скачать книгу бесплатно
– Я действительно не представляю, как это огонь может гореть там, – она, лукаво посмотрев на Митяева, ткнула пальчиком в его широкую грудь.
– Ты опять насмехаешься надо мной?
– Нет, нет, Осип, я вовсе не смеюсь над тобой. Я удивляюсь!
– Чему?
Она взмахнула рукой в сторону спокойной глади океана.
– Месяц назад Тихуану покинул идальго Хуан Перес, капитан каравеллы «Малага». Знаешь, что он сказал на прощанье моему отцу?
Осип коротко пожал плечами:
– Я не присутствовал при их разговоре.
Она грустно покачала головой и опустила глаза.
– Этот наглец сказал, что намерен в следующее посещение Тихуаны взять меня в жёны. При этом я стояла в шаге от него, но этот надутый от важности индюк даже ни разу не посмотрел в мою сторону! Словно я для него была пустым местом!
Теперь уже Осип нарочито округлил глаза и сотворил на лице выражение с наивысшей степенью глупости:
– Так тебя уже сватают?! А как же я?
Она стрельнула глазами в его сторону:
– Милый, а ты какой ответ получил от моего папочки несколько дней назад?
Да, неделю назад Осип набрался храбрости и переговорил с отцом Эмилии о его возможной женитьбе на его дочери. Исхо фактически отказал ему, хотя отказ не выглядел слишком категоричным. Он прежде всего сослался на то, что у молодых разная вера и именно это обстоятельство не позволяет истинному католику дать благословение на этот брак своей дочери.
Он со вздохом признался Эмилии:
– Когда твой отец фактически отказал мне в моей просьбе, я ответил ему: «Мои Тарх и Тара не хуже вашего Христа, а главное.– все они провозглашают любовь мерилом всего сущего, значит они не противоречат друг другу». Дон Исхо приобнял меня, но так больше ничего не сказал.
Осип порывисто схватил её руку, привлёк её к себе и прошептал:
– Девочка моя, а давай я унесу тебя на свой коч, и мы сбежим отсюда хоть и на Аляску!
По лицу девушки пробежала грустная улыбка:
– Милый, но ведь и твои люди, скорее всего, не поймут нас да ещё осудят за этот поступок. Я – католичка, ты – несторианец. Нет, Осип, так счастье не ищут…
Он не успел ей ответить. В вечереющем небе над местом, где располагалась фактория Тихуана, всё ярче и ярче разгоралась зарница, а до ушей молодых людей стали доноситься ухающие звуки стреляющих пушек. Вскоре в эти звуки вплелись цокающие выстрелы аркебуз. Осип с Эмилией уединились на берегу за первым же от Тихуаны мыском. Когда они взобрались на гряду прибрежных камней, то увидели страшную картину. Лёгкий бриз, дующий сейчас от берега, сносил в сторону океана дымы от занявшихся пожарищ.. Тихуана горела! Часть складов и пакгаузов, три белоснежных дома поселенцев и даже несколько вигвамов, в которых жили местные индейцы, горели.
Осип перевёл взгляд вправо от горящей фактории и похолодел. Не более чем в кабельтове от берега в клубах дыма, сносимых в океан, стоял…барк, тот самый барк, на борту которого он недавно побывал. Похоже, капитан Гарри Митчелл начал осуществлять свои угрозы. Митяев до рези в глазах всмотрелся в сгущающуюся темноту и увидел, что от барка отделились и направились в сторону берега три шлюпки. На носу каждой из них кто-то держал по зажжённому факелу. Осип приобнял девушку:
– Эмилия, выслушай меня и исполни всё, что я тебе сейчас скажу. На факторию Тихуаны напали англы, я узнал их барк. Сейчас они намерены высадить на берег своих головорезов и захватить посёлок. Тебе туда возвращаться пока нельзя.
– Но там мой отец, я должна быть рядом с ним, – прошептала девушка.
– Нет, ты останешься здесь, пока, пока я не разберусь, что там происходит.
