скачать книгу бесплатно
«И наш капиталист заботится о двоякого рода вещах… Он хочет произвести не только потребительную стоимость, но и товар, не только потребительную стоимость, но и стоимость, и не только стоимость, но и прибавочную стоимость» (Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения в 9-ти т. Т. 7. – М.: Политиздат, 1987. Стр. 177. Выделено Сафончиком В. Н.).
Сделаем и здесь ранее осуществляемую подстановку определения стоимости в каждое место ее употребления Марксом. Получим: он хочет произвести не только потребительную стоимость, но и товар, не только потребительную стоимость, но и (стоимость) общественно необходимое рабочее время, и не только (стоимость) общественно необходимое рабочее время, но и (прибавочную стоимость) прибавочное общественно необходимое рабочее время.
По Марксу получается, что весь капиталистический способ производства существует (имеет целью) исключительно для того, чтобы изготовление всякого продукта осуществлялось за все большее и большее общественно необходимое рабочее время, требовало бы все больших и больших затрат общественного труда! Но разве эти марксовы формулировки не противоречат объективной реальности капиталистического производства? И разве кто-то сегодня не знает, что капиталистическое производство всегда реализовывало и реализует две неизменные тенденции: сокращение издержек, снижение себестоимости товара и повышение его продажной цены?
Налицо, таким образом, важнейшее противоречие в марксовой теории прибавочной стоимости. И, ведь, Маркс сам писал об этом противоречии, когда приводил цитату из Кенэ:
«Вы считаете», – говорит Кенэ, – «что чем больше удается сберечь на расходах и дорогостоящих работах при фабрикации промышленных продуктов без ущерба для производства, тем выгоднее это сбережение, так как оно уменьшает цену продукта. И, не смотря на это, вы полагаете, что производство богатства, возникающего из труда промышленников, состоит в увеличении меновой стоимости их произведений»
Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения в 9-ти т. Т. 7. – М.: Политиздат, 1987. Стр. 299).
Но он почему-то решил, что критика Кенэ относится только к другим сторонникам трудовой стоимости. Что он, введя категорию «прибавочная стоимость» «закрыл» вопрос о такой противоречивости.
На самом деле это далеко не так. Против теории Карла Маркса о прибавочной стоимости «работают» не только примененный нами выше фундаментальный математический и логический «метод подстановки», не только теоретическая критика Кенэ, но и историческая практика СССР и стран, так называемой, социалистической ориентации.
В самом деле, главной экономической причиной краха СССР и развала СЭВ стал общий проигрыш в экономическом соревновании двух социально-экономических систем, проигрыш в общественной производительности труда и эффективности хозяйственной деятельности. А привел к этому отставанию в производительности и эффективности пресловутый затратный механизм, затратный маховик, «раскрутившийся» в СССР после осуществления насущных и жизненно необходимых экономических реформ Н. Хрущева и А. Косыгина, после перехода на стоимостные и прибыльные принципы функционирования экономики. А в основе этого затратного маховика лежало (вы ни за что не догадаетесь, что именно) Марксово понимание общественно необходимого рабочего времени, как содержания категории стоимость!
Главное противоречие истории человечества ХХ-го века состояло в том, что капитализм никогда не развивался в соответствии с обширно аргументированным марксовым пониманием его главной цели, как производства прибавочной стоимости. Капитализм фактически развивался с целью производства прибыли, как разности между общественной ценностью (ценой) товара (которую Маркс определил, как стоимость в общественно необходимом содержании) и издержками производства (для которых у Маркса не существовало экономической категории). А социализм 1.0 развивался в соответствии с марксовым пониманием стоимости, как общественно необходимых затрат рабочего времени. И когда главной целью социализма 1.0 (по примеру опережающего его в гонке капитализма) стало производство прибыли и поскольку прибыль, от достигнутого, как нормативный процент, закладывалась в продажную цену товара, то важнейшим механизмом ее увеличения становился механизм увеличения затрат, тот самый затратный маховик.
Таким образом, ошибка Маркса в определении важнейшей политэкономической категории предопределила и обусловила крах социалистической социально-экономической системы, базировавшейся на его теории, теории социализма 1.0.
Однако устранение этой ошибки, разрешение противоречия в главной цели капиталистического и социалистического производства возможно и в теории, и на практике. Теории и практике СОЦИАЛИЗМА 2.0!
