скачать книгу бесплатно
– Да ладно, не разглядел – у молодых-то ночник горит. Насмотрелся, век бы такую не видать.
Короче, ругаюсь, матюкаюсь, спихиваю с себя – никак. А она всё причмокивает меня и причмокивает, всё гы-гы-гы да гы-гы-гы. Ну, думаю, падла, вырвусь – убью! Из последних сил отталкиваю, вырываюсь, а эта девчонка как завизжит. Выбегаю из купе, дверь держу, боюсь, за мной рванёт. Стою. Дверь никто не дёргает, не открывает. Долго стою, уже мёрзнуть начал, октябрь месяц на дворе. Думаю, хорошо, что купейный взял, а то стоял бы сейчас в плацкарте в проходе в одних трусах, народ распугивал.
– Нет, я думаю, без трусов ты был, – уточнил опять Лёха, – неспроста тебя бабка заприметила, вон как прилипла.
– Ага, в трусах, без трусов, легко сейчас говорить, тебя бы на моё место. А я всё, замерзаю. Сколько простоял так, не знаю, думаю, долго. А может, показалось, что долго. Всё, думаю, окоченею, не стоять же всю ночь, прятаться от неё. А полезет опять, точно прибью. Потихоньку открываю дверь, молодые опять в угол шарахнулись, смотрят на меня сумасшедшими глазами, не спят. Спрашиваю, где бабуля, посмотрел на верхние полки – никого. Покрутил-повертел головой, нигде бабки нет. Странно, думаю, я дверь крепко держал, никто не выходил. Куда делась? А эти смотрят на меня как перед расстрелом, девчонка дрожит. Ладно, ушла, испарилась, хрен с ней. Сел на диван, на этих смотрю, боюсь. Успокоился немного, достаю бутылку, из горла хряпнул пару хороших глотков, улёгся. Не сразу, правда, уснул, несколько раз глаза потихоньку открываю, окрестности осматриваю, не появилась ли опять эта бабка.
Слышу стук в дверь:
– Просыпаемся, пассажиры, Оренбург, просыпаемся.
Глаза открываю – этих двоих нет, бабки нет. Всё, после этого я три года не пил, даже женился в этом промежутке, во как бабуля закодировала. Мужики на работе думали, что я с ума сошёл, раз пить бросил. Ну разве может нормальный человек ни с того ни с сего вот так взять и завязать? Подумаешь, старуха – наши вон чертей не боятся! Я говорю, что это они ещё этой старухи не видели, а то бы все разом пить бросили. Правда, я сам только на третий день сообразил, что это было в поезде, испугался, завязал. Думал, правда навсегда, на всю оставшуюся жизнь, куда там! Мужики сочувствовали, говорили, что пройдёт, рассосётся. А как пройдёт, так сразу это дело и обмоем, отметим. Прошло. Правда, за три года, пока не пил, женился, дочку-красавицу родил. Ну что поделать, пришлось дочку обмывать на работе, закон такой. Да и грех не обмыть. Ну и опять понеслось. Правда, я пацана ждал, но получилась Любаня. Ну я её и воспитывал как сына: футбол на школьном стадионе, турник. Зимой коньки, хоккей, лыжи. Жена ругалась, что, мол, угробишь дочку, ты ещё гири её научи поднимать. А чё, говорю, тоже правильно, будет в школе от ребят назойливых защищаться. В общем, долго она терпела мои выкрутасы, лет десять, – развелись. Только двухкомнатную квартиру получили, а то всё в коммуналке жили. Пришлось разъезжаться, размениваться. С трудом разбежались. Но с дочкой видеться не запретила, по выходным иногда приезжал, гулял с ней по парку. Правда, когда трезвый.
Пролетело время, Любка подросла, замуж вышла, квартиру в ипотеку взяли, внука родили. Я обрадовался, ну хоть сейчас пацан получился. В гости приезжаю, то машинку, то погремушку, то клюшку, пистолет покупаю. Любаня предупреждает, мол, смотри, не вздумай его воспитывать, как меня, ну, в смысле не мучай внука, да и матом не ругайся, как при мне, с детства только матюки помню. Я давай возражать, чего она заранее инструктирует, что я, маленький, что ли, не понимаю. Я вообще матом редко разговариваю, разве что выпимши. «А когда ты не выпимший был», – говорит. Расстроила она меня, конечно. Но обещал, что всё будет тип-топ.
А однажды прихожу, она на меня с порога как набросится, мол, обещал, а сам что вытворяешь?
– Подожди, говорю, не гони лошадей, что стряслось?
– Что? Чуть не угробил мне сына, вот что!
Глазами моргаю, не пойму.
А случилось вот что. Она же с ним, как и положено с маленькими ребятёнками, в детскую поликлинику наведывается периодически. Ну вот заходит она в кабинет, медсестра кладёт его на пеленальный столик, раздела, ставит на ножки и говорит: «Оп!». Он возьми да и прыгни на неё. Та еле успела его подхватить, испугалась, белее своего халата, стоит смотрит на Любку, та тоже бледная от испуга стоит, челюсть отвисла.
– Ну ничего себе, – опомнилась медсестра, – шустрый мальчишка, чего его проверять, сразу видно, всё нормально.
А он обнял её за шею и улыбается.
Любка давай с испугу извиняться, мол, это дед научил прыгать, я ему покажу кузькину мать.
– Нет, подожди, – говорю, – вы же сами с мужем радовались, смеялись, когда он прыгал.
– Радовались, смеялись, – передразнила дочь, – кто знал, что он так на врача прыгнет. – Ну ладно, вроде успокоилась.
– А я как научил его прыгать. Он только-только пряменько на ножках стоять стал, я его ставлю на стол, что у них посреди комнаты, присаживаюсь на корточки, протягиваю к нему руки, говорю: «Давай, оп, прыгай!». Вот так – оп да оп – он и усвоил.
Я как прихожу к ним, он меня сразу к столу тащит, мол, давай попрыгаем. Вот и научил ребятёнка. Он прыгает, я ловлю и таскаю по комнате на вытянутых руках.
– Вот видишь, – говорю, – я из тебя человека сделал, и внук тоже человеком будет, может, даже лётчиком.
– Ага, уже спикировал на врача. Ладно человеком, только не алкашом, как дед.
– Ладно, – говорю, – не перегибай.
Вот так потихоньку и живём, растём.
Однажды гуляли в парке, я купил мороженое, кушаю, а внуку вафельный стаканчик даю откусывать. Рано ему ещё такой холод есть. Довольный, улыбается, что с дедушкой мороженое едят. Домой приходим, Андрюша с порога и заявляет:
– А мы с дедушкой мовозино ели.
– Как мовозино? – спохватилась дочь. – С ума сошёл, что ли, ему ещё рано.
– Что ты переполошилась, вон мальчишку напугала, он только вафельный стакан грыз.
Спрашиваю внука:
– Вкусно было?
– Вкуся, – говорит.
– Вот видишь, а ты орать сразу, разберись сначала.
– Что мне разбираться, если я тебя как облупленного знаю. Улыбается он. К внучке даже не подходи, воспитатель хренов!
А внучке уже годик исполнился, правда, со стола прыгать я её не учил, думал, Любка убьёт. Я как к ним прихожу, она бегом ко мне, топ-топ ножками кое-как, ручонки ко мне тянет. А чего ей не радоваться: дед всё разрешает, балует, никакой строгости. Ну, в общем, думал, думал, пошёл кодироваться. А то ведь и вправду чего-нибудь выкину выпивши, да по старости, по глупости. Но я и тут отличился – я её чокаться научил. Теперь, как только за стол сядем, берёт свою чашку и давай со всеми чокаться, да ещё с таким деловым видом, будто уже много лет стажа.
Любка, правда, пошипела, поворчала, но ничего, успокоилась. Лишь бы дальше чокания дело не пошло, а то дед всё может. Я, правда, не сказал, что закодировался, пусть думают, что ради внучки поумнел.
– Как внучку зовут? – спросил Александр.
– Настёна.
– Ну, за Настёну, если и сейчас не выпьешь, большой грех на душу возьмёшь.
– Ладно, грех как-нибудь отмолю, а вот закусить за внучку – хоть два раза.
– Ни фига себе жрать здоров, – отозвался Лёха, – два раза можешь только занюхать, даже не пригубил.
– Сила воли. Ты слушай, что дальше было.
Они захотели самокат купить. А я говорю, мол, давайте-ка я куплю на день рождения, как тогда велосипед Андрюшке. На том и сошлись, покупаю самокат, наколенники, налокотники, каску. Дарю ей всю эту амуницию и рассказываю, что без каски на самокате ребятёнкам нельзя, опасно, можно сильно стукнуться. Оно ведь и на велосипеде, и на самокате есть некоторые дети в касках, она же видит, когда в парке гуляют. Ох, обрадовалась. И я стою, горжусь собой, самый лучший дед на свете. Она и так и сяк перед зеркалом крутится. Теперь без каски на улицу не выходит. Самокат, каска – всё, как дедушка советовал. А однажды прихожу к ним. Любка с мужем давай рассказывать, что Настёна отмочила. Я уже подумал, что опять я что-то ляпнул не подумав. Нет, обошлось, правда, не без моего участия.
Пошли они как-то в Цирк Никулина. Там специально для детей представление было. Клоуны, звери, собачки – ребятёнкам весело.
И вот один из номеров – акробатика на лошадях. Девушка то на одной лошади, то на двух сразу скачет. Тишина в цирке. И вдруг моя Настёна громко на весь цирк:
– А почему она без каски?
Весь цирк от души посмеялся.
А тут недавно собираюсь в Жуковку, дай, думаю, зайду к ним. Прихожу, а Любка на меня с порога как зашипит:
– Ты что себе позволяешь?! Я же просила свои матюки при внуках не высвечивать.
– А я что, а когда я? – спрашиваю.
Она и рассказывает, решила шторы повесить. Встала на стул, цепляет себе, ничего не подозревая. Вдруг подходит внук, шлёпает ей по ноге и говорит: «Мама, смотри не нае…», ну, в общем, не навернись. Он, правда, по-настоящему сказал, по-мужски, а я не вспомню, когда я такое говорил. Привык каждое второе слово матюками обозначать. Стаж большой, попробуй отвыкнуть.
– Здорово, мужики!
Мы повернулись на голос. Мимо нас шёл мужик, по-видимому, местный, деревенский. Без удочек или каких-либо рыбацких причиндалов, значит, по каким-то своим делам. Мы тоже с ним поздоровались.
– Ни хвоста, ни чешуи, – добавил он.
– Благодарствуйте, благодарствуйте, – ответил Александр, – может, с нами? – Он поднял бутылку.
Мужик отмахнулся и ушёл.
– А чего я просто так её держу, давай рюмки, по чуть-чуть – и пойдём сети снимать. – Александр поднял свою рюмку: – Ну что, давайте выпьем за бабушку.
– За чью бабушку?
– За ту самую, с поезда.
Мы дружно засмеялись и едва начали чокаться, Сергей вдруг шёпотом произнёс:
– Бык.
Мы повернулись в сторону, куда он смотрел. Мимо нас неспешно шёл тот самый мужик, только что поздоровавшийся с нами. На плече у него кольцами висела цепь, он вёл быка, которому, вероятно, было наплевать на нас.
– Пап, только не мычи, не вздумай, – прошептал Сергей.
Кто его тянул за язык?
Александр не спеша стал набирать в лёгкие воздух и, провожая мужика с быком, тоже набычился.
– Не вздумай, – прошептал Лёха, хватаясь за нож.
А я подумал: «Куда лучше – в «газель» бежать или в озеро прыгать?»
Мы притихли так, что тишина звенела в ушах, даже потрескивание костра стало неестественно громким.
Едва наши новые знакомые скрылись из вида, Александр выдохнул и тихо и коротко произнес: «Му».
– Ну ты даёшь! – тоже выдохнул Сергей. – Я думал, всё, придётся в озеро прыгать.
– А кто тебя за язык тянул? – пошёл в наступление Александр. – Сам бы я не в жизнь не догадался.
– Ага, ты смотри, я ещё и виноват.
– Интересно, – проговорил наш закодированный, – а за старуху мы успели выпить?
– Да, и за быка тоже надо бы, – вторил ему Лёха.
Но дебаты и застолье пришлось заканчивать, надо было плыть за сетями, за уловом. Александр с сыном поплыли, а мы стали готовить ингредиенты к ухе.
Правда, когда начали разливать по первой, я сразу подумал, что вот сейчас напьёмся, назакусываемся, и не до ухи будет – куда ей помещаться? Но всё оказалось очень даже скромно, по чуть-чуть, не напиваясь, не нажираясь. Ухи тоже хочется, зря, что ли, старались, ехали, ловили, ну, в общем…
Рыбаки – люди опытные, толк во всём и меру знают. А мне досталась самая ответственная работа – чистить картошку.
Ну что сказать, уха получилась – у-у-у! – неописуемая. Под такую ушицу грех не выпить. Правда, Александр отказался, завтра домой ехать за рулём.
– Дядь Вов, – хитро подмигнул Сергей, – придётся тебе теперь и за папку выпить.
– Опять я, и за того, и за другого, здоровья не хватит, за папку давай лучше ты, а то я от таких «за» завтра буду жалеть о том, что родился.
Ну, утром не утром, а пожалеть обо всём пришлось раньше, уже ночью.
– Дядь Вов, тебе самое лучшее место, – сказал Сергей, обустраивая в машине ночлег на задних сиденьях. – Пап, ты где, на передних?
– Ну да, за рулём по привычке.
– А мы в грузовом отсеке, так что, дядь Вов, задние – самые лучшие места, просторно, никто не мешает, как дома на диване.
Действительно, и простор, и уют, я даже обрадовался, хотя и не понял, за что такая честь. Я не привередливый, могу со всеми вместе, в грузовом. Но радоваться пришлось недолго. Едва начал засыпать, как раздался страшный храп всех моих рыбаков. Дружный, без единой фальшивой ноты, с повышенной громкостью. Тонкая перегородка между кабиной и грузовым отсеком не мешала наслаждаться богатырской трелью, а под боком Александр подпевал. Быстро эта увлекательная трель превратилась в рёв четырёх тракторов. Спать на самом лучшем месте не получилось. Надо было раньше выйти из машины, нет, дождался, пока голова загудит. Вот и думай потом утром, то ли с похмелья, то ли от этого многоголосия. Нет, думаю, всё же от храпа.
Я вышел на улицу, побродил вокруг машины, отмечая, на каком расстоянии от неё безопасно находиться. Оказалось, в радиусе четырёх шагов. Поверил в это не сразу, пришлось перемерить, да, четыре шага, самое безопасное расстояние до объекта под названием «машина». А что ещё делать, ходи да измеряй всякие расстояния, любуйся гладью озера и тишиной вокруг него. Других занятий до утра не предвиделось. Побродил по берегу взад-вперёд, подбросил пару поленьев в затухающий костерок, погрелся у огня.
К утру пришёл к выводу, что и рыбалка бывает хуже неволи. Я представил, как бы они сейчас повыскакивали из машины, если бы к ним ко всем сразу пришла та самая старуха из вагона. Да, бабуля сейчас была бы к месту, не одному же мне прохлаждаться. Но чуда не произошло, и я всю ночь провёл шатаясь по берегу. Побродил вокруг костра, вспомнив почему-то папуасов с их ритуальными танцами вокруг костра. Ну что, товарищ папуас, а спать-то хочется, особенно ближе к утру.
Я, конечно, пожаловался своим рыбакам на свою неудачную судьбу ночную, когда все проснулись и стали готовить и разогревать уху, мол, больше я с вами не поеду, такая рыбалка не по мне. Хотел уже сбежать отсюда, прямо до Жуковки, пешком, жаль, дороги не знаю.
В общем, прав был Сергей, когда говорил, что уложат меня в грузовой отсек и с комфортом довезут хоть до Москвы. Ну не до Москвы, а вот до Жуковки проспал всю дорогу.
Июнь, 2022
Записки врача
– Михеев, ау-у, просыпаемся. Анатолий Васильевич, вы меня слышите? Просыпаемся-просыпаемся.
Сквозь сон Михеев узнал голос своего лечащего врача – Анны Ивановны. «Уснул всё-таки, вот гад, вот сволочь, – думал сквозь сон Анатолий. – Ночи было мало, нет, прилёг отдохнуть – и на тебе! Правда, она сама вчера сказала, что завтра операция, в столовую на завтрак не ходить, а сходить в туалет, сделать там все свои дела и отдыхать. Ну вот, отдохнул, прилёг вздремнуть, и вот, пожалуйста, – уснул без задних ног. Эхма, как стыдно! Взрослый человек тридцати девяти лет!..»
Старшая медсестра определила Михеева в четвёртую палату и обозначила его койко-место. Хотя чего там было обозначать – из пяти коек лишь одна была свободна, значит, сюда и определяйся. Едва он поздоровался со всеми, познакомился, в палату с шумом влетел молодой парень с небольшим телевизором.
– Всё, братцы, – завопил он, – кайфуем! Вот, родители привезли. Сергеич, – обратился он к мужчине лет шестидесяти, – давай освободи мою тумбочку, и поближе к окну, к середине.
Слева и справа располагались параллельно две кровати. На одной возлежал Сергеич с книгой, другая, как понятно стало, принадлежала этому шустрому парнишке лет, наверное, шестнадцати-семнадцати.
Между ними стояли две тумбочки. Сергеич отложил книгу, очки, пододвинул тумбочку к середине окна. Сюда же свою определил.
– Так посимпатичней будет, – объяснил он свои действия.
– Ну чё, включаем, настраиваем, – комментировал свои действия вокруг телевизора парнишка, устанавливая комнатную антенну.
– Думаешь, получится? – спросил один из соседей по палате.
– Куда оно денется, японская продукция – не подведёт.