Дневная жара уже спала. Бриз, дующий с берега, ещё согревал своим дыханием, но Осип знал, что уже с полуночи ветер переменится и начнёт дуть со стороны окана, а воды, ещё холодные весенние воды принесут на берег ощутимую прохладу. Он скинул с себя меховую накидку-безрукавку, усадил дрожащую от переживаемого ужаса девушку на плоский камень и заботливо закутал в свою одежду.
– Тут безопасно, так что сиди здесь и не высовывайся! Я приду за тобой!
Сразу за факторией, в соседней бухточке стоял у берега его коч. Тартарцы давно
научились у амиго-испанцев ловить в этих водах отменных лангустов с помощью плетёных, бесхитростных ловушек. Мясо этих ракообразных было питательным и вкусным и заметно разнообразило пищу моряков.
Осип, кося взглядом на шлюпки англов проделавших уже треть пути к берегу, забирая влево от фактории, побежал что было духу к «своей» бухточке. Похоже, налётчики не знали, что кроме стоящей на якорях каравеллы «Элизабет», только два дня назад прибывшей в Тихуану из Испании, в её окрестностях находится ещё какое-нибудь судно. Коч, особенно если на его мачте не подняты паруса, судно малозаметное. Да и мыс, разделяющий бухту с рыбаками и гавань Тихуаны, не давал возможности увидеть с барка «затаившийся» коч. А сейчас и дым, наползающий с берега, совсем скрыл из виду коч Митяева.
Когда Осип буквально взлетел на гряду мыска, сразу несколько рук ухватились за него и стащили к береговой полосе.
– Эй, чего вцепились в меня, отпустите!
Кое-кто, узнав в нём своего, хохотнул, все ослабили свою хватку, а один из матросов, Миха, огромный как медведь, громким басом пророкотал:
– Ох, Оська, добегаешься ты до своей ишпаночки. Тут такие дела творятся, а ты шастаешь не знамо где.
С верха гряды сполз вниз пятый член команды Митяева, Венька Щербатый. В его руках была подзорная труба.
– Осип, одна из шлюпок англов направилась к каравелле, а две другие продолжают идти к берегу.
Митяев вырвал трубу из рук товарища и, встав во весь рост, посмотрел через неё в сторону барка англичан. Паруса на его трёх мачтах были приспущены, но не до конца. Митчелл, хитрая лиса, мог в любой момент поднять паруса и бежать в случае опасности в океанские просторы. Осип задумался лишь на несколько секунд.
– Парни, сейчас, когда англы на шлюпках высаживают свой десант на каравеллу и берег, на барке осталось не более десяти человек. Устроим-ка им, братцы, весёленькую ночь…
И он вполголоса, словно боясь, что его услышат с барка или со шлюпок, с минуту объяснял товарищам кто и что должен делать во время атаки. Ночная темень, дымовая завеса от пожарищ позволила Митяеву подвести свой коч со стороны кормы барка англичан. Канонир Фома тщательно выцелил, прежде чем сделать первый выстрел из пушки своего коча. Каменные ядра, с помощью которых стреляли из шести пушек, установленных по носу, корме и бортам коча, были не одинаковы по диаметру. Матросы Митяева заранее отобрали несколько самых малых по диаметру ядер, облили их смолой из живицы, обваляли в соломе. Конечно, при выстреле эти огненные шары не летели на большое расстояние, но до мачт барка доставали в самый раз. Дважды Фоме стрелять не пришлось. Первое же огненное ядро воспламенило парус, что был ближе всех к берегу. А с этого горящего факела огонь с помощью свежего ветерка перекинулся на среднюю и затем кормовую мачты. А уже через несколько минут запылала и сама верхняя палуба барка. Осип видел, как заметались матросы на палубе, как они пытались забортной водой потушить огромные куски пылающей парусины, летящей сверху. Но огонь уже полностью охватил палубу и надстройку, и вот сначала один, затем второй, третий матросы сиганули в воду и, не оглядываясь, поплыли к берегу. Из нижних кают выскочило ещё несколько человек, но и они, спасаясь от нестерпимого жара, тоже попрыгали за борт.
– Фома, – Митяев повернул злое лицо к канониру, – ну-ка влепи ядро на уровне ватерлинии!