Апрель 2019 г.
Неполнота межклассовых отношений эксплуатации
Ни у кого не может быть сомнений в том, что марксистская теория прибавочной стоимости и его целостная экономическая теория носят классовый характер.
Маркс показал принципиально различную роль наемного труда, труда наемных работников, прежде всего, пролетариата и деятельности персонифицированного капитала (капиталиста) в образовании стоимости. По Марксу, практически, все виды наемного труда образуют стоимость, а все виды предпринимательской и обслуживающей предпринимателей всевозможной посреднической деятельности стоимости не образуют.
Маркс показал, что единственно наемные работники, пролетариат в процессе своего труда образуют не только стоимость, эквивалентную стоимости своей рабочей силы, но и прибавочную стоимость, составляющую прибыль капиталистического способа производства, присваиваемую капиталистами и их эксплуататорскими пособниками.
Маркс показал, таким образом, что отношение эксплуатации человека человеком в капиталистическом обществе носит классовый характер, обусловливаемый принципиально различным отношением представителей антагонистических классов общества к средствам производства, наличием или отсутствием у них прав собственности на средства производства. Пожалуй, никто из других экономистов ни до, ни после Маркса не сделал этого столь же масштабно и убедительно.
Однако более чем 150-ти летний опыт развития человеческой цивилизации, более глубокое и тонкое использование методов материалистической диалектики, открытие тройственного, а не только двойственного характера труда, тройственного, а не только двойственного, строения продукта труда, позволяют обнаружить в этих представлениях Карла Маркса существенную неполноту. Причем, неполноту двоякого рода: с одной стороны, половинчатость (неполную масштабность и убедительность) марксовой аргументации классового характера отношений эксплуатации, и недостаточность исключительно классового подхода к изучению отношений эксплуатации человека человеком в обществе, с другой.
В отношении половинчатости, в этом разделе тезисно, можно сказать следующее.
Маркс показал один (первый) механизм эксплуатации капиталистом собственного наемного работника, выполняющего живой текущий труд на средствах производства своего капиталиста. И, в основном, этот механизм эксплуатации был освещен Марксом верно. Но этот механизм не учитывал некоторый, когда больший, когда меньший трудовой вклад самого капиталиста в стоимость продукта производства. А этот вклад, при стремлении к точности описания явления, как при переходе от арифметики к высшей математике, имеет свое значение и должен и учитываться, и отражаться в теории. Но не это главное.
Главное то, что Карл Маркс не вскрыл и не показал в своей теории второй механизм эксплуатации этим же капиталистом, применяющим некоторое средство производства длительного использования, чужих наемных работников, занятых на производстве капиталиста, организовывавшего изготовление этого средства производства. А масштаб этой «второй стадии» эксплуатации наемного труда может (как мы увидим в последующих разделах) намного превосходить масштаб и характер первой.
Теперь аргументируем недостаточность классового подхода к анализу отношений эксплуатации в обществе.
Анализируя процесс труда и процесс увеличения стоимости, как процесс взаимодействия субъекта этого процесса – индивидуального человека и внешней природы, Маркс, как известно, писал:
«Процесс труда, как мы изобразили его в простых и абстрактных его моментах, есть целесообразная деятельность для созидания потребительных стоимостей, всеобщее условие обмена веществ между человеком и природой, вечное естественное условие человеческой жизни, и потому он не зависим от какой бы то ни было формы этой жизни, а, напротив, одинаково общ всем ее общественным формам. Поэтому у нас не было необходимости в том, чтобы рассматривать рабочего в его отношении к другим рабочим. Человек и его труд на одной стороне, природа и ее материалы на другой, – этого было достаточно» (Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения в 9-ти т. Т. 7. – М.: Политиздат, 1987. Стр. 175. Выделено Сафончиком В. Н.).
Здесь, как мы видим, Маркс отказался от изучения производственных отношений между рабочими. В первых главах «Капитала» они для него были не так важны. Но и нигде далее он так и не касается этих отношений. Для него есть (являются главными, образующими всю теорию) только или индивидуальный рабочий, или пролетариат в целом, как класс. Он не рассматривает отношений между рабочими, выполняющими совместный труд на «циклопической машине», в бригаде, отношения между высококвалифицированным работником и его помощником (подсобником) и так далее.
