banner banner banner
Птица Ночь
Птица Ночь
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Птица Ночь

скачать книгу бесплатно


…Ночью Ясав проснулся от тишины. Он часто по службе выезжал в глухие районы Родни и хорошо знал лесные ночи, полные звона кузнечиков или цикад, шороха змей и мышей, клёкота ночных птиц, трепета листьев под ветром. Он привык к этому. А сейчас вдруг все звуки исчезли: настала такая тишина, что Ясаву показалось, будто он оглох, и он поспешно щёлкнул пальцем по материи шатра. Нет, с его слухом всё было в порядке, а вот лес… Лес замолчал, и оттого не спалось Ясаву до самого рассвета, и странные мысли тревожили его, и когда сон почти овладел им, то на грани уходящей яви Ясав увидел мёртвые стада оленей на голых глинистых полях, где не взошла трава, и землю, покрытую серым пухом умерших птиц, и – уже окончательно погрузившись в сон – он увидел буреломы рухнувших лесов и обнажившееся дно пересохших рек и – почему-то – разверзнувшуюся землю, которую, будто при землетрясении, делили, резали, рвали овраги, возникающие прямо на глазах…

А потом он проснулся от того, что Авов причитал:

– Спаси и сохрани! Сохрани и спаси! Защити от страха, защити от врага!

И заученные слова молитвы звучали как-то непривычно, не буднично, а всерьёз.

– Пожалей и пощади меня, Великая Бабушка!

А потом вдруг совсем не по формулам:

– Ой, что же делать-то, ой, что случилось, ой, скорее все вставайте!

Ясав выскочил из шатра. Напротив, шагах в двадцати, упав на колени в траву, орал Авов. Он не бил поклонов, не смотрел по сторонам, а почти неподвижно вперил взгляд в тёмные кусты на краю поляны.

– Что такое? – крикнул, показавшись, Йердна.

– Сироб умер, умер, умер, – Авов не сводил взгляда с кустов и только чуть-чуть раскачивался из стороны в сторону, сжав пальцы на груди в кулачок.

Сироб лежал на спине, широко раскинув руки. Глаза его были открыты и пусты, а лицо – чуть искажено гримасой страха или боли.

ОТЧЁТ

В четвёртом квартале истекшего года ЖЭК № 19 провёл следующие работы по устранению обледенения и заснежения территории:

1. Силами работников ЖЭКа и жильцов-активистов, принявших участие в воскреснике 5 декабря, устранено обледенение и заснежнение дорожек парка, прилегающего к улице Космонавтов от дома № 4 до дома № 18;

2. Обколото ото льда – статуй 18 (восемнадцать), вырыто скамеек— 16 (шестнадцать);

3. Намётано сугробов – штук 26 (двадцать ше… А почему 26, когда по плану – 40? Что-то Мирон Тарасыч напутал, надо ему сказать завтра… тьфу, чёрт, испортил бумагу! Совсем стал дурной, видно, от старости – печатаю всё, что в голову придёт. Ладно, продолжу свою фантазию: не пропадать же бумаге!

Итак, отчёт.

Ясав не знал, сможет ли он когда-нибудь отчитаться перед Бабушкой о том, что видел и слышал в поездке. Комиссия снялась с места и спешно двинулась вглубь страны, к району Заквак, известному богатством живности в глухих лесах. Связи со Столицей не было и не предвиделось, а маршрут уводил Ясава всё дальше в дебри Северной Родни – наименее населённой и самой лесистой, покрытой невысокими горами, усыпанной множеством озёр, полных рыбой. Если листья не распустились и там, то это означало… Впрочем, что это означало, Ясав не мог бы объяснить даже себе. Однако он помнил просьбу Бабушки быть его глазами и ушами и потому мысленно составлял отчёт, который оседал в памяти и мог быть извлечён оттуда, подобно нужной папке с полки аккуратного чиновника.

…Проснувшись после первой ночёвки в лесу, примерно в 40 фиакрах к северу от реки Рпенд, я услышал крики Авова, извещавшего о смерти Сироба. В течение ночи я просыпался лишь раз, примерно на 10 минут, около 2-х часов ночи, однако в тот момент я был поражён именно тишиной и не слышал не только подозрительных, но и вообще каких-либо звуков. Авов разбудил меня в 7 часов 35 минут. Одновременно вышли из своих шатров и остальные члены Комиссии. Пять стражников, очевидно, не спали всю ночь. Судя по поверхностному осмотру, Сироб умер внезапно, не менее чем за 2–3 часа до момента обнаружения его смерти (Фу! Что за стиль лезет! Впрочем, отчёт есть отчёт, и нечего тут стилевые разносолы разводить). На теле не удалось найти следов насильственной смерти. По приказу Йердны Сироба закопали немедленно, оставив опознавательный знак. Это решение активно оспаривала Агни, которая настаивала на том, чтобы труп был немедленно отправлен в Столицу. Свой приказ Йердна мотивировал необходимостью точного и быстрого выполнения главной задачи – расследования лиственных козней.