– С превеликим удовольствием, – прокричал канонир, закатывая в пушку с дула на этот раз обычное каменное ядро. Ядро проломило кормовой транец пиратского барка аккурат на уровне ватерлинии. В следующие моменты до ушей парней из команды коча донеслись звуки, напоминающие бульканье воды в перегретом паровом котле. Это забортная вода с клёкотом и свистом ворвалась внутрь барка и стала вытеснять воздух из трюма корабля. Ещё через несколько минут нос барка стал угрожающе задираться вверх, а корма, наоборот, стала уходить под воду. Осип скомандовал:
– Военег, Миха, поднимайте парус, идём к борту каравеллы. Не гоже отдавать англам
судно, которое им не принадлежит.
И, повернувшись к команде, Осип крикнул:
– Каравелла англами, скорее всего, захвачена, так что к оружию, братцы, идём на абордаж!
Кочи имели команду в пять-восемь человек, не более. Для управления кормилом и одним прямым парусом больше и не требовалось. На шлюпке, что пошла захватывать испанскую каравеллу сидело человек семь-восемь. На каравелле, сугубо гражданском торговом судне, команда была более многочисленная, чем на коче и даже барке, и Осип нутром чувствовал, что какое-то время её команда сможет оказывать сопротивление пиратам даже вооружённым огнестрельным оружием. Так оно и вышло. Военег, ещё подруливая коч к борту каравеллы, у которого болталась на воде шлюпка англичан, сразу услышал выстрелы из мушкетов, ставших к тому времени самым распространённым оружием у европейцев. Здесь дым, стелившийся с берега от пожарищ, был ещё гуще, так что захватчики, скорее всего даже не заметили, что творится сейчас с их барком.
Сказав Военегу, чтобы тот приспустил парус коча, Осип по верёвочной лестнице первым поднялся на борт каравеллы и ступил на её палубу. За ним вскарабкались на палубу каравеллы ещё пятеро матросов из его команды. Клубы дыма с берега время от времени налетали ещё на судно, но Осип успел оценить обстановку. Англичане, а их действительно оказалось здесь семь человек, угрожая оружием, теснили к корме судна толпу примерно в тридцать испанцев, и те покорно пятились, даже не пытаясь оказать сопротивление. А вот англичанами явно командовал человек с военной выправкой. И Осип узнал этого человека. Это был Стив Бэкон, тот самый лейтенант, который был готов растерзать Митяева и его матроса ещё тогда, на борту барка.
Основным оружием тартарцев для ближнего боя были сабли и кинжалы. Лейтенант держал в одной руке шпагу, во второй – кремниевый пистолет, а его матросы сжимали в руках мушкеты. На их поясах болтались и длинные ножи. Опасность за своей спиной англичане почувствовали, когда двое из них уже корчились на палубе, раненые русами. Бэкон, поняв, что главная опасность сейчас исходит от людей, которые внезапно появилияь у них за спиной, крикнул своим, чтобы те развернулись. Вскоре англы напролом ринулись на тартарцев, намереваясь прорваться к своей шлюпке. Но они опоздали с этим манёвром. Ещё два матроса захватчиков упали на палубу. Крикнул от боли и раненый в руку один из матросов Митяева.
– Эй, Бэкон, сдавайтесь! – проревел Осип и, выйдя из тени от мачты, протянул в сторону лейтенанта и двух ещё оставшихся в живых англичан руку, в которой он сжимал эфес сабли.
– Как ты посмел напасть на матросов флота Её Величества, мерзавец!
Митяев пропустил мимо ушей вопль Бэкона. Англичане и тогда, и сейчас ещё боготворят свою королеву. При этом кичатся своей демократией и свободой. Хотя во всей Великобритании всегда была истинно свободна лишь королева или король, смотря кто сидел в это время на престоле. Все остальные люди этого королевства были всего лишь подданными, рабами «Её Величества». При этом людей, живущих вне их острова, они считали варварами, людьми второго сорта и которых можно было убивать и унижать без зазрения их «чистой» совести.
– Укоротите свой гонор, лейтенант. Вы окружены и если тотчас не преломите свою шпагу, вы и ваши матросы будете уничтожены, как мы только что уничтожили ваш барк и этих четверых головорезов, – Осип кончиком сабли указал на убитых англичан.