Между тем, семидесятилетний опыт практического построения социализма показывает нам (особенно тем из нас, кто значительную часть своего трудового стажа проработал в условиях, якобы, полностью лишенных отношений какой-либо «социалистической» эксплуатации) что эти отношения также чрезвычайно неоднозначны, противоречивы, сложны и важны. И если при анализе классовых отношений эксплуатации не забывать и анализ внутриклассовых отношений, если иметь единую, общую логику и методологию анализа этих отношений, то это может дать и новые подходы к осмыслению всей теории эксплуатации, и новые далеко идущие практические выводы.
Апрель 2019 г.
Противоречия первичности распределения над обменом
Чрезвычайно важное место в составе, в содержании и значении для теории социалистического общества занимают противоречия в понимании Карлом Марксом диалектики отношений производства, распределения, обмена и потребления в совокупном процессе общественного воспроизводства. Эта исключительная важность побудила автора даже на конструирование нового специального термина, который, возможно, станет употребимым в научном обиходе: тетрахотомия Маркса. Впрочем, целесообразность такой новации, конечно, еще будет подвергнута тщательному обсуждению читателями.
В наиболее концентрированном виде взгляды К. Маркса на эту диалектику сформулированы им во Введении к «Экономическим рукописям 1857—1859г.». Приведем здесь краткую, но ключевую фразу Маркса из этой работы:
«Производство, распределение, обмен, потребление образуют, таким образом, правильный силлогизм: производство составляет в нем всеобщность, распределение и обмен – особенность, а потребление – единичность, замыкающую собой целое» (К. Маркс. Экономические рукописи 1857 – 1859 г. Стр. 8. Цитируется по ресурсу: http://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html (http://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html))
В этой и других своих работах Маркс подтвердил представления многих своих экономических предшественников о том, что совокупный целостный процесс общественного производства, воспроизводства общественной жизни включает в себя, хотя и самым обширным и глубинным образом взаимосвязанные, но в достаточной степени специфические, самостоятельные стадии, этапы, фазы: собственно, производство, в узком (изготовительном) смысле слова, распределение, обмен и потребление.
Маркс подверг это представление тщательному анализу, выявил и описал обширную и глубокую диалектику содержания, форм, взаимозависимости и взаимовлияния друг на друга этих стадий. Он обосновал базовое, определяющее значение для жизни общества именно производства и сопровождающих его производственных отношений.
В некотором наглядном воплощении диалектика Маркса по поводу общественного воспроизводства может быть представлена в таблице 1 следующим образом.
Табл. 1
В таблице 1 представлен состав и характер отношений между фазами целостного процесса производства, диалектика которых раскрыта Марксом, как будто, исчерпывающим образом. Например, описанию диалектики, казалось бы, далеко отстоящих друг от друга и даже в чем-то противостоящих друг другу производства и потребления Маркс посвятил отдельный пункт «Производство и потребление». И пришел к убеждению, что:
«Итак, производство есть непосредственно потребление, потребление есть непосредственно производство: Каждое непосредственно является своей противоположностью» (К. Маркс. Из экономических рукописей 1857—1858 годов. Стр. 10. Цитируется по ресурсу: https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html (https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html),)
Маркс затвердил далее связь производства и распределения:
«Рассматривать производство независимо от этого заключающегося в нем распределения есть, очевидно, пустая абстракция, в то время, как распределение продуктов, наоборот, дано само собой вместе с этим распределением, составляющим с самого начала момент производства» (К. Маркс. Из экономических рукописей 1857—1858 годов. Стр. 15. Цитируется по ресурсу: https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html (https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html))
И, наконец, и в частности, как бы, подытожил анализ:
«Производство выступает, таким образом, как исходный пункт, потребление – как конечный пункт, распределение и обмен – как середина, которая, в свою очередь, заключает в себе два момента, поскольку распределение определяется, как момент, исходящий от общества, а обмен – как момент, исходящих от индивидов» (К. Маркс. Из экономических рукописей 1857—1858 годов. Стр. 8. Цитируется по ресурсу: https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html (https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html))
Таким образом, Маркс показал, что все элементы цепочки воспроизводства находятся в множестве тонких диалектических связей. Мол, например, несмотря на то, что производство и потребление составляют крайние пункты совокупного процесса, и потребление есть потребление производительное, поскольку оно есть потребительский способ производства самого человека, субъекта будущего производства, и производство есть производственное потребление, поскольку оно есть потребление в процессе своего функционирования средств производства и человека (его рабочей силы).
