве (и на одном месте) парочки физкультурников на значке моржа. Римская цифра III под ГТОшными девушкой и юношей сбивает с толку. Все равно, сколько бы их ни было, уже никто никуда не бежит.
Я представил, как выглядели бы подобные значки на моих «петушках»: кто-кто, а сиамские бойцовые рыбки всегда готовы к обороне своей территории и труду по строительству воздушного гнезда для икринок. Спартаку – значок I степени, Тайсону – II (он, в отличие от универсала Спартака, еще не овладел всем арсеналом боевых приемов), а самовлюбленный альбинос Викинг как самый «зеленый» с гордостью носил бы значок ГТО с цифрой III. Он, может быть, и носил бы. Не значок, так значочек или малюсенькую наклейку. И зубастый Тайсон выглядел бы еще внушительнее с подобным знаком отличия. А Спартак… А Спартаку в раю и так хорошо. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Что слопавший его мартын – точь-в-точь такой же, как на настенной росписи, только без слез, – унес его в Вырий, птичье-рыбий рай.
Короче, жалостливое граффити. И бесполезное: московский банк, которому «Черноморец» задолжал 30 миллионов, слезам не верит. Ну, не сами футболисты, конечно, задолжали, в долговую кабалу их ввел «дядька Черномор», хозяин прославленного одесского клуба. («Дядька Индиок» – такое поганяло подошло бы ему лучше, ведь свои грязные деньги этот бизнесмен отмывал в Индийском океане, точнее в оффшорах на островах имени министра финансов Франции. Как называются эти райские острова, где финансы поют от счастья, а олигархи моют сапоги в Индийском океане? Слово из 7 букв[5 - Сейшелы. Эта бывшая французская колония получила свое имя в честь министра финансов Франции Сешелля.]).
Мореслав. Это имя придумал мой папа. Мой батя еще тот ультрас. Он может часами говорить за свой любимый «Черноморец». Он болел за него еще голоштанным пацаном, когда клуб еще назывался «Пищевик».
Не корову проиграть – эта фразочка «Пищевиковских» времен. Времена давно другие, но отец не изменился: он до сих пор – подумать только! – не пропускает ни один домашний матч на стадионе в парке Шевченко и ходит на апрельские марши памяти Максима Чайки, вожака одесских ультрас, погибшего в уличной стычке с пророссийскими антифа-скинхедами.
За «Черноморец»! За Одессу-маму!
Мне даже кажется порой, что я помню, как слышал эти бесконечные разговоры на футбольные и околофутбольные темы, еще будучи у мамы в животике. Да, сначала отец хотел назвать меня в честь любимого клуба Морицем (спасибо еще, что не Черным…), но мама сказала, что это как-то совсем вычурно и экзотично, лучше что-то славянское придумать. А папина мама, бабушка Лера, раскинула на меня карты и, оказалось, что все крутится вокруг «Колесницы», 7-го аркана. Колесница неслась к славе. Вот папа и придумал Мореслава. А я, когда мне на глаза попадается слово «Черноморец», думаю о папе.
5
Нет-нет, лично для меня это граффити на стене Староконки совсем не бесполезное.
– Как, его тоже зовут Айвазовский? – повторно спрашиваю я, указывая на моего голубя.
Сизарь утвердительно качает на ходу головой, но его владелец имеет собственное мнение. Почухав указательным пальцем русалочий хвост на своей впалой груди, он грозит этим же крючковатым пальцем голубю и сипит, обращаясь то к нему, то ко мне:
– Ша! Шо разве он похож на Айвазовского? Ни разу не похож. По «чесноку», на самом деле его зовут Айвазян. Ованнес Айвазян. Я прав, Ованчик?
На этот раз «гиль-гуль» из «уст» сизаря звучит не так убедительно.
– Понятно, – киваю я, поверив все-таки больше голубю: клюв у того был совсем не армянский. Я бы даже сказал: антиармянский. Такой маленький клювик бывает только у кенигсбергского Farbenkopf’а (цветноголового, если по-русски). Канюк, мой знакомый из птичьего ряда, жаловался как-то мне на сложности разведения этой редкой декоративной породы: из-за этого своего недоклюва цветноголовые мамаши-голубихи просто физически не могут, как следует, накормить своих «кенигсбергских» голубят «птичьим молоком», поэтому ему приходилось в качестве кормилиц для них использовать «традиционных» горлиц с нормальными клювами.
