скачать книгу бесплатно
На следующий день продолжили рубку лиственниц. Необходимо было сделать стеллажи для продуктов. Складом стала большая шатровая палатка. Туда перетащили ящики, разгрузив ещё одну машину.
Работали вместе с завхозом, выполняя его команды, как и где устанавливать стеллажи. Сбили из брёвен и жердей двухъярусные полки. На верхнюю полку сложили продукты, которые могли бы отсыреть от земли и испортиться. На нижнюю полку сложили ящики с консервами.
Сегодня приехали шурфовщики. Наш лагерь расширялся. Приезжающие устанавливали себе палатки. Палатки ставили в один ряд. Полог палаток был обращен в одну сторону. Таким образом, у нас образовалось нечто похожее на улицу.
Каюр Блатнов потихоньку начал возводить свои постройки. Загон для лошадей сделал напротив нашей палатки, используя для этой цели тонкие жерди, которые прибил к врытым в землю кольям. Лошадей ещё не было, но их ждали, как нам сказали, из Якутии.
Начальник партии Лариса Николаевна Мальцева оставалась в Управлении экспедиции до окончательного набора рабочих.
Пережидали весеннюю распутицу, чтобы с первыми тёплыми днями разъехаться по своим точкам.
Всю неделю у нас стучали топоры и молотки, визжали пилы. В метрах триста от лагеря поближе к сопке шурфовщики построили склад для взрывчатки. Тяжелые Мазы разбили своими колёсами мох, проделали на торфе глубокие рытвины, пока возили взрывчатку.
Мы постепенно стали обживаться на новом месте. После обеда обычно собирались у плетня, сколоченного Блатновым на скорую руку, чтобы полчаса поболтать перед работой.
– Где твои лошади? Сам что ли будешь овёс жрать? – начинал кто-нибудь из шурфовщиков подтрунивать каюра.
Саша Блатнов лежал под навесом, прислонившись спиной к куче соломы. Его небритое лицо было накрыто накомарником. Хотя комаров ещё не было, но завхоз всем выдал накомарники на лето. Блатнов, казалось, дремал.
Из шурфовщиков выделялся один. Он был высокого роста. Волосы у него ярко рыжие, подстриженные коротко. На лице густо сидели веснушки. Но конопатым его здесь никто не называл. Рабочие его уважали. Обращались к нему запросто и звали Васькой.
Несмотря на своё могучее телосложение, Василий Князев выглядел романтической мягкой натурой. Взгляд слегка застенчивый. При разговоре на его щеках появлялся румянец. Говорил он рассудительно, в меру, отзывался на шутку.
Двое из шурфовщиков, сговорившись, перелезли через ограду и под общий смех собравшихся взяли мешок с зерном и положили его на живот Блатному.
– Так не пойдёт, – сразу отозвался каюр, приподнимая накомарник с глаз и щурясь от солнца, – уберите мешок. Раздавите меня, черти!
Но те, ухмыляясь, притащили второй мешок и свалили его каюру на ноги.
Блатнов попытался сбросить мешки с себя, но ему не дали.
– Ради тебя стараемся, дурило, – с ехидцей проговорил коренастый шурфовщик средних лет, – лежишь на сквозняке. Ветром сдует.
Шурфовщики с интересом поглядывали на Блатного и, ожидая от него ответных действий, подзадорили.
– Мужики, а может он йог?
– Блатной, после такой нагрузки можешь смело ложиться под пресс, ничего с тобой не будет.
– Как с курицей под петушком…
– Сам ты кур в щах! – ответил Блатнов, разбрасывая мешки и, вставая, решительно на ноги. Глаза его сверкали огнём, в белых волосах запуталась соломка, ещё немного он вспыхнет от возмущения.
– Вам только лопатой жонглировать да углы в шурфах равнять, циркачи! – разошелся не на шутку каюр. Женщин в лагере не было. Стесняться было некого.