И, что распределение, как общественный способ и механизм разделения средств производства по различным территориям и отраслям общественного хозяйства, и как способ и механизм общественного разделения совокупного общественного продукта по различным социальным слоям общества, есть важнейший фундамент производства.
И обмен, поскольку он является обменом деятельностью в процессе производства, обменом средствами производства, обменом продуктами, как средством производства продуктов непосредственного потребления, заключен в производстве, как его момент.
Сказано, ну, кажется, все. Хотя, как можно было заметить, некоторые ячейки сводной таблицы остались незаполненными, хотя автор старался добросовестно отразить в них все выводы Карла Маркса по рассматриваемому вопросу. А, с другой стороны, уже и при такой относительной внешней неполноте в анализе проблемы Маркс уже был вынужден повторяться. Маркс, например, в рассуждениях о распределении и обмене употребляет выражения: «распределение распределяет», «обмен снова распределяет».
Маркс пишет также:
«В распределении общество принимает на себя, в форме господствующих всеобщих определений, опосредствование между производством и потреблением; в обмене они опосредуются случайной определенностью индивидуума» (К. Маркс. Из экономических рукописей 1857—1858 годов. Стр. 8. Цитируется по ресурсу: https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html (https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html). Выделено Сафончиком В. Н.).
И, далее:
«Распределение определяет отношение (количество), в котором продукты достаются индивидам; обмен определяет те продукты, в которых индивид требует себе свою часть, уделенную ему распределением» (К. Маркс. Из экономических рукописей 1857—1858 годов. Стр. 8. Цитируется по ресурсу: https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html (https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html). Выделено Сафончиком В. Н.).
Понятно, что Маркс мог бы много чего еще написать и про прямую зависимость производства от обмена, и про обратную – обмена от производства. И про связь распределения с потреблением и наоборот. И про потребление, которое есть момент распределения и обмена. Только тогда он был бы вынужден повторяться еще чаще и употребить слово «тавтология» больше нынешних пяти раз.
Вообще, рассуждения об очередности существования и взаимного влияния фаз совокупного общественного воспроизводства в значительной мере повторяет диалектику яйца и курицы: что было раньше, курица или яйцо? Невозможно ответить на этот вопрос однозначно, пока мы рассматриваем непрерывный процесс воспроизводства яиц из кур и кур из яиц. Ибо, даже если умозрительно максимально возможно приблизиться к самому началу этого воспроизводственного процесса, к моменту появления у птицы плода, хотя бы отчасти напоминающего известное ныне всем яйцо, всегда можно опровергнуть однозначное утверждение в пользу первичности по отношению к нему снесшей его курицы возражением такого рода, что, мол, это—то была вовсе и не курица, а нечто иное, а вот курицей стало только то, что выросло из этого «первородного» яйца.
Но этот «не решаемый» вопрос всегда решается категорически и однозначно, если рассматривать конкретную пару: яйцо и выросшую именно из этого конкретного яйца курицу, или курицу и появившееся именно и конкретно от нее яйцо. В первой паре однозначно первичнее яйцо. Во второй паре – курица.
Так и в диалектике фаз общественного воспроизводства. Поэтому, например, то, что Маркс написал о месте и роли процента и прибыли:
«Процент и прибыль как формы распределения предполагают, капитал как фактор производства. Они – способы распределения, имеющие своей предпосылкой капитал как фактор производства. Они суть также и способы воспроизводства капитала» (К. Маркс. Из экономических рукописей 1857—1858 годов. Стр. 14. Цитируется по ресурсу: https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html (https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html)).
можно без противоречия истине повторить применительно к взаимодействию любых других конкретных отношений различных фаз общественного воспроизводства.
