Шпигельменш

Элиз Вюрм

Шпигельменш

Глава 1

«Посети внутренность земли, и, исправившись, ты найдёшь спрятанный камень»

От автора: я долго думала, как эта повесть должна называться, какое название ей подойдет больше, и будет отражать её суть. Я выбрала «Шпигельменш», но у этой повести есть ещё два названия: «Истекая кровью» / «Духи смерти»

Когда я пришла домой, консьержка подала мне письмо. Я удивлённо посмотрела на неё, удивлённо и вопросительно.

– Вам – письмо!

– Мне?!

Я изумлённо посмотрела на неё, – никто не пишет мне писем – никаких, ни электронных, ни бумажных! Некому…

Взяла письмо. Конверт с монограммой Т. Т. Интересно…

– Спасибо! – Сказала я консьержке, и направилась к лифту.

Живу одна – ни кота, ни мужчины. Просто – одна. Всегда – одна. Плохо ли мне? Хороший вопрос… Иногда!

Вошла в прихожую, сняла обувь, пальто, что за дурацкая моя привычка, сначала снимать обувь, а потом верхнюю одежду!

Прошла в кухню, небрежно положила письмо на стол, – подождёт (может, мне не открывать его?) к чёрту… Меня охватил гневный страх. Когда не знаешь, кто ты, всё вызывает в тебе гнев и страх (не знаешь, как реагировать), а может, это просто растерянность? Если бы меня спросили, как я себя ощущаю, я бы ответила: как на другой планете, пришелец…

Открыла холодильник, нашла бутылку минералки (люблю холодное), отпила. Этот жар… Внутри, жар, – мыслей, чувств, было бы мне легче, если бы я знала, кто я? Было ли бы мне понятнее, если бы я знала, какой я была?

Я села на стул. Что значит быть человеком? Человек – это память, или алгоритм? Или память это и есть алгоритм?

Устала. Захотелось съесть апельсин. Люблю. Апельсины.

Я работаю в библиотеке. Даже забавно. Иронично, я бы сказала. Я, та, что ни черта не помнит, работаю в месте, которое хранит чужие мысли и чувства… Читаю ли я? Да, много! Чтобы, что? Хочу откопать себя среди человеческой мысли. Чувствую; там где-то есть моё захоронение тоже. Интересно, с кем я похоронена? С кем лежу по соседству? Может, с Вулф, и вижу Маяк? Неприступно-дальний, как моя память…

Меня вновь охватила эта тяжесть, эта тоска, этот холод; как она строга ко мне, Память, – её нет, и она есть, где-то есть, где-то во мне, почему я всё забыла?!

Хелен Меррилл пела по радио «Blue Gardenia»:

Голубая гардения,

Я осталась наедине с тобой,

И мне так, о, так одиноко.

Он бросил нас.

Как и ты, гардения,

Когда-то я была рядом с его сердцем.

Когда слёзы начали капать,

Куда спрятать эти слёзы?

У меня их нет, слёз, не о чем – плакать. Даже странно… Люди плачут по другим людям, или по себе, а мне и о себе не заплакать – я для себя незнакомка!

К чёрту слёзы, я вспомнила о письме. Взяла, надорвала, в письме было: уважаемая мадам Ла Сомбра, меня зовут Тамал Тапас. Я владею книжным фондом, и хотел бы нанять вас для составления каталога. Если вы заинтересованы, пожалуйста, дайте мне знать.

P.S

Визитку прилагаю.

Как лаконично. Без церемоний. Я хочу то и то, а вы хотите? Но мне это понравилось, не люблю предисловий. Нашла визитку в раскромсанном конверте. Надо подумать. Надо ли мне это. Может, не надо? Усложнять себе жизнь…

Я подняла голову, и посмотрела на постер на стене – «Одержимая», девушка в платье с открытой спиной.

Нужно ли мне это? Что мне нужно?! Свои желания я тоже потеряла, как и самое себя?

Ладно. Надо переодеться, поесть, дочитать «У ночи тысяча глаз». И подумать.

Тамал Тапас.

Гуглю: медиамагнат и коллекционер.

Пишут; владелец уникального книжного фонда.

И фотографий нет.

Я задумалась: зачем такому человеку работник вроде меня?

Да, эти тени над Инсмутом…

Я, возможно, ничего не вспомню. Никогда. Буду жить одинокая как маяк.

Мне нечего терять, кроме жизни. Её я тоже потеряла, что за жизнь Агасферова в бесчеловечном одиночестве!

Я позвоню, узнаю!

Это чувство… Даже винтересса смерть не страшит меня так, как неизвестность одиночества!

