Молчание рыб

скачать книгу бесплатно

Молчание рыб
Владимир Уланов

Пронзительная история о силе любви и верности. Случай рождает цепь событий, в которых драма выстраивает всю красоту человеческих отношений.

Молчание рыб

Владимир Уланов

© Владимир Уланов, 2024

ISBN 978-5-0062-9178-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

март 2024

МОЛЧАНИЕ РЫБ

часть первая

***

Грязно – серая, безликая девятиэтажка, выстроенная в квартальной низине, пугала себя и окрестности своей нелепостью. Причудливо изогнутая панельная ненадёжность прочно стала достопримечательностью котов и приютом наркоманов.

Липовый парк был высажен в начале века, мощные стволы охраняли огромный банный комплекс. Вечный, красный кирпич ограды плавно переходил в основные и подсобные помещения знаменитых городских бань.

Новострой зигзагами обходил капитальность, усугубляя хаос двора через стихийные парковки и кривые подъезды.

Два боковых пристроя организованно замерли на уровне пятого этажа, прикрывшись кокетливыми псевдозамковыми надстройками.

Зимой сама земля рождала пар с вечным ароматом берёзовых веников. Жилец, сумевший преодолеть нарастающую наледь, перед подъездом, неизбежно вставал на четвереньки, толкая поклажу головой. Включая силу проклятья, противясь

заторможенному падению, теряя остатки равновесия, неуклонно сползал к началу

увеличивающейся наледи.

Дом скрипел и охал, выдавливал окна и двери, медленно погружаясь в банную преисподню. Вектор моего идиотского движения упирался в квартиру 32, сдающуюся именно в этом подъезде за « очень умеренную плату».

Определившись с направлением и не веря в конечную цель, я ринулся впереди собственной глупости к единственной функционирующей двери. В трёх метрах от вожделенной ступени из бетона, барражировало рыжеволосое существо, теряющее остатки грации. Преимущественно страдал по частям центр тяжести, с угрозой потери самоуважения, через падение в неопределённую сторону.

Подхватив беспомощную даму под мышку, а также её пакеты и сумочку, тренированным шагом довёл до подъезда. Болтавшаяся на одной петле дверь пыталась стыдливо прикрыть обнажённое, запачканное, тёмное нутро. Вход в неведомое искалечен и мрачен. В нос ударила подвижная стена, сотканная из живой кошачьей страсти.

***

Не ведомые людям эмоции соития сопровождались вегетативным слиянием разнополых существ, зачинающих себе подобных. Борцовская удаль победы закреплялась клочьями шерсти, порванными ушами, горячими пронзительными струями самцовского торжества, удивительно вонючими, а ещё крещендо захватчика.

Перила отсусутствовали, ощущение пропасти усугублялось влажным мраком. Перекошенная лестница блокировала лифт. Дом с тихим скрипом уходил в банные подвалы. Наступающая весна торопила подземные воды.

Восьмой этаж остановил наш безумный подъём. Доступ на девятый, последний наглухо заварен массивным листом из ребристого металла. Казалось, дом прилепился к этой странной, но очень надёжной конструкции. Дверь в квартиру просто выдавило, но не до конца. У порога возлежал огромный рыжий кот, мометально втянувшийся в образовавшуюся щель, проворно исчез в направлении балкона.

Дама, вцепившись в куртку, молча, подгоняемая ужасом, пыталась засунуть руку внутрь, добралась уже до локтя, вопль трансформировался в бессловесную мольбу глазами. Проклиная себя, вытянул резко удлинившийся рукав, просочился в прихожую, размером с троллейбус. Вторая рука с намотанным шарфом намертво зафиксировалась в районе шеи, распутать на составляющие оказалось совсем непросто. Маленький кулачок жил своим миром в борьбе за бесценную жизнь своей хозяйки.

Лепной потолок с подсвеченными зеркалами, сотворил из меня коротконогую ушастую голову с поперечно открытым ртом. Мой палец гневно грозил кому то за моей плоской спиной.

Обернувшись, едва не потерял равновесие – в меня с животным ужасом вцепились глазами четыре разноцветных дамы. От потери действительности удержал синхронный крик, сродни шпаговому ору обезумевших котов. Косенький пол тёмного полированного паркета в сочетании с резной мебелью и тяжёлым ковром располагал к диалогу.

***

Дама безуспешно пыталась приладить оторванный рукав, в её коротких бессмысленных движениях прослеживалась цель, но не было конечного результата. Мы очень живописно расселись под зеркалами, занятые дурацкой реставрацией порванной и перемазанной одежды.

Механизм, активно калечащий дом, устыдясь своей агрессии, поскрипев, поднатужившись, внезапно выпрямил дверь, не забыв ключи оставить в коридоре, снаружи.

