скачать книгу бесплатно
БН. С этим у нас было очень трудно, хотя изредка мы и ездили, конечно… Я, например, ездил в Польшу даже трижды. Наша польская переводчица – Ирена Левандовска – меня буквально «вытягивала» туда, говоря: приезжай, хоть гонорар получишь. Гонорары же из-за границы иначе было получить никак невозможно, только приехав туда лично. Аркадий Натанович тоже ездил – в Чехословакию на какие-то празднества по поводу Чапека, но вообще мы ездили очень мало. Аркадия Натановича неоднократно приглашали в Японию – он же был японист все-таки, и в Англию его приглашали, но никуда его никогда не пускали и всякий раз ехал вместо него кто-нибудь другой. Почему нас не пускали? Видимо, у нас была дурная слава: зачем их пускать за границу таких-разэтаких, как бы чего не вышло. Но, естественно, никаких объяснений никто нам никогда не давал. Приглашение пришло на Стругацкого, а поехал вместо Стругацкого какой-нибудь Пупков-Задний…
БВ. Вы ведь еще и беспартийным были… Вступать в партию Вас не уговаривали?
БН. Единственный раз, и было это еще на четвертом курсе Университета. Но я совершенно искренне ответил тогда предложившему, что считаю себя недостойным такой высокой чести. Хотя я был круглым отличником и даже старостой группы. В те времена, по слухам, каждый староста группы был официальным стукачом деканата, но это неправда. Я, например, стукачом не был, и меня к этому даже никогда особенно и не склоняли… Хотя, с другой стороны, я отлично помню странную беседу, когда на первом курсе всех старост собрал заместитель декана и что-то такое внушал нам о том, что если мы, мол, узнаем, что наши товарищи совершают какие-то опрометчивые поступки, так мы должны об этом ему немедленно сообщить – чтобы можно было их от этих опрометчивых поступков удержать. Я тогда страшно возмутился и даже написал Аркадию свирепое письмо: что они, из меня ябеду хотят сделать? Мой дружок Чистяков промотал матанализ, а я об этом должен доложить в деканат? Да за кого они меня там принимают?! Теперь-то я понимаю, что замдекана имел в виду нечто совсем другое. Но тогда я был очень зеленый, очень глупый и безукоризненно «правильный», я висел на Доске Почета, я занимался общественной работой, выпускал факультетские «молнии», ездил в колхоз… Впрочем, никогда более предложений вступать в партию мне не делали – и слава богу.
БВ. А Аркадию Натановичу?
БН. И ему тоже. Какое там! Он же был в свое время исключен из комсомола… Нет, в этом смысле мы были людьми совершенно бесперспективными.
БВ. Однако известно, что Аркадий Натанович, когда возникали какие-то сложные ситуации с изданием книг, начинал бушевать и кричать, что он пойдет в ЦК партии, добьется правды и наказания виновных…
БН. Это была просто такая норма поведения: когда обижают – надо идти или писать в ЦК. Основная масса наших обращений в ЦК была связана с эпопеей вокруг «Пикника на обочине». И это был единственный, совершенно уникальный случай, когда нам удалось заставить издательство выпустить книгу против его воли.
БВ. Вы помните свои ощущения, когда вышла самая первая Ваша с Аркадием Натановичем книга?
БН. Помню очень смутно, но помню, что это было счастье. Правда, какое-то усталое счастье – «Страна багровых туч» выходила то ли два, то ли даже три года, и мы уже просто устали ее ждать. Так что все радости наши по этому поводу носили, так сказать, остаточный характер. К тому же это была не первая наша публикация – мы уже успели опубликовать несколько рассказов и сделались даже более или менее известны в узких кругах. Вообще так уж устроена была наша писательская жизнь, что счастье от выхода любой из наших вещей практически всегда было чем-то испорчено. Мы радовались, конечно, когда вышел наш первый рассказ (в 1958 году), но радость эта была сильно подпорчена: ведь вышел он в основательно изуродованном и сокращенном виде.
БВ. И все-таки выход какой из книг принес братьям Стругацким наибольшее удовлетворение?
БН. Сборник, где были «Далекая Радуга» и «Трудно быть богом». Он вышел практически без волокиты и практически совсем не был изуродован и к тому же содержал две повести, которые мы для себя считали тогда эпохальными.
БВ. Сейчас Алексей Герман снимает «Трудно быть богом» – что Вы об этом думаете?
