Каисса

скачать книгу бесплатно

Матвей поежился.

Пару лет назад, после того как Партия Равенства ввела контроль за улицами при помощи мелких квадрокоптеров с камерами, преступность в районе снизилась еще на четырнадцать процентов. Матвей тогда работал простым журналистом и писал об этом. Прежнее глобальное видеонаблюдение, которое после принятия Закона о Прозрачности облепило городские стены, забралось в подъезды, каталось целый день в общественном транспорте, не обеспечивало должного уровня безопасности, сколько бы камер ни включало, хоть десятки тысяч. Люди жили небогато и не брезговали разбоем. Психопаты буднично резали и насиловали по темным углам. Горожане быстро сообразили, что у всех камер есть слепые зоны. Что камеры можно закрашивать, разбивать, завешивать. Что лица можно скрывать под капюшонами. Поэтому каждый десяток обычных камер снижал количество преступлений на ничтожные доли процента.

Дроны же были динамичны и неуловимы. Управляемые искусственным интеллектом, они формировали разум улья и активно обменивались данными о траекториях полета, чтобы транслировать бесшовную картинку всех улиц. Их нельзя было просто так сломать: они резко поднимались вверх в любой непонятной ситуации, а вокруг тут же собирался целый рой «рассерженных» квадрокоптеров. Ни одному жулику уже было не скрыться – дроны преследовали до тех пор, пока его не пеленал отряд ППС. Минут через десять этот неудачник сидел в обезьяннике с выкрученным в ноль социальным рейтингом. А без рейтинга жизнь его фактически обесценивалась.

Матвея раньше избивали на улице, поэтому вид рассыпанных по лужам дронов сигнализировал о потенциальной опасности: кто знает, во что мог превратиться чистый город добрых людей, даже на несколько часов пропавший из поля зрения правопорядка? Матвей смотрел на поверженные стихией дроны и чувствовал себя обнаженным.

Но время не терпело. К счастью, до работы удалось добраться без опоздания и приключений.

Глава 2

Десять лет назад из-за цепочки экономических кризисов разница между богатыми и бедными стала катастрофической. Повсюду начались погромы. Потом обедневшие обыватели, поняв бесполезность выступлений против власти, обратили свои кулаки против сограждан. Страну захлестнула волна криминала. Даже вылазка в продуктовый представляла собой настоящий рейд, в который лучше было собрать несколько надежных мужчин из числа соседей и выдвигаться за покупками вместе.

Партия Равенства образовалась стихийно и возникла будто из ниоткуда. Не как фаланга радикалов, не как полноценная официальная партия, не как революционный комитет. Прежняя власть как-то незаметно разбежалась по зарубежью, а оппозиции сроду не водилось; по сути, возглавить страну могла любая организованная сила, вот только смысла в этом никто не видел – поживиться было нечем. Партия Равенства беспрепятственно вползла в Совет Федерации и Госдуму и начала сыпать реформами и законами. То, что за границей делали только в качестве эксперимента, то, что какое-то время жило в странном Китае, то, о чем писали фантасты, теперь становилось действительностью, оглашаемой дикторами правительственного телевидения.

Партия пролоббировала социальный рейтинг и цифровой паспорт. Блокчейн[10 - Блокчейн – децентрализованная технология хранения данных на основе криптографии. В прикладном смысле позволяет сохранять любые данные, например персональные, идентификационные, финансовые, геолокационные. Их нельзя изменять и удалять, подделывать. Это обеспечивает прозрачность их учета и отслеживания.], цифровой рубль, принудительный сбор биометрии. Все эти замысловатые слова значили одно – теперь у каждого гражданина будет индивидуальное количество баллов, которое определит его жизнь. В бюро кредитных историй и банковских системах быстро нашелся ответ, сколько кому баллов назначить. Система кредитных конвейеров уже давно умела оценивать благонадежность людей по их образованию, опыту работы, заработку, семейному положению и наличию задолженностей. Оставалось немного подкрутить коэффициенты, смешать их с данными судов, приставов, нотариусов – и вуаля, каждый получил свою циферку, которая обозначала, будет ли человек пользоваться общественным транспортом, будут ли ему продавать алкоголь, давать кредиты. Примут ли его в больнице, зачислят ли в учебное заведение, зарегистрируют ли брак. Будет ли он вообще на свободе.

