Квантовый Зоопарк

Владимир Кожевников

Квантовый Зоопарк

Глава 1 Подвал Прогресса

Пыль висела в воздухе густым, неподвижным саваном, прорезаемая лишь резкими лучами паяльников. В бывшем бомбоубежище под корпусом №7 полузаброшенного технопарка «Северный» ютился НИИ «Прогресс». Здесь, среди груд списанного оборудования – мерцающих осциллографов, гудевших трансформаторов и паутины проводов – Ирина Воронова вела свою священную войну. Войну против невежества, против смешков таких, как Вадим Ершов из Академического, назвавший ее в лицо «сумасшедшей бабенкой» после того, как она осмелилась заговорить о квантовой топологии сознания на конференции.

«Подача на катушку три!» – крикнул Дима Лебедев, его лицо, испачканное машинным маслом, светилось в голубоватом свечении главного экрана. Его руки, покрытые сетью старых ожогов и царапин, двигались с хирургической точностью, подключая очередной блок к сердцевине установки – «Скальпелю». Это был монстр из нержавеющей стали, меди и керамики, напоминающий гибрид томографа и ускорителя частиц, увенчанный сферой из толстого свинцового стекла.

Ирина, с тугой седой косой и глубокими тенями под глазами, всматривалась в спектрограмму на мониторе. Они повторяли эксперимент по регистрации квантовых флуктуаций в конденсированной среде. Объект – одинокий кварк, изолированный в магнитной ловушке внутри сферы. Цель – поймать мимолетный след гипотетического гравитона.

«Дергай!»

Дима щелкнул рубильником. По «Скальпелю» пробежала дрожь. Гул трансформаторов перешел в визг. Внутри сферы вспыхнуло крошечное, ослепительно белое пятно – кварк под чудовищным напряжением.

«Регистрируем!» – Ирина вцепилась в край стола. На экране спектрометра вместо ожидаемых пиков гравитационного возмущения поползла… структура. Невероятно сложная, фрактальная, пульсирующая. Линии спектра не просто колебались – они плелись в многомерные узлы, разворачивались в калейдоскоп невозможных геометрий. Мониторы вокруг захлебывались данными. Компьютер безуспешно пытался аппроксимировать данные стандартными моделями квантовых флуктуаций.

«Что… что это?» – прошептал молодой лаборант Саша, бледнея.

Ирина молчала. Ее взгляд был прикован к экрану. Она видела не спектр. Она видела… карту. Карту чего-то невообразимо огромного, сжатого до размеров элементарной частицы. В ее сознании, отточенном годами работы с уравнениями квантовой гравитации и теорией струн, сложилась чудовищная, прекрасная гипотеза. Если квантовое состояние частицы фундаментально неопределенно до измерения, представляя суперпозицию всех возможностей… то что, если эта "суперпозиция" и есть ее истинный масштаб? Не точка, а целый ландшафт вероятных вселенных, свернутый в планковский объем? Брана…

«Он не точка. Он… мембрана. Развернутая в полноценное пространство-время. Со своими измерениями. Своими законами. Это… вселенная, Дима.»

Дима вытер ладонью лоб, оставив черную полосу. «Вселенная? Внутри кварка? Ирина Сергеевна, это…»

«Безумие? Да. Но посмотри!» Она ткнула пальцем в экран. «Энергетические уровни – это не орбитали, это галактические сверхскопления в миниатюре! Эти колебания – не флуктуации, это гравитационные волны его внутренней вселенной!»

Она откинулась на спинку стула, охватив голову руками. Год назад погибла Аня. Автобус сошел в кювет. С тех пор мир для Ирины стал черно-белым, плоским. До этого момента. Теперь в ее сознании, рядом с болью, зажглась безумная, запретная надежда. Если каждая частица – целый мир… где-то там, в бесконечном зоопарке реальностей, существует ветка, где Аня не села в тот автобус. Где она жива.

«Скальпель» гудел, как живой. Ирина подняла глаза на его сферу. Они создали его для сканирования квантовой пены. Но теперь она понимала его истинное предназначение.

«Дима… – ее голос окреп. – Мы неверно смотрели. «Скальпель» – не микроскоп. Он – шлюз. Он может не просто смотреть. Он может проектировать. Сознание. Туда.»

Она указала на крошечное белое пятно в сфере. На целую вселенную внутри кварка.

Глава 2 Первый Прыжок и Эхо

Проектирование заняло три месяца адского труда и бессонных ночей. Идея была проста и чудовищна: создать квантово-запутанный «буй» – пакет информации, моделирующий нейронную активность мозга оператора, и «впрыснуть» его через фокусирующие поля «Скальпеля» в целевую брану-частицу. Сознание оператора должно было «оседлать» этот буй, воспринимая информацию из микровселенной.

«Принцип вроде квантовой телепортации информации, – объяснила Ирина Диме перед прыжком, проверяя нейроинтерфейс шлема. – Твой сознательный опыт здесь создает уникальный квантовый отпечаток – матрицу. «Скальпель» создает запутанность между этой матрицей и состоянием браны-вселенной. В момент синхронизации твое субъективное восприятие здесь связывается с квантовым состоянием там. Ты не летишь туда телом. Ты проецируешь свою точку зрения, становясь наблюдателем в двух мирах одновременно через эту запутанную связь. И это наблюдение… может быть разрушительным.»

Первым вызвался Дима. «Кто, если не я?» – усмехнулся он, надевая шлем с датчиками ЭЭГ. Его скепсис боролся с азартом первооткрывателя. Ирина нервно кусала губу. Расчеты были, но теория – одно, практика…

«Запускай протокол «Фотон-1», – скомандовала она. Объект – фотон в специально созданном вакуумном канале внутри сферы.

«Поехали», – прошептал Дима, закрывая глаза.

«Скальпель» взревел. Сфера заполнилась ослепительным светом. На экране ЭЭГ кривая сознания Димы резко изменилась – не сон, не бодрствование, нечто иное.

Пять минут. Десять. Пятнадцать. Ирина уже готова была прервать сеанс, опасаясь за стабильность связи, когда Дима вздрогнул и открыл глаза. Они были полны слез и немого восторга.

«Свет… – прохрипел он. – Весь мир – свет. Чистый, живой… Энергия, которая поет! Там… танцы. Огненные вихри, сплетающиеся в узоры… как будто сами фундаментальные силы – это живые существа, исполняющие вечный балет…» Он замолчал, пытаясь осознать пережитое. «Это… прекрасно. И страшно. Потому что я чувствовал… их осознанность. Не как нашу, но…»

Установка запищала. Датчики зафиксировали мощный, кратковременный выброс энергии – точь-в-точь как при аннигиляции частицы. Фотон в канале… исчез. Без следа, без характерного всплеска распада.

«Не коллапс в привычном смысле, – прошептала Ирина, глядя на резкий пик на графике. – Полное схлопывание. Как будто сама структура пространства-времени этой… браны… не выдержала вторжения внешнего наблюдателя. Энергия ее связей выплеснулась в наш вакуум.»

Следующим прыгала Ирина. Ее цель – электрон в атоме углерода старой графитовой ручки, лежавшей на столе. «Графит – кристалл, Ирина Сергеевна, – предупредил Дима. – Там может быть… структурно.» Она кивнула. Мир должен соответствовать среде.

Она погрузилась в черноту. Холод. Тишину. Потом проступили очертания. Гигантские, мерцающие гранями кристаллы, простирающиеся в бесконечность. Они двигались – медленно, величаво, срастаясь, раскалываясь, перестраиваясь в новые, невозможные для трехмерного пространства структуры. Жизнь здесь была геометрией, самоорганизующимся порядком. Плыла сквозь этот мертвенно-прекрасный лес кристаллов, видя, как их грани переливаются внутренним, холодным светом – отголоском сильных взаимодействий той вселенной. И вдруг увидела Ее. Фигуру, сложенную из чистого, темно-синего кристалла. Очертания – точь-в-точь Аня. Как будто сама решетка графитового кристалла, в чей электрон они вторглись, породила этот призрачный слепок из ее глубочайшей памяти и тоски. Кристаллическая «Аня» повернулась. Вместо глаз – сколы, отражающие бесконечные грани мира. Она подняла руку – граненую, острую – в немом жесте.

«Анюта?» – мысль Ирины рванулась к ней.

В ответ – только холодный, бездушный блеск граней. Ирина почувствовала ледяной укол в висках – не боль, а пустоту. Ощущение чудовищной, немой пустоты за этим образом, как бездонный вакуум, высасывающий смысл из самого понятия "жизнь".

Ее резко выдернули. Она открыла глаза в лаборатории, задыхаясь. Рука автоматически потянулась к горлу. Графитовая ручка на столе лежала целая, но… чужая. Ее поверхность, обычно матовая, на миг отразила свет с неестественной, почти металлической четкостью, как отполированный кристалл.

Глава 3 Трещины и Куратор

Аномалии начались через неделю и нарастали как снежный ком. Сначала мелочи. Чашка с кофе, поставленная Ириной на стол, вдруг на секунду потеряла инерцию – не упала, а поплыла в воздухе, прежде чем грохнуться. Свет от лампы на потолке искривился, отбросив на стену тень с тремя солнцами. Из углов доносилось тихое, навязчивое потрескивание – точь-в-точь как звук из кристаллической вселенной.

Дима жаловался на кошмары – огненные вихри, пожирающие его во сне. У Саши начались провалы в памяти. А Ирина… она все чаще видела краем глаза мерцающий синий кристалл. Эхо Ани.

«Квантовый шум, – мрачно констатировал Дима, проверяя экранировку «Скальпеля». – Отголоски тех миров в нашем мозгу. Наше сознание… заражено.»

«Это не просто шум, Дмитрий, – ответила Ирина, изучая данные с детекторов, расставленных по НИИ. – Это утечка. Законы… там просачиваются сюда. Каждый прыжок – не просто визит. Это… рана. В ткани реальности.»

Команда нервничала. Дима удвоил проверки экранировки. Саша вздрагивал от каждого скрипа. Ирина ловила себя на том, что прислушивается к тишине подвала – не таится ли в ней новый, чужой звук?

Именно в один из таких дней нарастающего напряжения, в подвал «Прогресса» без стука вошли трое в строгих костюмах. Впереди – мужчина лет сорока пяти, с лицом, высеченным из гранита, и холодными, всевидящими глазами. Майор ФСБ Арсений Кротов. «Куратор».