БН. Наверное, уже снял – по моим расчетам, он должен был бы уже закончить съемки. У этого фильма очень старая история: сценарий мы написали еще в 1968 году, но ничего тогда со съемками не получилось. Потом, уже в начале перестройки, Алексей Юрьевич пришел и сказал: вот, настало время, надо снова попытаться. Я ему честно признался тогда: Леша, нам уже это не очень интересно. Уже не те годы на дворе, уже книга эта перестала быть нашей любимой и актуальной быть (на наш взгляд) перестала. Тогда, в конце 80-х, казалось, что она перестала быть актуальной навсегда и уже никогда ей таковой не бывать… Но вот два года назад Герман пришел снова, сказал, что где-то раздобыл деньги и будет снимать. Я, конечно, обрадовался, но снова сказал, что заниматься этим не буду, пусть уж он все решает сам и делает то, что захочет.
БВ. Фильм Германа поставлен по вашему сценарию 1968 года?
БН. Этот сценарий тогда исчез, мы не могли найти ни одного экземпляра, потом Герман где-то его разыскал и положил в основу своего нового сценария, но, насколько я понимаю, снимать он будет совсем другое кино. Я жду выхода этого фильма с большим интересом. Знаю, что Леонид Ярмольник будет играть Румату. Этот выбор, я знаю, очень многих ошарашил, но мне кажется, что такой талантливый человек, как Ярмольник, сможет сыграть и такую, как бы совсем не подходящую ему роль. Я прекрасно помню, как в свое время Ролан Быков загорелся сниматься в роли Руматы!..
БВ. Как-то плохо я себе это представляю…
БН. Вот и Герман ему тогда: да куда тебе, ведь Румата по сценарию – красавец, громадный мужик, на что Ролан Антонович ему очень остроумно ответил: «Брось, все же очень просто! На этой планете все люди значительно выше ростом, чем земляне. Это Румата на Земле – очень рослый человек, а там, Арканаре, он среди арканарцев – совсем небольшого росточка мужчина…» И знаете, я уверен, что Быков сыграл бы Румату великолепно. Есть на свете такие актеры, которые могут сыграть все что угодно, и Быков был один из них.
«Главная тема Стругацких – это выбор…»
Из ответов Аркадия Натановича Стругацкого на вопросы, заданные разными людьми в разное время
Каким Вы были в шестнадцать лет?
1941-й год. Ленинград. Канун войны. У меня строгие родители. То есть нет: хорошие и строгие. Сильно увлечен астрономией, математикой. В шестнадцать лет я влюблен. Я категоричен: все знал, все умел, лучше всех понимал существующее положение. Только удивлялся, почему не понимают другие…
Существует легенда, что первую большую совместную вещь – «Страну багровых туч» – вы с братом написали на спор: то ли за неделю, то ли за ночь. Это правда?
Как всякая легенда – только отчасти. Перед этим мы с Борисом и моей женой гуляли по Невскому проспекту, а только что вышла на редкость слабая книжка одного украинского фантаста. Мы с братом разругивали ее, как могли, а жена шла в середине, слушая, как мы изощрялись. Наконец терпение ее лопнуло. «Критиковать все могут, – сказала она, – а сами, поди, и такого не напишете». Нас, разумеется, взорвало: да не вставая из-за стола… Кажется, заключили пари, сколько писали – не помню. Полкнижки – я, полкнижки – Борис, потом состыковали эпизоды, убрали накладки и понесли в издательство. К нашему удивлению – через год напечатали, и пари мы выиграли. Но на самом деле выигрыш был куда больше: оказалось, что мы с братом вполне можем писать сообща.
Почему в ваших произведениях, как правило, нет женщин на главных ролях?
Толстой говорил, что можно выдумать все, кроме психологии. А я отказываюсь понимать мотивы женских поступков. Писать же о том, чего я не понимаю, я не умею. И вообще, женщины для меня как были, так и остаются самыми таинственными существами на Земле: они знают что-то, чего не знаем мы, люди…
Считаете ли вы с братом себя прогрессорами?
Прогрессором в том понимании этого слова, которое ему придаем мы, обязан быть каждый писатель. И не только писатель. Любой школьный учитель, если учит добру, понятиям чести и справедливости, – своего рода прогрессор. Хотя, конечно, встречаются и «Регрессоры»…
Бывают ли случаи, когда Вы не знаете, чем закончится книга?