Обращает на себя внимание, между прочим, и еще один нюанс. Уже в заглавии пункта I Маркс употребляет категорию «обращение» («Производство, потребление, распределение, обмен (обращение)»), про которую в тексте «Введения», помимо заглавия, примечаний и пункта наброска плана в разделе «3. Метод политической экономии», содержательно сказано лишь один только раз:
«Обращение само есть лишь определенный момент обмена или обмен, рассматриваемый в целом» (К. Маркс. Из экономических рукописей 1857—1858 годов. Стр. 18. Цитируется по ресурсу: https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html (https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Vved/vved.html)).
Спрашивается, как же все-таки в этой работе понимается Марксом упоминаемая вскользь категория «обращение»? Как «момент обмена»? Тогда верхняя часть таблицы 1 должна была бы выглядеть у нас так:
Табл. 2
Или, как «обмен, рассматриваемый в целом»? В целом с чем? В целом с распределением? И тогда мы получили бы таблицу 3:
Табл. 3
Гадания, конечно, могут быть интересными. Но факт остается фактом. Маркс черным по белому, неоднократно писал потомкам: производство, распределение, обмен, потребление! И потомки (последователи) «зарубили эту истину себе на носу». Потому, например, еще и сегодня по запросу в поисковике «производство, распределение, обмен, потребление» вы получите тысячи ссылок на материалы, бесконечно воспроизводящие эту «тетрахотомическую» последовательность.
Ну ладно еще простительная (потому, что «святая») повтороспособность теоретиков. Последователи-практики в СССР и других странах социалистической ориентации реализовали ее и в жизни со всей, что называется, «пролетарской решительностью». Довели технологию распределения совокупного продукта в обществе до сложнейшей иерархической системы государственно-бюрократических органов. А для того, чтобы было что таким героическим образом распределять, ввели систему максимального обобществления, огосударствления этого самого совокупного общественного продукта. До последней пуговицы, до последнего зернышка. И что в результате?
Это только в рекламных роликах о «вкуснейших» напитках их часто показывают, равномерно и без потерь разливаемыми в пирамиду рюмок сверху донизу. В практике же реального социализма версии 1.0 распределение материальных потоков могло местами напоминать движение воды из-за разрушающейся плотины. А чаще, в конце стагнации системы, – едва струящиеся ручейки, не достигающие конечного потребителя из-за взаимного пересечения и пересыхания потоков.
А вот в капиталистической системе жизнь текла не по теории Карла Маркса. У нее были свои теоретики. И писали они свои теории. И теории эти были одна «лучше» другой. И сменяли они одна другую, часто, не подтверждая, а, даже, опровергая предшествующие. И из этих теорий выросла современная «экономикс», которую можно образно назвать не стройным зданием, а кучей слабосвязанных концепций, многие из которых можно назвать прямой фальсификацией экономической науки. Вот только на практике это не сильно отразилось. Потому, что практическая жизнь капиталистической системы развивалась не по этим теоретическим «шедеврам», вроде «кривых и карт безразличия» и «кривой Филлипса», какими бы они не были, а независимо от них, посредством эволюционного саморазвития, под управлением «невидимой руки рынка».
Спрашивается, в чем же дело? Почему развитие капитализма без теорий, с плохими теориями и вопреки теориям, так и ли иначе, сложилось и продолжается? А бытие социализма версии 1.0 с его мощнейшей системой самого «эффективного» распределения, основанного на самой «всесильной» (потому, что верной) марксистской теории, закончилось повсеместным крахом?
Ответ может быть только один – марксистский! Если практика показала нежизнеспособность системы, значит, теория этой системы была ошибочна. Если практика централизованно-иерархического распределения по Марксу оказалась неэффективной, значит ошибочной теория Маркса была и в части диалектики производства, распределения, обмена и потребления!
Отнесемся теперь к этой теории и этой диалектике критически. И сделать первый шаг на этом пути нам поможет ни кто иной, как величайший соратник Карла Маркса Фридрих Энгельс.
В работе «Диалектика природы» Энгельс дал фундаментальное определение биологической жизни вообще и жизни человека, в частности:
«Жизнь – это форма существования белковых тел, существенным моментом которой является постоянный обмен веществ с окружающей их внешней природой и которая прекращается вместе с прекращением этого обмена веществ, ведя за собой разложение белка» (Фридрих Энгельс. Диалектика природы. Цитируется по ресурсу: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s01/z0001011/st000.shtml (http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s01/z0001011/st000.shtml)
И это энгельсовское «существенным моментом» подавляющее большинство из всех живших и живущий после него понимали и понимают, как важнейшим содержанием!
Обратите внимание, таковым является не марксово «обращение», не марксово «распределение», а «обмен». Обмен, который и Маркс вскользь упомянул (как мы указывали выше), как обмен, рассматриваемый в неведомом целом.
У Энгельса в этом базовом определении жизни есть ее субъект, субъект жизни, в частности, человек, и есть окружающая внешняя человеку природа, включающая и вещества, составляющие объекты его обмена с ней. И в нем нет ничего более между субъектом и природой, кроме процесса обмена веществом, которое и является предметом этого обмена.
И с этим невозможно не согласиться.
Для дикого предка человека (как и для любого другого представителя биологической жизни на Земле) существовал только он сам, окружающая его природа и материальные вещества, которые он извлекал из природы в готовом виде, соединял с собой и выделял в природу обратно. И ему для обмена веществом с природой (для потребления) не был нужен какой-либо посредник ни в виде производства, ни в виде распределения, ни в виде обмена.
Со временем, однако, потребности индивидуума, осуществляющего непосредственный обмен веществом с природой, возрастали и возросли настолько, что потребовали от него самого применения сначала элементарных, а затем все более сложных орудий труда, потребовали посредника в виде производства. Сначала примитивного, затем, все усложняющегося производства. Поэтому прежний непосредственный обмен человека и природы стал опосредованным. Он стал опосредован собственным индивидуальным производством, стал включать индивидуальное производство.
Но и этого нашему «человекообменнику», человеку, осуществляющему с природой обмен веществом, оказалось мало. Чтобы разнообразить процесс обмена и качественно улучшить потребляемое вещество индивид нашел в окружающей его природе еще одного посредника: другого человека противоположного пола. И в их союзе возникло и развилось разделение опосредующего процесса индивидуального и индивидо-парного производства каждого, универсального индивидуального труда на отдельные и специализированные виды деятельности (в частности, охота и ведение домашнего хозяйства). Таким образом, человек обрел еще одного посредника в, теперь, еще более опосредованном, своем обмене веществом с природой, посредника в виде другого человека и обмена деятельностью.
В дальнейшем, с разрастанием потребностей индивидуума и его парного союза, с развитием индивидуального и семейного производства, с развитием отношений коммуницирования индивидуумов между собой, в пределах все возрастающих пространственных и количественных общностей, с углублением разделения труда на отдельные виды деятельностей, с увеличением разнообразия продуктов труда каждого члена той или иной общности, человек утвердился в представлении о том, что в деле его индивидуального обмена с природой чрезвычайно полезным оказывается еще один посредник в форме обмена продуктами труда между членами различных человеческих общностей.
Дальше – больше. Появились посредники в виде средств производства, машин и оборудования. В виде фабрик и заводов, церквей, школ и больниц, науки и искусства. Появились посредники в виде денег, ростовщических и банковских контор. И прочее, прочее и прочее. И обмен продуктами труда дополнился обменом средствами производства, обменом закладными, векселями, акциями, обменом деньгами, и обменом денег на здоровье и культуру.
И сегодня все меняется на все.
И это банальное заключение позволяет нам дать нетривиальное определение самого этого обмена. Если жизнь есть способ существования белковых тел, то обмен есть способ осуществления жизни. Простой жизни, как простой, непосредственный обмен. Сложной общественной человеческой жизни, как сложно-структурированный и масштабный обмен, включающий, как мы увидим далее, и распределение, и обращение.
До текущего момента мы анализировали некоторые явления обмена, инициатором, актором которых являлся сам индивидуальный человек. Но процесс его обмена с природой не в меньшей, а в существенной степени зависит и от состояния и движения самой этой природы. И она тоже активно предоставляет человеку и поводы, и основания для развития отношений обмена в новых формах.
Иссякал подземный родник, налетала саранча, выгорал от пожара лес или вымерзала до дна река (вместе с рыбой) и это побуждало человека к переселению на новые земли, к освоению новых занятий. Взрывался вулкан и пепел на месяцы скрывал солнце, меняли русла реки или выплескивалось на берег цунами, и земледельцы становились скотоводами, а рыбаки – охотниками. И так далее.
