banner banner banner
Страна сплошных гуманитариев. Ироническая публицистика
Страна сплошных гуманитариев. Ироническая публицистика
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Страна сплошных гуманитариев. Ироническая публицистика

скачать книгу бесплатно

Страна сплошных гуманитариев. Ироническая публицистика
Владимир Гречанинов

Ироническая и не только публицистика, а также литературные, музыкальные, путевые и еще всякие другие заметки последних лет.

Страна сплошных гуманитариев

Ироническая публицистика

Владимир Гречанинов

© Владимир Гречанинов, 2023

ISBN 978-5-4496-9539-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Страна сплошных гуманитариев

По традиции, предварять свое сочинение полагается чем-то вроде биографии, желательно в ироническом стиле. Так и поступим. А чтобы не мучиться, возьмем биографию автора из интернета. Написал ее не я, так что все честно и без прикрас.

Итак, читаем: «Владимир Сергеевич Гречанинов – российский журналист, писатель-сатирик, автор телевизионных передач и программ…» Пока все верно, а программы можно посмотреть на YouTube.

Читаем дальше – родился, учился, женился…

«В 1970-е годы публиковал фельетоны и юмористические рассказы в таких изданиях, как «Литературная газета», «Московский Комсомолец», журналах «Крокодил», «Юность», «Москва». Автор радиопередач «С добрым утром», «Опять 25».

С начала 1980-х годов работал в «Крокодиле» корреспондентом и редактором отдела экономики, затем спецкором в киножурнале «Фитиль». Владимир Гречанинов автор книги «Хитрая механика», дважды лауреат «Крокодила» и других изданий, член Союза журналистов.

В начале 1990-х годов делал на РТР сатирическую передачу «Фарс-мажор» на Первом канале – передачи «Загадка СБ», «77 чудес света» и др. В 2000-х годах снимал научно-популярные программы «Формула изобретения» и «Homo sapiens».

В 2010-х годах получил известность как автор документальных фильмов «Политические портреты», «В поисках оппозиции» и острых критических статей на политические темы, в том числе опубликованных на радио «Свобода». Конец цитаты.

Вот с этими острыми публицистическими статьями, которые были опубликованы во многих изданиях и которые наиболее полно собраны в моем ЖЖ, я и хотел бы познакомить уважаемых читателей. А также с некоторыми ироническими, биографическими, литературными, музыкальными и путевыми заметками последних десяти лет. Поначалу хотел включить в сборник и старые рассказы с фельетонами, а потом подумал, что вряд ли современному читателю будут так уж интересны доперестроечные окаменелости.

А последнее десятилетние – дело другое: еще не история, но уже, как говорят киношники, уходящая натура. И уходящая фактура. Не снимешь сегодня, завтра люди и события уйдут в прошлое, детали сотрутся, а потом историки соврут так, что сам себя не узнаешь!

И еще одно. На первый взгляд сетевая публицистика по сравнению, например, с моими же крокодильскими фельетонами, печатавшимися когда-то тиражом 7 миллионов экземпляров, выглядит не слишком выразительно. Подумаешь, десять или даже сто перепечаток, масштаб все равно не тот!.. Но это только на первый, потому что если в старые времена за мои фельетоны максимум могли подать в суд, что и делали, то в новые как-то прямо под окнами сожгли мою машину, завели несколько уголовных дел, а однажды даже устроили в квартире обыск с собаками и нацгвардией… Так что поклонников и сегодня хватает.

Вот такое вступление, и мы начинаем. Начинаем с конца первого десятилетия нового века, а затем неторопливо продвигаемся к нашему замечательному сегодня. Так будет отчетливо видно, как дошли мы до жизни такой.

Страна сплошных гуманитариев

«Математика мешает ученикам мыслить креативно».

    Министр образования РФ Фурсенко

Помню, как-то я поинтересовался у одной шапочной знакомой, в какой вуз собирается поступать ее сын, вообще-то довольно туповатый малый. Что-то техническое?

– Ну что вы, какая техника, он у меня чистый гуманитарий.