Я попробую!

Одиночество убивает меня, одиночество непонимания – почему?! Всё так… С кем разделила меня жизнь, или то была Судьба?! Чудовище… Судьба!

Я веду себя странно – не сближаюсь ни с кем. Не доверяю? Боюсь? Нет, – у меня где-то всё есть…

Я, бывает, себе не верю, может, я правда, никому не нужна – человек ниоткуда! И так тяжело с этим жить, так удушливо!

Что ждёт меня в будущем? За что мне цепляться, чем дорожить?! Работой? Люблю, но она не вся моя жизнь – она не я!

Джим Моррисон пел рядом со мной «Blue Sunday»:

Я встретил свою любовь в то сумрачное воскресенье -

Она взглянула на меня и сказала:

«Ты – единственный в этом мире».

Я встретил свою девочку…

Моя девочка всегда будет ждать меня, что бы ни произошло;

Она – моя. Она и есть – весь мир.

Она – моя девочка.

Ла, ла, ла, ла…

Я задумалась; а где мой «мальчик»? Кто-то, кому я нужна… Ищет ли он меня? Или забыл? Предпочёл забыть… Если тебя годами никто не ищет, что это значит? Что они потеряли надежду, поверили в твою смерть, или это значит, что тебя лучше не помнить…

Глава 2

«За мной – мир слёз, страданий и мучений,

За мною – скорбь без меры, без конца,

За мной – мир падших душ и привидений…»

Смотрит тускло, глаза как погасшие свечи.

– Любите книги?

– Люблю их читать.

Вопросительный взгляд.

Я ответила:

– Любить книги можно как предмет. Можно как стремление к истине!

– Не все трагедии ведут в монастырь, но все к истине? – Понял меня, он.

– Да.

Смотрю тоже; нос хищный, и губы изогнутые выпуклые, бесстыдно-жадные как будто.

– В чём высшее счастье человека?

Я заглянула ему в глаза, в эти две мерцающие, словно всезнающие бездны.

Добавляю:

– В не стремлении к истине!

– Она – трагедия, – Согласился Тамал Тапас. – Трагедия из трагедий: служение демону Истины!

Мы на одной волне.

Я посмотрела на книгу, лежащую на столе: Слеза Азазеля.

– Вы читаете?

Его глаза напряжённо сузились.

– Да.

– Что там написано?!

– «Приглашение к Слезам, к Знанию, что не приносит ничего, кроме горя».

Я вдруг поняла. Поняла, что с ним произошло; его допустили к Знанию, и плату взять не забыли…

Глава 3

Когда я пришла, меня встретил хромой.

Он тяжело опирался на трость.

Высокий и худощавый, полуседой и волосы полудлинные.

– Обескураживающе, но не убийственно!

Голос кошачий, по-кошачьи бархатный.

– Вы меня успокаиваете, или себя?

Усмешка на губах тёмно-алых:

– Боль учит!

– Чему же?

– Смертей много, а жизнь одна!

Я посмотрела на трость.

Я подумала, – Похоже, одну из своих жизней ты уже потратил…

Иаков борется с Ангелом на картине Александра Луи Лелуара.

– И боролся Иаков с Ангелом, – с Судьбой, и остался хром!

Тамал Тапас стал рядом со мной.

– Это вы.

Я посмотрела на него.

– Я! – Выскаленно улыбнулся он.

Я посмотрела на его лицо с острыми углами.

– В [жизни] моей, мадам, вините немецкого поэта Гейне, выдумавшего зубную боль в сердце!

– «В сердце»? – Смутилась я.

– Знаком ли вам язык марсиан, язык поэзии?

– «Язык марсиан»?

– Да, эти ребята собрались на Марсе, чтобы писать стихи!

– Земля их не устраивает?

– Слишком много несвободы! Слишком много тоски!

– Разве язык поэзии не язык страдания?

– И он тоже! Язык поэзии – это обнуление беспамятством смерти!

– «Смерти»? – Очень удивилась я.

Полуусмешка полуулыбка:

– Чтобы быть хорошим поэтом надо умереть.

В кабинете он пригласил меня сесть.

– Расскажите о себе!

– Что?

– Всё! Всё, что можно сказать незнакомцу!

Я улыбнулась:

– Незнакомцу можно сказать больше, чем знакомцу.

– Вы правы.

Посмотрел с интересом, оглядел.

– Я представлял вас другой.

– Какой?

– Вы не для всех, и все не для вас.

Я смутилась.

– Почему вас так называют, – Лхаса?

– Я понимаю язык ребят с Сириуса.

Он почти улыбнулся.

– Что там, на Сириусе?

