скачать книгу бесплатно
Плюха была звонкой, сильной. Скифа мотнуло, перед глазами звезды замелькали. Он чуть не рухнул, теряя сознание, но испугавшаяся Маша успела подхватить, уложила на диван и сунула подушку под голову:
– Ну, почему, почему ты такой?! – воскликнула, еле сдерживая слезы.
– Что ты видишь грязь, где ее нет?! Неужели нельзя просто дружить, общаться по – человечески?! Почему обязательно трахаться?!
– Хорош верещать, – просипел Влад и, девушка стихла, сообразив, что парню и без ее нотаций плохо.
Ушла на кухню сварить кофе и достать лед. Приложила его к покалеченной скуле и губе.
Скиф смотрел на нее из – под полуопущенных век и казался не только нормальным, но и красивым. Только сейчас Маша поняла, почему девчонки засматриваются на него, интересуются им.
– Когда ты молчишь, ты очень симпатичный, – заметила тихо. ? Как киноартист или поп-звезда.
– И что?
– Ничего, – поправила ему волосы, как сестренка братику. – Прическа не айс.
– Много ты понимаешь.
– Писк, да?
– Угу.
– Мышиный?
Скиф моргнул и вдруг засмеялся. И поморщился от боли, прижал руку к ране, но получилось, накрыл Машину руку. Какой-то миг соприкосновения, а девушка вздрогнула от неожиданности – пальцы у него были горячими и нежными.
«Только не влюбись», – посоветовала себе и услышала слово в слово:
– Только не влюбись.
Скиф сел и мотнул головой, гоня наваждение от боли, гул в ушах, темноту перед глазами.
– Кофе есть? Башка гудит. Щегол – сука… Ладно, поквитаемся, не проблема. Ну, что смотришь, дева Мария? Кофе, спрашиваю, есть?
Маша очнулась, кивнула:
– Да… Сюда принести или за стол пойдем?
– За стол, – тяжело поднялся парень. – Аптечка есть?
– А? Да, – вытащила коробку из шкафчика и поставила на стол. Влад тяжело опустился на кухонный диван и принялся копаться в лекарствах. Вытащил пару ампул, фольготку таблеток.
Девушка наблюдала за ним, разливая кофе по чашкам и, пыталась сообразить, что у нее есть к нему и стоит ли предлагать. По уму Скифу сейчас бы соки и бульоны. А еще лучше в больницу.
Но парень, словно сам закончил мединститут и знал, что делать – опытным движением вскрыл ампулы, вылил их содержимое в рот, и чуть поморщившись, освободил таблетки от упаковки. Засыпал пригоршню и забрал из руки опешившей девушки чашку. Запил и скривился:
– Горечь! Я тут посижу у тебя с часик, подруга, оклемаюсь. Не погонишь?
Маша вздохнула: все-таки он очень странный и неоднозначный тип.
– Я же сама тебя пригласила.
– Ага, – залез в карман брюк, достал сигареты с зажигалкой, и, не спрашивая разрешения, закурил. Маша так же молча поставила перед ним блюдце под пепел.
Так и сидели друг напротив друга, рассматривая – один с наглым прищуром чуть заплывшего глаза, другая немного ошеломленно.
– Все-таки ты очень странный. Я таких еще не встречала, – заметила.
– Радуйся. Таких, как я нет, и уж тебе такие точно не нужны. Прозвучало это несколько высокомерно, самоуверенно и покоробило.
– Не слишком большого мнения о себе, «Дон Жуан»?
– Казанова, – склонил голову в насмешливом поклоне и зашипел от резкой боли. – Блин!
Маша заулыбалась: израненный, а ту да же – колючки выставлять! Ох, мужчины! Ну, дети, право!
– Дурачок ты, а не Казанова, – улыбнулась ласково и спокойно.
Скиф отвернулся – не понравилась ее улыбка, ее мягкий голос.
– Поплыла?
– В смысле?
– От меня, – уставился в упор.
– Я же говорю – дурачок. У меня, между прочим, три брата.
– Да что ты! Все разом пялят или по очереди?
Маша побледнела от неожиданного выпада. С минуту молчала, обдумывая не выкинуть ли придурка из квартиры, не добавить ли к тому что уже получил. И пожалела.
– Нормально разговаривать умеешь? Что, как еж? Что не скажи – колючки выставляешь, гадости городишь. Я про братьев речь завела, чтобы знал и глупости не городил. Один брат в армии, второй в мореходке – приходит в увольнительную, третий сейчас на работе, – смягчилась. Не во время она наезжает. Потом, как в себя придет, тогда уже за шипы свои по ушам получит.
– Три брата – это здорово, – хлебнул кофе Скиф – тон стал примирительным. ? Защита?
– Да. А у тебя есть братья или сестры?
– У меня есть золотая рыбка, зовут Марфа. Знаешь, за что ее люблю? Молчаливая до не могу.
Маша хлопнула ресницами и не сдержалась – рассмеялась. Слишком серьезным тоном было сказано и, она даже сначала не поняла, что парень шутит.
– Ну, ты клоун.
– Клоуны на арене, куколка. Я на них похож? – тут же опять нахохлился Влад.
– Не обижайся, я в хорошем смысле.
Скиф бы продолжил прения, но состояние было аховое. Лекарства не действовали. Его мутило и голову нещадно давило.
– Слушай, подруга, можно я у тебя бай завалюсь? Хреново, что-то, – признался. – Мне часа два и буду в норме.