Смерть Сироба, тем более в сочетании со странной гибелью волка и птиц, о чём я имел честь докладывать выше, произвела угнетающее впечатление на членов Комиссии. Конкретно: Йердна был по-деловому озабочен и мрачно решителен, Агни – явно взвинчена, Авов находился в состоянии истерики и открыто отстранился от руководства, Муан был в некотором оцепенении, а Йегрес даже всплакнул. Если мне будет дозволено высказать своё предположение, то должен отметить следующее: отсутствие всяких внешних признаков омертвения у Сироба свидетельствует о том, что он погиб в результате действия одного из ядов группы «Особые Д», которые производят сильный бальзамирующий эффект в течение нескольких суток. С психологической точки зрения наиболее вероятными преступниками являются Йердна, отказавшийся отправить труп в Столицу, и Йегрес, слишком нарочито демонстрирующий своё горе.

Прости, Бабушка!

Вот так – чётко, ясно, с опорой на точные данные химии и психологии. Знай наших!

Буйволы теперь двигались медленнее, потому что дорога пошла в гору, и уже вокруг стали показываться покрытые голыми деревьями невысокие холмы, и… я бы описал сейчас этот долгий и непростой путь, но Раисе Павловне вздумалось тащить меня к этим напыщенным дуракам Штаниннико-вым смотреть их дурацкие слайды, которые они притащили из турпоездки в Париж. Хорошо бы только слайды, а то ведь пойдёт нескончаемая болтовня про тряпки и про то, как это там во Франции всё красиво загнивает и как они удачно всё купили, и этот пень Штанинников будет, конечно, гнусно хихикать и говорить, что там француженочки – ой-ёй-ёй, а его клуша будет горевать, как мало нашим туристам денег меняют, и всё такое в этом духе, что просто зубная боль их слушать… Иду… Иду…

Начало третьего ночи. Всё было, как я ожидал: «А обслуга-то, обслуга – так и лётает: сильвупле, сильвупле – прям смех берёт. Точно у тебя, Рая, в столовой для шишек! А в обычной-то нашей – кинет тебе щи суточные и гуляш, да ещё обсчитает, зараза!»

Даже надежда на слайды провалилась: сплошь картинки кабаков – то китайские рестораны, то пляс Пигаль, то «Максим» или ещё чёрт знает какое непотребное заведение. Ну и два-три здания, которые только слепой не видел: Эйфелева башня, собор Парижской богоматери… Этот боров Штанинников даже «Нотр-дам» выговаривает как заборное ругательство… Ну да чёрт с ними!

…Ясав не спал в следующую ночь. Он будто ждал, что сейчас опять случится какое-то несчастье. Он лежал тихо, вслушиваясь в появившиеся голоса ночного леса: порыв ветра, треск сухих веток и даже – далёкий свист неизвестной птицы. Приближение к Закваку дало о себе знать: показалась мелкая живность, чирикали кое-какие птицы, вот только листьев по-прежнему не было. Ясав уже потерял счёт времени, когда услышал шаги. Кто-то шёл мимо его шатра, крайнего у опушки, к шатру не то Йердны, не то Агни – ближе к костру. Стражник? Нет, пожалуй – слишком осторожно. Вор? Убийца? Глупо: стражники у костра и на постах вокруг шатров непременно бодрствуют. Ясав, стараясь двигаться бесшумно, приподнялся и выглянул из шатра. Да, двое стражников подбрасывают ветки в огонь, один маячит у леса… Может, кто из высокочтимых членов комиссии решил облегчиться? Убедив себя, что так оно и есть, Ясав заснул.

…Перечитал написанное позавчера ночью и остался крайне недоволен. Слишком сухо, информативно. Язык какой-то вялый, стёртый. И опять эти описания ночного леса – никак не могу отделаться от летних впечатлений, когда на даче в Кратове писал по ночам. Хватит! Уже всё сказал на эту тему. Всё-таки ночная работа как-то затуманивает голову. Утром видно, что написал плохо. Кроме того – совсем нет атмосферы, чувства обстановки. Никудышно, Георгий! Надо искать образы, характеры, яркий, запоминающийся поворот темы, а не выдавать голые факты! Вот у Чехова, например… Эх, да что там говорить! Сейчас перекурю и начну сначала.

