скачать книгу бесплатно
– Хорошо, зайти, друже, в недостроенную келью. Жди меня.
Зеленя, нагнул голову, вошёл в проём невысокой двери, сел на лавку. Задумался. Слегка задремал. Мгновенно проснулся от резкого колющего удара. Открыл глаза. Сабля упиралась ему в живот. Перед ним стояли стражники, игуменья и Пепелюга.
– Не выдержал моего испытания, – произнесла хмуро Анастасия, – оказался не твёрд в мыслях. Не оправдал доверия. О твоих сомнениях мне поведал монах. Готов ли ты принять смерть?
Зеленя глянул на Пепелюгу. Монах смотрел мимо стеклянными отчуждёнными глазами, лениво почёсывал бороду.
– Выведите за ворота и повесьте как собаку, – приказала игуменья.
Боярина со связанными руками два стражника, злорадствуя, привязали к дереву.
– Глупец, дождался мучительной смерти! – сейчас твоё тело разорвём на части двумя берёзами!
В овраге бил родник. Один из чёрных стражников наклонился, чтобы утолить жажду. В спину ему ударила стрела, пригвоздила к земле. Вторая стрела пронзила шею второму.
Микула развязал боярина.
– Кто ты? – спросил Зеленя, пожав руку своему избавителю.
– Слуга воеводы.
– Почему ты спас меня от смерти?
– Хотел узнать, что привело тебя в этот скит?
– Я заблудился.
– Говоришь неправду. Я всё видел в щель ограды. Кто та девушка, с которой ты разговаривал?
– Полонея.
– Как она здесь оказалась?
– Разве я должен это говорить?
– Да. От этого зависит твоя жизнь.
– Ты что меня убьёшь?
– Говори. Не испытывай моё терпение.
– В этот скит я привёз девушку, чтобы она поправилась. Отбил её от похитителей.
– Хорошо. Теперь скажи, за что хотели тебя повесить?
– Этого я сказать не могу. За простосердечное откровение уже раз чуть не лишился жизни. В этом ты свидетель.
– Да я видел. Как ты вошёл в келью. Как тебя оттуда вывели. И при чём здесь Полонея?
– Ради её спасения меня толкали на подлое дело. А теперь я не знаю, как ей помочь. Ей грозит смерть.
Микула сжал кулаки. Впервые он приветливо взглянул на боярина.
– Полонея, дочь воеводы. Через тын нам не перелезть. Да вскоре в монастыре кинутся искать стражников. Надо что-то придумать.
Снаружи постучали в ворота.
– Это ты, Красун! – спросили изнутри.
– Открывай, бездельник, а то твоя никчемная душа тоже улетит к берёзам!
Скрипнули ворота. Ударом ножа Микула опрокинул монаха. Тело Пепелюги обмякло. Спрятав труп в траве, Зеленя и Микула, направились к часовне.
Издалека увидели скорбную фигуру в чёрном одеянии. Микула удержал за руку Зеленю.
– Пусть спокойно помолится.
Анастасия усердно била земные поклоны.
– Матерь Божья, прижми меня к своему сердцу, покрой, очисти, и не отпускай вовек. Запрети лукавому всякую власть над сердцем, духом, сознанием, душой, разумом, плотью и жизнью моей. Отсеки корень греха и введи в Небесный город Иерусалим. Аминь.
Поднявшись, монахиня, увидела своих убийц. Лицо её не дрогнуло.
– Я знала, Зеленя, что ты спасёшься.
– Ты желала моей смерти. Притворялась всю жизнь доброй! А я так тянулся к тебе.
Игуменья протянула к нему руки
– Ведь я твоя мать. Как же я могу лишить жизни своё дитяти?
Услышав эти слова, боярин побледнел:
– Врёшь! Моя мать умерла давно.
– Нет, ты моя кровинка. Посмотри на крестик, он у тебя такой же, как у меня. Твой отец заказал три таких крестика: себе, мне и первенцу, который родится.
– Отца нет в живых. А крестик моей матери ты украла!
– Сынок! Я твоя мать!
– Я тебе не верю. В детстве я любил тебя. Разве может мать желать, чтобы её сын стал князеубийцей!
– Выслушай меня, Зеленя.
– Пепелюга и ты притворщики.
Игуменья упала на колени, зарыдала. Накидка слетела с головы, обнажив седые волосы. Пытаясь дотянуться до сапог боярина, монахиня, рвала судорожно пальцами траву.
– Убей меня. Но сначала выслушай. Пепелюга казнил твоего отца Зареслава, моего мужа, по приказу твоего дяди Всеволода.
– Лжёшь!
– Твой дядя перед смертью написал духовное завещание и передал мне.
– Где эта бумага?
– За чудотворной иконой Божьей Матери.
– Я хочу на неё взглянуть.
– Возьми, сынок, сам. У меня нет сил, подняться с земли.
Зеленя развернул свиток.
“Я, Всеволод, перед смертью, прошу Бога облегчить мои мучения. Тягчайший грех не даёт мне упокоиться в родной земле. Я повинен в кончине моего брата Зареслава. Зареслава убил по моему наущению Пепелюга. Пусть простит меня племянник Зеленя. До конца своей жизни усердствовал, чтобы загладить вину, любил его.
Написано 10 генваря 1471 года”.
Зеленя молчал несколько минут, затем разорвал письмо, сказал:
– Шишига[3 - Шишига – злобная нечисть у славян. Живет в лесу, нападает на случайно забредших людей, чтобы потом обглодать их косточки.]. За что дядя ненавидел моего отца?