До сих пор считалось, что только русские могли «многоэтажно» и цветисто материться, но то, что исторг из себя Бэкон, переводу тоже не подлежало. А за спинами пиратов тем временем толпа тоже зашевелилась. В руках некоторых испанцев зазвенел металл шпаг. Там уже поняли, что к ним пришла неожиданная и своевременная помощь. Наконец, лейтенант, покосившись назад и кивнув своим головой, шагнул навстречу Митяеву. Не доходя до него нескольких шагов Бэкон резко преломил свою шпагу и бросил её половинки к ногам Осипа. Туда же полетели разряженный уже пистолет лейтенанта, ножи и мушкеты его матросов. Вскоре испанцы связали англичан, а Митяева с его парнями они обступили со всех сторон, бурно выражая им благодарность за помощь.
– Кто у вас старший? – спросил Митяев.
Вперёд выступил сухощавый загорелый молодой человек.
– Сеньор, у капитана Миньоса лихорадка, он сейчас находится в своей каюте. Его помощник, сеньор Пуэбло умер от лихорадки ещё в дороге, так что старшим пока выбрали меня, Диаса Асуэнта.
– Вот что, Диас, отбери из команды человек двадцать нюхавших пороху, и мы вместе с вами пойдём к Тихуане. Возможно, нам удастся спасти людей из фактории.
Вскоре коч и три лодки с матросами устремились к теперь уже близкому берегу. Дымы от догорающих складов и строений фактории уже не застили глаза, но было темно, и шлюпки испанцев, а затем и ялик Митяева едва не врезались в те две шлюпки, на которых прибыли сюда англичане. На носу одной из них лицом к берегу сидел человек. Скорее всего, он задремал под шорох накатывающихся волн и понял, что он теперь не один, только тогда, когда широкая ладонь Михи зажала готовый изораться от испуга и неожиданности рот англичанина.
Пока матросы с каравеллы высаживались на берег, Митяев коротко «пообщался» с пленником:
– Как тебя зовут матрос?
– Джон, сэр.
– Скажи, Джон, капитан Митчелл сейчас на берегу?
– Да, сэр, он пошёл разыскивать губернатора Исхо.
По лицу матроса промелькнула кривая усмешка, впрочем, скрытая теменью.
– Он ещё днём договорился с губернатором о встрече, – добавил Джон.
– Вот как! Встреча, да ещё намеченная! – Митяев явно издевался над англичанином, – а скажи-ка, братец, сколько матросов при твоём капитане?
Джон дёрнулся в руках Михи, но по мере того, как вокруг них стала собираться внушительная толпа, он обмяк, а спесь поубавилась. Он даже своим скудным умишком понял, что своему капитану он уже ничем не поможет.
– С ним к фактории пошли пятнадцать человек.
Осип пошептался с Диасом, и вскоре два отряда по десять человек стали карабкаться на довольно крутой берег, на котором расположилась фактория. Митяев со своим отрядом направился скорым шагом к дому губернатора, а Диас со своими людьми – к блоку пакгаузов, стоявших в некотором отдалении от посёлка колонистов.
Дом губернатора был, пожалуй, единственным из всех зданий фактории, который не пострадал от пожаров. Но вокруг него англичан не было видно. Митяев оглянулся. Уже начало светать. И тут через разрывы в дымных полосах, стелющихся ещё по водной глади, он увидел догорающий барк пиратов. Скорее всего капитан Мичелл тоже понял, что его судно уничтожено, и пути к отступлению отрезаны. Видимо, после этого он приказал своей команде укрыться внутри дома. Один из молодых испанцев из отряда Митяева кинулся было к дому губернатора, но оттуда прозвучал выстрел из мушкета и раненый в ногу бедолага упал на землю и заскулил от боли.
Из проёма входной двери наружу высунулся сам капитан. В руке он сжимал пистолет:
– Каждому, кто попытается подойти к дому, я размозжу голову!
Митяев прокричал в ответ:
– Капитан Митчелл, ваш барк уничтожен. В плен захвачены лейтенант Бэкон и два ваших матроса. Ваше сопротивление бессмысленно, сдавайтесь!