Но природа вносила свой «творческий» вклад в формирование отношений обмена с нею человека не только посредством грандиозных природных катаклизмов или сезонных явлений. Природа является неизменным и вечным поставщиком и другого посредника в обмене веществом с нею человека. Она поставляет человеку другого человека, общности людей, человеческое общество.
И приходит к индивидуальному патриархальному человеку другой такой человек, и говорит, что теперь именно он будет собирать плоды с его деревьев, ловить рыбу в его ручье, стрелять дичь в его лесу. И подкрепляет свои намерения тяжелой дубиной, а еще хуже, отсутствующим у тебя луком со стрелами, или как, в случае с южно-американскими индейцами, с невиданным могучим зверем – конем и извергающими огонь и смерть палками – огнестрельными ружьями. И приходится этому индивидууму, племени, народам принимать «посредничество» этих субъектов и изменять характер и формы своего обмена с изменившейся внешней природой.
До сих пор мы добросовестно делали то, что делал в свое время и сам Карл Маркс. Мы повторили вслед за ним, как он, вслед за прежними экономистами, структурирование явлений обмена с точки зрения индивидуального человека и окружающей его природы. Но подлинная новация будет заключаться в предстоящем анализе движения форм обмена в процессе взаимодействия людей с людьми.
Напомним, что мы ранее представили общую системную целостность каждого человека, как некую иерархическую («матрешечную», по аналогии с вместимостью в ней одних ее фигур в другие) и диалектическую совокупность его подсистем: подсистемы «жизнь», подсистемы «тело», подсистемы «рабочая сила» и подсистемы «продукт труда». Поэтому чрезвычайно важным является и чрезвычайно продуктивным окажется детальный анализ взаимоотношений людей в процессе их общественной жизни именно на уровне этих конкретных подсистем.
Появлялась у членов первобытного племени в процессе их обмена веществом с природой потребность в защите от неведомых темных ее сил. И, до поры, каждый защищал свою душу сам, как мог. Но, со временем, появилась особая разновидность такой защитной деятельности в совокупном общинном труде – шаманская деятельность. И некоторые субъекты общины стали субъектами этого специального труда, стали шаманами, впоследствии языческими и религиозными жрецами. И стали новыми посредниками в человеческом обмене с природой. И все вместе затвердили в привычках, обычаях, канонах специальный фрагмент (комплекс) отношений по поводу этой мифической духовной защиты и обмена ее духовных «продуктов» на реальные продукты труда других членов общества. И, тем самым, самовыделили, возможно самый первый элемент зарождающейся системы распределения в племени и общине.
Существовала в процессе обмена веществом племени и природы (в процессе жизни) потребность в физической защите его членов – закрепилась такая специфическая защитная деятельность, как особый род занятий в племени. Стало привычным, нормальным, обычным иметь в племени вождя и его воинское окружение. Закрепилась и система отношений обмена между этой частью соплеменников и остальными членами племени. Стала воспроизводиться и такая специфическая система распределения совокупного продукта племени, как распределение по поводу воинской охранной деятельности.
Точно также не свалилась с небес и не реализовалась на практике исходя из чьих-то теорий и вся целостная система рабовладельческих отношений в обществе, и ее подсистема рабовладельческого распределения.
Более сильный защитник, более удачливый воин побеждал в очередной схватке более слабого врага и ставил того перед выбором в «обстоятельствах непреодолимой силы». Или остаться самостоятельным свободным человеком и, через миг, умереть, лишиться жизни во всей целостности своих жизненных подсистем, вовсе перестать обмениваться с природой. Или остаться живым, но, лишиться свободы и самостоятельности во всех проявлениях своей жизни, отдать все собственные правомочия в отношении своей жизни своему хозяину, находиться в его полной власти над всеми этими жизненными подсистемами! Ну чем плох выбор? Умираешь сразу или живешь в ожидании смерти в любой момент и по любому поводу! Ну чем не обмен? Отдаешь все свои имманентные права на самого себя рабовладельцу (в том числе и право и обязанность защищать самого себя) и получаешь на неопределенный срок возможность обмениваться веществом природой, теперь уже только до того времени и в таком объеме и характере, которые определяет твой полноправный собственник. И продолжать, может быть, жить под его защитой.