Персидский светлый напольный ковёр самовольно лишил меня уличной обуви. Любуясь двусмысленным потолком, я в небе споткнулся об очень изящный светлый сапог, помахивающий перед самым носом.

Глядя в стеклянный верх, свинтив обувку, с удовольствием убедился в полном отсутствии ненавистного запаха потных ног, скорее наоборот.

Как и полагается первой в этот мир пришла она. Ужас, посетивший в подъезде, благополучно закончился в комфорте ковра и внезапном остром женском любопытстве.

Игнорируя зеркала и ампир, сидя на полу, мы совершенно откровенно в упор разглядывали друг друга.

– Валькирия, – протянула узкую, длинную ладонь половая попутчица, светло улыбнувшись.

– Самсон, – тотчас отозвался мое неожиданное «я», не спеша отпускать доброе тепло из своих ладоней. Затянувшееся тактильное знакомство совершенно не тяготило, скорее напротив. Почему-то в голове задержались глаза, светлые, глубокие, очень внимательные.

Не сговариваясь, мы одновременно посмотрели на потолок. Отражение было глупейшее, хохот бросил на спину, заставил дрыгать ногами, дробная икота, перевернув на живот, обозначила ситуацию корчами. Знакомство состоялсь по кошкиному образцу, самым коротким и надёжным путём.

***

Лёгкий скрип, переходящий в шорох, отворил кухню, заодно выкатив закопчённую баранью ногу.

Следом, не мешкая, посыпались приправы в разноцетных бутылках, халва в дере вянных расписных бочонках и разнообразная зелень, последней не спеша

медленно выкатилась огромная банка жидкого мёда цвета янтаря. На шум явился кот, усевшись около баранины, принял самый независимый вид.

Обдав трапезную облаком, слегка наклонившись, огромный ресторанный холодильник с прозрачной дверцей, и встроенным компьютером, собрался расстаться со своим нутром совершенно безвозмездно, под органное сопровождение облегчения.

Однако, моё стремительное гасящее движение предотвратило неизбежное, холодильник был зафиксирован. Легкая, очень женская тень, возникшая из-за моей спины моментально навела восточный порядок на кривеньком подоконнике, украсив мраморную столешницу бараниной в окружении яркой зелени. Дама, обернувшись женщиной, заворожила меня гармонией своего я.

Пластика, сродни угасающей флейте, рождала не существующую музыку тихо затухающего очень мягкого звука.

Валькирия, бродя по кухне, запускала и гасила встречной волной присутствия себя порождение своего отражения. Зеркальная магия прекратила своё стеклянное, лишённое смысла, существование.

Моё «я», уходя, внезапно приблизилось и вошло в меня с неожиданной стороны.

Меня было двое. Одно, отягощённое разумом, искало себя в порядке вещей.

В перетаптывании вариантов дёшёвого жилья, оказался между слегка перекошенным полом и безумным потолком. Возник в разваливающейся квартире, нашёл себя на потолке с визжащей женщиной под мышкой и сапожками в руках.

Выяснилось, даме был необходим совершенно другой дом с аналогичным номером квартиры. Всему виной оказались берёзовые веники, прущие из -глубины земли в окружении ледяной мистики.

Второе «я», совершенно не моё, родилось пять минут назад, на полу. Возникло оно из лестничного недоразумения и потолочно—коврового, почти кошачьего знакомства. Меня не узнавала уважительно тонкая грань остро возникшего обожания существа противоположного пола

Подобное доселе было мне не ведомо. Лёжа на полу, я любовался пластикой рук, они знакомились с не нашим миром почти со звуком умирающей скрипки.

Руки были умны, тактичны, закончены, в образе светлого мрамора навечно.

Образа той Валькирии в моей бедной, неправильной голове нет даже сейчас, она забрала мою память о себе с собой, оставив нечто светлое, лишённое памяти и действия.

Только глаза, бесконечное внимание, тепло милых рук, облако счастья, данное в ощущениях.

***

Столешница, украшенная дарами востока, есть нечто, что дали мне персты моей

«сиюминутной». Она кормила меня нежным теплом волшебных рук, через касание.

В глубине себя я понимал и противился ненадёжности происходящего.

Этот зародившийся цветок совершенно необходимо от хрупкости рождающейся любви, защищая, хранить. Питать подземной вечностью избранного дома, что нам открыла нас, укрыв от мира.

Трапеза оказалась совершенно закономерным продолжением необычного дня.

Кот вёл себя достойно, не клянчил, мясо заел огурцом, покопался в петрушке, попил водички, уселся у прозрачной дверцы холодильника и тихо задремал.

Валькирия удивительным образом, совершенно естественно, окружала всё вокруг себя и нас, собой. Гармония движений, мимика, поддерживали разговор ни о чём, что создало особый охранительный режим человеческого, очень доверительного контакта.

