Страшный принц и его куклы

Владимир Дорошев

Страшный принц и его куклы

Критическое эссе на повесть В. А. Дорошева ""Страшный принц и его куклы"

Повесть рассказывает о «куклах» – символах человеческих отношений, порой искажённых любовью через страдание и унижение. Главная героиня – кукла Маша, её мучает Мишка, который «лечит» её, причиняя боль, и она, несмотря на это, любит. Её утешает образ Страшного Принца, который является скорее идеалом спасения, любви и сострадания. При этом сам Принц остаётся в тени: неясно, может ли он страдать, может ли он любить, или он – собирательный образ. Повесть балансирует между внутренним миром героини, её мечтаниями и жестокой действительностью, где любовь часто смешивается со страданием и сомнением.

Что удаётся – сильные стороны. Символизм и метафоричность. Идея кукол – живых и неживых – служит мощной метафорой. Отношения, власть, любовь, боль – всё это интерпретируется через кукольные образы, что позволяет углублённо рассмотреть психологические переживания героини. Образ «лечения через страдания» – болезненно, но символично.

Темы, актуальные для современного читателя:

Любовь и страдание – как взаимообусловленные;

Чувство отчуждения, когда герой живёт «собственным миром», построенным из воображения и «осколков действительности»;

Вопрос идентичности: кто я, если меня видят лишь как объект, как куклу, кого унижают.

Язык насыщен внутренней риторикой, потоками сознания, что помогает проникнуть в эмоции героини. Эпиграфы, прологи – они создают нужное настроение, задают тон. Описания, метафоры порой жестоки, но именно в этой жестокости – сила произведения. Это произведение, которое не предлагает лёгких ответов, оно скорее вызывает болезненные вопросы.

Повесть вызывает не просто грусть, но отчаяние, сомнение. Она способна задеть читателя, вынудить задуматься о том, что в «нормальных» отношениях часто есть скрытое насилие – эмоциональное, психологическое. Это одна из сильных сторон: заставить чувствовать, а не просто читать.

Что вызывает сомнения / слабости? Неоднозначность образа Страшного Принца. С одной стороны, он служит идеалом и утешением. С другой – остаётся почти неощутимым, неясным, возможно, пустым. Неясно: это идеал, фантазия, защитная проекция героини, или реальный персонаж в её жизни? Такая неопределённость может обогащать, но иногда – размывает смысл, оставляя читателя в растерянности. Это зависит от ожиданий: если читатель хочет сюжетной ясности – её не будет.

Некоторые сцены страдания, унижения и боли показаны столь резко, что они могут ощущаться как гипербола, искусственно усиленные. Это может быть стилистическим приёмом, но есть риск – что читатель устает от такого эмоционального давления, может воспринять это уже не как смысловую нагрузку, а как манипуляцию чувствами.

Повесть порой плавает между внутренним миром героини и тем, что можно назвать «реальным». Границы не всегда чётки, и иногда сложно понять, где заканчивается фантазийное, где начинается психологически реалистичное. Это не обязательно минус – но может мешать некоторой читательской вовлечённости, особенно если хочется цельности в изображении мира.

По сравнению с внутренним лирическим потоком, внешняя динамика развита слабо. Если бы было больше конкретных действий, развития сюжета, решения конфликта – повесть могла бы стать более насыщенной в драматическом смысле. Как есть, она склонна к созерцательности, рефлексии; это делает её характер скорее философской, чем рассказной. Дорошев ставит под вопрос, действительно ли страдание делает любовь ценнее, или же это – идеализация боли, романтизация мучений. Свобода от чужих взглядов и контроля: кукла в глазах Мишки – лишь тело, объект, инструмент. А её собственной субъективности, права быть человеком, быть услышанной – мало. Это метафора, возможно, для тех отношений, где один человек доминирует над другим.

Фикция спасения: Страшный Принц – возможно, иллюзия, но она становится утешением. Смысл в том, что иногда человеческий дух выживает через веру в такого спасителя, даже если он существует лишь в мечтаниях.

Повесть близка по духу произведениям, где внутренний мир героев переплетается с фантазией и реальностью (например, некоторые постмодернистские тексты).

Есть схожесть с тем, как в символизме или декадансе проявляются разочарование, отчуждение, болезненные отношения любви и страдания. В современной русской литературе сравнительно немного текстов, так прямо исследующих любовную боль как нечто, без чего любовь будто бы не возможна – в этом Дорошев предлагает провокационный взгляд.