Сначала казалось, что подобные выкрутасы еще сильнее обозлят людей. Но это подействовало как звонкая пощечина истерящей женщине – граждане вдруг остановились в своем запале и растерянно посмотрели вокруг. Потом на свои баллы. Потом в свой электронный кошелек – в недоумении.

Партия Равенства воспользовалась затишьем и залатала раны пылающей и уставшей страны пониженной ставкой по кредитам, единовременными выплатами, гуманитарной помощью, налоговыми льготами.

На короткое время, как дым от пожарища, появились на русской земле правозащитные организации из Европы. Самые разнообразные, они разнюхивали и пытались понять суть социального рейтинга, листали свои нормативно-правовые акты о личных свободах, связывались с юристами из Партии Равенства. Нашли горячую поддержку в лице озабоченных своей неприкасаемостью и интимностью местных граждан. Не всем нравилась новая система, кто-то видел в ней ограничения.

Но и тут у партийцев нашелся аргумент. Все люди уже десятки лет жили в Интернете, пользовались электронными сервисами и приложениями. Ставили галочки и цифровые подписи куда попало, не глядя вбивали коды эсэмэсок в какие-то окошки, подмахивали бумажки. Даже у самой дремучей старушки в век информационных технологий да нашлось какое-то согласие, дающее карт-бланш на владение всей ее подноготной.

Оставалось собрать это все вместе, зафиксировать с юристами и заткнуть всем недовольным пасть, оставив их шуршать своими шапочками из фольги в недрах конспирологических форумов. Сил сопротивляться уже не было ни у кого. Правозащитные организации откланялись и уехали туда же, куда парой лет ранее мигрировали прежние отечественные политики.

Так Партия Равенства решила еще одну проблему, залатала еще одну течь и половчее ухватила топор, прорубавший намеченное направление.

Это уже потом введут чипирование, отслеживание геолокации, камеры повсюду, системы распознавания лиц, полный отказ от наличных. Потом как явления исчезнут криминал с улиц, терроризм, эпидемии, кражи и теневой бизнес. Потом появится Бюро со своей Каиссой.

Каждому горожанину предстояло пройти свой путь, чтобы привыкнуть к тому, что нолик на дисплее страшнее тюремного срока. Или что жужжащие, почти игрушечные дроны легко унимают ярость от голода и нужды. Но прямо сейчас Партии Равенства предстояло решить несколько неотложных задач.

Матвей.

10 августа 2035, пятница

Говорят, что история иногда оправдывает принятые политические решения. Но нельзя было ждать историю, эту старуху, по лживости уступающую только статистике. Срочно нужно было создать такие СМИ, которые выполнили бы всю работу за нее. Которые со снайперской точностью расставили бы точки над «i» и которым люди верили бы как себе.

Так появилась Редакция. Открыли ее в Твери, чтобы придать налет «провинциальности», которой люди больше доверяли. Ее здание стояло в промышленной зоне. Раньше оно было ткацкой фабрикой, но теперь это четырехэтажное кирпичное строение превратилось в бизнес-центр. Дизайнеры смогли обыграть его индустриальный вид и придать эстетику лофта. Внутреннее рабочее пространство с высоченными потолками, светлое, со стеклянными перегородками, книжными стеллажами, большими зеркалами и эргономичной мебелью ярких цветов удачно контрастировало с оставленными на виду металлическими несущими конструкциями и большими вентиляционными трубами.

Матвей работал в Редакции уже семь лет, с самого основания. Кажется, еще вчера он, робкий студент журфака, пришел на практику. И вот сейчас он шагал по роскошному холлу заместителем главного редактора.

Обычно Матвей заходил в Редакцию вальяжно – в свои двадцать пять он командовал целым полком журналистов, операторов, маркетологов, фотографов и еще бог знает кого. Выглядел он значительно старше своего возраста. В пшеничном топ-ноте[11 - Топ-нот (top knot) – мужская прическа-«узел». Виски и затылок коротко стригутся, оставшиеся на верхней части головы длинные волосы забираются в хвост или пучок.] пробивалась седина, лоб казался огромным из-за выпадавших волос. Десятка два лишних килограммов добавляли еще немного возраста и толику солидности. Завершала образ длинная борода, тоже с проблесками седины. В остальном Матвей также старался немного накинуть себе: классический строгий костюм, крупные часы, запонки с брильянтиками, зажим для галстука, маниклип с наличными, от которых уже давно отказались. И громоздкие, страшно дорогие и не идущие ему очки. При стопроцентном зрении.