Старший стражник Агог богам молиться не любил. Он верил, что удачу каждый завоёвывает своим трудом и до попрошайничества у демонов не опускался. «Судьба не любит лентяев», – говорил отец Агога, и это стало девизом сына на всю жизнь. Прожив сорок лет, он лишь укрепился в этой мысли. Вот и теперь неожиданную удачу он рассматривал не как подарок добрых демонов, а как заслуженную награду за долгий и честный труд. А подарок был немалый: если дело и дальше пойдёт так, то скромный, но удобный домик с садом в уютной приморской деревушке ему на старости лет обеспечен. За три дня пути Агог заработал столько, сколько получал за полгода службы.

Вот что услышал от своих повелителей Агог в первый же день пути. В удобный момент, без свидетелей, ему шептали:

Йердна: Слушай, Агог. Примерно через два часа после того, как мы разойдёмся по шатрам, с южной стороны придёт человек. Встреть его в лесу, отдай ему то, что я дам тебе, прими, что он принесёт, и передай мне. Пусть никто из стражников этого не видит. За каждый раз получишь по сто танталов.

Агни: Вот что, голубчик, примерно в полночь с западной стороны будет приходить к тебе посланник. Что принесёт – отдашь мне. Иногда будешь передавать ему кое-что от меня. Ты хорошо понял? Но только чтоб никто! Ни одна душа! Будешь получать по 30 танталов за ночь.

Иегрес: Старина, не в службу, а в дружбу: перед рассветом подожди одного человечка к югу от костра, в лесу. Он там кое-что мне принесёт, так ты передай без шума. Лады, как говорит один мой знакомый? Главное – тишина. За каждую передачу – 15 танталов.

И вот уже три ночи подряд Агог принимал от Йердны и Агни свёрнутые кусочки папируса и почти такие же передавал им от таинственных посланников, а Йегресу он носил нечто вроде больших бутылей, тщательно завёрнутых в листья. Конечно, глупо думать, что другие стражники этого не видели, но с них хватало и по 10-ти танталов за ночь. Агог с удовольствием подвёл баланс…

А путешествию конца не видно! И чем дальше оно продлится, тем крепче, просторней, богаче будет домик у моря, а сад – обширней и тенистей.

– Ступайте только по моим следам! Ни шага в сторону!

– Вот не думал, что в горах бывают болота…

– А вы отойдите в сторонку, уважаемый Авов, и убедитесь в этом удивительном явлении сами.

– Ах, Агни, Агни! Неужто вы желаете моей смерти?

– Что вы, это была бы такая потеря для всей Родни!

– Внимательней!..

Проводник из местных не выказывал никакого почтения к членам Комиссии, лишь за очень большие деньги уговоривших его провести их тайными тропами к убежищу знаменитого вещуна – отшельника Нордны. Йердна был не очень доволен этим визитом, но не запретил его, хотя сам не пошёл. Йегрес остался в лагере, сославшись на необходимость проведения физподготовки со свободной сменой стражников. Остальные шли сейчас по идеально ровному ярко-зелёному полю, упиравшемуся в скалу. Проводник вёл их, ориентируясь непонятно на что, так как никаких вешек или отметин на поле не было. А его изумрудный покров скрывал страшную, безжалостную трясину, готовую с жадным хлюпаньем и чавканьем поглотить неосторожного путника. Однако цель была слишком заманчива, и комиссионеры, – иногда ведь можно их так называть? – согласились даже на такой поход.

Нордна был прорицателем, и имя его знала вся Родня. Вот уже много лет, – почти никто не ведал – сколько, – он жил, спрятав себя в труднодоступных горах Заквака. Изредка добиравшиеся до него путешественники сами становились знаменитостями и утверждали, что смысл грядущих лет стал им прозрачно ясен после беседы с Нордной. Однако некоторые из посетивших его допускали высказывания, возбуждавшие живейший интерес Дома Дружбы, в рекреациях которого и кончали свои дни любители предсказаний. В конце концов рескриптом Великой Бабушки Нордна был поставлен вне закона, а контакты с ним стали расцениваться как особо опасное преступление против Родни. И всё же – шепотком-шепотком – разносились по острову предсказания Нордны; и какие из них были выдумками говорунов, а какие действительно доносились с гор Заквака – даже Дом Дружбы понять не мог. От этого имя прорицателя становилось всё более известным и, по донесениям, в некоторых отдалённых районах Родни население чтило его как святого. Однако перед лицом опасности Агни предложила встретиться и с этим «безумцем», как назвала его она: в минуты смятения можно было ожидать роста авторитета Нордны, и его нужно было нейтрализовать. Йердна решил не мешать этому, но сам к отшельнику не пошёл. И причина была веской.