Душевный покой впервые посетил меня осознанно на руках матери, пахло черёмухой, я только что отпустил майского жука, он благодарно прогудев, унёсся в небо. Было мне четыре года и три весны.

Меня ждала вечерняя мамина сказка и вся жизнь. Прошло двадцать пять лет, именно сегодня, меня посетило ощущение добра, надёжности, просто вера в хорошее.

Мы пили удивительный зелёный чай, я дышал очень тонким ароматом её присутствия, всё прошлое ушло за ненадобностью, вокруг царил сей миг.

За шторами выстраивался день, по-весеннему огромный, бесконечный, не ожиданный. Это он подарил мне тебя, а теперь радовался, глядя на нас.

У вечного нет необходимости для удивления, он сыт вчерашним днём, он знает, что будет завтра, а день сегодняшний не повод для размышлений.

Внезапно, сидя за не своим столом, я понял, что жизнь планов не имеет, а встреча эта уже пошла поперёк моей судьбы а также прочего, что связано со мной и не только.

Евроремонт качественно выполненный до катаклизма, обогатил меня мрачновато выполненным интерьером стен, потолочно-показной великолепной горельефной лепниной с переходом на косяки, пороги и пандусы, почти в ампире, что, впрочем, не огорчало.

Неожиданно треснувшись лбом, благодаря не уместному зеркальному триплексу, не узнавая собственный затылок, впервые задумался об юридической стороне незаконного вопроса.

Звонивших было двое. Дребезжание удивляло отсутствием патетики, соглашательскими нотками, долгим шарканьем ног у входной двери. Пыжиковые шапки терпеливо ёжились в руках.

Выяснилось, что дом этот кооперативный, выстроен Н-ским управлением культуры, признан аварийным и по бумагам не существует уже два года. Тем не менее, квартиры распроданы и по исковым заявлениям заменены на аналогичные в других частях города.

Выход на балкон и взгляд через щель на далёкую заснеженную землю покрыл синими мурашками лица двух прохиндеев. На кухонном, здорово кривом подоконнике мне вручили в доверительное управление остатки панельной роскоши.

Со своей стороны второй соучастник афёры письменно подтвердил полную коммунальную поддержку со стороны города во избежание последствий и эксцессов, не вызванных природой. Так мы стали псевдо-фактом с обширными свидетельскими полномочиями. Сей не надёжный образ предполагал огромное количество вариантов перехода в иную юридическую категорию.

Контакт со мной был для них необходим, но абсолютно им не нужен. Меня приняли за совершенно другого человека.

Самодельный нотариус с двумя подходящими печатями и водяными знаками, выполнив необходимые действия, шарахнул настоящим дыроколом. Подпись я не поставил, сославшись на поздний час и отсутствие очков, что было принято с пониманием и встречными движениями рук приветливого свойства.

– Бетон и вторую половину завезём завтра в девять часов, – выразительный взгляд притормозил на подоконнике. Должен заметить, за весь период наскока я предусмотрительно не произнёс ни звука. Договор бессрочный, до предусмотренных особых обстоятельств, отмеченных в примечании, кстати последнего не было. Валькирия стояла молча в дверном проёме, косяки становились самодельными прямоками, подчёркивая лёгкую стройность фигуры, поза выражала нетерпеливую брезгливость.

***

Выдворив ходоков, стремительно усевшись на пол, голова к голове, мы первым делом, очень нежно, долго целовались. Начал я, уткнувшись в волосы, добрался до шеи, нашёл губы, замер, руки, сомкнувшись на затылке, украли свет.

Вдвоём мы приладили рукав, шуба заискрилась, уходить из дома она не собиралась. Рукав опять начал топорщиться. Кот, буквально вившийся у её ног, внезапно лёг поперёк двери, он смотрелся хищником в саване персидского ворса. Янтарные глаза потемнели, усы воинственно торчали.

Её сапожки, прижатые к груди ласкали руки. Было дико, просто неправильно, оставаться одному. Во мне начала ломаться детскость ушедшей жизни, рушилось не просто прошлое, уходило чудо настоящего. Я реально лишался дня завтрашнего.

Законченная диссертация, работа в клинике, приглашения за рубеж, рост. Всё, что называется перспективой, вдруг подавилась преснятиной рутины. Оказалось, утрата одного мига теперь – это потеря себя навсегда. Я могу жить, дышать будущим рядом или около, или никак.

Мысль моя разбивалась о скороспелость. Некая вычурность происходящего, сиюминутное обомление уничтожало рассудочность, а может просто не было повода. Раздвоить себя в мозгах своих при полном разуме, мог только человек,

пребывающий в полном разуме.