Итог:

«Страшный принц и его куклы» – сильное произведение, в котором есть глубина, внутренний эмоциональный уровень, метафорическая насыщенность. Критика возможна из-за некоторой избыточности боли, возможно неравномерного развития сюжета, неопределённости некоторых образов – особенно Страшного Принца. Но если воспринимать повесть не как рассказ с линейным сюжетом, а как философско-эмоциональную медитацию – она работает, сильно и болезненно.

"Один праведник, прожив долгую благочестивую жизнь, предстал перед лицом Господа. И Господь открыл ему картину его жизненного пути. И сказал Господь:

– Вот, смотри, я всегда шёл с тобою рядом.

И увидел праведник берег моря и следы на песке, ведущие за горизонт. Следы свои, и следы Господа. Но в тот период жизни праведника, который был самым тяжёлым для него, он увидел на песке только одни следы. И спросил он Господа:

– Почему, когда Ты был так нужен мне, Ты покинул меня?

– Я не покинул тебя, – ответил Господь. – В тот момент я нёс тебя на руках".

"Завещание Ленина"

Режиссёр Н. Досталь.

ПРОЛОГ

У куклы Маши был свой Мишка. Он издевался над ней, смешивал её с грязью, унижал. Он вытворял такие вещи, которые другая любая кукла не потерпела бы. Не потерпела бы таких издевательств. Но она, кукла Маша, она его сильно любила. Мишку это радовало, это его вдохновляло. Он верил, что станет лекарем душ человеческих. Будет вправлять всем мозги. Станем неким профессором по любви через унижения, любви через страдания. Будет специалистом любой кукольной души, иначе говоря – человеческой. Мишка был доктор. Он постоянно колол Машу чем-то, какими-то препаратами. То ли это были лекарства, то ли это было дерьмо, которого и так предостаточно в наших душах, в наших телах, в наших мозгах. Кукла Маша позволяло делать это над собою. Ей было, конечно, грустно и больно, когда Мишка лечил её таким способом. Но она понимала, что он хочет быть её доктором, доктором её тела. На самом деле Мишка был обыкновенным обывателем, а кукла Маша была необыкновенной. Но она, если видела в Мишке что-то непростое, что-то удивительное, что-то другое, то, что близко ей, то Мишка наоборот – видел в ней тело, и больше ничего. Видел в ней тело, которое можно было использовать по своему назначению, согласно своим желаниям. Может быть, в такие моменты он ощущал себя не мишкой, а человеком. Но кукла Маша понимала, что это далеко не похоже на любовь. Но любить она не могла иначе. Лишь Страшный Принц ей снился. И он утешал её. Он говорил, что её любовь – не зря. Лишь Страшный Принц был для неё настоящим лекарством, а не то дерьмо, которое вкалывал ей Мишка своим шприцом. Страшный Принц снился кукле. Она внимала его словам, она доверяла его словам. Страшный Принц говорил, что это надо пережить. Ради любви. Ради того, чтобы это всё прошло. Ведь иначе никак. Если ты не любишь, то ты не сможешь страдать. А если ты не будешь страдать – ты никогда не сможешь любить. Страшный Принц говорил, что без страданий любовь ничего не стоит. Кукла Маша слушала его с замиранием сердца. И ей в голову не приходило: а способен ли сам Страшный Принц любить? Способен ли сам Страшный Принц страдать…?

1

В

эту весну

я точно умру

эта весна разрывает меня

изнутри внутри сердца проникая в

лёгкие заставляя кричать в эту весну

я точно умру хаос правит всем я

пробую на ощупь весну и на вкус ткань

Санкт-Петербурга в эту весну я точно умру от разрыва

сердца от радости кинувшись с головой в омут искусства я

наверное с ума сойду увидев эту весну и вспомнив то время

когда я когда-то точно так же умирал я словно выполз на свет

я будто мертвец всё умерло во мне всё то что связано с искусством

я будто мертвец брожу по Невскому проспекту и люблю смотреть на Неву на каналы

на мосты всё умерло во мне всё кроме моей жизни и сердце моё – уже не моё

его сожрали чёрные собаки Петербурга всё то что связано с искусство я практически забыл и возрождать нет

сил есть только жизнь которую надо прожить которую надо любить я словно выполз на свет я будто мертвец философия моих размышлений настолько бедна что кажется серой и убогой внутри кладбища внутри этой травы где спрятались сны о лучшей жизни которые спят века и их не разбудить нам никогда эти муки и эта любовь – неспроста и только