– Из-за меня. Из-за ревности. Всеволод любил меня тайно. Решил убить моего мужа, чтобы я вышла за него замуж.
Я отказалась. Всеволод стал домогаться. Я ушла в монастырь. Как мне было тяжело.
В наказанье мне запретили десять лет тебя видеть. А тебе сказали, что твоя мать умерла. Лишь потом сердце Всеволода смягчилось. Мне разрешили видеться с тобой.
Но из монастыря мне нельзя было выезжать. Приставили охрану. Проверяли почту. Я находилась словно в темнице.
Если Всеволод погубил брата ради чувств, то по сравнению с ним Пепелюга – настоящий дьявол, из-за корысти связался с Казимиром, угрожал убить тебя, если я не уговорю, совершить покушение на московского князя Ивана.
Что мне делать, сын? Я всю жизнь оплакиваю твоего отца, не хватит слёз оплакивать тебя.
Видела перед твоим приездом сон. Икону, плывущую в реке. По воде расходились красные круги. Колояр подтвердил мою тревогу.
Я подумала, значит, проведение мне посылает Всевышний! Колояра отправила обратно за другой иконой.
Игуменья поднялась. Подошла к часовне. Достала из киота материю.
– Вот посмотри, Зеленя, я вышивала орнаментом полотенце, когда был жив твой отец.
Боярин развернул. Цветными шелковыми нитями были вышиты три портрета: Всеволода, младенца и удивительно красивой женщины.
– Это я, сынок.
Зеленя перевёл взгляд на монахиню. Сходство поразительное. Никогда боярин не видел лица игуменьи. Черты лица, несмотря на пожилые годы, оставались красивыми.
– Матушка, прости меня! – зарыдал Зеленя, – я чувствовал сердцем твою нежность. И присно с радостью искал с тобой встречи. Не понимал только за что, ты хотела меня сделать убийцей? Невыносимо переживал.
– Бог покарал виновника наших несчастий. Болтливость злодея помогла нам.
Пепелюга, смеясь, говорил в московских харчевнях о Полонеи, как о дурочке в монастыре. Об этом узнал к счастью Микула.
Разве я могла, сыночек, отдать тебя в руки палачей?! Я бы их всех отравила, если бы они покушались на твою жизнь. Взяла бы грех на душу. Спаси меня, Бог!
Хорошо, что я встретилась тайно с Микулой. Договорились с ним, что он тебе пособит. Монахи, псы Пепелюги, повели тебя на казнь в слепом мщении, зная, что ты безоружный.
Спешите, сын и Микула, я всё знаю, вам предстоит долгая дорога, чтобы успокоить сердце астраханского воеводы. Полонея здорова. Это я научила её изображать помешанную, чтобы монахи не причинили ей зла.
– Идите, – игуменья улыбнулась, – теперь у меня появились новые силы служить Господу. Не забывай, сынок, что у тебя есть мать Верея, так меня звали в мирской жизни.
Святая книга
Морозный воздух колыхнулся от звона колоколов. Построенная на взгорье холодная деревянная шатровая церковь по благословенной грамоте, полученной из Вологды, услаждала крестьян своим видом.
– Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами… Ты обрела благодать у Бога…
С возведением храма Пресвятой Богородицы рядом с деревней жизнь прихожан оживилась. Да не всё было в ладу сердечном от тревожного времени.
Протопоп Бреслав с гневом говорил:
– Разве можно подымать Русское вселенное царство на кострах, сжигая христиан по их отчаянью, и добровольно предавать мучениям и страданиям за старую веру! Позабыли по ожесточению и упрямству обряды древности! В рукописных книгах славян и греков нет оплошек. А то, что греки затеряли веру, сам Никон, имя которого не упоминаем ныне в церкви, не отрицал.
Из-за турецкого рабства твердыни и добрых нравов у греков не стало. Их книги печатают иезуиты, папство и лютеранство и потешается над их простодушием. А наши служебники сведены с древнегреческого до взятия Царьграда, в них истая вера!
– Отец, я преклоняюсь пред вашей бестрепетностью! – кивал Есеня, молодой певчий дьяк.
– Сын мой, тебе вверяется тяжкое испытание. Сыскать старопечатные книги: служебник, устав, псалтырь, евангелие, – голос Бреслава зычно гремел в трапезной.
Неистово плясало пламя свечей. По всему периметру трапезной стояли, врубленные в стены, лавки-воронцы.
– Пройдём, Есеня, в святилище.
Под куполом церкви в подвесных “Небесах” расписан художниками лик Христа-Вседержителя. Горели в три яруса огни свечей в паникадило, призрачный дым заволакивал стены.
Поклонившись иконе на аналое, и устремив свой взгляд на иконостас, на главную икону Пресвятой Богородицы, вдвоём долго молились.
Протопоп Бреслав, растроганный со слезами на глазах, сказал:
– Грозит нам отпадение от веры, сын мой. Не признаю новые Никоновские книги. В них много изъяна, а русского духа нет. Недаром смута от них идёт. Бесовские в них мысли упрятаны на поругание наших привычек.
Силятся из них слова дьявольским наваждением выскользнуть, да персты наши обгрызть, чтоб не крестились мы, как отцы, деды и прадеды. Смотри, опасливо допытывайся о правдивых книгах, а не то скинешь зазря голову.
– Попытаюсь, батюшка.
– В подмогу тебе вручаю пономаря Велигу. У него хватка дюжая. Запальчив порой. Ты его смиряй. Оградит от наскока обидчиков, либо такую кашу заварит, что не извернуться от жарыни страстей. Но другого заступника у меня нет. Путь ваш по лесам к Белому морю.