И, ясно, что выбор делался. И неоднозначный. И тем, кто выбирал жизнь, приходилось привыкать к тому, что собственником всех их подсистем становился рабовладелец, а сами же они прекращали быть собственниками всего. И у обеих сторон таких отношений и такого обмена правомочиями они входили в привычку, в обычай, в нормы поведения, в законодательные нормы государства. И порождали соответствующие рабовладельческие производственные отношения и рабовладельческую систему распределения, в первую очередь, между возникшими в обществе первыми антагонистическими классами рабов и рабовладельцев. И рассматриваться такая система рабовладельческого распределения должна, как специфическая форма обмена между человеком и природой при посредничестве других людей. Первая классовая форма общественного обмена через рабовладельческое распределение.
Позднее, в эпоху феодально-крепостнических отношений, подсистема «жизнь» человека была выведена из объектов обмена между различными членами общества. Теперь одной части членов общества было запрещено законом право лишения жизни других людей, членов другой части общества, в процессе, так сказать, осуществления своего обмена веществом с природой (раба, если он, так сказать, так или иначе, мешал этому обмену, например, портил настроение рабовладельцу, убить было можно; крепостного – нельзя). Но как зарождался, как созревал этот запрет? По велению небес? В результате нового прочтения какого-либо древнего или футуристического писания? Отнюдь. Просто некоторым, а, со временем, и многим рабовладельческим субъектам рабовладельческих процессов обмена и распределения стала понятна экономическая нецелесообразность умерщвления тех, кто мог бы еще, посредством избиения батогами и кнутами, долгое время жизни выполнять столько полезной работы и производить столько полезного продукта к удовольствию (пусть несколько меньшему, из-за невозможности, при желании, убить) своего, теперь феодального, хозяина.
При феодальных отношениях между помещиком и крепостным тоже происходил обмен. Да тоже не абсолютно равноправный! Но уже, более «демократичный», чем при рабовладении. Крепостной обменивал свое право на жизнь, теперь уже до «естественной» смерти (сколько дадут бог, помещик, его управляющий и конюх) и право на свою опеку и защиту помещиком от посягательств других людей на утрату прав на свое тело, свою рабочую силу и продукт своего труда (частичную утрату, как мы покажем в разделе о собственности на средства производства). Считалось, что крепостному для успешного самостоятельного ведения хозяйства не хватает ума и знания агротехники, в той мере, в которой этими факторами обладает просвещенный помещик. И помещик брал на себя «бремя» хозяйственного и бытового управления крепостным. И право распоряжения его нескладным телом посредством телесных наказаний, и право «утонченного» распоряжения телом его молодой жены (по праву «первой ночи») и право управления его неэффективной рабочей силой. А, в обмен, накладывал на крепостного «право» тяжкого труда на барском поле от зари и до зари и «право» отдавать помещику большую часть произведенного продукта.
И, конечно, этот обмен не был свободным. И, конечно, кого-то из крепостных такой урезанный остаток прав не устраивал, и они пускались в бега. Но, так или иначе, из первых единичных и все более частых экономических экспериментов превращения рабов в крепостных складывалась все более и более обширная практика. Формировалась общественная традиция. Писались законы. И новые соотношения правомочий человека складывались в систему господствующих производственных отношений. И в совокупных общественных отношениях обмена веществом людей и природы утверждались новые посреднические отношения феодального обмена-распределения.
В капиталистической формации из «посреднических» прав «оказания услуг» феодалов крепостным крестьянам в их процессах обмена веществом с природой были изъяты правомочия владения, пользования и распоряжения системой «тело» крепостного и право владения его системой «рабочая сила». Правомочия на структурные подсистемы человека были «обменены» капиталистом и наемным работником следующим образом.
Наемный работник теперь был владельцем своей жизни, своего тела и своей рабочей силы. Мог распоряжаться своей рабочей силой в форме выбора своего возможного работодателя, капиталиста, в форме технических правомочий распоряжения своей рабочей силой и производительного распоряжения средствами производства своего рабочего места.
Капиталисту «доставались» все права на самого себя, а также право распоряжения в господствующей форме рабочей силой наемного работника после ее покупки на рынке труда и право владения, пользования и распоряжения всем продуктом труда, созданным наемным работником. И фиктивная «ответственность» за обеспечение наемного работника средствами труда и заработной платой (не нравится – увольняйся).