– Не вопрос, – согласилась девушка. – Сейчас на диване постелю, посиди пока.
Она ушла, а Скиф уткнулся лбом в ладони. Боль, черт ее дери, как не привыкай к ней, не привыкнешь. Все же она не естественное явление.
– Влад, давай помогу, – с тревогой коснулась его девушка.
– Откуда знаешь, что я Влад?
– Уши есть, – помогла ему подняться и дойти до постели. – Врача тебе надо. Давай «скорую» вызову?
– Нет, – отрезал.
И забылся, только коснувшись головой подушки. И не почувствовал, как девушка стянула с него грейдеры.
Макс вытащил дневник из ящика и оглядел обложку – серая, невзрачная, ни одной наклейки или рисунка фломастером, обычных девчачьих сердечек и прочих примочек.
Пролистал до того места, где в прошлый раз закончилась страница, и начал читать следующую. На этот раз девушка уже писала от своего имени:
«День прошел, второй. Дима как ушел тогда с обоями, так и пропал – ни вестей, ни звонков. Я извелась.
– Бросил женишок, – язвительно уколола Жанна.
– К лучшему, – отмахнулась мать.
– Наверное, передумал, – предположила Люба, а я их не слушала, об одном думала – не случилось ли чего. Сама позвонила. Раз, два, десять – телефон как мертвый. После занятий домой к Диме поехала, перепугавшись – не может он исчезнуть, на телефонные звонки не отвечать. А если правда передумал – пусть в лицо скажет. Да не может такого быть! Все было хорошо, обои уже купили, свататься собирался, да и про свадьбу не я – он разговор завел, он предложение сделал, а не я ему навязывалась. И не тот человек Дима, чтобы чувствами играть.
Хотя лучше б играл, чем под машину, в больницу или куда хуже, в морг попал. Думать о том не хотелось, но мысли одна другой хуже сами в голову лезли. Бросил или что-то случилось? Только это занимало мой ум. Только в это верилось и не верилось одновременно.
В дверь звонила, внутренне дрожа, ждала замерев. И как не пыталась от плохого отделаться, прогнать вон, но картинка, в которой Дима открывает дверь и гонит меня от порога, встала так четко, что я вздрогнула и отшатнулась, услышав как щелкнул замок.
Но дверь не Дима открыл – его младший брат, Саша. Оглядел с ног до головы и плечами пожал:
– И чего?
– Привет.
– Ну?
– Диму позови.
– Ага. Каким Макаром интересно? В больнице он, в реанимацию залетел.
Я потерялась от такого известия:
– Как?!
– Молча! Тоже мне, невеста нашлась – что с женихом понятия не имеет.
Я отмахнулась – мне было все равно, что он там говорит не по делу, мне было важно где Димочка, что с ним.
– В какой больнице Дима? Как попал, когда? Что случилось? Второй день звоню…
– Говорю, в больнице. С почками чего-то. Мать там.
– С почками?.. А где, в какой?
– В нашей! Второй этаж, реанимация.
– Я пойду, – вниз ринулась.
– Эй! Все равно не пустят! – донеслось в спину. А мне все равно, ноги сами в районный стационар понесли.
Не шла, почти бежала и все думала: с чего с почками, почему? Что могло произойти? Напоролся на любителей ночных разминок и спаррингов? Так вечером расстались, не так уж темно было, да и дорога спокойная, хулиганья нет. Что же тогда? Насколько опасно? Может, я чего-то не знала о Диме? Может он хронически болен, стоит на учете у врача и стеснялся сказать? А может он разыгрывает? Да нет, не шутят так. Может, повредил что-то при падении тогда? Опять же, не может быть. Из – за ерунды в реанимацию попасть?
Не верилось.
В больницу влетела, фамилию назвала и отворот поворот получила.
– Да, есть такой, Кислицин. Два дня назад поступил. В реанимации. Туда нельзя.
– Как же увидится, узнать, что с ним?
– Переведут в общую палату тогда и увидитесь и поговорите, – отрезала женщина.
Я вышла, на скамейку у приемного покоя села: куда идти, кому звонить, что делать – не знала. Мыслей много, но ни одной дельной. Пусто в душе, страшно и до слез жалко Диму и себя, будущее.
На скамейку рядом Наина Федоровна села, а как появилась, откуда, я даже не заметила:
– Ты-то чего здесь? – спросила. Лицо серое, взгляд пустой, голос отстраненный, тихий. А мне спрашивать страшно – такая она, что лучше не знать с чего. С минуту молчала – не выдержала:
– Здравствуйте, – прошептала. – Я к Диме.
– Так не пускают.
– Что с ним?
– Плохо, – отвернулась женщина. – С работы прямо увезли, сюда.
– Да что случилось-то?!
Наина Федоровна молчала, старательно отворачиваясь, мне силком ее пришлось к себе повернуть. Я готова была вытрясти из нее правду, готова была сорваться, раскричаться, возмущаясь молчанию эти два дня и сейчас. Но увидела слезы в глазах матери Димы и сама всхлипнула, уткнулась ей в плечо лбом: страшно за него стало до одури. Отчего-то показалось, что хорошего не будет, кончилось. И спрашивать о чем-то вовсе расхотелось.
– Поплачь, – приобняла ее женщина. – Только и остается.
Я совсем перепугалась, затихла: если мать с обреченностью говорит, будто хоронит, значит, дело плохо. Но зачем так, словно хоронит?!