Имелось в виду, что ее дурковатый акселерат-переросток в мешковатых штанах ни черта не смыслит в физике, математике, геометрии, астрономии и множестве других дисциплин и потому дорога ему только она – в писатели, режиссеры, экономисты, политики, политтехнологи, в крайнем случае, в топ менеджеры. В общем, туда, где вечное сияние чистого разума и хорошие деньги.

Не знаю, что там дальше случилось с этим юношей, но с нашей страной произошел именно этот постиндустриальный кошмар – построенная технарями и достаточно развитая техническая держава попала в руки так называемых чистых гуманитариев – убогих, глупых, дурно образованных, самонадеянных и жадных менеджеров, которых мы наплодили без счета. Результаты налицо – разваливающаяся инфраструктура, падающие дома и самолеты, катастрофическое отставание от цивилизованного мира по всем статьям. Из ХХ века мы шагнули не в ХХI век, а в девятнадцатый, а может и в семнадцатый. Впрочем, в чисто гуманитарных областях как то литература, театр, кино успехов тоже не наблюдается.

Я не очень люблю нашу школу, на мой взгляд, за два последних десятилетия, она деградировала почти до последний степени. Как любой отец, я могу привести множество примеров школьной глупости, бездарности, некомпетентности и коррупции. Но если наши неутомимые туповатые менеджеры примутся и за школу, и заменят технические дисциплины идеологической болтовней, ничего хорошего в новом веке нас точно не ждет.

О Берлинской стене, гестапо и не только

Недавно я был в Берлине. Ожидал увидеть холодную имперскую архитектуру, что-то вроде угрюмого черно-белого триумфа воли (мужчины с каменными лицами, женщины с мясистыми ляжками), а увидел тихий, зеленый, слегка провинциальный, зато невероятно уютный город без толп и пробок, город симпатичных кокетливых фройлян, застроенный немного бестолково – величественный немецкий ампир плюс архитектура США конца 50-х, стекло и металл, но может в этом явном пренебрежении стилевым единством и скрыто главное – этот город существует для людей. В отличие от Москвы, которая предназначена для застройщиков и забогатевших провинциалов.

Но если бы отличия состояли только в этом! Истории наших стран временами были мистически схожи, особенно своими неприглядными моментами. Так вот, когда-то в Берлине была улица Принц-Альберт-штрассе, где в доме 8 располагалось Гестапо, куда временами захаживал любимый в народе Штирлиц. Теперь эта улица называется Нидеркирхнерштрассе, а на месте гестаповских застенков стоит музей «Топография террора».

Раньше экспозиция располагалась просто под открытым небом тут же, рядом с Берлинской стеной, а потом для музея построили специальное просторное здание. И это правильно, народ должен знать своих героев в любую погоду, антигероев особенно. А площадь у бывшего гестапо засыпали толстым слоем гальки – чтобы на этом проклятом месте больше никогда ничего не выросло бы. Очень символично.

Я ходил по просторным залам, рассматривал фотографии экспозиции «Берлин 1933—1945. Между пропагандой и террором», смотрел на людей. Некоторые фотографии я видел и раньше, но они все равно впечатляли. Люди тоже. Судя по разговорам, посетители были в основном местные, то есть немцы, было немного иностранцев, русских не было совсем, они в основном попадаются в дорогих магазинах на Фридрихштрассе, правда, это совсем рядом.

Посетители были задумчивы и сосредоточены, они молча переходили от стенда к стенду, смотрели на фотографии, некоторые вытирали слезы. Они смотрели на зверства, которые не так давно творили такие же немцы, возможно даже их родственники или родственники знакомых, и им было стыдно и страшно, это было видно по их опрокинутым лицам. Им было стыдно за то, что такое могли делать их соотечественники и вообще люди. В античной трагедии это называется катарсис, очищение страданием, это тяжелое, но с точки зрения истории позитивное чувство. Гарантия невозврата.

А ведь в ту пору Германия тоже была великой страной. Империей. Немцы строили дворцы, каналы, корабли, самолеты и доступные автомобили, выпускали потрясающие товары народного потребления, снимали замечательные фильмы, которые потом назовут трофейными. И в том благополучном мире жили прямые родственники сегодняшних посетителей «Топографии террора», которые теперь не могут без слез смотреть на дела своих отцов и дедов. Это действительно очищение и гарантия. И потому у них невозможно представить телевизионную дискуссию на тему «Как оцениваете роль Гитлера в истории…», в которой, вдобавок, выступал бы жизнерадостный внучок Риббентропа.