– А-а, узнаю голос старого знакомого, капитана местного корыта. Нет, Митяев, я сдаваться вам не намерен. А если вы вздумаете штурмовать дом, я прикажу убить губернатора.
В этот момент кто-то сзади стал дёргать за рукав Осипа, и он, обернувшись, увидел у себя за спиной молодого индейца с перевязанной головой. Тряпица, которой была перевязана его голова, была пропитана кровью, а самого индейца мотало из стороны в сторону от слабости, вызванной, видимо, потерей крови. Митяев успел подхватить обмякшее тело индейца и тот, прежде чем потерять сознание успел прошептать:
– Миус, англы уже убили доброго губернатора…Они пытали его, пытаясь узнать, где он хранит своё золото и серебро.
Гнев овладел Осипом. Этот мерзавец и убийца отца Эмилии даже на его смерти хотел словчить и всех обмануть. И всё же Митяев постарался подавить свой гнев. Перед ним и его людьми были отъявленные головорезы, вооружённые мушкетами, и прямая атака на дом губернатора приведёт к ненужным жертвам. А у Осипа и его людей на всех только один заряженный мушкет, который был отбит во время стычки на каравелле.
И тут вновь за спиной Митяева и Михи, стоявших рядом, снова возникла какая-то замятня. Приглядевшись, матросы из отряда Митяева разглядели в сумерках ранней зари странную процессию. К ним шагала колонна из пяти человек со связанными руками. Эти люди заметно шатались из стороны в сторону. По бокам этой колонны шли испанцы во главе с улыбающимся во весь рот Диасом. Оказывается, в одном из складов фактории, где хранились бутыли с вином, они наткнулись на мертвецки пьяных матросов капитана Митчелла. Видимо, не очень баловал капитан своих матросов вином и прочими горячительными напитками, вот и дорвались они, что называется, до бесплатного и общедоступного.
– Диас, – Осип положил ладонь на плечо испанца, – в доме губернатора прячутся десять англичан и, похоже, сдаваться они не собираются…
– Амиго Осип, нас в два раза больше, чем этих мерзавцев, давай нападём на них с разных сторон и всё быстро решится в схватке.
Митяев медленно покачал головой:
– Диас, они уже ранили одного твоего матроса, а если мы пойдём на лобовую атаку, жертв будет гораздо больше. Давай сделаем вот что…
И Осип, оглянувшись на дом губернатора, что-то зашептал на ухо испанцу. Тот удивлённо хмыкнул, но возражать не стал. Вскоре к берегу быстрым шагом ушли Миха, Фома и Венька. Но пока они сняли кормовую пушку с коча, пока доставили её с припасами к
осаждённому дому уже окончательно рассвело. Прятающиеся за стенами дома англичане несколько раз выглядывали из него и подозрительно косились на ничего не предпринимающих, с их точки зрения, «туземцев». Но вскоре они поняли причину этого затишья. С пригорка недалеко от их убежища на них смотрело дуло пушки. Послышались запоздалые выстрелы из мушкетов, но Диас с Осипом успели отвести своих людей на безопасное расстояние. В этот момент в проёме двери губернаторского дома вновь показался Митчелл.
– Послушайте, господин Митяев, я хочу предложить вам сделку. Так получилось, что господин губернатор ранен и ему требуется немедленная помощь. Я готов его передать вам, как только вы позволите отплыть мне и моим матросам на шлюпках в океан.
Диас грустно переглянулся с Митяевым и звонко прокричал в ответ:
– Вы грязный ублюдок, Митчелл. Убив губернатора, вы ещё и торгуетесь, прикрываясь его именем.
– Я не намерен отвечать какой-то обезьяне! Так что вы ответите на моё предложение, господин Митяев?
По смуглому лицу испанца пошли красные пятна гнева. Но Осип успокаивающе похлопал того по плечу:
– У меня другое предложение, капитан. Даю вам всем на раздумье одну минуту. Если по истечении этого срока вы не выйдете безоружными и с поднятыми руками из дома, мы начнём обстрел дома.