– Ты приходи к нам, Блатной. Мы тебя на воротке на дно шурфа[1 - Шурф, вертикальная или наклонная горная выработка, имеющая выход на поверхность, небольшое сечение и глубину (обычно до 25 м). Служит для разведки полезных ископаемых, взрывных работ и др.] спустим. Лопатку дадим. Бадейку одну землей нагрузишь. Мы её поднимать начнем, да нечаянно бросим. Ты уж не оробей. Лопатой прикройся. Да ищи спасительный угол. Вот это будет цирк! – предложил Василий и захохотал вместе с мужиками.
– Я приду к вам и протухшей селёдки вам в шурф накидаю, чтобы вы в землю зарылись, как кроты, – не остался в долгу Александр.
– Был у нас в прошлом году такой шутник, забулдыга, спьяну захотелось ему плёнкой целлофановой шурф накрыть, чтобы дождём его шурф не заливало, да свалился в шурф и давай орать. Мы сначала не поняли, кто и где кричит. Когда разобрались, смотрим, а он внизу шурфа ворочается. Его окликнули. Он на нас смотрит ошалелыми глазами и говорит: “Помогите, мужики, в шурф спустился, а как наверх вылезти не могу, забыл…”, – рассказал историю шурфовщик с бородой. Раздался взрыв смеха.
– А что его понесло шурф плёнкой накрывать? – спросил Мишка, заядлый охотник и рыболов, тоже шурфовщик.
– А ты его спроси. Головой, когда падал, ударился и получил сотрясение мозга. Ничего не помнит. Как в шурф попал. Пришлось его нам самим оттуда вытаскивать.
– Смотри, Блатной, мы тебя ночью в спальном мешке на верхушку сопки отнесём. Пусть тебя там росомаха съест вместе с твоей селёдкой, чтобы нас не пугал и воздух нам не портил.
– Это вы можете, – проворчал Саша Блатнов, поднимая брошенный шурфовщиками мешок, направился к навесу, где лежали в штабеле на настиле из жердей мешки с овсом для лошадей.
– Ну что, Степан Егорович, – спросил Князев, обращаясь к взрывнику, – будешь взрывать?
– Да, ребятки, я пошёл заряжать. Курите, пока не взорву.
Взрывником у нас был старик. Ему было с виду под шестьдесят. Лицо его было обветренное красное. Когда он снимал шапку, то очертания лица становились резче от большой лысины на затылке и он казался старше своих лет. Пальцы его были искривлены болезнью суставов. Указательного пальца на правой руке не было, отбило, как он говорил, от неосторожности при подрыве капсюля детонатора.
Взрывы у шурфовщиков были через день. Так как шурфы находились недалеко от лагеря, около пятисот метров, взрывы звучали оглушительно громко.
Дядя Степан взрывал огневым способом при помощи бикфордова шнура, к которому прикреплял детонатор. Взрывчатку он укладывал в лунки – их пробивали вручную ломом шурфовщики.
Обычно окончание взрывных работ шурфовщики определяли по числу прозвучащих взрывов.
Когда взрывы закончились и дали команду “отбой”, я пошёл вместе с Женей Пастуховым к его шурфу, посмотреть, как взорвалась порода. Ещё не подходя до линии шурфов, можно было определить, что здесь копают. Снег был грязный. Поднятые взрывом куски породы, падая на снег, изрешетили его, виднелись кучи выброшенной из шурфов земли.
Мы подошли к шурфу. Остановились у края. Я заглянул вниз. Пахло газами аммонита. Глубина шурфа была порядочная, более двух метров.
– Как ты там внизу работаешь? – спросил я у Пастухова, – дышать нечем.
– Ничего, выдохнется, – ответил Женя, внимательно рассматривая дно шурфа, – кажется, удачно взорвалось, в ширину шурф не разбило.