А у нас все это можно. Хотя у нас тоже был террор, и у него была своя не менее впечатляющая география и топография. Но и сегодня все олицетворяющие этот террор здания, включая Лубянку, прекрасно располагаются на своих прежних местах и по старому назначению, а вот музея нет.

Да и быть не может, ведь музеи нужны для того, чтобы помещать в них свое прошлое, а если прошлое так и не стало прошлым, оно живет не в музеях, а на улицах и в душах. В этом случае развитие прекращается, а время, как в фильме «День сурка» начинает не двигаться вперед, а ползти унылыми старческими кругами.

Это называется застой, стагнация, ни к чему хорошему это не ведет, это наши вечные Жигули, и именно это, увы, мы и видим вокруг.

Завтра была Олимпиада

Одним из любимейших развлечений 60—70 годов был Московский кинофестиваль. Он проходил раз в два года, это было редкое и долгожданное событие, киноманы, а тогда киноманами были почти все, брали отпуска и проводили две жаркие июльские недели не в Сочи, а в темных кинозалах. Если повезет с абонементом – в «России», «Космосе» или «Октябре», если нет – в «Ереване» или «Байконуре», что, впрочем, тоже было большой удачей. Если достать абонемент не удавалось, а это был дефицит из разряда мебельной стенки, можно было купить в окраинных кинотеатрах отдельные билеты – полтора рубля на два фильма, и это тоже было большой удачей, за которой народ гонялся по всей жаркой Москве. Впрочем, метро тогда было чистым и прохладным, а бомжей можно было встреть только во французских фильмах, где они красиво назывались клошарами.

Сегодняшнему ленивому зрителю трудно представить, что попасть на фестивальное кино тогда было счастьем, сравнимым с поездкой за границу, а обычные люди в ту пору за границу не ездили. Никаких михалковых на фестивале не было, это было настоящее кино, и многие конкурсные и внеконкурсные фильмы тех лет я помню до сих пор. Широкий экран был окном в большой мир, временами опасный, зато населенный красивыми женщинами и мужественными мужчинами, которые живут настоящей увлекательной жизнью, пока мы тут уныло запускаем ракеты и выполняем пятилетки в три года. Так нам казалось. А еще во всей этой киносублимации реальной жизни была надежда, что когда-то этот волшебным мир придет и к нам.

Таким же заграничным фестивалем, спортивным окном в мир, стала и Олимпиада. Моя приятельница работала в Олимпийском комитете в Костянском переулке (потом это здание отдали Литературной газете, а теперь и вовсе сломали) и сделала мне карточку аккредитации с волшебными словами «Электронная пресса. Все олимпийские объекты».

Это называлось «работать на Олимпиаде», хотя никакой работы, если честно, там не было, была фиеста, двухнедельный праздник, который запомнился на всю жизнь. Работа состояла в том, что огромное количество привлеченных журналистов ходили куда хочется, смотрели что нравится и везде пили вездесущию фанту и другие напитки. Это был почти коммунизм.

Конечно, запомнилась пустая, невероятно чистая и спокойная Москва, такого города никогда раньше не было и никогда больше не будет, а жаль. Запомнились сосиски и сигареты «Аполлон-Союз» с привкусом вирджинского табака, которые можно было купить в любом магазине. Это потом станет нормой, но радости уже не доставит. Запомнилось огромное количество людей в форме на улице, из-за чего иностранцы тут же окрестили Олимпиаду «Праздником советской милиции». А это была вовсе не бдительность, просто милицию в столицу привезли со всего Союза, гражданскую одежду они почему-то не взяли, и в свободное время выходили погулять по Москве в чем есть – в форме. Впрочем, этот вопрос был решен быстро и радикально. Нет, цивильное им не выдали, просто запретили в свободное время выходить на улицу.