Кабинет Матвея был строг и предельно лаконичен – три кожаных кресла и огромный стол с пресс-папье и лампой. При этом стол всегда пустовал, потому что во время работы на нем ничего не было, кроме ноутбука и телефона. Всю стену за спиной занимал застекленный стеллаж, заполненный книгами Достоевского, Ницше, Канта, Юнга, Хемингуэя и другой классикой в толстых переплетах. Их Матвей, несмотря на журналистское образование, не читал. Любимые детективы хранились дома.

Также дома, подальше от глаз коллег, хранились и кислотные мультяшные футболки, стопки комиксов, радиоуправляемые машинки и фигурки супергероев. Своей по-детски неформальной натуры Матвей стеснялся и думал, что никто из окружающих не стал бы считаться с ним, если бы не маска большого серьезного дядьки. Может, и не культовой пока личности, но уже явно человека с претензией. По этой же причине замглавреда никогда не приглашал на корпоративы Настю. Помолвка с татуированной вокалисткой панк-группы на пользу имиджу не пошла бы.

Демонстративная солидность Матвея и строгость его кабинета хорошо сочетались с холлом и переговорными для встреч гостей, но сильно выделялись на фоне остальной Редакции. Она больше напоминала хипстерский коворкинг огромных размеров. Стояли гам и суета, трещали клавиатуры, пахло кофе. Дресс-кода не было. Сотрудники Редакции, которым не нужно было появляться в кадре или разговаривать с гостями, предпочитали носить удобную и яркую одежду с оригинальными принтами. Каждый стремился подчеркнуть свою индивидуальность и отличаться от остальных. Но так как это делали все, то стили теквир или неряшливый субкультурный фэшн, казалось, превратились в униформу.

Сегодня же Матвей шмыгнул в дверь Редакции впопыхах. Ночной кошмар не шел из головы, тревожности добавило отсутствие Наблюдения на улице. Да и начинающаяся через пару минут встреча тет-а-тет с главным редактором подгоняла.

Вот главный редактор как раз соответствовал царящему вокруг духу бунтарства. Максим Леонидович Павлов, для коллег просто Макс, за глаза – Мэд Макс или, с уважением, Макмэн. На каждый день месяца у него была крутая цветастая футболка оверсайз и пара кроссовок – подлинный сникерхед[12 - Сникерхед – представитель популярной субкультуры, связанной с коллекционированием кроссовок.], увешанный с ног до головы гаджетами. И неизменный клубный пиджак с вышитым на нагрудном кармане лого Редакции. Кабинет Макса напоминал магазинчик комиксов, набитый игрушками и всякими сувенирами, отсылавшими к поп-культуре и знакам времени.

Все бы ничего, вот только Максу было семьдесят восемь лет. Отлично сохранившийся, поджарый, с густой и хорошо прокрашенной шевелюрой только от барбера. Его чересчур молодежный стиль смотрелся неожиданно органично и совсем не странно. Главред не молодился – он и правда всегда соответствовал эпохе.

В его жаргоне был сленг нескольких поколений. Человек-китч, он мог прийти на важное собрание с инвесторами и политиками в маске Бэтмена. Или на потеху окружающим пранкануть какого-нибудь новичка раза в четыре младше. Но ни у кого и в мыслях не было навесить на Макса ярлык престарелого чудака. Ореол акулы пера и делового человека, с нуля поднявшего критически важный для нового правительства голос медиапространства, окружал Максима Леонидовича и недвусмысленно давал понять, персоной какого уровня тот является.

Ему довелось побывать и редактором старых газет, и ведущим прежнего телевидения, видеоблогером, инфлюенсером, а теперь вот и амбассадором бренда «Партия Равенства». Хайп, инфоповоды, сплетни и пиар были его стихией, в которой он жил уже полвека и знал о ней все. И ставку в работе Редакции делал не на журналистику и репортажи, а на тренды видеосообществ, лидеров мнений в соцсетях и многое другое. Он глубоко понимал клиповое мышление обывателей и манипулировал им из своего главредовского кресла.

