скачать книгу бесплатно
Великий Ганди. Праведник власти
Александр Владимирович Владимирский
Гении власти
Уинстон Черчилль надменно назвал Ганди «полуголым факиром», но миллиарды людей по всему свету величают его Махатмой, что переводится как «ВЕЛИКАЯ ДУША». Он не занимал никаких государственных постов, не принимал почестей и подношений, но был подлинным ГЕНИЕМ ВЛАСТИ, собственным примером доказав, что праведная власть, основанная на моральном авторитете, превыше власти силы и тирании зла. Он говорил: «Победа, достигнутая насилием, равносильна поражению, ибо краткосрочна»; «Я признаю только одного тирана, и это тихий голос совести»; «Сначала они тебя не замечают, потом смеются над тобой, затем борются с тобой. А потом ты побеждаешь». Отрицая не только насилие, но и бессилие, Ганди завоевал свободу для родной Индии мирным путем – но не смог предотвратить страшного кровопролития между индуистами и мусульманами, вспыхнувшего после победы и унесшего миллионы жизней. И сам был убит фанатиком всего через пять месяцев после обретения независимости, оставшись в народной памяти святым, пророком, «отцом нации».
Эта книга – лучшая отечественная биография ПРАВЕДНИКА ВЛАСТИ, которого заслуженно величают ЧЕЛОВЕКОМ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ.
А.В. Владимирский
Великий Ганди. Праведник власти
Разработка дизайна серии Петра Волкова
Оформление переплета и суперобложки Юрия Щербакова
Фотографии на переплете и суперобложке: Omikron Omikron / Getty Images / Fotobank (http://fotobank.ru/).ru (http://fotobank.ru/);
Malgorzata Kjstryn / Shutterstock (http://shutterstock.com/).com (http://shutterstock.com/)
Используется по лицензии от Shutterstock (http://shutterstock.com/).com (http://shutterstock.com/)
Предисловие
Махатма Ганди – один из величайших мыслителей и моральных авторитетов не только Индии, но и всего человечества. Для индийцев он – настоящий святой.
Альберт Эйнштейн с искренним удивлением говорил: «Возможно, грядущие поколения вряд ли поверят, что такой человек из обыкновенной плоти и крови ходил по этой земле». А один из ближайших учеников и соратников Ганди, глава Индийского национального конгресса и первый премьер-министр независимой Индии Джавахарлал Неру утверждал: «Нет человека, способного письменно воспроизвести подлинную жизнь Ганди, если этот человек не так же велик, как сам Ганди. Поэтому нам не следует ожидать того, что мы будем располагать истинным и полностью адекватным описанием жизни этого человека. Написать биографию Ганди само по себе трудно; эта задача становится еще более сложной, поскольку его жизнь не отделима от жизни Индии на протяжении полувека или более. Тем не менее, если и существуют многочисленные попытки написать о его жизни, они могут быть успешными, проливая свет на некоторые стороны его беспримерной деятельности, а также давая другим людям определенное понимание этого незабываемого периода истории Индии».
И он же говорил о Ганди, своем близком друге: «Он был, точно мощный приток свежего воздуха, побудившего нас расправить члены… луч света, пронзивший мрак; точно вихрь, перевернувший все вверх дном, в том числе наше мышление. Он не сошел с неба; он словно возник из масс индийского народа, говорил на языке народа и постоянно обращал внимание на ужасающее положение масс».
Но тут же Неру оговаривался: «Все в нем – необыкновенный парадокс». Действительно, сила Ганди порой кажется слабостью, а то, что выглядит его достоинством, легко превращается в недостаток, но в конечном счете порой помогает конечному торжеству его идей.
Ганди считал: «Моя жизнь образует неразделимое целое: все мои действия связаны воедино. Все они проистекают из неугасимой любви к человечеству». А во вступлении к автобиографии писал: «Я поклоняюсь Богу только как Истине. Я еще не нашел его, но ищу. Я готов в своих исканиях пожертвовать всем самым дорогим для меня. Если понадобится жертва, я отдам даже жизнь, думаю, что я готов к этому. Все же до тех пор, пока я не познал эту абсолютную истину, я должен придерживаться относительной истины в своем понимании ее. Эта относительная истина должна быть моим маяком и щитом». Этой относительной истиной для Ганди была борьба за освобождение индийского народа, но только ненасильственными средствами.
Я, разумеется, не претендую на то, чтобы быть человеком, столь же великим, как Махатма Ганди. И отнюдь не собираюсь писать его полную, академическую биография, которая заняла бы добрый десяток томов. Моя задача значительно скромнее – дать представление широкому кругу читателей о жизни Ганди и о его учении, в котором воплотилась созданная им философия ненасилия (сатьяграха; в переводе с хинди – «упорство в истине»). При этом особый упор будет сделан на политической деятельности Ганди и на значение сатьяграхи в качестве главного орудия политического протеста. Применяемая Ганди тактика ненасильственного сопротивления казалась утопичной, но именно она в конечном счете привела Индию к достижению независимости, сделав слишком дорогостоящим для Великобритании сохранение колониального господства.
Всему миру запомнился его аскетический облик. Вокруг худого тела он обматывал кусок домотканой материи – кхади, носил сандалии на босу ногу, в руках посох, светлые, горящие глаза в очках, открытая улыбка доверчивого ребенка. Говорил он негромко и мягко, но это только усиливало его харизму.
В сентябре 1921 года, чтобы достичь еще большей простоты, Ганди стал носить только набедренную повязку – «костюм нищего». Его друзей это удивило и позабавило, как и лондонскую публику в 1931 году, когда, несмотря на холодную и пасмурную погоду, Ганди появился на улице в одной лишь набедренной повязке.
Рабиндранат Тагор по поводу нового одеяния Ганди писал: «Махатма Ганди появился на пороге миллионов обездоленных в Индии, одетый, как они, говоря на их собственном языке… Кто еще так же безраздельно принимал огромные массы индийского народа, как собственную плоть и кровь?.. Как только в двери Индии постучалась любовь, они распахнулись настежь. Всякая внутренняя скупость исчезла».
Ганди был абсолютно бескорыстен. Он любил путешествовать, исходил всю Индию пешком. Знал почти все языки Индии – хинди, урду, тамили, гуджарати, телугу, маратхи, бенгали и, конечно же, язык колонизаторов – английский. Спал на топчане, и очень мало, чтобы больше оставалось времени для работы.
Также и в доме у него не было ничего лишнего. Только то, что необходимо для работы и для удовлетворения самых минимальных жизненных потребностей.
Ганди был строгим вегетарианцем, не употреблял в пищу даже яиц, не пил ни молока, ни чая. Сам готовил себе пищу. У него не было слуг, хотя миллионы индийцев почли бы за счастье помочь Махатме.
Ганди стремился к тому, чтобы законами общечеловеческой морали и справедливости руководствовались люди и государства, и верил, что эта цель достижима, хотя многие полагали ее утопией.
Можно сказать, что Махатма Ганди был националистом, тем более что он основал Индийский национальный конгресс. Но национализм он понимал очень широко и был убежден, что национализм одного народа не может нанести вреда никакому другому народу. Он провозглашал: «Национализм, в моем понимании, означает, что моя страна должна обрести свободу, что, если нужно, вся моя страна должна умереть, чтобы человечество могло жить…».
Главная заслуга Ганди перед Индией и человечеством заключается в том, что он сумел добиться независимости своей страны, применяя исключительно ненасильственные методы борьбы. Если бы не Ганди, в Индии могла бы разгореться настоящая антиколониальная война, которая унесла бы многие миллионы жизней. Правда, тысячи индийцев погибли от рук британских колонизаторов в ходе подавления мирных акций гражданского неповиновения, но вины Ганди в этом, разумеется, нет, и тысячи погибших – это все же не миллионы.
Детство и юность
Индия издревле – страна каст. Мохандас Карамчанд Ганди – так звали нашего героя при рождении – происходил из семьи, принадлежавшей к торгово-ростовщической джати бания, относящейся к варне вайшьев. В Индии существует четыре главных сословия (варны) (санскр. «цвет»): брахманов (священнослужителей), кшатриев (воинов), вайшьев (торговцев, скотоводов и земледельцев) и шудр (слуг и разнорабочих). Они существовали еще за 1500 лет до н. э. В Средневековье варны сохранились, но раздробились на множество джати (каст) (порт, casta – «происхождение», изначально «чистая порода»). Поскольку последователи индуизма верят в перевоплощение, они считают, что тот, кто соблюдает правила своей касты, в будущей жизни поднимется по рождению в более высокую касту; тот же, кто нарушает эти правила, в новом перерождении опустится в более низкую касту. А каждая имеющая наименование каста делится на множество подкаст, поэтому точное число джати в современной Индии подсчитать невозможно. В последний раз сведения о числе каст и подкаст в Индии были опубликованы в 1931 году. Тогда их насчитали 3000, но это число наверняка приуменьшено.
Из касты бания выходили обычно торговцы и чиновники. Отец Мохандаса Карамчанд (Каба) Ганди был диваном (главным министром) княжества Порбандар в Гуджарате. Он не имел законченного образования, но хорошо знал индуистские традиции. В семье строго соблюдались индуистские обряды. Особой набожностью отличалась мать Ганди Путлибай. Посещение богослужений в храмах, принятие обетов, соблюдение постов, строгое вегетарианство, самоотречение, чтение священных индуистских книг – все это Ганди под влиянием матери практиковал с самого детства. Мать же могла держать несколько постов подряд. Познав однажды вкус мяса, Мохандас испытал к нему отвращение, и желания повторить эксперимент у него никогда не возникало. Он съел маленький кусок козлятины, и потом ему казалось, что живая коза стонет у него в животе. Он честно сообщил о своем поступке отцу, искренне в нем раскаиваясь, и тот его простил. Ганди дал слово больше никогда не брать в рот мяса и свое обещание сдержал.
К матери Мохандас питал особую любовь, считал ее настоящей святой. «Его голос смягчался, когда он говорил о ней, его глаза загорались любовью», – свидетельствовал один из его друзей в 1908 году, когда Ганди было уже 39 лет.
Отец Ганди отличался веротерпимостью и довольно часто принимал в своем доме мусульман. Веротерпимости он научил и сына. Родители также внушили ему, что нельзя причинять вред и насилие всему живущему на земле, что именно в этом заключается высшая добродетель.
Мохандас Карамчанд Ганди родился 2 октября 1869 года в небольшом княжестве Порбандаре, одном из сотен княжеств, расположенных в Западной Индии. Место его рождения – городок Порбандар – хоть и столица княжества, но всего лишь небольшой рыболовецкий порт в Гуджарате. Дома здесь строили из белого камня, почему Порбандар иногда называли белым городом. Большинство жителей княжества говорили по-гуджаратски. Дом Ганди стоял рядом с двумя индуистскими храмами. Семья была набожной. Отец Ганди, крупный чиновник колониальной администрации, славился прямотой и неподкупностью, что было редкостью для колониальной администрации, в значительной степени коррумпированной. Как пишет Мохандас Ганди в автобиографии, «на протяжении трех поколений, начиная с моего деда, наша семья поставляла нескольким штатам премьер-министров», славившихся честностью и принципиальностью. По словам Ганди, его отец «не получил никакого образования, а лишь приобрел большой практический опыт; в лучшем случае он доучился до пятого класса гуджаратской школы. Об истории и географии отец не имел никакого понятия». К отрицательным качествам отца Ганди относил импульсивность и вспыльчивость, а также то, что он «возможно, был склонен к плотским утехам». Каба Ганди был женат четыре раза. По всей видимости, он не отличался супружеской верностью, да и последняя жена была младше его более чем на двадцать лет.
Первые три жены рано умерли, и от них остались две дочери. Четвертая жена Путлибай родила еще одну дочь и трех сыновей, Мохандас был самым младшим ребенком. Он рос хилым, стеснительным и боязливым мальчиком, не проявлявшим, казалось, особых способностей к учебе. Но он всегда был прилежным учеником и любящим сыном.
В конце 1882 года, в возрасте 13 лет, Мохандас по настоянию отца вступил в брак со своей ровесницей Кастурбай, что для Индии было обычным возрастом вступления в брак. В данном же случае немаловажную роль играли соображения экономии. Как раз в это время старший брат Мохандаса собирался жениться, а вместе с ним и двоюродный брат. Проведя сразу три церемонии, можно было немало сэкономить.
Позднее Ганди писал, что нет «никаких моральных доводов, которыми можно было бы оправдать столь нелепые ранние браки», поскольку в этом возрасте супруги еще несамостоятельны. К счастью, Мохандас и Кастурбай полюбили друг друга, и никакие жизненные испытания не смогли их разлучить.
Свадьба была омрачена тем, что во время переезда из Раджкота, где тогда жило семейство Ганди, в Порбандар, где должна была состояться свадьба, отец упал и расшибся. Ганди вспоминал: «Мой отец держался молодцом, несмотря на свои раны, и высидел всю свадебную церемонию… Тогда я был далек от мысли, что однажды буду сурово корить его за то, что он женил меня так рано».
Мохандасу приходилось разрываться между женой-ребенком, школой, куда он продолжал ходить, и заботами об отце. Последние годы жизни Карамчанда он с любовью взял на себя обязанности сиделки. Вскоре после свадьбы младшего сына отец умер. Его смерть Мохандас переживал очень тяжело.
Находясь при больном отце, Ганди думал о жене, и думал об отце, когда был с женой. В результате столь бурной жизни он забросил учебу и остался на второй год. По признанию Ганди, он был посредственным учеником. В школе Ганди чувствовал себя не слишком уютно. Он признавался: «От малейшей неприятности у меня слезы наворачивались на глаза. Если я заслуживал – или учителю казалось, что заслуживал, – нагоняй, мне это было нестерпимо». Как-то в субботу Ганди опоздал в школу. Он оправдывался: «Я ухаживал за отцом, часов у меня не было, облачное небо ввело меня в заблуждение. Когда я пришел, все остальные уже ушли». Ему не поверили и наказали, хотя он говорил святую истинную правду. От горя мальчик заплакал и навсегда усвоил одну важную истину: «Правду надо говорить с осторожностью». Впоследствии Ганди все же добился, чтобы его освободили от посещения уроков этого сурового учителя, чтобы ухаживать за больным отцом.
У Мохандаса и Кастурбай Ганди было четверо сыновей: Харилал (1888–1948), Манилал (28 октября 1892–1956), Рамдас (1897–1969) и Девдас (1900–1957). Роды младшего сына Ганди принял сам, поскольку акушерка опоздала. Однако от старшего сына Харилала отец впоследствии отказался, поскольку тот пил, развратничал и влезал в долги. Еще в 1911 году Харилал порвал все связи с семьей, которая возражала против того, чтобы он получил высшее образование в Англии. Харилал хотел стать преуспевающим адвокатом и не принимал участия в национально-освободительном движении. Несколько раз Харилал менял религию, назло отцу обратившись в ислам, но потом вернулся к индуизму и умер от цирроза печени 18 июня 1948 года, ненамного пережив отца и успев побывать неузнанным на его похоронах. Все остальные сыновья были помощниками и последователями отца и активистами его движения за независимость Индии. Девдас стал мужем Лакши, дочери Раджаджи, одного из руководителей Индийского национального конгресса и горячего сторонника Ганди. Однако Раджаджи принадлежал к варне браминов, а межварновые браки противоречили религиозным убеждениям Ганди. Тем не менее в 1933 году он дал Девдасу разрешение на брак.
В письме своему сыну Манилалу, когда тому исполнилось 17 лет, Ганди нарисовал суровую картину своих детских лет: «Забавы, развлечения позволительны только в невинном возрасте, то есть до двенадцати лет. Как только ребенок достигает разумного возраста, он должен научиться поступать, полностью осознавая свою ответственность, и постоянно и осознанно работать над своим характером… Помню, когда я был моложе тебя, самой большой радостью для меня было ухаживать за отцом. Начиная с двенадцати лет я больше не знал забав и развлечений».
По мнению американского психоаналитика Эрика Эриксона, «сексуальность Ганди оказалась окончательно испорчена юношеской безудержностью, исчерпав его силу духовного сосредоточения». Возможно, это обстоятельство в дальнейшем привело Ганди к аскетизму.
«Плотское желание явилось позже, – вспоминал Ганди. – Я предлагаю задернуть здесь занавесу над моим стыдом». Очень скоро он стал мучить Кастурбай ревностью, которую разжигал один его друг. Впоследствии Ганди каялся: «Никогда я не забуду, никогда не прощу себе, что довел свою жену до отчаяния своими подозрениями… Каждый раз, вспоминая о тех мрачных днях сомнений и подозрений, мое безумие, жестокость моего желания наполняют меня отвращением…». Но тут «Брахмачарья предстала предо мной во всем своем блеске, и я понял, что жена не раба мужа, а подруга и опора, спутница, делящая с ним наравне радости и горести, и что она так же, как муж, вольна выбрать свою дорогу… Овладев мною, брахмачарья неудержимо подталкивала меня к женщине как матери человеческой. Она стала слишком священна для меня, чтобы быть объектом плотской любви. Таким образом, каждая женщина стала для меня сестрой или дочерью».
Однажды под влиянием друга Ганди посетил бордель, но с проституткой оказался полностью несостоятельным, поскольку, по его собственному признанию, был «поражен слепотой и немотой», так что женщина его выгнала, осыпая оскорблениями. Впоследствии Мохандас даже радовался, что был таким образом спасен от грехопадения, хотя, по его утверждению, «если судить строго с точки зрения этики, такие случаи нельзя рассматривать просто как проявление малодушия: здесь присутствовало и плотское желание, требовавшее насыщения…».
«Секрет величия Ганди заключается не в отсутствии изъянов и человеческих слабостей, а в его неустанном внутреннем поиске и сильной вовлеченности в проблемы человечества», – утверждал его соратник Нирмал Бозе. Грехи молодости за Ганди водились, но он сумел их преодолеть благодаря сильной воле.
Отец Ганди умер ночью. Торопясь к жене, Мохандас оставил присматривать за умирающим своего дядю. Но вскоре за ним пришли. Он бросился в комнату отца и увидел, что отец скончался на руках у дяди, и тот исполнил долг, который сын хотел исполнить сам. «Я понял, что если бы меня не ослепила животная страсть, я избежал бы муки оказаться вдали от отца в его последние минуты». Жена в то время была беременна, но ребенок умер вскоре после рождения. Ганди воспринял это карой за то, что пренебрег сыновьими обязанностями ради плотских утех. Как он отмечал, «мне потребовалось много времени, чтобы стряхнуть с себя цепи желания, и прежде чем победить его, мне пришлось пройти через много испытаний».
В автобиографии Ганди признавался в том, что в юности начинал курить и даже воровал у слуг мелкие монетки, чтобы купить сигарет, а затем, в раскаянии, даже думал покончить с собой, но в конце концов нашел силы превозмочь пагубную страсть.
Кастурбай была неграмотна, в школе, как и подавляющее большинство индийских женщин, не училась. Она была покорной воле мужа, как и предписывала традиция, но вместе с тем независимой и решительной, собственной волей, которую она отстаивала при внешней покорности. Ганди вспоминал, что жена стала его первым учителем по применению практики ненасилия. Он так и не смог заставить ее научиться читать и писать, даже тогда, когда Кастурбай стала известна всей стране и почитаема как жена любимого нацией Бапу (отца нации) и его верной соратницей в выполнении общенациональной миссии.
В молодости Кастурбай любила украшения и красивую одежду. В конце жизни ее спросили, жалеет ли она о том времени, когда красиво одевалась; она ответила: «Самое важное в жизни – выбрать одно направление и позабыть обо всех остальных». Так же считал и Ганди.
Замечу, что о детских годах Ганди мы узнаем почти исключительно от него самого. Однако, поскольку Ганди дал себе обет никогда не лгать, верить ему можно почти абсолютно. Хотя какие-то неосознанные ошибки памяти и могли случаться.
В среднюю школу Мохандас ходил в возрасте от 6 до 16 лет. Сначала он хотел стать врачом, но старший брат воспротивился, заявив, что представители их касты не должны заниматься вскрытием трупов, и напомнил, что отец мечтал об адвокатской карьере сына.
В 15 лет Ганди совершил кражу. Его брат взял деньги в долг, но не возвращал. Тогда Мохандас похитил кусочек золота с браслета, принадлежавшего брату. Эта кража камнем давила на его совесть, и Мохандас почувствовал потребность сознаться в своем поступке отцу. Он исповедался в письме, которое показал ему, прося прощения. Ганди вспоминал: «Он прочел все письмо до последней строчки, и слезы выступили у него на глазах, потекли по щекам, стекая на бумагу. На мгновение он закрыл глаза, чтобы подумать; потом разорвал листок. Чтобы прочесть его, он сел. Теперь он снова лег. Я тоже плакал. Я видел, что он ужасно страдает… Для меня это был живой урок ахимсы. В тот миг я видел в этом лишь отеческую любовь, но сегодня я знаю, что это была ахимса во всей ее чистоте… она преображает все, к чему прикасается. Власть ее безгранична… Я ожидал гнева, суровых слов; думал, что он будет бить себя по лбу. А увидел его необычайно миролюбивым – я уверен, что это благодаря моему полнейшему признанию…». Так он усвоил ту истину, что миролюбие сильнее гнева, что искренность и покаяние – это путь к прощению.
По словам Джавахарлала Неру, Ганди еще в молодые годы, проведенные в Гуджарате, проникся мыслью, что «ненасилие – это глубинный принцип человеческого развития», с чем сам Неру, кстати сказать, не был согласен.
Ганди впоследствии утверждал: «Для меня ненасилие – не просто философская категория, это закон и суть моей жизни…Ахимса (поведение и образ действий, при которых первым требованием является ненанесение вреда; ненасилие, распространенное в виде обета в буддизме, индуизме и джайнизме. – А.В.) – основа для поисков истины. Поиски эти тщетны, если они не строятся на ахимсе. Все мы из одного теста сделаны, все мы дети одного Творца, и Божественные силы в нас безграничны. Третировать человеческое существо – значит третировать эти Божественные силы и тем самым причинять зло не только этому существу, но и всему миру. Для меня всегда было загадкой, как могут люди считать для себя почетным унижение ближнего… В реальности нет ничего, не существует ничего, кроме истины. Вот почему сат, или истина, возможно, самое важное имя Бога… Ахимса и истина настолько тесно переплелись, что практически невозможно отделить их друг от друга. Они словно две стороны одной медали, вернее, гладкого металлического диска без отпечатка. Кто скажет, где у него реверс, а где аверс? Однако ахимса – это средство, а истина – цель».
Однако Джавахарлал был уверен, что Ганди – это не вполне человек и сделан он из другого теста, чем обычные люди: «В индийской мифологии есть множество историй о великих аскетах, которые, благодаря твердости своего жертвенного духа и накладываемых на себя покаяний, сумели воздвигнуть гору заслуг, способную потрясти устои. Кипучая энергия и внутренняя сила Ганди, а также его неистощимая духовность часто заставляли меня вспоминать об этих полубогах. Он явно был из другого теста, чем обычные люди, иной, редкой закваски. И очень часто из глубины его глаз на нас смотрела Неизвестность».
В Гуджарате было немало последователей джайнизма – религии, для которой основным обетом является ахимса. Но и в индуизме ахимса присутствует, пусть и не в виде основного обета, а Ганди всегда был правоверным индуистом.
Большое влияние в детские годы оказала на Ганди пьеса «Харишчандра» про легендарного царя, монарха солнечной династии древнеиндийской мифологии. Этот персонаж книги «Маркандейя-пурана» известен своей добродетелью и щедростью. Харишчандра отдал мудрецу Вишвамитре все свои богатства и земли. Тогда Вишвамитра потребовал, чтобы Харишчандра продал в рабство самого себя, жену и сына и отдал ему вырученные деньги. Царь выполнил и это требование. Он попал в услужение к чандале (представителю самой презренной из низших каст, «неприкасаемых», происходящих, по легенде, от отца-брахмана и матери-шудры и стоящих вне системы четырех варн)) и был послан им на кладбище красть саваны. На кладбище X. встретил свою жену, пришедшую хоронить их умершего сына, и оба они решили сжечь себя на погребальном костре. Однако осуществлению этого решения помешали боги: они явились все вместе на кладбище и объяснили X., что все случившееся с ним было задумано как испытание его благочестия. Мохандас смотрел пьесу несколько раз. Позднее он признавался: «Добиваться истины и перенести все испытания, которые выпали на долю Харишчандры, – таков был великий идеал, внушенный мне этой пьесой».
Учеба в Англии
В 18 лет Мохандас продолжил учебу в недорогом колледже в Бхавнагаре. Преподавание там велось на английском (против преподавания на языке колонизаторов Ганди будет бороться потом всю жизнь). Тогда он еще плохо знал английский, ему трудно было следить за ходом занятий, и он вскоре утратил к ним интерес. По окончании первой четверти Ганди бросил учебу и вернулся домой. Тут один брахман, друг семьи, предложил послать Мохандаса учиться в Лондон. Там он и английский как следует освоит, и получит солидное образование и солидные связи. Брахман убеждал родных Ганди: «На вашем месте я послал бы его в Англию. Сын мой, Кевалрам, говорит, что стать адвокатом там совсем нетрудно. Через три года Мохандас вернется. Расходы на жизнь в Лондоне не превысят четырех-пяти тысяч рупий. Представьте себе адвоката, вернувшегося из Лондона. Здесь, в Индии, он будет жить шикарно! По первой же просьбе он получит пост дивана, как и его отец. Я очень советую послать туда Мохандаса еще в этом году. У Кевалрама в Лондоне много друзей. Он даст рекомендательные письма к ним, и Мохандас легко там устроится».
Ганди гораздо больше привлекала медицина, которой он интересовался всю жизнь, чем юриспруденция. Но решение на семейном совете было принято в пользу адвокатской карьеры. В результате в возрасте 19 лет, в 1888 году, Мохандас Ганди действительно поехал в Лондон учиться. Но вокруг этой поездки в семействе Ганди развернулась нешуточная борьба. Необходимые пять тысяч рупий изыскал старший брат Мохандаса. А вот чтобы уговорить других родственников согласиться на поездку, потребовались нешуточные усилия. Родственникам и влиятельным друзьям семьи удалось послать Мохандаса учиться в Англию только после ожесточенных споров. Категорически против поездки был его дядя по отцовской линии, формальный глава семьи, обладавший обширными связями. Он опасался, что в Англии племянник не сможет следовать нормам и правилам индуистской религии, и с особенным недоверием относился к адвокатам. «Я не вижу разницы между их образом жизни и жизнью европейцев. Они не разборчивы в еде. У них всегда сигара во рту. В одежде они так же бесстыдны, как англичане… Все это противоречит семейным традициям». По его убеждению, правоверный индуист вообще не должен жить за пределами Индии. Лишь после того как мать взяла с Мохандаса три обета – не дотрагиваться до вина, не знать женщин и не употреблять в пищу мяса, дядя разрешил поездку.
Но тут возникла оппозиция поездке Мохандаса Ганди со стороны руководства касты бания. Шет – глава общины, находившийся в отдаленном родстве с семьей Ганди, за отказ подчиниться запрету на выезд за границу отлучил Мохандаса от касты, поскольку никогда еще «ни один из модх баниан не ездил в Англию», а посему «с нынешнего дня это дитя становится парией». Но и это не остановило юношу.
4 сентября 1888 года Ганди отплыл на пароходе из Бомбея в Англию. На землю туманного Альбиона он сошел одетый, как он думал, настоящим британцем – в белую фланелевую пару, приготовленную специально для этого случая. Ганди вспоминал: «Когда пришло время сойти на берег, я сказал себе, что белые одежды подойдут лучше всего. Поэтому я ступил на английскую землю в костюме из белой фланели. Был конец сентября, и я заметил, что лишь я один так одет». Но в белые костюмы британцы одевались только в колониях тропических областей. А в дождливой Англии публика была в темных костюмах и куталась в плащи, так что Ганди чувствовал себя белой вороной. А вот на корабле он, наоборот, одевался во все черное, заперся в каюте и старался выходить на палубу лишь тогда, когда там никого не было. Он ни с кем не общался, демонстрируя робость, удивительную для будущего кумира миллионов, умевшего убеждать в своей правоте едва ли не каждого, с кем заговаривал. Ганди питался исключительно фруктами и сластями, которые захватил с собой из Индии, так как боялся, что в Англии мясо может оказаться в любых, самых безобидных с виду блюдах.
Надо было найти себе жилье, привыкнуть к британской кухне и британским традициям. Как вспоминал Ганди, «все было чужое: народ, его обычаи и даже дома». С первого взгляда Англия ему не понравилась, но о возвращении на родину он даже не думал. Постепенно юноша освоился с новым образом жизни, и в Англии ему все больше нравилось. Ганди поступил Школу права Лондонского университета. Он изучил английский, французский и латынь, освоил юридические и естественные науки.
В то же время Ганди старался одеваться как настоящий англичанин, чтобы не чувствовать себя приниженным по сравнению с коренными британцами. Вот каким он запомнился одному из индийцев, встретивших его в Лондоне: «На нем был шелковый цилиндр, жесткий накрахмаленный воротничок, а поверх шелковой сорочки в полоску – ослепительный галстук всех цветов радуги. Костюм-тройка: пиджак, жилет, темные брюки в тонкую полоску, кожаные лаковые туфли с гетрами. Вдобавок ко всему этому – пара кожаных перчаток и трость с серебряным набалдашником».
Аскетизм Ганди шел отнюдь не от бедности. Средства позволяли ему выглядеть настоящим английским джентльменом. Опрощение и бедность стали следствием глубоких жизненных убеждений, а отнюдь не недостатка средств.
В то же время надо иметь в виду, что успех пропагандируемой Ганди сатьяграхи (ненасильственной кампании гражданского неповиновения), во многом был обеспечен тем, что подавляющее большинство индийцев, особенно в деревнях, и без всякой сатьяграхи вынуждены были жить в условиях весьма сурового аскетизма, буквально на грани голодной смерти. Поэтому их трудно было испугать тюрьмой, где порой их кормили даже лучше, чем на воле. Кроме того, доктрина индуизма учила их не бояться смерти, поскольку смерти нет, а есть лишь бесконечная череда перерождений, причем новое перерождение может оказаться счастливее прежнего. Точно так же и мусульмане, участвовавшие в сатьяграхе, не боялись смерти, поскольку верили, что праведники, погибшие за доброе дело, непременно окажутся в раю.
Отметим, что только в Индии кампания ненасильственного гражданского неповиновения имела полный успех. Это объясняется как уникальной харизматической личностью Ганди, сумевшего повести за собой миллионы, так и специфическими социальными условиями индийского субконтинента. Здесь и индусы, и мусульмане были проникнуты общинным духом и привыкли поступать так, как указывают им руководители местных общин. Поэтому в движение оказались вовлечены десятки миллионов людей по всей Индии. Кампания гражданского неповиновения могла быть успешной только при подлинно массовой, всеобщей поддержке, шла речь о бойкоте британских товаров или колониальных учреждений.
Благодаря движению вегетарианцев Ганди познакомился с трудами историка Томаса Карлейля, автора нашумевшей работы «Герои, почитание героев и героическое в истории», где герои противопоставлялись толпе в качестве основных акторов исторического процесса. Хотя Ганди впоследствии и стал одним из таких героев, он никогда не относился уничижительно к народным массам, считая себя частью народа. Он также обратил внимание на другого великого вегетарианца, Льва Толстого, труды которого он прочел уже в Южной Африке. Толстой оказал огромное влияние на Ганди, и между их учениями справедливо находили много общего.
В Лондоне Ганди встретился с Дадабхаем Наороджи, одним из основателей и первых руководителей ИНК. Тот выступал за предоставление Индии самоуправления в рамках Британской империи и утверждал, что «британские правители, стоя на часах у парадной двери Индии, уверяют мир, что защищают ее от внешних грабителей, а сами через заднюю дверь уносят то сокровище, которое сами сторожат у парадного входа». Наороджи говорил: «Мои желания и цель состоят не в том, чтобы поощрить восстание, а в том, чтобы предотвратить его и сделать связь между Англией и Индией полезной и благотворной для обеих стран, какой она несомненно может быть, но, к сожалению, еще не стала из-за дурной и несправедливой системы управления, упорно сохраняемой исполнительной властью вопреки желаниям короля, народа и парламента Англии править справедливо». Он прожил в Англии более 50 лет и стал первым индийцем, избранным в британский парламент.
Ганди, как и другие индийские студенты в Лондоне, посещал лекции Наороджи и читал издаваемый им журнал «Индия». Мохандас имел к Наороджи рекомендательное письмо, но долго не решался вручить его, робея перед патриархом индийского национального движения. Когда он все-таки пришел к Наороджи, тот его очень внимательно выслушал и пообещал: «Вы можете в любое время прийти ко мне за советом».
Ганди, оставаясь человеком, глубоко верующим в Бога, познакомился с атеистическими воззрениями руководителя английского общества «Свободомыслие», депутата парламента Чарлза Брэдлоу и проницательно заметил: «Для атеистов, вроде Брэдлоу, истина является тем же, чем для других является Бог».
Ганди познакомился и со знаменитой ирландкой Энни Безант, членом общества «Свободомыслие» и фабианского общества. В последнем она вместе с Бернардом Шоу проповедовала социалистические взгляды. Безант также была видной теософкой, правой рукой Елены Блаватской, в «Тайной доктрине» которой Индия занимала видное место. В 1893 году Безант уехала в Индию, где одно время даже возглавляла Индийский национальный конгресс.
В Лондоне Ганди прочел много религиозных книг. В частности, он впервые познакомился в английском переводе и в санскритском оригинале с памятником древнеиндийского эпоса «Бхагавадгитой», которая стала для него «непогрешимым руководством по поведению». Ганди выучил текст этой поэмы наизусть и перевел его на родной для себя гуджаратский диалект. Оттуда он почерпнул идею о том, что «надо заботиться лишь о действии, а не о его плодах», отразившуюся в том числе и в его учении о ненасилии.
Интересно, что убийца Ганди Натхурам Годзе тоже знал священный текст «Бхагавадгиты» наизусть, но из него делал вывод о том, что насилие оправдано и необходимо, если под угрозой находятся принципы индуизма.
Особенно большое впечатление на Ганди произвела книга Эдвина Арнольда «Свет Азии», где рассказывалось о жизни и учении Будды, а также английские переводы индийских священных книг, с которыми Ганди в полном объеме познакомился только сейчас. Он с увлечением прочел Новый Завет и вдохновился Нагорной проповедью Иисуса Христа. Особенно его вдохновили следующие слова: «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся.
Любить нужно всех, включая врагов.
Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?
Будьте совершенны.
Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Матф., 5, 38–48).
В этих словах была квинтэссенция его теории ненасилия и необходимости возлюбить своих врагов.
Уже тогда Мохандас мечтал о духовном сближении Востока и Запада. Вспоминая позднее о жизни в Лондоне, Ганди говорил: «Мой неискушенный ум пытался объединить учение Гиты, «Свет Азии» и Нагорную проповедь…».
Пытаясь стать ближе к британским студентам, Ганди брал уроки музыки и танцев, но не слишком преуспел в этих сферах. Да и уроки были дороги, а у Ганди от природы не было ни чувства ритма, ни склонности к произнесению политических речей в классическом стиле. Зато он стал активным участником движения вегетарианцев, где, по его утверждению, приобрел первый политический опыт. Его даже избрали секретарем вегетарианского общества. Ганди публиковал в журналах статьи о вегетарианской диете. Так он сумел выполнить свой обет в стране активных мясоедов и хотя бы некоторых из них сумел склонить к вегетарианству. Для Ганди переход на вегетарианскую пищу был прежде всего духовным очищением. А вот к занятиям спортом, столь популярным среди британских студентов, он так и не приобщился. Физическую форму он поддерживал длительными пешими прогулками, привычку к которым сохранил до глубокой старости.
При этом британская растительная пища Ганди не нравилась. Пресную вареную капусту и зеленый горошек он так никогда и не полюбил, оставаясь верным рису и пряной индийской кухне. Только британский хлеб ему нравился. Ганди пробовал различные диеты: ел только хлеб и фрукты, не употреблял в пищу картофель, сыр, молоко и яйца, но иногда расширял свое меню за счет некоторых из этих продуктов. Главным для Ганди было сознание того, что ради его пропитания не убивают никаких живых существ, в том числе зародышей (яйца). Он так объяснил столь строгое ограничение: «Но я был убежден, что поведение моей матери и есть то определение, которого я должен придерживаться. Поэтому, чтобы соблюсти обет, я отказался и от яиц».
Но, как признавался Ганди, в первые месяцы в Англии «все мне было чуждо – люди, манеры, сами дома».
Чтобы максимально сократить те средства, которые тратили на него родные, Ганди решил экономить во всем. «Я записывал свои расходы до последней копейки и тщательно их рассчитывал. Любая мелочь – траты на омнибус или почтовую марку, пара монеток на покупку газет – заносилась в расход, и каждый вечер перед тем как лечь спать я подводил итог. С тех пор эта привычка меня не покидала».
Главными статьями экономии стали жилье и транспорт. Ганди снял двухкомнатную квартиру неподалеку от места работы, вместо того чтобы жить в знакомой семье, где он был обязан из вежливости порой угощать того или другого ее члена, что выходило дороже, чем аренда небольшой квартиры. Мохандас писал: «Я сэкономил на расходах на транспорт и каждый день ходил пешком 12–15 километров». Привычка к дальним пешеходным прогулкам сохранилась на всю жизнь и сыграла большую роль в пропаганде Ганди своего учения.
Дальше – больше. По словам Ганди, он вообще отказался от отдельной квартиры и поселился в комнате, купил плиту и сам принялся готовить себе завтрак и ужин, состоящие из овсяных хлопьев и какао, к которым вечером добавлялось немного хлеба. Ганди стал жить так, как живут индийские бедняки, и сохранил этот образ жизни, вернувшись в Индию, приучив к нему жену и детей. (Правда, не все из детей сохранили приверженность к аскетизму, когда подросли.)
По признанию Ганди, в юности он был болезненно застенчив и боялся выступать перед аудиторией, что было столь серьезным недостатком для адвоката, что практически закрывало для него путь в эту профессию. Мохандас вспоминал, как опозорился во время своего первого выступления в обществе вегетарианцев: «О выступлении без подготовки мне нечего было и думать. Поэтому я написал свою речь, вышел на трибуну, но прочесть ее не смог. В глазах помутилось, я задрожал, хотя вся речь уместилась на одной странице. Пришлось Мазмудару прочесть ее вместо меня. Его собственное выступление было, разумеется, блестящим и было встречено аплодисментами. Мне было стыдно за себя, а на душе тяжело от сознания своей бездарности».
Конфузы случались и позднее. Ганди со стыдом вспоминал свое первое выступление в Индии в качестве адвоката: «Мой дебют состоялся в суде по мелким гражданским делам. Я выступал со стороны ответчика и должен был подвергнуть перекрестному допросу свидетелей истца. Я встал, но тут душа моя ушла в пятки, голова закружилась, и мне показалось, будто помещение суда завертелось передо мной. Я не мог задать ни одного вопроса. Судья, наверное, смеялся, а адвокаты, конечно, наслаждались зрелищем… Я стыдился самого себя и решил не брать никаких дел до тех пор, пока у меня не будет достаточно мужества, чтобы вести их».
И Ганди сумел преодолеть природную застенчивость. Он делал это двояким путем. С одной стороны, тренировался в публичных выступлениях. С другой стороны, старался излагать свои мысли как можно более сжато, чтобы речи были как можно короче. Ганди признавался: «Я взял в привычку сжимать свою мысль». Он научился изъясняться готовыми формулами и афоризмами.
Отсюда же исходит его идея о том, что порой важнее не говорить, а молчать. «Опыт подсказал мне, что молчание – один из признаков духовной дисциплины приверженца истины. Иначе говоря, истина не отделима от молчания… Моя застенчивость в действительности – мой щит и прикрытие. Она дает мне возможность расти. Она помогает мне распознавать истину».
В 1891 году, получив диплом барристера (адвоката), Ганди вернулся на родину.
Аскетизм нисколько не мешал, а скорее помогал Ганди успешно учиться и сдавать экзамены на «отлично». Он утверждал: «В моей жизни явно появилось больше истинности, и душа моя наполнилась от этого безграничной радостью».
Мать умерла, когда Ганди заканчивал учебу в Англии. Чтобы не травмировать его, пока он был на чужбине, его брат ничего ему не сообщил о семейном горе, так что Мохандас узнал скорбную весть, только когда вернулся в Индию.
«Весть о ее кончине стала для меня страшным ударом, – вспоминал Ганди. – Все самые дорогие мои надежды пошли прахом…» Однако он не предался горю и «даже сумел сдержать слезы и влился в течение жизни, как будто ничего не случилось», проявив немалое самообладание.
В Южной Африке
Но адвокатская практика Ганди в Индии – сначала в Бомбее, потом в Раджкоте – складывалась не очень удачно. Ганди пытался преподавать английский, на котором теперь говорил и писал свободно. Профессия преподавателя позволила бы ему относительно безбедно существовать и содержать семью. Но Ганди отказали под тем предлогом, что у него нет соответствующего образования.
Между тем брата Ганди обвинили в том, что он давал дурные советы властям Порбандара. По его просьбе Мохандас, хотя и без большого энтузиазма, отправился защищать его перед британским чиновником, с которым познакомился в Лондоне. Он подал прошение и просил его принять, но чиновник приказал выставить его за дверь. С индийцем британец мог позволить себе общаться на равных в Лондоне, но не в самой Индии. Когда оскорбленный Ганди попробовал дать делу ход, один родственник постарался вразумить наивного юношу: «Ты не знаешь британских чиновников. Если хочешь зарабатывать себе на жизнь и не иметь проблем, порви прошение и проглоти обиду…».
Это было первое столкновение Ганди с расовой дискриминацией и расовым предубеждением. И оно стало толчком для разработки теории борьбы с помощью ненасильственных действий. Обиду он сумел пережить и даже в дальнейшем обратил ее себе на пользу. Он признавался: «Испытанное мною потрясение изменило направление моей жизни».
Позднее Ганди говорил: «Я вовсе не утверждаю, что всякий английский чиновник – чудовище. Однако всякий чиновник работает в дьявольской системе, а потому, намеренно или нет, превращается в орудие несправедливости, лжи и репрессий». У него не было чувства ненависти к конкретному чиновнику, которого он, наоборот, призывал возлюбить. Он ненавидел колониальную систему, которой верой и правдой служили чиновники.