Говорят, на Олимпиаду потратили чуть не 3 миллиарда долларов. Вполне возможно. В Концертной студии Останкино понаставили десятки мониторов и огромных проекционных телевизоров, и она стала напоминать центр управления космическими полетами. Если не было охоты вылезать на жаркую улицу, там можно было смотреть и комментировать любые соревнования. Пресс-центры всех олимпийских объектов были оборудованы какими-то невероятными по тем временам телевизионными пультами, комментируй – не хочу. Но комментаторов почти не было, многие западные журналисты не приехали и чудеса техники простаивали. Зато было много фотографов, которые потрясали нас, владельцев отечественных «Зенитов», своими огромными «Никонами» и чудесами рапидной съемки. Всего-то одно сальто назад прогнувшись, вжик-вжик, несколько секунд и 36 кадров уже отсняты, желтая кассета летит в бездонную сумку и оттуда тут же достается новая. Фантастика!

А еще этот вкус фанты! Она была везде. На гребном канале в Крылатском и в других уличных пресс-центрах бродили студенты с баллонами за спиной, и почти насильно вливали в тебя этот химический напиток. Что делать, у них был план розлива, сверстанный без учета бойкота.

Но, конечно, запомнилась олимпиада не только этим и не только голами, очками, и золотыми медалями, которых мы набрали без счета. Запомнилась красивым спортом, благородством, особенно благородством поражений, воздухом надежд и, если хотите, грядущих перемен, хоть это и был расцвет застоя и холодной войны. Запомнилась и тем, что многие западные спортсмены наплевали на бойкот и не побоялись приехать. И правильно сделали, афганскую войну начинал Брежнев, а вовсе не Сальников, Варданян и Дитятин.

До Олимпиады было много споров – нужна она или нет. Стоит или не стоит выбрасывать столько денег на гребные каналы или велотреки из ценных пород древесины. Не знаю. Я знаю другое – этот праздник был в другой жизни и в другой стране, у которой тогда еще была надежда. А теперь ее нет. Олимпиады будут, а такого вот праздника – нет.

И кстати, последний день многим запомнился летающим медведем. А я почему-то вспоминаю, что именно в тот день резко испортилась погода, наступил холод, и пришлось надевать свитера. В общем, праздник кончился и, как сказал бы Воннегут, закрылся небесный занавес. Наверное, так оно и было.

Прирост членов как национальная идея

Недавно прочитал статью, в которой со ссылкой на зарубежные источники утверждалось, что члены россиян стали длиннее! Не члены партии, а члены просто, ну, которые по анатомии. Представляете!

Не знаю, как умудрились зарубежные ученые произвести такие любопытные замеры, об этом в статье ни слова. Может, ходили по баням со штангенциркулем, может, работали со спутника с помощью GPS, но результаты налицо – по сравнению с прошлым годом у данной части тела среднего россиянина наметился прирост в 0,09 см. То есть почти на миллиметр в год.

Скептики, конечно, скривятся – всего-то девять десятых миллиметра, не прирост, а так, нанотехнологии. И будут не правы. Потому что если умножить эти 0,09 на количество жителей страны, обладающих соответствующим органом, получится коллективный фалоприрост в 60 км. Представляете! По горизонтали это равно расстоянию от Кремля до Яхромы (где дурдом Белые столбы), а если поставить его вертикально – то он окажется в семьдесят (!) раз выше самого большого небоскреба Бурдж-Халифа. Если так пойдет и дальше, то вскоре наш коллективный орган окажется за пределами земной атмосферы и выйдет в открытый космос! Чем не национальная идея?! При таких достижениях впору открывать на ВДНХ павильон «Членоводство» (можно переделать из «Пчеловодства») и соответствующий комитет в Думе.

Конечно, в работе хватает белых пятен. Совершенно неясно, зависит ли прирост от занимаемой должности или партийной принадлежности. Где он весомей – у парламентских партий или у внесистемной оппозиции? К сожалению, этот важнейший вопрос английские ученые не исследовали, а зря. Но я уверен, что 92% можно, как всегда, смело приписать правящей партии.

Многие спрашивают, может ли этот миллиметр улучшить демографическую ситуацию в стране или его значение чисто декоративное? Не знаю, думаю, тут нужны эксперименты и эксперименты.

А как относится к этой проблеме РПЦ? Этот почти миллиметр – он от бога или от лукавого, связано ли это с ростом православных настроений, скрывается ли тут что-то сакральное или кощунственное? Я убежден, церковь должна как-то осветить эту проблему, а, возможно и освятить ее.

Хотя я не исключаю, что сообщение может быть и газетной уткой с целью подрыва нашего авторитета. Мол, хорошо что у них в стране хоть что-то растет! Думаю, каждый россиянин обязан бдительно всмотреться в соответствующий орган и прямо ответить на вопрос – наблюдается ли реальный прирост или мы имеет дело с очередной провокацией западных спецслужб. На что они, собственно, намекают? Что у них там агент 007, у нас – всего-то 009? Не выйдет!

Теперь о причинах. Скептикам должно быть ясно, что тенденция неуклонного прироста свидетельствует о политической стабильности, правильно выбранном политическом курсе и неуклонном повышении благосостояния. От плохой жизни ничего такое не прирастет. Так что тут мы имеем не просто медицинский факт, а увеличение размера, имеющее большое политическое значение. За что спасибо науке. Потому что теперь, если всякие там правозащитники будут требовать смены курса, соблюдения каких-то прав человека и других демократических глупостей, мы можем смело посылать их на 0,09 см сами знаете чего.

И еще один важный момент. Если этот самый почти миллиметр в год умножить на десять лет – получится прирост почти в сантиметр, а если на сто – так в целых девять, что позволит соотечественникам уже в следующем столетии обойти сегодняшних рекордсменов в этой дисциплине из Ганы и других теплых стран!

А главное, прирост того, что обычно именуется мужским достоинством, возможно, позволит некоторым нашим гражданам обрести и нормальное человеческое достоинство, которого им, увы, пока катастрофически не хватает.

«Фарс-мажор»: 20 лет спустя

Двадцать лет назад такой же слякотной весной в эфир начал выходить «Фарс-мажор». Это было замечательное время, наверное, лучшее из того, что застал лично я, пражская весна отечественного разлива или что-то в этом духе. Продуктов еще не было, зато и Парламент пока не расстреляли, так что народ питался надеждами на лучшую жизнь и был почти сыт.

Впрочем, не было не только продуктов, не было машин, одежды и всего остального, зато цены удваивались каждый месяц. Телепрограммы уже выходили в эфир не с допотопных «кадров», а с кассет Betacam, хотя самих кассет в природе тоже не было, меня выручал глава московского бюро NHK Кобаяси-сан, который отдавал мне старые, поскольку у проклятых капиталистов не было принято записывать на них дважды. Так что отчасти мою программу спонсировал токийский обком, за что большое ему спасибо.

Я еще числился в Фитиле, но старый киноязык уже казался безнадежно устаревшим, самым оперативным из искусств стало телевидение, потому я с удовольствием переключился на пародийные телесюжеты про попов, чекистов и прочих членов КПСС. Если бы я знал, что через двадцать лет страной по-прежнему будут править чекисты и члены КПСС, а попы станут требовать сжигать на кострах молоденьких девушек, я бы первым поддержал ГКЧП. Но ГКЧП тогда поддержал предусмотрительный Михалков, за что ему потом доверили еще раз перелицевать старый гимн. Я всегда говорил, что особенность нашей страны не в том, что начальство у нас может делать любые гадости, а в том, что и народу это почему-то нравится.

Впрочем, руководители тогдашнего якобы свободного РТР – все эти попцовы, лысенки и пр., которые ныне обожают выступать в роли отцов отечественной теледемократии, тоже были людьми глубоко партийными и потому моя передача их просто шокировала. Они искренне не понимали, как можно производить такой продукт в колыбели пропаганды, и потому целый год старались от меня избавиться, причем, понятно, не сами, а руками разных лакеев, благо, такого добра на ТВ всегда хватало с избытком.