И все же этот «Ованчик», который с важным видом ходил сам по себе перед копией шедевра знаменитого мариниста, строго поглядывая на нас с моржом (а, ну-ка, уступили дорогу!) однозначно не был ни «кенигсбергжцем», ни даже «калининградцем»: голова ни разу не цветная, да и на ногах нет характерных, похожих на воланчики для бадминтона, «юбочек» из перьев. И, вообще, он такой же декоративный, как я Фарбенкопф.
Не знаю, возможно, я был Фарбенко или Фарбенков или даже какой-нибудь фон Фарбенкопф в прошлой жизни, но в этой меня зовут Мореслав Десницкий, а Эльфир… Эльфиром звала меня только она, Лирка, моя бывшая. Почему – это сейчас не важно. Важно, что я нашел своего Спартака, своего сиамского «петушка»!
Его душа перекочевала в «Ованчика»! Значит, этот почти бесклювый голубь со Староконки тоже обладает даром предвидения. И пусть, как сказал морж, Бог шельму метит, дав пернатому отпрыску обрубок вместо клюва за то, что его отец-обычный голубь, каких миллионы, сожрал рисовое зернышко стоимостью в миллион, мне все равно. Что? Не бывает таких зерен на «лимон» баксов?
Бывает. И скоро вы об этом узнаете. Воистину, пути Гиль-гуля неисповедимы.
6
Как реку назовешь, так по ней и поплывешь. Как меня зовут, вы уже в курсе: Десницкий, Мореслав Десницкий. Родившись в Одессе с таким именем и фамилией, я просто не мог не заинтересоваться рыбками. В первую очередь, пресноводными, привезенными за 7 морей аквариумными рыбками: ведь никто иной, как капитан Десницкий, мой прапра… дед, стоял у истоков аквариумистики в Российской империи.
В общем, нет моей вины в том, что, волею судьбы оказавшись в фиш-барбуте, в самом первом в Одессе рыбьем тотализаторе на Приморском бульваре, я был наповал сражен завораживающей красотой «петушков» и их боевых танцев, буквально влюбился в этих betta таки splendens и… пошло-поехало.
Латинское название не обманывает: «Splendens» это значит «яркий, красивый». Они красивы не только в бою, но и в ухаживании. Когда я подсаживал к своему Спартаку «курочку», он преображался – тельце его становилось ярко-бордовым, а жаберные крышки и плавники мерцали розовым неоновым светом, как на рекламной вывеске.
Да будет свет! Да здравствует любовь!
Ну, или хотя бы взаимопонимание… Эти женщины! Несмотря на все это великолепие, одна капризная самочка не проявила никакого желания ответить Спартаку взаимностью. Поняв, что любви не получилось, «петушок» отплыл в сторонку, сложил плавники, разинул рот (я бы даже сказал – пасть) так широко, как только смог и… молниеносным броском нанёс сильнейший удар «курочке» в бок. В момент удара Спартак сомкнул челюсти и вырвал из самки порядочный кусок мяса. Отплыв в сторонку, он, как ни в чём не бывало, сплюнул то, что ещё недавно принадлежало его избраннице, и вновь принял вид, соответствующий брачному ритуалу.
Жестоко? Не более чем у нас, Homo sapiens.
Это что касается «Splendens». Чисто одесское слово «Фиш-барбут» перевести чуть сложнее.
Ну, «фиш» это «рыба», это все знают, а «барбут» это «катран». Ну, не тот катран, который безобидная черноморская акулка, а катран, в смысле, – игорный дом. На всей 1/6 такие подпольные дома (квартиры, подвалы, гаражи, боксы и т.д.) называют катранами, и только в Одессе-маме – барбутами…
Связано ли это словцо с шустрой рыбкой «барбус» – не знаю, но то, что рыбий барбут куда зрелищнее и азартнее обычного картежного притона – так об этом и речи быть не может.
Бывало и такое. В качестве эксперимента на барбуте стравили импортного сингапурского «петушка» и голодного суматранского барбуса. Так, шутки ради: это было 1 апреля.
И я там был, и мой Спартак. Краем глаза увидев противников из своего отсадника, он слегка приподнял спинной плавник и полностью расправил анальный. И с плавниками наголо, словно казак-характерник с саблями в обеих руках, метнулся в правый бок, что значило, что победит правый – суматранец.