А его подход… Однажды Партия запланировала законопроект, обязующий чипировать не только взрослых, но и детей. Чтобы с младых ногтей привыкали к Прозрачности. Но детишки – это же святое; вонь поднялась страшная. Тогда главред взял и отвез на дачу своего внука. И объявил его без вести пропавшим. Почти месяц все столбы в городе были оклеены его фотографиями, добровольцы прочесывали километры лесов круглыми сутками и уже сдались. Трагедия несусветная, главред утирал слезы на все камеры, которым это только было интересно. А потом «нашел» внука. Благодаря тому, что самолично его когда-то чипировал и наконец-то чип ожил и подал сигнал. Ну это Максим Леонидович, конечно, блогерам и журналистам сказал, на самом-то деле у его внука не было никакого чипа. Да и сам Макс не носил чип, у него был иммунитет от социального рейтинга и чипирования – Бюро имело вайт-лист элиты, которую нельзя отслеживать просто так. После этого и последовавшей информационной кампании горожане сами повели своих отпрысков зашивать чипы в руку. А законопроект, кстати, так и не появился.

Вот такой мэтр был у Матвея в начальниках. Под его руководством Редакция с самого начала реформ показывала людям светлую сторону новой политики: как видеонаблюдение и чипы помогают находить заблудившихся стариков в лесу. Как Каисса отслеживает сердечные приступы через датчики и присылает скорую одиноким людям. Как предотвращают теракты благодаря дронам. Как сократилось количество мелких хулиганств и правонарушений. Как классно живется добропорядочным гражданам с высоким рейтингом, какие у них низкие процентные ставки по кредитам. Как прозрачность цифрового рубля позволяет ловить за руку взяточников. Что ради личной безопасности и хороших условий жизни поступиться кусочком свобод – это, считай, взять по скидке.

Редакция включала в себя множество каналов, радиостанций, подкастов, сайтов, блогов на всех площадках, добивалась упоминаний от знаменитостей и даже пролезла в музыку и литературу. Имелся и иностранный сегмент, транслировавший те же идеи, но уже за рубеж, чтобы не считали, что в России варварская диктатура, как в Китае, а прочно связывали страну с либерализмом и расцветом информационных технологий. И работали над этим не сотни – тысячи людей под началом Максима Леонидовича. Их общий голос проре?зался и смог так гаркнуть на всю страну, что даже молодежь начинала день с новостей. Действительность менялась так стремительно, что непозволительно было пропускать их мимо ушей.

Отдельным направлением работы Редакции была утилизация неудобных вопросов к власти. Откуда вообще появилась Партия и кто все эти люди? Если она возникла стихийно и в духе времени, то почему использовала технологии, которые оттачивались годами, со времен пандемийных «умных городов»? Кто спонсирует всю эту инфраструктуру? Отвечать на эти вопросы предстояло Матвею, потому что он со временем возглавил Отдел Утилизации Сплетен. И он исправно на них отвечал посредством блогерских расследований и инфоповодов.

Сейчас у главреда была очередная парочка заданий для своего сына – Матвей скрывал свое родство с Мэд Максом так же тщательно, как помолвку с Настей и комиксы под кроватью. Сыновней любви, да и вообще теплых чувств Карпов не питал. Лишь снисходительную признательность за высокую зарплату и безупречное развитие карьеры, обеспечиваемые главредом младшему из восьми детей.

Матвей пришел без опоздания, минута в минуту. Максим Леонидович сидел и заполнял какие-то бумажки.

– Привет. Мне бежать уже надо, так что можешь не садиться. Буду краток – к концу месяца мне от тебя нужен репортаж с острова Бюро. И второе – развернутое эссе, посвященное свободе как понятию, для литературного журнала. Преподнесем как самиздат, у тебя же остался тот аккаунт, под которым ты всякую мишуру про сверхъестественное пишешь, да? Сколько там подписоты?

– Да, остался, веду. Почти тридцать тысяч.

– Отлично. Посыл эссе в том, как нам всем тут хорошо живется при Партии и какие мы все тут свободные. Осилишь, да?

– Осилю. А что писать надо?

– А ты вот сам как считаешь, ты свободный человек или нет?

– Ну… да, в целом. Ну типа работаю на любимой работе. Пишу вот рассказы свои в Сети, с читателями общаюсь.

– Не читал, извини, занят. Да и не мое это. Вообще, редакторы говорили, что неплохо у тебя там все. Говорю, давай за ниточки дерну и будешь издаваться, может, из тебя По новый выйдет али Лавкрафт, а?

– Не надо, спасибо.

– Так-так-так. Что там, значит, свобода для тебя – это заниматься чем-то любимым, да?