Он присел на кучу земли, положив под себя рукавицы. Я тоже присел рядом. Мне было интересно смотреть, как проходится шурф.
– Почему шурфы ранней весной копают, – спросил я у Жени, – ведь сейчас земля мёрзлая?
– А летом никто шурфы не копает.
– Почему?
– Водой заливает. Мерзлота начинает таять. Стенки шурфов рушатся. Надо крепить и воду постоянно откачивать. Одна морока. А самое неприятное за шиворот капает.
К нам подошел взрывник.
– Можешь работать, – сказал он Пастухову, – я проверял, отказа нет.
– Была не была, – Женя встал, поднял свои рукавицы, отряхнул их от земли и, направился к торчащим на снегу лому и лопате, взял их. Сбросил с плеч телогрейку с меховым воротником. Положил её на кучу земли. Бросил лом и лопату в шурф.
– Полезу работать, – сказал он мне.
Пастухов нагнулся. Взялся руками за край шурфа. Упёрся ногами в мёрзлую стенку. Начал потихоньку спускаться вниз, опираясь спиной, руками и ногами, а потом прыгнул на дно шурфа.
– Как же ты будешь выкидывать землю, – поинтересовался я.
Женя поднял голову вверх, посмотрел на меня. Длинные волосы его были расчёсаны прямым пробором и опускались до плеч.
– Очень просто. Встань со стороны моей телогрейки, чтобы мне не попасть в тебя.
Я переместился немного в сторону.
Женя нагрузил лопату землей, поднёс её горизонтально на уровень своей груди и затем резким движением поднял свои руки вверх, направляя лопату через голову за спину.
От неожиданности я отпрянул. Комья выброшенной земли упали на метр за устьем шурфа.
– Ну, ты даешь, как минометчик прямой наводкой!
– Это ещё что, вон Васька с четырехметровой глубины землю выбрасывает.
– Врёшь? – не поверил я.
– Сам видел.
– Не может быть, что он через двухэтажный дом землю перебросит?
– А ты спроси у мужиков.
– А где Васька работает? – поинтересовался я.
– Иди в сторону нашей бани.
Я пошёл по тропинке, проложенной шурфовщиками в снегу.
Небольшой распадок спускался к ручью, где шурфовщики сделали небольшую баню, которую обтянули полиэтиленовой пленкой.
Навстречу мне шёл Князев с взрывником. Я остановился. Увидев меня, Князев спросил:
– Что, студент, в гости пришёл?
– Посмотреть, как вы работаете, – ответил я, уступая им дорогу.
– Смотри, студент, может в жизни пригодится, – на ходу посоветовал Князев и, шутя, хлопнул меня по шапке, которая сползла набок и чуть не упала в снег. Я молча поправил шапку. Князев оглянулся, в глазах блеснули озорные огоньки.
Я отправился дальше. Решил взглянуть на баню, которую так хвалили шурфовщики. Подошёл к бане, если так её можно назвать, скорее всего, это был каркас, обтянутый плёнкой, наподобие теплицы.
Открыл дверь и зашёл вовнутрь. Посередине бани шурфовщики поставили железную печку с духовкой, в которую наложили камней. По бокам стояли скамейки, сделанные из ящиков из-под аммонита. Пол был обшит досками. На печке стоял цинковый бачок для горячей воды и такой же бачок стоял в углу прямо на полу для холодной воды. Бачки сейчас были пустые.
В бане тянуло холодом. Я подумал: как можно мыться в таких условиях? Пнул ногой замёрший веник из берёзовых веток. Вышел из бани. Прикрыл за собой дверь.
Прогулялся вдоль ручья. Было тихо. Чуть-чуть только журчала вода подо льдом. Вода местами пробивалась через лёд, разливаясь, образуя наледи.
На другой стороне ручья виднелись остроконечные терриконы, насыпанные при отработке здесь заброшенных шахт.
***
Геологи приехали к нам, капризно заявив о себе. Но им прощалось всё, они были женщинами.
Дни стояли тёплые. Снег уже почти весь растаял, обнажив прошлогоднюю засохшую траву.
Лиственницы ещё недавно казались безжизненными, стали изменяться на глазах. Шишки порозовели. Ветки покрылись зелёными шариками полураскрывшихся почек с пучками молоденьких иголок. Прямо из почек выросли небольшие коричневые веточки, тоже усыпанные свечками почек.
Лес оставался прозрачным. Но если всмотреться в даль уходящих сопок, можно заметить, что-какая-то зелёно-коричневая дымка окутала окрестности.
Весна в этих местах недолгая. Не поймёшь, когда наступает лето.
В жизни лагеря намечались перемены. Наш отряд, состоящий из геофизиков, должен направиться вскоре на место своей работы в долину ручья Радостного, что примерно в шести-семи километрах от нашей базы.
В эти дни я читал инструкции по приборам магнито- и электроразведки.
Клава Семёнова, геофизик, показала мне, как работает магнитометр.
Руководителем нашего отряда был Голованов Николай Иванович. Очень сёрьезный на вид человек. К подчиненным относился вежливо, никогда не повышал голоса. Когда надевал очки, казался академиком. Высокого роста. Худощавый.
Третьим геофизиком был Клепиков. Слава Клепиков был среднего роста, широкоплечим и полным. Двигался он всегда быстро. Если с ним идти рядом, то нужно было ускорить шаг, чтобы не отстать от него. Быстрый шаг никак не связывался с весом его тела. Скорее всего, это была привычка, приобретённая им в маршрутах. Характер у него был неуравновешенным, он часто мог вспылить по пустякам.
Ещё по совместному проживанию с ним в общежитии между нами установились натянутые отношения. В незначительных словах, которыми мы обменивались по необходимости, не было искренности и желания продолжать беседу. Я чувствовал его показное превосходство. Его присутствие тяготило меня.
Клава старше меня на год. Ростом чуть ниже. Черты её лица были правильные. Каштановые волосы прикрывали слегка её шею. Глаза какие-то особенные. Дело даже не в цвете глаз, которые были непонятного цвета: зелёного или серого, а в их выражении, они то искрящиеся, то томные, но в любом случае в них светилась какая-та тайная сила, которая притягивала, как магнит. Приятно находиться рядом с ней, слышать её грудной голос, но если я встречался с её пытливым взглядом, я смущенно отводил глаза, и словно какая-та теплота прожигала меня изнутри.
Мы упаковывали наши приборы в ящики, готовились к переезду.
– Серёжа, принеси мне, пожалуйста, рейку, – попросила меня Катя Прямикова, геолог, девушка лет двадцати, она год назад закончила техникум.
– Какую рейку? – спросил я.
– Ту что лежит рядом с треногой теодолита.
В большой палатке днём светло, так как открыты окна. В ней не жили. Палатка приспособлена для обработки пород в полевых условиях. Геологи её звали “камералкой”.
Я направился к ящикам сложенным в правом от входа углу палатки.
– Хочешь, я тебе покажу, как работать с нивелиром? – спросила меня Клава, улыбаясь, разглядывая меня на расстоянии, словно я был похож на сокровище, когда я принёс Кате сложенную рейку с красными и синими цифрами и стал смотреть, как Клава протирала ватой оптические линзы нивелира.
– Зачем он ему нужен? – перебил её неожиданно Клепиков, входя в палатку, – пусть займётся делом.
– Чем ты его хочешь заставить заняться? – Клава, вздрогнув, с удивлением посмотрела на Клепикова.
– Найду чем занять. Работы навалом, – ответил ей неопределенно Клепиков.
– Иди со мной, – сказал он мне.
Клепиков выбрался из палатки. Девушки, пожав плечами, промолчали. Я вышел следом за ним. Он направился к своей палатке быстрым шагом.