К счастью, остановить производство «Фарс-мажора» они не могли, программа делалась на спонсорские и рекламные деньги, а вот подгадить с эфиром – скажем, вынуть программу из сетки за час до выхода – это пожалуйста, этим они старательно занимались целый год. Каждую программу я делал как последнюю – интернета у ту пору еще не было и программа без эфира была как свадебная ночь без невесты. Так что когда вы в очередной раз услышите, как телевизионные начальники поднимали отечественное искусство и боролись за демократию, знайте – это вранье. Ничего они не подняли, только опустили вздохнувшее было телевидение до сегодняшнего дегенеративного уровня.

Вот, собственно, и все, что я хотел сказать перед словами, которыми обычно открывал программу: «В эфире очередной выпуск „Фарс-мажора“, сегодня в программе: приватизация как она есть, тайны Лубянки, к вопросу о привилегиях, наш кинозал и другие материалы…» Посмотрите, если не видели, не пожалеете.

«Фитили» времен перестройки

Недавно случился очередной юбилей М.С.Горбачева, и по этому поводу уже было и еще будет сказано много разных гадостей. Развалил Союз, продался Америке и т. п. Хорошее будет сказано тоже, но меньше, перестройка сейчас не в тренде.

Принимать участие в этом споре как-то не хочется, и прежде всего потому, что большинство наших сограждан имеет обыкновение измерять исторические события не перспективой, а своим сиюминутным благосостоянием. При Сталине была икра и можно было настучать на соседа и захапать его квартирку, значит – он хороший. А при Горбачеве пропала водка, значит – плохой. Так что я тоже скажу о личном.

Если честно, по-настоящему хорошей жизни на моей памяти не было никогда. Зато дважды появлялась надежда. Первый раз, когда я услышал, что через двадцать лет нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Мне было десять, так что в светлое завтра я поспевал с запасом. А второй раз надежда появилась при Горбачеве. Тут я тоже вроде бы поспевал, но на срок гораздо меньший.

И хоть оба раза кончилось пшиком, означенные периоды ожиданий иной жизни вспоминаются с большим теплом, как первая влюбленность, которая еще неизвестно чем кончится. Тем более, что теперь и надеяться не на что.

И, как мне кажется, и «Фитили» того периода, а мне посчастливилось работать в журнале именно в это волшебное время, получились самыми светлыми и оптимистичными за всю его историю. Их никто не запрещал и не редактировал, даже и не смел, хотя каждый выпуск Госкино рассматривало буквально через лупу. Шутка ли, восемьсот копий! Что особенно впечатляет с учетом того, что уже в другие времена ельцинские холуи с РТР травили каждый выпуск моего «Фарс-мажора», и выдавили-таки его из эфира. Вот такое лично у меня получилось светлое завтра.

Впрочем, кому-то в это самое время уже досталась одна-другая нефтяная вышка или какой-нибудь металлургический заводик, так что о вкусах не спорят.

В общем, хорошей жизни не получилось, но надежда на нее все-таки была. Тоже хлеб.

Это оттепель или как?

Однажды, в самый расцвет застоя мы обсуждали хрущевскую оттепель, и Андрей Кучаев (драматург, сатирик, «Мозговая косточка», кто помнит) привел замечательную аналогию. При закручивании гайки обязательно наступает момент, когда ключ нужно перехватить для следующего оборота, и в этот краткий миг гайка совершенно свободна. Это и есть оттепель.

Почему-то это этот давний разговор вспомнился именно сейчас. Может потому, что наконец-то убрали Лужкова, а все были уверенны, что он будет править вечно. Только переедет в положенное время в Мавзолей, и будет руководить оттуда, крепким хозяйственникам все нипочем. А может потому, что после долгих лет гробового молчания вспомнили октябрь 93 года и убитых тогда людей.

Я хорошо помню ужас тех дней. Помню горы пропагандистского вранья, негодяев в кожаных куртках, которые аплодировали каждому удачному пушечному залпу по живым людям. Наша приятельница жила в доме у американского посольства, и все окна ее квартиры были прострелены. Неделю она передвигалась по квартире ползком и не пострадала, а ее соседку убили. Потом скажут, что это снайперы Верховного совета. Но этого быть не могло, их окна выходили на улицу Чайковского, а Белый дом – на противоположной стороне. Но тогда спрашивать не рекомендовалось, могли просто пришить на улице и списать на дестабилизацию.