– Ну деньги вот есть, квартира нормальная, машина, в путешествия с Настюхой гоняем…

– Ты ж моя Мэри Сью! У тебя, как у всех в целом, менталитет. Такой, от идентификации себя, не от природы. Вроде если все хорошо, то и свободен. В глобальном смысле это не так, конечно, но для задания просто идеально! Сейчас все испытывают кризис самоидентификации, стремятся заклеиться ярлыками, и если ярлык приклеился – значит, свобода. Ферштейн?

– Ферштейн.

– Конечно, ферштейн. Смотри, наброшу мыслишку. Россия до сих пор пропитана коллективизмом, социализмом: брат-за-брата, что-люди-подумают – вот этим всем. И если ты на своем месте обретаешь роль для остальных, то вроде как и свободен. То есть самореализуется обыватель не через свободу как таковую, а через служение своей идентичности, коллективному. Да?

– Ну я понял: свести все к тому, что служение окружению выше служения себе. «Нужды большинства важнее нужд меньшинства… или одного»[13 - Цитирует Спока из фильма «Звездный путь 2: Гнев Хана».]. Такая же подача должна быть?

– Да, как вариант пойдет. Но можно немного постараться и выдать что-то получше.

Матвей, как обычно, испытал неприятное чувство от общения с отцом. Как будто это эссе ему поручают писать только потому, что оно предназначено для обывателей и что Матвей идеальный автор, потому как сам махровый обыватель. И вообще, мало у заместителя главного редактора дел, чтобы сочинения сочинять, как школьник! Наверное, Макс опять включил отца и долгими путями хочет какой-то важный урок преподать. Раньше надо было, когда бросил Матвея с мамой, а сейчас это опять китч в духе престарелого хипана.

А вот репортаж про Бюро виделся перспективным: еще никто не заглядывал под подол отечественной реализации Большого Брата в виде Каиссы – искусственного интеллекта, обрабатывающего в реальном времени зеттабайты[14 - Зеттабайт – единица измерения количества информации, эквивалентная миллиону миллионов гигабайт. Если взять смартфон с памятью 32 гигабайта, то это примерно 34,4 миллиарда смартфонов.] данных с чипов, видеокамер, дронов, турникетов, терминалов, банкоматов и всего-всего цифрового в стране. Каисса жила на озере данных[15 - Озеро данных (англ. data lake) – способ хранения большого объема данных произвольного формата в «сыром» виде из множества источников для любых целей. Отличается масштабируемостью, гибкостью и высокой производительностью.] в огромном дата-центре на засекреченном острове.

Должно быть, даже мысли в голове Матвея сейчас попали в папку C://секретный_остров/секретный_НИИ/секретный_дата-центр/…/каисса/россия/тверь/горожане/чипированные/матвей_максимович_карпов/голова/мозг/мысли/мысль-10-авг-2035–10:05:45.

«Ну и ну, – заключила бы Каисса после обработки, – какое же дерьмо в голове у этого кожаного мешка».

– Ладно, с эссе разберусь. А что с репортажем? – спросил Матвей. – Там же секретка везде, да и я ничего не знаю, что там Бюро делает.

– Да-да, в Бюро надо будет поехать. Я выбил тебе проводника, вундеркинда из Сколково, он Каиссу с самого начала создавал. Платон Девонский. Ему всего двадцать два, а голова как Государственная Дума, умнейший паренек, айкью не влазит в шкалу – он там в бюрошном институте чем-то заведует или что-то возглавляет. Платон будет курировать тебя, на следующей неделе заберет с собой на остров. Проведет, расскажет, покажет. От него – ни шагу.

– Что нужно транслировать в репортаже?

– Надо минимум две линии донести. Первое – что над Каиссой работают обычные, хотя и мозговитые ребята. И второе – какие крутые у нас технологии. Возьмешь с собой Лешку-фотографа, эфэсбэшники сказали, что разрешат поснимать кусочек дата-центра, говорят, там очень атмосферно.

– Киберпанк, который мы заслужили.

– Не ерничай, да? Все-таки система, которая контролирует многое в нашей жизни. Ты первым журналистом будешь, который на остров ступит. Цени это, окей?

– Да ценю…

– Все тогда, будут вопросы – звони. У эйчаров подпишешь оставшиеся NDA[16 - NDA (англ. non-disclosure agreement) – соглашение о неразглашении данных.], к середине недели тебя проверят на благонадежность. И назначим свидание с Платоном.

Глава 3

Платон Александрович.

8 августа 2065

Платон Александрович Девонский сидел в здании КПП Бюро на острове Котлин. Шел август две тысячи шестьдесят пятого года. Россияне совершили много прорывов за последние полвека, но победа над бюрократией в них не входила: Платона не пускали на территорию НИИ Бюро имени П. А. Девонского, потому что созданная им же система Каисса-2 не распознала его генотип, служивший пропуском. Платон торчал на КПП, пил кофе с молодым эфэсбэшником, который вежливо, за локоток, задержал его. Они ждали прибытия заместителя Платона, чтобы тот подписал нужные бумаги и руководителя НИИ наконец-то пустили внутрь.

Платон боролся с головной болью. Он мало что помнил; амнезия после аварии создавала постоянное и навязчивое ощущение дежавю. Например, эфэсбэшник был до боли знаком. Эта лопоухость, белая шевелюра, нос картошкой. Явно смущенный инцидентом, молодой человек не знал, как себя вести с Платоном, что говорить и говорить ли. Делал вид, что наслаждается кофе, и периодически пытался завести дежурную беседу: «Как добрались?», «Этот месяц, говорят, вообще без дождей будет…», «Столько молодых ученых прибыло…», «Аня передавала вам привет!», «А помните…»

Платон вежливо кивал, но желания поддерживать смол-ток у него не было. Он даже не помнил имени эфэсбэшника, а тот знал о Платоне больше, чем сам Платон. То есть эфэсбэшники и так знали обо всех очень много, но чтобы…

Мысль опять убежала из головы. Это случалось часто. Словно читаешь книгу и натыкаешься на место с вырванной страницей. Платон помнил все прочитанные в юности книги по психологии, физике, программированию, шахматам почти дословно. Но с трудом вспоминал свое имя и не сразу узнавал себя в зеркале.

В одной из книг приводили принцип «здесь и сейчас» для концентрации внимания, гиперфокуса, принцип абсолютной осознанности. Отвлечься ото всего, сосредоточиться на текущем моменте, обстановке, почувствовать только то, что происходит. Для пущей эффективности. И сегодняшний Платон жил в таком постоянном гиперфокусе просто потому, что почти не помнил прошлого и от этого не знал будущего. Здесь и сейчас – только это и оставалось. Экзистенциализм как он есть. Но эффективностью и не пахло, мысли ворочались в сознании, как ржавые жернова, в голове словно была дырка, через которую утекали остатки разумного.

Наконец приехал заместитель. Его имя крутилось в голове, как слово, которое знаешь, но никак не можешь вспомнить. Зайцев, Завьялов, За… ма… нов, что-то такое.

– Мазаев! Арсений! – представился заместитель. Черная рубашка, джинсы, спортивная стрижка. Лет пятьдесят, ровесник. – Саныч, ты правда не помнишь? А подкачался, помолодел!

Арсений в шутку ударил Девонского в плечо и пощупал бицепс. Девонский вздрогнул.

– Не помню, – признался Платон, – простите.

– Твой терапевт сказал, что когда-нибудь вспомнишь. Нагоним!

– Мне он сказал, что я могу умереть от инсульта со дня на день. С вероятностью пятьдесят на пятьдесят.

– Тю! Сгущает.

– Мне сказали, что вы мой лучший друг.

– Уж смею надеяться.

– Сказали, сегодня будете сопровождать меня на какой-то важной встрече.

– Еще какой важной!

Арсений долго заполнял какие-то документы. Эфэсбэшник спросил у него:

– Почему пропуск-то не работает у Платона Александровича? Сбой?

– Какой сбой может быть у Каиссы?! Даже не говори вслух такое. Пропуска же по ДНК работают, – ответил Мазаев.

– Но не работает же…

– Это потому, что ДНК у Саныча слегка изменилась.

– Почему?

– Почему-почему… Много будешь знать!.. – Мазаев улыбнулся, отдал документы пареньку и пригласил Платона проследовать на территорию. Железная дверь КПП отъехала, открывая дивный новый мир. То, что находилось в Бюро, свело бы с ума любого техногика и приверженца конспирологических теорий.

– Сейчас экскурсия. Новое – это хорошо забытое старое, – ободряюще сострил Мазаев. – В твоем случае – очень хорошо забытое. Но мы будем вспоминать!