Так и случилось. В общем, и пошло-поехало…
Так я стал рыббукмекером, единственным в своем роде. А затем – аквас-оракулом, ихтиомантом, прорицателем, ворожбитом, предсказателем, если угодно, рыбьим авгуром. Короче, гадателем по аквариумным рыбкам (точнее, по рыбке, если еще точнее – то по Спартаку), тоже, кстати, единственным в роду. А затем, когда обзавелся голубем Ованнесом, – просто авгуром.
О славном роде Десницких, его связях с королевским домом Сиама и с сиамскими «петушками», я расскажу позже. Начать же нужно со Староконки. Опять. Ибо, как правильно говорят, Староконный бороды не портит.
Раздел II. Староконка
– И почем ваш конь?
– Мадам, это же петух!
– Я смотрю на цену.
Одесский анекдот с «бородой»
1
Ветер разносит по рынку собачий лай и «непереводимую игру» русских и турецких слов. Знакомый голос: это руфер-птицелов по кличке Канюк, специализирующийся на пернатых хищниках, живущих на одесских крышах, пытается загнать своего краснокнижного (а шо такое!) сапсана. Раньше он маялся с голубями и прогорел. Хищники выгоднее, хотя и опаснее.
Вот Канюк с разбитым, подряпанным лбом, вот клетка с соколенком (сапсан таки сокол).
А вот и покупатель – крупный бородатый турок, похожий на султана Сулеймана из сериала про Роксолану – прилетел в Одессу неделю назад и изо дня в день прочесывает Староконный в поисках птиц для соколиной охоты. Ему обещали, сказали, что птенцы («yes-yes, 2 good birds!») пойманы и ждут его-не дождутся. Цена была более чем подходящей. Он прилетел, а птички …не дождались, улетели! Никогда не верь одесситам.
У турка хищный взгляд, у него «концы» в одесском аэропорту, и в одесском зоопарке «концы». У «султана» везде эти бесконечные «концы», а сокола порядочного нет. И вот нашел.
Но дорого, блин, ?ok pahali (слишком дорого)!
Канюк не сдается:
– Пахали! Еще как пахали! Мы с братаном все крыши на Молдаванке излазили! Чуть не убились, пока поймали этого. Вот (шлепает себя ладонью по лбу, набивая цену свежими ссадинами)!
– Bes (пять)! – пощипывая окладистую бороду, турок стоит на своем. От злости он позабыл почти все русские слова, не говоря уже за украинские.
– Что «беш»? Это ты «беша» гонишь. Что ты мне свои пальцы веером тычешь?! А-а, пять? Ты за 5 хочешь? Пять тысяч, ха-ха! Лоха нашел! Да за 5 штук ты у меня можешь разве что… яйцо получить, да! Цена сапсёнка – 10 тысяч, и не центом меньше. Ты посмотри, какие у него глаза! Как у Жириновского – это ж ястреб войны, хоть прямо сейчас на охоту. Укажи только цель. И дрессировать не надо. Бери Жирика за десятку – не пожалеешь.
– Yedi! – бородач поднимает руки вверх, растопырив ладонь левой. На двух выставленных пальцах на его правой болтается коричневая барсетка.
– Едим?
– Да-да, yedi! – довольный турок опускает руки, думая, что сторговался за 7 тысяч.
– К тебе что ли едим? А я думал, у тебя бабки с собой, – Канюк косится на плотную такую барсетку.
– «Бабки»? – турок крутится на месте. Где бабки? Какие бабки? При чем тут бабки? Вместо бабушек уже все баи птичьего ряда во все глаза пялятся на его барсетку…
Баи как баи (мужчины с турецкого), барсетку в руке буквально прожигает яростный блеск черных глаз в желтой оболочке, сверкающих из-за проволочной решетки.
Ах, таки умная птица, думает турок, увидела в барсетке толстую сокольничью перчатку с кисточкой! Надо брать «Жирика», хотя и ?ok pahali…
Наше вам с кисточкой!
Не дослушав этот бесконечный торг, неугомонный ветер соколом летит дальше – туда, где за стенами птичье-рыбно-звериной Староконки раскинулся блошиный рынок, где еще бойкие одесские бабки и дедки продают молодость – вот, к примеру, старинные чугунные утюги.
– Сколько? 500 гривен за эту рухлядь?!
– Почему рухлядь? Никакая это не рухлядь. Смотри сюда: это же фирма! Вот, читай эмблему: «Slowianin-Konskie»! Фирма веников не вяжет.