Достоевский сказал бы, что именно тогда власть переступила роковую черту между добром и злом. Но Достоевский к тому времени уже умер, и нам было сказано просто – демократия должны быть с кулаками, иначе в стойло. Позже выяснится, что демократия должна быть и с капиталами, но об этом тогда не говорили. Телевизионные юноши с горящим взором больше напирали на общечеловеческие ценности (сейчас у этих юношей тысячеметровые квартиры и другая недвижимость, так что о ценностях они говорили правильно).

А через несколько лет эти же заметно округлившиеся медийные персонажи будут призывать голосовать сердцем. И снова напомнят про стойло. Образ оказался удачным. Одурманенные пенсионеры представили себя летящими по степи кобылицами и с ржаньем «Да, да, нет, да» поскакали голосовать за Ельцина. Это был конец.

Впрочем, недавно на одном как бы оппозиционном диспуте меня попытались убедить, что это, напротив, было начало всего хорошего, и демократической прессы тоже. То есть до того момента, как семибанкирщина скинулась на Ельцина, прессы у нас не было, и вдруг раз – и народилась в коробочке из-под ксерокса.

Но это все прошлое, с которым мы так и не разобрались, а я хотел бы о настоящем. Поскольку в обществе очевиден разброд, шатания и отсутствие генеральной линии, неплохо бы знать точно – оттепель у нас сейчас или что? Гайку уже закрутили или не совсем? Потому как мы привыкли к политической конкретике, типа – Ленин, партия, коммунизм. Или там Лужков, Единая Россия, модернизация. А сейчас нам трудно, нет ориентиров. Продолжать ругать Лужкова, который теперь большой ученый, или уже хватит, как бы чего не раскачалось? А если ругать, то требовать ли опубликования тайных постановлений с фамилиями облагодетельствованных лакеев или это будет уже чересчур? А еще кого-нибудь ругать можно? Вы хоть намекните – мы эту демократизацию будем углублять или сворачивать? Иначе черте до чего договориться можно!

Вы поймите, нам сейчас трудно. Мы же привыкли не выбирать свою жизнь, мы привыкли выпрашивать ее у начальников. Начальникам это нравится. И так будет всегда, потому что большинству из нас это нравится тоже.

Барак в тысячу этажей

В детстве мне повезло застать настоящие бараки, в одном жил мой одноклассник и, заходя к нему в гости, я страшно завидовал тамошней таинственной жизни и запредельной простоте нравов. Никакой тебе музыкальной школы, никаких «Вова, домой», всем до лампочки когда ты ушел, когда вернулся и чем ты вообще занимаешься… Можешь покурить найденный на полу грязный чинарик, можешь лупить из рогатки по лампочкам… Свобода!

А еще интересней, что когда одноклассник переехал в нормальную квартиру, он с тоской вспоминал этот кошмарный человеческий муравейник, единственным достоинством которого было небо, которое барак никому не загораживал, хотя на небо в ту пору всем было наплевать.

О причинах коллективного счастья мы еще поговорим, а пока вот о чем. Мы живем в самой большой стране с почти самой крохотной плотностью населения, что теоретически позволяет всем без исключениям гражданам проживать в огромных поместьях, фермах, фазендах, гасиендах или хоть в обычных одно-двухэтажках, в которых проживает большинство американцев, да и европейцев тоже. Где народу куда больше, а территория меньше. Вместо этого подавляющее большинство наших граждан проживает в кошмарных многоэтажных бетонных коробках, которые по сути те же бараки, только поставленные на ребро.

Откуда эта тяга к однотипной барачной вертикали в то время, когда весь цивилизованный мир старается жить как можно разнообразней и горизонтальней, ближе к земле, к травке, к цветочкам и бабочкам?

Я понимаю, есть множество экономических, исторических и других причин, есть несокрушимый стройкомплекс, в каждом городишке имеется свой начальник, свои застройщики и еще много всего, но, главное, как мне кажется – нет никакого желания жить по-человечески! Как я понимаю, народ сегодня счастлив получить бетонную каморку на сорок лохматом этаже в доме, где можно разместить небольшой город – и это предел его мечтаний?! Слушать сквозь картонные перегородки, как соседи грохочут перфоратором и кроют друг друга матом.

