Кладбищинские новеллы

Владимир Сачков

Кладбищинские новеллы

История одного апельсина

Эта история могла случиться в любом городе, где есть ангелы, даже в Нальчике.

К телефонному аппарату на автобусной остановке подошел неряшливо одетый тип лет сорока, а может и больше. Он был нетрезв и давно не брит. Возле автомата после весеннего дождя собралась небольшая лужа. Тип смело вступил в нее древними развалившимися кроссовками и снял трубку с рычага, одновременно опуская монету в узкую железную щель. Затем он поморщился, припоминая номер и после минутного раздумья начал грязным пальцем вращать заедающий диск. Пошли длинные гудки, но скоро они оборвались, в трубке зашуршало.

– Алло! Это дурильник? Ну, я имею в виду – психиатрическая лечебница? Посмотрите там, Рыбис у вас или нет? Какой Рыбис? Ну этот… Рыбисов Игорь. Девушка, я вас прошу, не выделывайтесь. Посмотрите, ну, чо вам стоит. Ты, да какая разница? Мало ли кто звонит? Может, кент, а может, брат, вам-то что? Вы просто скажите: он у вас или нет? Потому что, если он не в городе, значит в дурильнике. Но в городе его нет. Посмотрите, пожалуйста. Рыбис, то есть Игорь Рыбисов… ага, спасибо. Я так и знал! Передайте ему, что звонил Юный. Он знает. Спасибо.

Юный вышел из лужи и первым делом достал папиросу из пачки «Беломора». Потом закурил и стал думать, как ему добраться в Дубки. Туда ходил троллейбус, но, чтобы на него сесть, нужны были деньги, а их у него как раз не было, вернее сказать, как всегда не было. Юный не знал что такое работа, деньги были для него вещью приходящей. В последнее время они вообще перестали приходить, особенно после того, как пропал Рыбис. Приходили же деньги к этим двоим из рук прохожих. Обычно эта пара стояла на углу, возле супермаркета, на улице Инессы Арманд, тряся покупателей. На добытые от такого промысла деньги в первую очередь покупалась дешевая выпивка, а уж потом какие-то харчи. И того и другого им почти всегда не хватало – люди всегда неохотно расстаются с деньгами, особенно когда клянчат алкаши. В таких случаях их стараются не замечать. Но с тех пор, как пропал Рыбис, дела у Юного совсем испортились. Почти никто не подавал. Ведь одно дело подходить к прохожему вдвоем, находясь в некоем сообществе, которое уже само по себе требует внимания, хотя бы тем, что хумарит с утра двоих и мимо этого пройти трудновато, а другое дело торчать на углу одному, когда тебя обходят, не замечая. Если вдвоем, то только намекнешь, что на бутылку не хватает, так, прохожий сам лезет в карман за мелочью, но, если один, значит – алкаш-одиночка. Таких не любят.

Уже две недели Юный находился именно в таком положении. Кроме того, ему было скучно и, даже, некому было пожаловаться на больную печень. Но ещё! Кроме Рыбиса у него не было ни одного близкого человека.

Юный грыз ноготь большого пальца, наблюдая как мимо проходят благополучные люди, такие сытые, надёжные, обеспеченные. Он давно привык к чужому благополучию, это его не сильно раздражало. Но сейчас Юный думал о том, как навестить друга. Можно было пойти пешком, но Дубки – слишком далеко. Два часа ходьбы в одну сторону! А обратно?

И вот Юный вдруг придумал: Пала! У него есть велосипед! Отбросив потухшую папиросу, Юный побежал.

Через пять минут он был на месте. Это был небольшой домик на тихой улочке, недалеко от центра. Юный подошел к деревянной калитке и крикнул:

– Пала!

Никто не вышел к нему. Тогда Юный подпрыгнул на месте, закричав еще сильнее:

– Пала-аа!

Через минуту где-то хлопнула дверь, послышались звуки неравномерно шаркающих шагов, а скоро показался сам хромой хозяин.

– Кто это? А, это ты, Юный?.. Чо надо? Если расхумариться, то опоздал. Я уже накатил.

Пала был ровесником Юного, иногда они вместе выпивали и тогда Юный оставался у него ночевать. Но в последнее время Пала откровенно бортовал Юного из-за того, что тот не вернул ему долг.

– Ты, у тебя же остался велосипед? – спросил Юный.

– Ну и что? – передернул плечами Пала.

– Одолжи до вечера, а?

– Чо? Ты сначала долг верни. Двадцать рублей!

– Ты, Пала, я тебе отдам, какой базар! Но сейчас мне велосипед нужен – Рыбис в дурильник попал, надо его проведать.

– Не дам я тебе велосипед! – категорически заявил Пала.

– А зачем он тебе? Ты же хромой, все равно не ездишь. Мне только до вечера.

– Да, гони волну! Сегодня я тебе его дам, а завтра не увижу. Знаешь, сколько сейчас велосипед стоит?

– Пала, матерью клянусь, сегодня вечером верну!

– А ты, когда у меня двадцать рублей брал, тоже матерью клялся. И где же мои деньги? Ты уже мать свою проклял, так что тебе верить нельзя. Все! Иди отсюда!

При этом Пала развернулся, чтобы убраться первым.

– Тормози!

Юный схватил Палу за плечо:

– Помнишь эту телку из гастронома на Парижской? Марусю. Марусю помнишь? На Новый год вместе бухали. Рыбис тогда два пузыря выкатил. Помнишь?

– Ну? – смутился Пала.

– Тебе тогда ее сиськи понравились. Помнишь?

– Ну? – повторил Пала.

