скачать книгу бесплатно
Вертелась житейская ось…
Пророчество древней цыганки,
Увы, не сбылось, не сбылось.
Но всё же с упорством маньяка
Ищу я в небесной дали
Сигнала, послания, знака
Мне, пасынку этой Земли.
Гамбург – Москва, лето 2002 г.
Зеркала Земли
Черны от пота злые чепраки.
И черепа чернеют чернью вечной,
И в ковыли ложатся пылью млечной
Из-под копыт литые черепки.
Держу в руках один из черепков
Тех смутных лет, той старины глубокой —
И смотрит на меня нетленным оком
Судьба моя из глубины веков.
Быть может, здесь, средь волжских ковылей,
Я прикасался к влажному сосуду
И пил напиток яростный и мудрый
Из рук любимой Женщины моей.
Прерванная Песня
Любимая, мой Лебедёнок белый,
Парит, едва касаясь ковылей.
И стелются покорно перед ней
Сухая степь и влажный волжский берег.
Покой и мир хранит небесный зонт.
Лишь где-то там, за запредельным мысом,
Прошла орда какого-то Чингиса,
Покрыв вуалью пыльный горизонт.
Но это там, за дальнею чертой.
А здесь, в голубизне, весь лучезарен, тонок,
Парит над степью нежный Лебедёнок
Моею воплощённою судьбой.
Но вдруг у ног Любимой в ковыле
Зажглись два сгустка ярости и злобы.
И я рванулся в роковой чернобыль
Судьбе навстречу и навстречу мгле.
Застыл, смертельной лентою обвит,
Рука не дрогнула. Я вырвал злое жало —
И вздрогнула змея. И почва задрожала.
Дрожала Степь от грохота копыт…
Предчувствие
Упругие, тугие ковыли
В безмолвии вселенского простора
Торжественно, неторопливо спорят
О вечных тайнах матери-Земли.
И в мареве полуденных лучей,
В извечной дрёме, что вам нынче снится?
Крутой аллюр взбешённой кобылицы,
Каскад подков и терпкий звон мечей.
Живые смерчи в крови и в пыли
Сошлись лавиной ярости и мрака,
Разбрызгивая капли алых маков
В былинные степные ковыли.
Ну а пока в узде и под седлом,
В попоне из оврагов и курганов
Спит чутким сном коварного вулкана
Живая Степь в безмолвии седом.
Гимн статистике
Сколько в мире дилижансов?
Сколько сыграно романсов?
И исписано бумаг
По делам и просто так
В учрежденьях и судах
Не за совесть, а за страх?
Всё сочтёт до листика
Точная статистика.
Сколько в мире дилетантов
И непризнанных талантов,
Честолюбцев многоликих,
И ничтожных, и великих,
Фарисеев, моралистов,
Чистокровных и нечистых?
Всех сочтёт, лишь свистни-ка,
Точная статистика.
Сколько роздано авансов
По расчёту или в трансе?
Все сочтётся: страх, протесты,
Сопли, вопли, манифесты,
Истеричное юродство,
Благородство и банкротство.
Это вам не мистика,
А точная статистика.
Нокдаун
(монолог поверженного боксёра)
Да, я боксёр!
И нынче загнан в угол.
И прыгают канаты по спине.
Я распростёрт —
И секундант над ухом
Гнусавит жалкий реквием по мне.
Один, два, три —
Закончилась погоня.
Я сброшен вниз, как отшумевший лист.
Судьба, смотри:
Лежат мои ладони
На вечном пульсе матери-Земли.
А сквозь конвой
Надёжнейших канатов,
Тьму разрывая вспышками огня,
Кинжальный вой
Всех глоток-автоматов
Безжалостно впивается в меня.
Четыре, пять… По неподвижной цели
Ведут огонь, не уменьшая темп.
С башки до пят
Я корчусь на прицеле
Всех истинных убийственных систем.
Шесть, семь ещё…
А небеса как сито,
Сплошное мозаичное панно.
Уходит счёт,
А с ним уходят силы,
И гаснет опустевшее окно.
Семь, восемь… Пусть!
Но при девятом счёте,
Презрев бессилье и смертельный риск,
Я поднимусь, как штрафники в пехоте,
Чтоб драться насмерть,
Чёрт вас побери!
Страх
Устала моя голова.
Смешалися были и небыль.
Куда подевались слова,
Что падали звёздами с неба?
Куда подевался размах
Стремлений и дерзких желаний?
Тотальный неведомый СТРАХ
Мне сердце в комочек сжимает…
Костыли
Ах, какие костыли
Есть у матушки-Земли!
Деревянные, литые,
Железные и золотые.
Сотрясают мир эксцессы,
Все научные прогрессы
Исчезают в пух и прах!..
И лишь настойчиво, и тайно,
И вовсе, вовсе не случайно
Мир держится на костылях.
И я совсем не исключенье,
И не по щучьему веленью,
И не сказать, что я гуляю,
А как-то жалко ковыляю
Не за совесть, не за страх
На деревянных костылях.
Но, скажем так, не я один,
А был известный Господин,
Знаменитый интриган,
Великий злобный Талейран.
Ему внимали короли,
И даже чудо-костыли
Ему служили не простые,
А изумрудно-золотые.
Он золотыми костылями
Вертел князьями, королями
И, словно персонаж Эзопа,
Перекраивал Европу.
И Пётр-царь любил, любил,
Любил использовать костыль.
Нередко он, сказать позвольте,
Гулял по Меншиковой морде.
С тех пор по всей Руси Великой
Пошло в быту смешно и дико
Словечко царское гулять:
– Позволь тебе накостылять!
Вот такие костыли
Есть у матушки-Земли.
И я, чего греха таить,