Что это, врожденная рабская клаустрофобия, генетическая боязнь открытых пространств, которые есть синоним свободы и ответственности за свою судьбу? Отсюда все ностальгические сопли о коммуналках – ах, как славно было одной большой дружной семьей коллективно ходить в единственный треснутый унитаз! Двадцать лет своей жизни я прожил в коммуналках, и кроме вечных скандалов и воровства ничего хорошего не вспоминается.

Конечно, есть множеств аргументов против нормальной горизонтальной жизни – как добираться до работы и все такое. Чепуха! Почти вся Америка живет в отдельных домах иногда в десятках километров от работы и ничего, добираются. Для этого нужно не так много – нормальные машины и хорошие дороги. Нормальные машины у нас уже есть, местами даже покруче, чем в других странах, осталось наладить дороги. Если сравнить с миллиардами, выделяемыми на реновацию, да и на другие никчемные проекты, задача представляется вполне реальной.

Но, конечно, дело тут не в дорогах. Когда-то в юности я прочитал любопытный роман чеха Яна Вайса «Дом в тысячу этажей» и хорошо его запомнил. Это такая мрачноватая антиутопия, где миром правит некое объединенное правительство, которое переселило чуть не всех жителей Земли в один огромный дом в тысячу этажей. Очень удобно в смысле контроля, слежки, наведения порядка и вообще. Все под надзором, никуда особо не спрячешься, смутьяны взяты на карандаш… Красота!

Я понимаю, что наши руководители – люди дремучие и книг не читают, но что-то мне подсказывает, что хоть главное в реновации – это, конечно, деньги и желание удружить застройщикам, которые от жадности понастроили в Москве миллионы метров неликвидного жилья, но все же тайная мысль о тотальном контроле, я думаю, власть имущих при этом тоже посещала.

Ведь как все просто в доме пусть не в тысячу, а хотя бы в сотню этажей – отключил лифт, перекрыл воду и мусоропровод – и все, народу уже не до митингов, ему лишь бы выжить. Еще можно отрубить метро и автобус, а никаких машин у жителей таких монстров ввиду отсутствия парковок быть не может по определению – и тоже тишина и конституционный порядок.

Кстати, когда, проезжая по МКАД, я вижу, как подмосковные городишки вроде Мытищ, превратились в многоэтажные муравейники, меня охватывают нехорошие подозрения – а может они эту книжку все-таки читали, а? И следующий этап – это переселение людей из двадцатипятиэтажек в стоэтажки и больше? Чур, меня, чур! Но ведь как удобно: средний районный город – это всего один бетонный небоскреб с самой дешевой отделкой или вовсе без. А вокруг голубая тайга и сплошная экология – леса, поля и реки… И необозримые дачи-дворцы начальства. Это ли не мечта? Она.

Но в бетонных муравейниках спрятана и еще одна важная идея, то самое неизбывное коллективное счастье, о котором я упомянул в начале статьи. Такое социальное устройство как муравейник, подразумевает незыблемый порядок и абсолютную одинаковость. Правда, у муравьев тоже есть свои касты, даже что-то вроде начальников. Но муравьями управляет не разум, а инстинкт. А инстинкт не знает таких понятий, как свобода и справедливость, потому начальники муравьям не в тягость, они просто пашут и не парятся понапрасну насчет чьей-то зарубежной недвижимости. Начальники, им положено.

А главное, социальное устройство муравьев не меняется миллионы лет, и если ты попал в касту муравьиной элиты – это уже навсегда, это как новое наследственное дворянство, к чему мы и идем семимильными шагами. Такие вот дела.

Правда, в конце упомянутого романа выясняется, что дом в тысячу этажей – это всего лишь лихорадочный бред больного человека. Оно бы, конечно, хорошо, вот только угрюмые новостройки, которые я вижу из окна, вполне, увы, реальны.

Александр Гречанинов. Страстная седмица