– Ты еще тогда сказал, что она нахаляву пьет, а она взяла и бутылку шмуры* выкатила, потом всем дала, тебе – нет. Помнишь?

Теперь-то Пала вспомнил, но смолчал. Эта Маруся ему понравилась, но в тот раз она ему не досталась.

– Чо ты хочешь сказать? – с вызовом огрызнулся Пала.

– То, что не нужно делать ничего такого, о чем жалеть будешь.

– Ты это на что намекаешь?

– Я не намекаю. Я тебя прямо хочу спросить. Ты, например, знаешь, как она делает делает минет? Я того всё!

– Минет? – встрепенулся Пала. – Она, чо, делала тебе минет?

– А ты с понтом не знаешь? – усмехнулся Юный.

– Не знаю. Я же тогда сразу на хату свалил. Ну, после того, как она шмуру* на стол клацнула.

– Вот так! Видишь? Все оттого, что ты жадный и всегда считаешь кто сколько поставил.

– Ты не базарь много!

– Это не я, это Рыбис сказал в тот вечер. Не помнишь?

– А чо, Рыбис? Авторитет, что ли? – вставил Пала.

– А чо, нет?

– Тогда чо ж он в дурильнике лежит?

– Это не твое дело. Вообще, дело не в этом. Я все это к чему говорю? К тому, что я с Марусей на завтра намаячился. Если тебе каиф, мы можем сюда прийти.

– Да? – заинтересовался Пала.

– Отвечаю, ты. И, если каиф, я посижу с вами минут десять, а потом свалю. Каиф?

– Но, если она не придет?

– Придет, отвечаю. Конечно, мне придется перетереть с ней насчет тебя, но это уже мое дело.

– Ладно, приходите, только смотри… не наколи!

– Ты, раз ты мне не веришь, считай разговора не было! – Юный сделал вид, что собирается идти.

Теперь уже Пала крикнул:

– Тормози! Не обижайся. Я согласен, приходите. Но выпивку – пополам!

– Только, если дашь мне сегодня велосипед до вечера.

– Велосипед не дам! Он дорогой, – снова отказал Пала.

– Ты, короче! Чо я вообще сюда пришел?

Юный махнул рукой и пошел прочь. Но не успел он пройти и пяти шагов, как услышал за спиной:

– Эй! Юный! Бери велосипед!

Юный крутил педали, ветер развевал его грязные кучерявые волосы, покрытые сединой. Он мчался по улицам, знакомым с детства, вспоминая это детство, в котором тоже катался на велосипедах, но всегда на чужих. Сначала он угонял их, а потом, накатавшись, продавал по дешевке пацанам с другого конца города. Обычно он угонял велосипеды от хлебных магазинов. Едва хозяин заходил внутрь, Юный, стороживший неподалеку, вскакивал на седло и что есть сил уносился подальше от этого места, обычно – куда-нибудь на речку, а возвращался в свой район только в темноте. Никто его ни разу не поймал, в этом деле он был удачлив, чего нельзя было сказать о его взрослой жизни, которая вообще не удалась с точки зрения нормальных людей. Но в том-то и дело, что на нормальных людей Юному было плевать. Он жил своей веселой лёгкой жизнью. Девочки и выпивка, выпивка и девочки. Иногда – драки. Это был бесконечный бардак, казалось, он никогда не кончится, как не кончится его молодость. Чужие дома, чужие кровати, чужое грязное белье…

Но однажды поутру он проснулся под забором, в огромной грязной луже. В ней Юный и увидел свои первые седые волосы. Там, под забором, он в первый раз ощутил, что такое настоящая грязь – от немытого тела, от грязной одежды, от грязных слов и от грязной жизни. В тот момент он не испугался, наоборот, даже обрадовался, ибо теперь он точно узнал, кто самый настоящий спутник его жизни. Это грязь. Она везде: на нём, вокруг него и под ногами. Так чего ее бояться, раз она везде? И тогда Юный еще глубже нырнул в эту лужу…

После этого начался медленный спуск вниз. Юный опускался все ниже и ниже.

Этот процесс его нисколько не смущал. Самое главное забухать, потом покурить, а потом побазарить с кем-нибудь. В последнее время – с Рыбисом. Юный тасовал с ним уже два года. Они отлично понимали друг друга, а познакомились как-то на пятачке перед супермаркетом, когда каждый из них выпрашивал на вино. С тех пор они не расставались.

Юный знал о необычном пристрастии Рыбиса к комфорту. Время от времени Рыбис являлся в Дубки, где открыли отделение для пьяниц и наркоманов, прося подлечить его от алкоголизма. Но на самом деле ему было нужно не лечение, а возможность поспать на чистых простынях, помыться и пожить хотя бы две недели как человек. Потом он пропадал на полгода, потом снова появлялся на пару недель. Юный об этом знал и никогда не ходил его проведывать. Но в этот раз он почувствовал беспокойство за своего друга. Не потому, что тот ушел, не предупредив (он всегда уходил, не предупреждая), а потому, что Рыбис слишком уж сдал за последнее время. Раньше он, как и Юный, жаловался только на печень, но теперь его доставали почки и желудок. А еще радикулит. Рыбис совершенно поседел, лицо его опухло, ноги отекали, желудок все чаще отказывался принимать еду, даже хорошую. Шмура ему тоже не шла, Рыбис хотел только водку. Водка стоила дороже, из-за этого приходилось больше стоять на углу. Это бы тоже ничего. Но Юного пугали глаза Рыбиса, слишком усталые глаза, и нарастающая медлительность в движениях. Усталость – скверный симптом…