Две недели назад Платон попал в страшную дорожную аварию, хирурги собрали его по кусочкам. Тело представляло собой подключенную к аппаратам жизнеобеспечения мозаику, истекающую мочой, сукровицей и желчью. Состояние было тяжелым, врачи прогнозировали десятки месяцев восстановления.

Высшее звено Бюро не могло позволить себе потерять ведущего специалиста на такое время. С разрешения супруги, Клэр Девонской, применили экспериментальную генную терапию. Точнее, целую группу новых методов и препаратов – генные инженеры Бюро словно с цепи сорвались и извлекли из закромов лабораторий все свои проекты независимо от того, на какой стадии испытаний они находились. Карт-бланш на применение их на живом человеке так манил новыми грантами, что дышащий через ИВЛ кусок мяса, ранее бывший Девонским, превратился в полигон и биологическую выставку достижений.

Теломераза, модифицированные блокаторы миостатина от военных лабораторий, какие-то молекулярные шапероны, аденовирусы с новыми цепочками генов на борту. Заодно подшаманили микробиом, там-сям… И это дало результат: прошло две недели, а Платон был практически в добром здравии, в отличной физической форме. Сегодня он должен приступить к работе.

«Где здесь туалет?» – первым делом спросил Платон, оказавшись за воротами КПП. Амнезия, к ужасному разочарованию владельцев Бюро, делала стремительное выздоровление Девонского бесполезным. Его блестящий ум был затуманен провалами в памяти, постоянной мигренью и депрессивным настроением.

Сегодняшнюю встречу с главой совета Бюро посвятили выработке стратегии того, что же делать дальше. Платон из контекста понял, что до аварии на нем висела какая-то особая задача и ради ее выполнения руководство пойдет на все. Экспериментальная терапия была еще цветочками. Какие еще способы возрождения интеллектуальных способностей в голове Девонского припасены у технократов?..

Платон вздрогнул от холодной воды из умывальника. Он стоял в туалете и смотрел в зеркало – генная инженерия изменила его. Из отражения глазел нестарый мужчина, лет под сорок, хотя самому Девонскому исполнилось пятьдесят два. Цвет глаз изменился с зеленого на карий. Худосочное раньше тело бугрилось мышцами, как у атлета, из-за чего невысокий Платон казался тумбочкообразным. Из-за новой мышечной массы на Платона не налезала прежняя одежда. Сборы на остров вышли стремительными – пришлось взять завалявшиеся старые вещи. И вот Девонский стоял здесь в потертых джинсах, коричневом заношенном свитере, растянутом на локтях, и кожаной косухе из неформального студенческого прошлого. Косуха эта, как и многое другое тогда, донашивалась за тучным старшим братом и была размера на три больше. Но сейчас она сидела как влитая. Обритая врачами голова со шрамами от операций, сломанный подушкой безопасности нос. Интеллигентный ученый теперь больше напоминал вышибалу из провинциального ночного клуба. Даже взгляд из-за амнезии стал как будто телячьим: широко открытые глаза и вздернутые в каком-то удивлении брови. По сути, от прежнего Платона остались только сжатые в нитку тонкие губы, постоянно напряженная жилистая шея, стиснутая угловатая челюсть и белая, ни кровинки, кожа.

До встречи оставался час. Мазаев провел экскурсию по Бюро. Вся территория скрывалась в чаще леса, за могучей стеной древнего форта, сложенной из каменных глыб. Стену оставили в историческом виде, настолько капитальной была эта постройка. Из современного добавили только наблюдательные бронированные вышки и здание контрольно-пропускного пункта. По периметру форта лес вырубили на двести метров и забетонировали, чтобы прилегающая территория лучше просматривалась.

Бюро состояло из административной части, научно-исследовательского института, дата-центра, завода по производству дронов и общежития. Площадь бывшего форта была небольшой, в три-четыре футбольных поля. Поэтому все постройки в Бюро были многоэтажными, даже служебными, например, госпиталь или резервная подстанция. Издалека весь форт с высотками внутри напоминал стакан с карандашами.

Администрация занимала множество кабинетов: кабинет A, кабинет Б… и так до кабинета X. В них работали сотрудники ФСБ, небольшая команда контрразведчиков и хакерские группы. Хакеры защищали всю систему Каиссы и внутренние сети Бюро от кибератак. Эфэсбэшники разбирали инциденты, контрразведчики обрабатывали информацию об иностранных гражданах и съемки дронов с границ.