В ответ на голос Осипа прозвучал залп сразу из трёх мушкетов и одна из пуль просвистела недалеко от головы тартарца. Не успокаиваясь англичане ещё дважды залпами выстрелили в людей затаившихся за песчаным пригорком, и в этот раз одна из пуль чиркнула по плечу Михи. Но потом «заговорила» пушка. Первым же выстрелом было обрушено полстены выходящей к берегу океана. Вопли, крики и ругань раненых пытался перекрыть визгливый голос капитана, но после второго выстрела из пушки и обрушения ещё одной стены, из дома шатаясь и зажимая уши руками, вышли четверо посечённых осколками людей. Эти четверо не успели далеко отойти от дома, когда все услышали одиночный сухой выстрел из пистолета..
А Осип побежал к мыску, где он оставил свою любимую….
Глава 5
Фёдор Кречет прибыл в Москву в аккурат на Покров. Снега, правда, выпало самую малость, но он уже не стаял как в прежние дни. Кречет покосился на двух своих попутчиков: дьяка Яровида и подьячего Семёна Мала. Дорога, особенно для грузного дьяка выдалась тяжёлой. Хотя тракт, проложенный между Москвой и Грустиной в стародавние времена поддерживался в должном состоянии, колдобин и островков прыткой лесной поросли прямо на проезжей части дороги хватало с избытком.
Двух кучеров, Емельку и Стёпку, Кречет сразу же определил на постоялый двор, оплатив за них за постой сразу на месяц вперёд. Но нутром чувствовал посол, что не скоро, ох, не скоро примут его и сотоварищей его во дворце царя московского. Да, послы из Москвы принесли в Грустину хорошие новости, мол, царь Иван Грозный отныне обратил свой взор на запад, а не на восток. Да и то, прибрав к рукам Казанское и Астраханское ханства, а чуть позже пообещав покровительство хану Ногайской Орды он, наверное, и вправду успокоился на этом. Но доживающий свой век и умудрённый жизненным опытом, царь Великой Тартарии Святовир уже не мог в полной мере доверять царю московскому. И, несмотря на то, что эпидемия чумы изрядно истощила людские ресурсы его страны, он направил тысячи опытных мастеровых для возведения укреплений Заволжского Вала и целой россыпи городов-крепостей вдоль него.
Фёдор за пять лет службы в Посольском Приказе столицы Тартарии многажды имел встреч и бесед с царём своим Святовиром. За мудрость и справедливость почитал он его пуще отца родного. И не то беда, что царь вступил в преклонные года, нет, разум и речи его были как всегда вразумительны и понятны. Тревожило Фёдора то, за спиной царя-батюшки была пустота. Не дали ему родители небесные Тарх и Тара сына наследника. И трудно сказать, что начнётся в огромной империи после смерти великомудрого царя.
Да, когда-то с Батыем, ханом Золотой Орды, было достигнуто соглашение, что ни Тартария Северная в дела Орды, ни Золотая Орда в дела Тартарии не будут вмешиваться, а только поддерживать друг друга будут в трудные годины. Но давно уже умер хан Бату, давно распалась Золотая Орда, а на её месте возникли Белая, Синяя, Пёстрая, Ногайская Орды, Джунгарское царство, Казанское, Астраханское и Крымское ханства. Во многих из них теперь верховодили магометане, чего, например, при Батые не было. Хуже всего было то, что не было с осколками Золотой Орды договоров нужных. А главным правителем всех этих улусов бывшей Золотой Орды без всякого курултая назначил сам себя правителем крымский хан Девлет-Гирей. Справедливости ради нужно сказать, что являясь по прямой линии чингизидов потомком Чингисхана он имел моральное право на такое лидерство. Но все «карты» его теперь путал московский царь Иван Грозный, отказывавшийся признавать главенство власти над собой со стороны чингизида Девлет-Гирея. Трудные времена настали. Теперь не московские послы в Грустину, а послы Тартарии в Москуву зачастили, чтобы избежать или отодвинуть угрозу войны с набирающим мощь московским царством.
Через неделю пустых хлопот и ожидания приёма тартарских послов у царя московского совсем приуныли они:
