скачать книгу бесплатно
Не зря говорят, что талантливые люди талантливы во всём. Вот и окончивший медфак Виталий к тридцати годам стал не просто хорошим врачом, а признанным учёным, доцентом факультета, на котором когда-то учился. Теперь рядом с громким именем автора любимых народом песен шла слава одного из лучших специалистов в очень важной и редкой области – ранней диагностике раковых заболеваний. В Якутии такая слава проявлялась по-особенному, поскольку её огромные просторы издавна полнились и жили слухами, кочевавшими от улуса к улусу порой быстрей газет. И когда Виталий приезжал в какую-нибудь глубинку с концертом, ему не раз приходилось начинать встречи с селянами совсем не с песен. Он только диву давался, как сумели дойти в такую глушь слухи о волшебном «поющем докторе», но, конечно же, никогда и никому не отказывал в помощи. А иногда получалось наоборот – ехал с медицинской бригадой в дальнее село на обследования, а по вечерам приходилось играть и петь в клубе или больнице недавним пациентам.
Как-то раз во время сенокоса его попросили съездить с выступлениями в один из заречных районов: лето в тот год выдалось знойным, травы горели, план не шёл, и надо было как-то поддержать людей. Ну, раз надо – значит, надо. Виталий рано утром подхватил свой баян, направился в аэропорт и уже через несколько часов, когда сенокосчики собрались на свой стан пообедать, устроил для них небольшой концерт. А потом, как водится, рассказал о последних новостях столичного Якутска. Было видно, как после его задушевных песен, от которых веяло прохладой снегов и рек, посветлели и помягчали усталые и обожжённые солнцем лица людей. Показалось, что они как-то легче поднялись из-под тени брезентового навеса и, негромко делясь впечатлениями, направились на ожидавший их луг. Задержалась только одна девушка. Немного смущаясь, она подошла к Виталию и сбивчиво произнесла:
– Простите, пожалуйста… Мама наша… болеет сильно… Вы не могли бы её посмотреть…
– Конечно, посмотрю, – согласился Виталий. – А где она?
– В селе. Шофёр наш дом знает, довезёт, – обрадовалась девчушка. – Маму нашу Александрой Павловной зовут… Она вас ждёт, мы знали, что вы не откажитесь…
– А что с ней?
– Сказали, плохая болезнь… – Девушка, показывая, провела ладонью круг по своему животу. – Из райцентра домой отправили…
Через полчаса вернувшись в село на том же «Уазике», на котором он приезжал на стан, Виталий зашёл в небольшой домик с плотно зашторенными окнами и в полумраке увидел женщину, лежащую в постели. Она была уже немолодой, хотя, конечно, болезнь добавила возраста иссушённому недугом лицу. Женщина слабо улыбнулась Виталию и попыталась приподняться на кровати, но он, поздоровавшись, жестом остановил её. Ответив на приветствие, Александра протянула Виталию толстую медицинскую карту и несколько рентгеновских снимков. Чтобы лучше рассмотреть их, он подошёл к ближнему окну и сдвинул в сторону штору. Достаточно было пары минут, чтобы увидеть и понять, что у больной онкология, причём в уже безнадёжной форме. Потому районные врачи и выписали её домой… Но Виталий не спешил. Исполняя последний долг врача, он присел к кровати, взял Александру за руку, назвал по имени-отчеству и начал обстоятельно расспрашивать о болезни, о том, как всё началось, как она себя чувствует, какие лекарства принимает. А потом, конечно, сказал, что она непременно поправится, что надо не сдаваться, что он постарается отправить ей из Якутска самые хорошие лекарства. И перевёл разговор на другую тему – кем она работала, сколько у неё детей, где они теперь живут и кем стали…
О том, что всю жизнь была простой дояркой, Александра лишь упомянула. А вот разговор о детях, вышедших в люди, оживил женщину. На какое-то время она словно забыла о болезни и боли, принявшись негромко, но обстоятельно и с гордостью рассказывать о всех своих шести дочерях и сыновьях. Увидев, с какой человечностью и неподдельным вниманием слушает её доктор, в конце рассказа Александра вдруг решилась:
– Вы простите, я ведь вас не только как врача позвала… – Она сунула руку под одеяло и вытащил оттуда толстую тетрадь. – Вот, мои стихи… Недавно сочинять стала, как заболела… Будто кто-то сверху диктовать стал… Может, посмотрите?..
– Обязательно, посмотрю, – по-доброму улыбнулся Виталий, ободряя её. – Мне очень интересно будет!
Понимая, что как врач уже бессилен, Виталий, конечно же, хотел помочь Александре чисто по-человечески:
– Я сегодня у вас в селе ночую. Вечером стихи ваши почитаю, а утром перед отъездом загляну к вам, и мы о них поговорим…
Устроившись к концу дня в сельсовете, где ему поставили раскладушку прямо в кабинете местного главы, Виталий достал и раскрыл тетрадь Александры. Стихов было немало, но, естественно, они оказались не очень-то умелыми, часто не совсем складными. Но в то же время – искренними, подкупающими своей простотой, безыскусностью и той мудростью, что принято называть народной. «Ей бы подучиться у хорошего поэта, руку набить, могла бы неплохо писать… – Виталий вздохнул. – Вот только у кого в этом маленьком селе ей учиться, да и поздно уже, судя по всему…»
Какими бы ни были стихи Александры, завтра её надо будет обязательно похвалить, порадовав и поддержав, может быть, перед самым уходом из жизни. И Виталий вновь раз за разом перечитывал стихи, отмечая для себя лучшие. А потом остановился на «Благословении матери». Это было и напутствие в жизнь детям от Александры, и её завещание им. Виталий вспомнил, с какой любовью и какими словами она говорила о своих выросших уже сыновьях и дочках, какое тепло светилось в её глазах в эти минуты… И он понял, что может для неё сделать…
В ту июльскую белую ночь Виталий так и не уснул – просидел за баяном до самого утра, подбирая и пробуя то одну, то другую мелодию. И в конце концов, нашёл такую, что невольно ощутил самим сердцем – песня получилась. И не только необходимая для прощального подарка Александре, а, может быть, вообще одна из его лучших.
Взволнованная поэтесса встретила Виталия с затаённой надеждой, робко веря, что ему пришлось по душе хотя бы одно её стихотворение. Но гораздо заметнее на лице Александры читалось опасение, что неумелые стихи простой сельской доярки вряд ли понравились искушённому столичному сочинителю. Однако Виталий, лучезарно улыбнувшись, поздоровался с ней, как с доброй старой знакомой, и искренне произнёс:
– Замечательные у вас стихи! Прекрасные! Всю ночь перечитывал и не мог оторваться. А одно стихотворение так понравилось, что я просто не удержался и написал песню…
– Песню?!. На мои стихи?!. – Александра задохнулась от неожиданного счастья.
– Да, «Завещание матери»…
Виталий достал из чехла баян, сел на краешек кровати, прикоснулся к клавишам и запел. Из глаз потрясённой женщины потекли слёзы радости.
Прилетев в Якутск, он первым делом пошёл на республиканское радио, уговорил друзей сразу же сделать запись и побыстрее поставить её в эфир – чтобы Александра успела услышать свою песню.
А назавтра с одним из попутчиков отправил в далёкое село лекарства. Обезболивающие. Это было всё, чем он ей мог помочь как врач.
«Завещание матери» и впрямь оказалось песней особенной – одновременно глубокой и простой, мудрой и душевной. На радио пришло множество трогательных откликов, в том числе, конечно, из села Александры. И позже Виталия не раз просили исполнить эту песню в самых разных местах огромной Якутии самые разные люди.
Вот и здесь, в Терюте, на вчерашнем концерте, когда он уже закончил выступление, с первого ряда поднялась немолодая женщина и негромко произнесла:
– Спойте, пожалуйста, «Завещание матери»…
И он вновь на несколько минут перенёсся из зимнего заснеженного Оймяконья в знойный сенокосный июль, а потом в дом Александры, где блестели слезами негаданного счастья её глаза…
А когда спустился со сцены в зал, женщина, попросившая Виталия спеть любимую песню, подошла к нему и протянула небольшую баночку с вареньем:
– Вот, возьмите пожалуйста… Голубичное, сама собирала и варила… Чай попьёте вечером… У меня сын такой же, как вы, в городе живёт…
Он, конечно, немного смутился, но поблагодарил и взял. Нельзя не взять, если человек так, по-матерински, от души угощает…
Неторопливо шагая из клуба в гостиницу и не замечая мороза, он подумал о том, как по-разному появляются на свет и какой непохожей жизнью живут его песни. «Завещание матери» оказалось самым необходимым и быстродействующим лекарством прямо в день появления на свет. А вот «Цветку на скале» пришлось ждать своего часа десятки лет. И всё-таки он дождался, подтвердив в очередной раз истину, что ничего случайного в жизни не бывает…
В нелепые девяностые страна металась из одной крайности в другую, делая немало глупостей. Но при этом для дальних российских окраин Москва была всегда права по закону старшинства и силы. На любое решение сверху приходилось молча брать под козырёк, хоть и глотая порой обиду. Вот и над родным медфаком Виталия внезапно сгустились тучи – в Москве вдруг решили, что выпускать своих врачей на Крайнем Севере нет необходимости: и по деньгам накладно, и в центре достаточно институтов – пусть студенты там и учатся. А чтобы подвести базу под очередную мудрость столичной власти и соблюсти видимость объективности, в Якутск направили комиссию московских медицинских светил, которые должны была найти на месте нужные аргументы. Председателем комиссии специально назначили именитого профессора родом с Кавказа, никогда не знавшего близко якутян и, естественно, не питавшего к ним особых чувств.
На медфаке загрустили, но встретили гостей, как и принято на Севере, – с открытым сердцем. Честно рассказали о своих успехах и недостатках, показали всё, что хотела выведать комиссия. И даже вечер дружбы устроили в выходной накануне вердикта – несмотря на то, что проверяющие явно не были расположены к какой-то дружбе.
На вечере дали слово и Виталию. Как одного из доцентов медфака москвичи его уже узнали за время проверки, но теперь Виталия представили известным автором песен на якутском языке. Конечно, все ожидали, что он сейчас выдаст знаменитую на весь Советский Союз «Тундру», но Виталий вдруг сказал:
– Я спою нашим гостям песню на русском языке, которую написал на слова недавно ушедшего из жизни великого поэта Кайсына Кулиева… «Цветок на каменной скале»…
Такое начало оказалось для москвичей неожиданным, они невольно переглянулись, а председатель комиссии метнул пронзительный взгляд горца в поющего доцента и с удивлением поднял бровь. Он явно не ожидал услышать за тысячи километров от родного Кавказа имя земляка-поэта, да к тому же среди медиков…
А Виталий продолжил:
– Я сочинил эту песню много лет назад, ещё совсем мальчишкой. Меня поразила тогда горечь незаслуженной обиды поэта, но всю глубину её я понял лишь совсем недавно, когда узнал правду о его жизни…
В зале зазвенела тишина. Виталий запел. Когда под высокий потолок медленно уплыла последняя нота, москвичи восхищённо зааплодировали первыми, а потрясённый председатель комиссии сидел, уронив лицо в ладони и не двигаясь.
Когда наутро кавказский профессор вошёл в актовый зал факультета, где собравшиеся с замиранием сердца ждали приговора, то первым делом отыскал взглядом Виталия, подошёл к нему, пожал руку и протянул солидный том своего научного труда, на обложке которого было начертано размашистым подчерком: «Моему другу – с восхищением и благодарностью!» А потом поднялся на кафедру и произнёс:
– В эти дни мы увидели, какие замечательные педагоги работают в вашем институте. Мы посовещались и решили: такой институт закрывать нельзя!..
Слова профессора потонули в аплодисментах зала. Так «Цветок на каменной скале» спас якутский медфак…
Да, можно пережить всё, если подобрать нужную песню, – Виталий снова возвратился к мысли, с которой начинался сегодняшний вечер в Терюте. Но теперь настроение было другим: погода шептала, что завтра он обязательно улетит домой. Обязательно улетит. И пусть днём позже, но отметит праздник. Соберёт вместе родных и близких и споёт им свой «Терютский вальс»… Но, если по справедливости, то ведь именно тут, в этом маленьком, ни на что не претендующем селе, которое и не знает, что теперь всегда будет жить в его словах и мелодии, люди должны услышать этот вальс первыми…
Виталий подошёл к окну и посмотрел на улицу. Сияние погасло, укатило куда-то за дальние перевалы, но ясное небо было густо усеяно весёлыми звёздами, а в доме через дорогу ярко горели огни и двигались силуэты людей, которые, похоже, ещё долго не собирались спать. Он немного подумал и, не став одеваться, закинул за плечо баян, взял стоящее на столе шампанское и шагнул за порог – туда, где ждали его всегда…
День перевёртышей
Моему другу Олегу Емельянову
От него исходило столько света, человеческого обаяния, готовности в любой миг выдать остроумную шутку, что появление Олега даже на самых официозных собраниях и приёмах тут же меняло их тональность. А что уж говорить о встречах дружеских, совместных поездках и командировках! Одно упоминание о том, что с нами едет Олег, автоматически означало: всем будет хорошо, тепло и весело. В этом-то, на мой взгляд, и заключалась самая уникальная особенность Олега – он мог с поразительной легкостью превратить в праздник любое событие. Даже если событие это в глазах иного большинства было окрашено в совсем другие тона. Как, к примеру, появившийся с его подачи День перевёртышей…
История эта приключилась с нами на трассе «Колыма» 17 апреля. И если год давно ушедшего в прошлое события, собственно, уже не имеет значения, то назвать число и месяц просто необходимо. Дальше вы поймёте, почему я это делаю.
Итак, воспользовавшись солнечной весенней погодкой и последними неделями тающих на глазах зимних переправ через реки, мы с Олегом и нашим водителем Андреем решили по-быстрому проскочить пятьсот километров от Якутска до одного из райцентров за Леной и Алданом. А если позволят время и обстоятельства, то накрутить на колёса ещё столько же, добравшись до следующего райцентра в горах Оймяконья. Ну и, естественно, успеть вовремя вернуться назад, пока не закрыли зимник. Этот марш-бросок наперегонки с апрелем диктовала очередная битва за тиражи: началась весенняя подписка и надо было успеть до распутицы и ледохода склонить на свою сторону районных начальников и читателей наших газет.
Кому-то предстоящая дорога в две тысячи километров по распутице, когда днём снег превращается в ледяное месиво, а ночью промерзает до двадцати пяти градусов, могла показаться экстримом. Но только не нам, якутянам. После долгих зимних туманов и морозов за пятьдесят поездка по апрелю с его ярким солнцем и лёгкими природными капризами представлялась просто курортом. Вот и мы с Олегом решили воспользоваться «курортом», соединив подписную кампанию с собственными журналистскими и писательскими интересами.
Конечно, в прежние годы я не раз бывал на «Колыме», но, по большей части, это случалось летом, а дорога апрельская и июньская – это, как говорят одесситы, две большие разницы. Особенно для фотографа, к которым я причислял себя всю жизнь. К тому же, «Колыма» настолько переменчива по своим настроениям, изобретательна и щедра на новые встречи, краски и неожиданности, что постигнуть её полностью практически невозможно, сколько бы раз ты по ней ни проезжал. А уж касательно истории – тем более. Вполне обычная с первого взгляда сегодня, трасса из Якутска на Магадан таит в своей памяти мрачное гулаговское прошлое, и не зря её до сих пор называют самым длинным в мире кладбищем. Во время строительства «Колымы» лагеря на ней стояли через каждые двенадцать километров. Посчитайте сами, сколько их было на двух тысячах километрах дороги от Алдана до Магадана. И сколько бывших заключённых лежит под насыпями и в обочинах. Некоторые лагерные бараки и вышки времён Гулага, опутанные крепкой ещё колючкой, сохранились до сих пор, хоть и проросли насквозь деревьями, покосились от времени и покрылись мхом. Я всегда считал, что надо непременно увидеть это сталинское наследие собственными глазами, и не просто о нём писать, а кричать в лица забывчивым почитателям усатого вождя, которые в последние годы вновь усердно устанавливают ему памятники и поют осанны…
Впрочем, я немного сбился с мажорной апрельской тональности. Но такова уж «Колыма»: на ней невольная радость часто сменяется столь же невольной горечью…
Итак, добравшись в первый упомянутый район, мы на несколько дней остановились в посёлке дорожников с говорящим названием Тёплый Ключ. Именно там когда-то появился на свет наш водитель Андрей, а значит, по неписанным законам землячества, в Тёплом Ключе легко было найти и тёплый гараж для машины, и не менее тёплую крышу над головой. Так оно и случилось: нашу командировочную троицу из Якутска гостеприимно приютили давние друзья Андрея – Алексей и Марина.
Всё складывалось удачно, и свои дела по подписке мы закончили на день раньше, чем планировали, – в пятницу. Однако выезжать в соседний район в субботу не имело никакого смысла – в ночь на выходной нас там никто бы не ждал. Поэтому, чтобы не терять бездарно целый день, мы решили съездить на знаменитые колымские прижимы. Этих прижимов два – Жёлтый и Чёрный. Когда-то между ними был сталинский лагерь, заключённые которого и выдолбили кайлами в отвесной скале две «полки» для проезда машин. Водители до сих пор с осторожностью пробираются по ним над 200-метровой пропастью, стараясь максимально прижиматься к стенке. Отсюда и названия – прижимы. Обочина на въезде в Чёрный прижим буквально утыкана памятниками погибшим шофёрам, а сколько лежит на дне пропасти костей заключенных – одному Богу известно. Да, наверное, горной реке, которая летом бурлит и грохочет далеко внизу по камням, зимой тонет в снегах, а ближе к весне начинает расцветать аквамариновыми наледями. Вот такое мрачное, но очень красивое место.
И мне, и Олегу доводилось проезжать по прижимам, но почему-то всякий раз – то в дождь, то в снег. А эта суббота оказалась такой ясной и солнечной, что лучшего дня для фоторепортажа просто нельзя было пожелать. Погода и склонила нас к поездке, поскольку сомнения были: всё-таки почти сотня километров туда и столько же обратно. Но, видимо, недаром в умах якутян живёт поговорка: сто рублей – не деньги, сто граммов – не водка, сто километров – не расстояние…
Узнав о наших планах, в попутчицы попросилась телевизионщица из райцентра Светлана, давно мечтавшая отснять прижимы в хорошую погоду. Затем к журналистскому экипажу присоединилась знакомая Андрея – Алёна, у которой именно в субботу 17 апреля оказался день рождения. Наш хозяин – потомственный дорожник Алексей, утюживший своим бульдозером «Колыму» с ранней юности и знающий на ней каждую ямку и горку, вызвался в гиды. А следом собралась и его жена Марина. Она нас удивила тем, что, живя с детства в Тёплом Ключе, оказывается, сумела побывать только на самых ближних участках «Колымы», а остальную трассу знала лишь по рассказам мужа да отца. И вот теперь вдруг решила увидеть прижимы собственными глазами. Более того, Марина взяла с собой на прогулку за сто километров главную семейную ценность – таксу – существо ещё более домашнее, чем она сама. Если бы знали они обе, во что выльется их двойной дебют!..
Вот такая разноликая, но очень дружная и весёлая собралась команда. Для одного внедорожника, хоть и довольно вместительного, компания была явно великовата, поэтому, оценив обстановку, я на правах хозяина перебрался в багажное отделение за спинкой заднего сидения. Олег примостился на сидение передо мной, утрамбовав пространство вокруг себя тремя дамами. Алексей, как и положено гиду, сел впереди, рядом с водителем, приняв на руки недоумевающую таксу. И мы поехали.
Олег фонтанировал анекдотами, Алексей и Андрей рассказывали дорожные байки и показывали колымские достопримечательности. Разговорившись, Марина и Алексей поведали нам «страшную тайну» их таксы. Оказывается, она была засекреченным двойником другой таксы, но об этом, кроме них, никто в посёлке не знал. И вот почему. Отец Марины Владимир, тоже бывалый дорожник, год назад съездил на Украину на собственной машине. Там-то он и приобрёл щенка таксы. Думаю, не надо рассказывать, каких трудов стоило довезти через все границы, таможни и дорожные неурядицы до далёкого якутского поселка крошечную украинскую собачку. Но Владимир довёз. И сроднился с ней за долгое путешествие, как с собственным дитём. Однако непростой путь по российским ухабам аукнулся на его радикулитной спине – пришлось залечь в больницу на пару месяцев. Когда Владимир выписался, то с удивлением заметил, что такса за это время почти не подросла. На его недоуменный вопрос Алексей с Мариной ответили, что, мол, они тоже заинтересовались этим, но выяснили, что таксы растут очень медленно – потому они и такие низкие на ногах. В действительности же маленькая такса бегала по дому, суя свой нос куда не следует в самом прямом смысле, и однажды, засунув голову в кисть портьеры… задохнулась. Для Владимира это был бы страшный удар, для Марины с Алексеем – несмываемая вина (не уследили!), и поэтому они, никому ничего не сообщая, умудрились срочно раздобыть в столичном Якутске и тайком доставить в Тёплый Ключ «двойника» похожей масти, но чуть более младшего по возрасту…
Сто километров дороги пролетели незаметно. Когда мы отсняли прижимы во всей их красе, Алексей предложил проехать чуть дальше – к ещё одному природному феномену здешних мест – незамерзающей горной речке. Ярко прорезая извилистой синей лентой белоснежную межгорную впадину, она приманила не только нас – у ледяных берегов стояло две машины и несколько человек, растянувшихся цепочкой. «Рыбаки!» – сразу поняли мы.
Прозрачное небо и сияющее на нём светило превратили долину речки в высокогорный курорт – отражение солнечных лучей от снега и льда было такое, хоть раздевайся и загорай. Воспользовавшись неожиданным подарком природы, мы решили расположиться на берегу на обед, а заодно и отметить Алёнин день рождения. Алексей с девушками принялись сооружать стол, такса начала обследовать окрестные кучи плавника, я направился фотографировать экзотический пейзаж, а Олег с Андреем, разыскав в водительских запасниках леску и крючки, присоединились к рыбакам. И почти сразу на льду у их ног затрепетали первые хариусы. Увлечённый рыбалкой Андрей подходил всё ближе и ближе к открытой воде и, в конце концов, поплатившись за неосторожность, провалился в речку. Слава Богу, глубина оказалась лишь по пояс, он быстро выкарабкался на лёд, но у нас не было с собой никакой запасной одежды – всё осталось в Тёплом Ключе. Андрея выручила Алёна. Забравшись в машину, она сняла плотные чёрные колготки, которые были у неё под джинсами, и отдала их «рыбаку». Как ни унижало это мужское достоинство Андрея, но ему пришлось встать к обеденному столу в обтягивающем наряде, напоминавшем костюм солиста балета, а затем в таком же виде сесть и за руль.
Возможно, это была «чёрная метка» провидения, но мы восприняли её только как повод для дружных подкалываний водителя. Поэтому дорога назад оказалась ещё веселее. Да и чего было не веселиться – не только фотографии и видеозаписи отличные сделали, но, вдобавок, свеженьких хариусов на ужин наловили и на горном солнце позагорали. В какой-то момент у меня даже мелькнула мысль: «Слишком уж хорошо всё сегодня сложилось, чтобы так же замечательно закончиться…»
И буквально через пару секунд, ничего не поняв, но инстинктивно сгруппировавшись, я уже летал по кругу в своем «багажнике», обо что-то ударяясь и на что-то натыкаясь. Оказалось, что прямо у знака «Конец всех ограничений», когда Андрей начал хорошо придавливать акселератор, под колесо нашего «Крузера» попал камень и буквально сбил с диска бескамерную шину. «Трехколёсную» машину понесло в заснеженный кювет, где мы более-менее благополучно и остановились бы, но высящийся впереди земляной конус с упомянутым злосчастным знаком сыграл роль трамплина и отбросил нас в противоположную сторону – через дорогу. Перевернувшись раз пять-шесть на полотне и насыпи, внедорожник замер вверх колёсами только под самым склоном. Благо, он в этом месте оказался не очень крутым и высоким – не больше десятка метров.
В звенящей тишине негромко всхлипывала от испуга и боли сжавшаяся в клубок Марина, остальные, как я заметил, молча выползали из покорёженной машины. В туманной голове радостно всплеснулось: «Слава Богу, все живые!..»
Да, день всё-таки оказался счастливым. Нам повезло дважды: мы успели до аварии оставить за спиной прижимы с их бездонной пропастью и умудрились пролететь поперёк дороги перед самой колонной идущих навстречу большегрузов с прицепами. К тому же, нетронутый и довольно глубокий снег под склоном с торчавшими из него молодыми деревцами заметно смягчил последние удары.
Пока мы выкарабкались из снега на насыпь, туда уже сбежались водители со всей колонны. В глаза бросились их перепуганные лица и сверкавшие чешуей хариусы на дороге, будто специально кем-то выложенные вдоль траектории нашего полёта. Мы один за другим поднялись на ноги, и это было уже хорошо. Андрей, сильно побивший лицо, в горячке и не вспомнил, что топчется на снегу босой, в одних Алёниных колготках, но ошарашенные дальнобойщики поглядывали на него с явным недоумением. У Алексея была рассечена голова, у Марины, кажется, сломана рука, мы с Олегом тоже придерживали руки: он – левую, я – правую. Алёна и Светлана отделались ушибами. Синяки и ссадины в счёт не шли.
Чуть придя в себя и оглядевшись, мы поняли, что среди нас нет… таксы.
Марине, которая впервые в жизни сломала руку, пока было не до собаки, но Алексей, замотав туалетной бумагой кровоточащую голову, принялся ходить вдоль дороги и растерянно бормотать: «Хоть бы кусочек шкурки найти – тестю показать…»
Пока мы дожидались попуток, чтобы добраться до Тёплого Ключа, наш побитый и поломанный мужской состав, насколько смог, обследовал место происшествия и прилегающие к нему полкилометра дороги в обе стороны. Увы, ни таксы, ни её следов нигде не оказалось – она будто растворилась в воздухе.
Когда мы добрались до Тёплого Ключа, и Владимир повёз нас в районную больницу на своём микроавтобусе, он был темнее ночи за окнами – переживал и за дочь Марину, и за пропавшую без вести любимицу. Причём, за последнюю, как мне показалось, даже сильнее.
Сделав всем по очереди рентген, Марину загипсовали и увели в палату. Алексею наложили швы и отправили с хмурым тестем обратно в Тёплый Ключ. Светлане, Алёне и Андрею, обработав и заклеив пластырем их ссадины, посоветовали отлежаться в выходные дома. А вот перед Олегом и мною районная медицина развела руками: какими-то непонятными на здешних рентгеновских снимках выглядели наши травмы. Недолго покрутив мутные чёрные плёнки в руках, дежурный врач приняла мудрое решение: «Вы же городские, вот и езжайте в свой город – там лучше разберутся. А мы вам тут всё равно ничем помочь не сможем…»
Напомню, что это была субботняя полночь, а первая машина, как выяснилось, могла пойти в город только в понедельник – по особому письменному разрешению главы района. Оказывается, из-за того самого альпийского солнца и тепла, которым мы так наслаждались накануне, переправу через Лену закрыли раньше срока…
В гостеприимной больнице для «городских» мест, естественно, не нашлось. Нас выручила Алёна – отправив детей к живущей неподалёку матери, она превратила свою трёхкомнатную квартиру во временный лазарет, где мы с Олегом даже получили по отдельной «палате». Андрей остался с нами, подвизавшись в роли санитара и посыльного в магазин. А ещё нам крупно повезло, что одна из Алёниных соседок по подъезду оказалась ветеринаром и поделилась десятком обезболивающих уколов, предназначенных четвероногим пациентам. Оказалось, они вполне подходят и для людей. На том мы и продержались до понедельника. А ещё – на шутках и анекдотах Олега, который веселил и поддерживал всех нас, сам терпя немалую боль.
А в Тёплом Ключе тем временем из-за пропавшей таксы разыгрывалась семейная драма – сначала между тестем и зятем, а после возвращения Марины из больницы – между мужем и женой. Дело уже шло к разрушению семьи, и неизвестно, чем бы всё закончилось, но… Через несколько дней водитель грузовика из Тёплого Ключа, ехавший в сторону Магадана, вдруг заметил на вершине одной из придорожных скалистых сопок странное существо, издававшее протяжный вой. Приглядевшись, он опознал в нем… таксу, о таинственном исчезновении которой уже знал весь маленький посёлок. Картина напоминала эпизод из фильма «Двенадцать стульев» с отцом Фёдором, который, спасаясь с ворованной колбасой, забрался на гору и не смог с неё слезть. Видимо, перепуганная собака выпрыгнула в открытое окно во время одного из первых кульбитов нашей машины и в ужасе рванула по дороге, но только не в сторону дома – к Тёплому Ключу, а к Магадану. Отбежав несколько километров, такса, судя по всему, пережила ещё один какой-то испуг и попыталась найти убежище на сопке…
Шофёру пришлось выступить в роли ангела-спасателя, снять трясущуюся собаку с вершины и, с трудом преодолев её сопротивление (теперь-то она знала, что такое «покататься на машине»!), засунуть в кабину грузовика.
Увидев свою любимицу, Владимир воссиял от счастья. В семью вернулся мир.
Приехавшие примерно в это же время на место аварии автоинспекторы, предварительно осмотрев уже отвезённый в Тёплый Ключ покорёженный внедорожник, подивились, как мы легко отделались. По их умозаключению выходило, что в машине должно было быть не меньше двух-трёх покойников. Так что день рождения Алёны стал днём ангела для всех нас.
В конце концов, долгожданный понедельник наступил, и заветное разрешение главы к полудню было получено. На прощание сердобольная соседка-ветеринар вколола нам с Олегом по лошадиной – в прямом смысле слова – доле обезболивающего, чтобы мы сумели вытерпеть обратные пятьсот километров весенних ям «Колымы» и промоин Алдана и Лены. К концу дороги пришлось уже поскрипывать зубами, но в Якутске наши порядком опухшие плечи и руки быстро вправили, подремонтировали, загипсовали и симметрично закрепили на одинаковых синих подвесках на груди – мне справа, а Олегу слева. В результате мы, то и дело сталкиваясь по общей работе и каким-то общественным делам, стали представлять весьма забавное зрелище.
Так, вскоре после выписки, не разглядев нас в зале, ведущая на открытии университетского вечера решила дать первое слово Олегу, а следом мне. Когда на подиум вышел Олег с рукой на перевязи, студенческий зал заулыбался, а когда следом за ним поднялся я, то все уже просто грохнули. Пришлось произнести несколько слов о том, как порой бывает небезопасна профессия журналиста…
Похожая картина развеселила всех и на инаугурации президента Якутии, где нам с Олегом надо было присутствовать по статусу. Конечно, мы пришли, как и полагалось по дресс-коду, в смокингах, но с симметричными синими подвесками на груди и, кажется, в тот вечер сконцентрировали на себе не меньше внимания, чем новый президент. Многие вип-персоны торопились встать между нами и сфотографироваться на память.
А ровно через месяц после аварии, утром 17 мая, прозвучал телефонный звонок и раздался весёлый голос Олега:
– С днем рождения, перевёртыш!
Обзвонив в то утро всех «соучастников» и поздравив со вторым появлением на свет, он уже ни разу не пропустил потом 17 число.
Как-то под осень, вызвонив меня в конце рабочего дня, Олег торопливо и озабоченно произнес, чтобы я срочно подъехал к Андрею домой по очень важному делу. Я, конечно, всё бросил и помчался на улицу, где жил наш водитель. Когда я не без тревоги распахнул дверь, навстречу мне вдруг вывалили с весёлым смехом участники нашей аварии. А над ними звучал голос довольного Олега, сумевшего собрать всех нас вместе: «Поздравляю с днём перевёртыша!» Конечно же, это было 17 число, о котором я просто бы не вспомнил.
В тот вечер мы долго и весело перебирали истории с таксой, чёрными колготками и нашим лазаретом в райцентре. Эхо события, которое лишь случайно не стало трагедией, превратилось, благодаря Олегу, в дружеский праздник. Боль, ушибы и переломы, операционные столы – всё это ушло куда-то на дальний план. Прощались мы счастливыми и довольными.
День перевёртышей перестал быть праздником на следующий год – 17 октября, когда мы собрались на девять дней со дня гибели Олега, сбитого подмосковной электричкой. В тот страшный вечер он, можно сказать, спас мне жизнь. Подтолкнув в спину у забытого Богом железнодорожного перехода, где мы оказались совершенно случайно поздно вечером, Олег произнёс свою последнюю фразу: «Иди вперёд, а мы с Юркой сейчас догоним…». Неожиданно вылетевший из леса и тьмы поезд мчался на скорости больше ста километров в час. Я успел перейти пути буквально в пятнадцати метрах перед ним, а Олегу с Юрой не хватило двух-трёх секунд…
Через несколько месяцев, конечно же, 17 числа мне приснился Олег. Он откуда-то издалека попытался позвонить по мобильнику, даже начал что-то говорить, но не успел – связь оборвалась. Я тут же, в полусне, схватил свой телефон, лежащий у кровати, машинально нашёл номер Олега и нажал на вызов. После долгой тишины в ответ послышались короткие гудки… Видимо, канал был односторонним…
Так или иначе, но я ещё очень долго каждое утро 17 числа ждал звонок телефона и весёлый голос Олега:
– С днём рождения, перевёртыш!..
Колымская соната
Задержавшись в Магадане на несколько часов из-за погоды, самолёт приземлился в Колымске уже под вечер. Слава Богу, успели сесть на полосу, приспособленную только для дневных полётов. «Наконец-то на месте», – с облегчением вздохнула Анна, ступив на твёрдую каменистую землю, на которой не стояла уже почти десяток лет. Да, в последний раз она прилетала сюда с матерью после окончания школы – всего на недельку, как всегда – попроведывать деда. Помнится, тогда был самый конец июня, и вовсю сияли своим матовым светом белые ночи. Стояла такая необычная для Заполярья теплынь, что самые отчаянные смельчаки даже начали купаться в Колыме. Окунулась пару раз и она, чтобы было потом о чём рассказать в Москве подружкам.
А сегодня – десятое августа, и Север начинает заметно уже заявлять о себе и этими ранними сумерками, и потускневшей листвой невысоких берёзок, и прохладным ветерком, тянущим с реки.
Зябко поведя плечами, Анна достала куртку, надела её и, подхватив объёмистую сумку, решительно зашагала по тропинке.
– Де-вуш-ка, вам не туда, – чуть игриво, с улыбкой окликнул её подошедший к самолету молодой парень в авиационной форме. – В посёлок надо направо.
– А мне налево, – чуть улыбнулась и она в ответ. – Мне к Зарубину.
– А-а, к Робинзону, извиняюсь, Петровичу… Тогда правильно курс взяли. А вы кем ему приходитесь?
– Бабушкой.
– А не боитесь, бабуля, заплутать в темноте и неизвестной местности? – В глазах парня вспыхнули весёлые огоньки. – Если бы не дежурство, я бы мог вас проводить…
– Спасибо, сама доберусь. Я уже тут бывала.
– Тогда ой… – Парень с сожалением развел руками, провожая взглядом стройную фигурку.
Хотя, если честно, шагать пару километров одной, на ночь глядя, по не слишком-то наезженной безлюдной дороге – удовольствие небольшое. Анна в глубине души была бы не прочь заполучить в попутчики этого авиатора. Да и сумку, глядишь бы, поднёс – тяжеленная – мама от души постаралась нагрузить московскими продуктами и обновками для деда… А впрочем, за годы студенчества Анна привыкла к самостоятельности, обойдётся и на этот раз.