– Кто… Все, кого мы недолюбили и – все кого, мы любили слишком сильно!

– Вы тоже? Кого-то любите…

– Все мы… не можем жить без любви, даже тогда, когда её невозможно помнить!

Снова эта сардоническая усмешка.

– Что может быть более спасительным, чем это; мысль: меня любят!

– А если ненавидят?

– Ненависть это тоже любовь, только без крыл.

Я посмотрела на Орла несущего Данте, за его спиной.

– Страшный полёт!

– Согласен…

Тоже посмотрел.

А потом:

– За это можно всё отдать, за то, чтобы хотя бы приблизиться к Богу!

– Об этом плачет Азазель? О Боге?

– О Небе.

– Почему о нём?

– На земле как нигде ощущаешь всё, что обязывает к Кресту. На Небе ты от этого свободен.

– От чего именно?

Я поняла.

– От чувства, что Его нет, нигде на Небе нет Бога!

Глава 4

Я смотрела на Иакова и Ангела. Судьба изумлена напором человека, какое упорное существо создал Бог! Иаков очарован, силой Судьбы, красотой, какие крыла!

Я задумалась; что побуждает человека к столь неуступчивой борьбе?

– О чём вы думаете? – Спросил Тамал Тапас.

Я посмотрела на него.

– У Судьбы можно выиграть?

– Выиграть; нет. Победить, да.

Я смутилась, вопросительно посмотрев на него.

– «Я выиграла! – счастливо вздохнула Любовь.

– Я тебе поддалась. – скромно улыбнулась Смерть».

Посмотрел мне в глаза.

– Иногда она поддаётся человеку, Судьба. Очень редко! Через волевое усилие самого человека. И я думаю; она сжалилась, или устала?

Я задумалась над его словами.

Я поняла, что это не внешний вопрос, это вопрос внутренний, подсознательный, запрос его существа.

– Вы спрашиваете; правомерно ли сдаться, когда устал?

Тамал Тапас оторопело посмотрел на меня, оторопело и с недоумением.

– Правомерно, – Кивнула я. – Но оскорбительно.

Его глаза вновь напряжённо сузились.

– Мы все носим маску Смерти, – Сказала я. – Люди! «Не нужно быть всё время настороже, нужно считать, что ты уже мёртв»…

Я с сожалением улыбнулась.

– Тогда жить проще, и жизнь понятнее.

– «Понятнее»? – Смутился он.

– Да, что Смерть ведёт всех нас за руку. Как детей, которым не суждено повзрослеть.

– Почему «не суждено»?

Он растерялся.

– Старики умирают. Вы не знали?

Я снова посмотрела на «Слёзы Азазеля».

– Думаю, он тоже повзрослел, понял; он как человек, он тоже обречён однажды остаться без Бога!

Я вспомнила:

– Вы сказали мне «Der müde Tod»…

Я заглянула ему в глаза.

– А может, leben? Смерть отгородилась от людей за стеной, – они его заколебали…

Глава 5

Мы пили кофе, как две матроны на чаепитии, и слушали Pink Floyd, Дэвид Гилмор пел:

Дыши, вдыхай воздух,

Не боясь, что пропадёшь.

Уходи, но только не бросай меня.

Оглядываясь по сторонам, сделай свой собственный выбор.

Долго живёшь и высоко летаешь…

Ты будешь плакать и смеяться.

Всё, чего коснёшься, и всё, что увидишь,

Будет всем в твоей жизни.

– Любите Pink Floyd?

Застенчиво спросил Тамал Тапас.

Я посмотрела ему в глаза, отпив вкусного кофе.

– Больше – Massive Attack.

– Почему?

– Однажды я услышала их коллаб с Трэйси Торн, и поняла, что не смогу остановиться.

– «Остановиться»?

– Угу.

Я посмотрела на стильную чашечку для кофе.

– Где вы купили такие очаровательные чашечки?

– Что? Чашечки…

Он порозовел.

– На школьной ярмарке.

Я изумлённо посмотрела на него, он и школьная ярмарка?

Поняла. Дошло.

– У вас есть дети?

– Есть. Сын!

Сколько нежности… Меня это поразило.

– Как его зовут?

– Алессио.

Спросил вдруг:

– А у вас есть дети?

– Нет. Я одинока.

Посмотрел с удивлением.

– Вы не замужем?

– Нет.

Я почему-то засмущалась.

А потом:

– В нём есть что-то позорное, в одиночестве!

– Я тоже одинок, мадам…

Он посмотрел мне в глаза.

– И тоже опозорен?

Глава 6

– Знаете, что привело меня

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.