Никогда еще в истории нашей с братом деятельности книга не кончалось так, как мы задумали. Мы всегда знаем, о чем пишем, – и всегда ошибаемся. Причем это выясняется не в конце, а в середине книги…
Есть ли для Вас какая-то самая главная тема?
Главная тема Стругацких – это выбор. Долгое время мы не осознавали, что это так, и «нечувствительно» писали именно об этом. И осознали мы это не сами – читатели подсказали…
Вопрос – ответ
Борис Стругацкий отвечает на анкету газеты «Петербургский литератор», 1992 год
1. Страна, к которой Вы относитесь с симпатией?
Великобритания.
2. Самая замечательная историческая личность?
Януш Корчак.
3. Историческая личность, вызывающая у Вас отвращение?
Ем. Ярославский.
4. Самый выдающийся человек современности?
Солженицын.
5. За что Вы любите своего друга?
За все.
6. Ваши отличительные черты?
Рациональность, склонность к рефлексии.
7. Чего Вам недостает?
Бытового оптимизма.
8. За что Вы любите жизнь?
За все.
9. Что бы Вы подарили любимому человеку, если бы были всемогущи?
Здоровье.
10. Чего Вы хотите добиться в жизни?
Свободы.
11. Ваш идеал женщины?
Верность+доброта+ум.
12. Ваш любимый афоризм, изречение?
«Все проходит».
13. Что бы Вы сделали в первую очередь, будучи главой государства?
Обеспечил бы свободу свободным духом.
14. Ваша мечта?
«Они жили долго и умерли в один день».
Борис Стругацкий: «не звоните в прошлое»
Ответы на вопросы анкеты «Новой газеты» 4 декабря 2003 года
1. Что может вас оттолкнуть от человека при первом знакомстве?
Это зависит от обстоятельств. Например, если он будет пьян.
2. О чем вас бесполезно просить?
Бесполезно просить меня сделать что-то такое, что я делать не умею. Например, «походить по начальству».
3. О каком не совершённом поступке вы сожалеете?
Вспоминается чушь какая-то – из области филателии: не купил марку, которую предлагали сравнительно дешево.
4. Какую книгу вы бы не позволили прочесть своим детям?
Это, естественно, зависит от возраста детей. Но, вообще-то, я плохо представляю себе, как я что-то «не позволяю». «Не советую» – еще туда-сюда. А запрещение, как известно, это лучшая реклама.
5. Нелюбимая еда, нелюбимая одежда?
Ненавижу овсяную кашу. И галстуки.
6. Что для вас труднее – выслушивать слова благодарности или извинения?
Благодарности, пожалуй. Но и извинения – тоже не сахар.
7. Что вы могли бы делать своими руками на продажу? Программу для компьютера. У меня даже есть парочка таких, да вот покупателей что-то не видно. Впрочем, я их и не ищу.
8. Какое свойство юности вы бы мечтали себе вернуть?
Силу, гибкость, скорость – вообще свободу владения своим телом.
9. Сумма наличных денег при себе, без которой вы чувствуете себя некомфортно?
Некомфортно я чувствую себя без нитроглицерина.
10. На что ежедневно не хватает времени?
На чтение текстов, которые я обязан прочитать.
11. Идеал женщины?
Имеется в виду реальный человек? Мама, наверное.
12. Идеал мужчины?
Нет такого. Все – без исключения – известные мне мужчины обременены существенными недостатками.
13. Элемент комфорта, без которого труднее всего обойтись?
Диван. Кресло. Компьютер.
14. Есть ли реалии советской эпохи, по которым вы скучаете?
Да, есть одна такая реалия: моя молодость.
15. Назовите три, на ваш взгляд, определяющие приметы современной России.
Абсолютная бедность, абсолютное богатство, относительная свобода.
16. Сколько дней отпуска вы можете себе позволить за один раз? Дней двадцать. Но это не настоящий отпуск. Просто рядом нет компьютера, но «мысли-то, мысли куда девать!?..» Последний
«настоящий» отпуск был у меня лет пятьдесят назад.
17. Если бы у вас была возможность позвонить в прошлое, кому и для чего вы бы позвонили?
Не стал бы этого делать ни при каких обстоятельствах! Не шутите с прошлым, – пусть остается там, где оно есть.
18. На какой вид благотворительности вы бы с удовольствием тратили деньги?
Я могу представить себе много таких видов (больше, чем имею на то возможностей), но при одном – существенном! – условии: все расходы должны находиться под моим контролем.
19. Что в людях вас раздражает больше всего?
Лживость и подлость.