…Поле над трясиной миновали удачно, а сразу за ним начинался крутой подъём в гору. Тропка шириной в полметра была аккуратно выдолблена в почти отвесной скале. Она вилась над трясиной, поднимаясь всё выше, и вдруг нырнула вглубь горы в узкую пещеру. Проводник зажёг факел, но он горел плохо – не хватало воздуха. Четыре члена комиссии и двое стражников словно потерялись в темноте. Шли они молча, и за весь путь только Авов один раз жалобно ойкнул: ударился о выступ. Примерно через час пути проход резко повернул влево, потом так же резко – вправо, и путники вышли на свет. Перед ними была уютная маленькая долина, плотно окружённая скалами. На их вершинах блестел снег, а внизу – всё цвело! Впервые за время похода комиссионеры увидели листья, множество листьев, как и положено в это время года. Буйно разрослись всяческие травы, раскидистые кустарники, невысокие пирамидальные ели окаймляли долину. Пахло нагретой землёй, цветами, настойчиво жужжали пчёлы. Пришельцы настороженно оглядывались, ожидая увидеть некую хижину, где обитал бы одетый в шкуры седобородый прорицатель с сумасшедшими глазами. Но жилья видно не было.

– Ждите здесь, – отрывисто приказал проводник и скрылся в густом кустарнике.

Измученные путники опустились на землю. В молчании прошло четверть часа. Только громко пели пчёлы и большая неуклюжая птица шумно прошлёпала крыльями, низко пролетев над долиной. Нордна появился неожиданно и бесшумно. Он вышел один из зарослей и упругой походкой быстро направился к непрошеным гостям. Прорицатель был в короткой тунике, тесно облегающей его мускулистое подтянутое тело. Вопреки ожиданию он был гладко выбрит и коротко подстрижен. На загорелом лице резко выделялись светлые, внимательные, спокойные глаза. Роста он был высокого и держался очень прямо. При виде отшельника в душе Агни шевельнулось нечто настолько женское, сладкое, томительное, что она даже была вынуждена одёрнуть своё податливое сердце, напомнив ему о деле, которое – превыше.

Прорицатель был настроен весело.

– Государственный преступник рад приветствовать высокородных правителей!

Секундное замешательство Нордна сам и рассеял.

– Не беспокойтесь, вы в безопасности.

Но тут же добавил:

– Погибнуть вам суждено в других местах.

– Хорошенькое начало, – буркнул себе под нос Авов.

Агни освободилась от чар Нордны, взяла себя в руки и решила перехватить инициативу:

– Мы хотим задать вам несколько вопросов, хотя, судя по всему, этой долины беда не коснулась…

– Мне не надо задавать вопросов, – улыбнулся Нордна снисходительно. – Ответ задачки, которая вас всех переполошила, ищите в себе. Впрочем, советую вам вернуться в Столицу. Поездка ничего вам не даст: листья не распустились по всему острову, не считая трёх-четырёх мест, включая моё убежище. Вы, Муан, в своих мыслях близки к разгадке, но вы слишком поклоняетесь науке, чтобы дать сейчас точный ответ.

Нордна беседовал совершенно светским тоном, будто разговор шёл где-нибудь во дворце, за бетелем.

– Но это не важно, – продолжал он, – разгадка ничего вам не даст. Запах смерти очень силён. Ясав, смотри внимательней, но не так, как сейчас – смотри для другого. Агни, если б ты могла стать иной, ты умерла бы счастливой. Впрочем, шанс у тебя есть. Авов, меньше ешь. Муан, всё запиши, нарисуй схемы – они потом поломают головы…

Члены Комиссии стояли, не шелохнувшись.

…У Йердны была очень веская причина не стремиться к встрече с Нордной. В начале своей карьеры он входил в особо секретную группу, занимавшуюся делом восьмого деверя Дома Изучений Нордны, который предсказал смерть одной из Бабушек за месяц до этого события. Он сделал это, несмотря на то, что о смерти Бабушек вообще никогда не сообщалось, да и не могло быть сообщено: их смена была величайшим секретом Родни. Этот Нордна – тогда молодой ещё человек, изучавший всякие древние документы и письмена, – впоследствии отдел истории Дома Изучений был ликвидирован за ненадобностью, – делал эти предсказания своему шефу – помощнику Бати Изучений. За год, помимо смерти Бабушки, он предсказал недород, ураган и нашествие саранчи на Южную Родню, хотя никогда там не бывал. Призванный для следствия в Квартиру, он утверждал, что в этом ему помогают открытые в старых бумагах Законы Весов Истории. Его побоялись убить, но сослали в отдалённую Родню. Когда же он и там стал пророчествовать, его объявили безумцем, и он скрылся в горах Заквака. О его деле доподлинно знали всего человек десять в Родне, да и то половина из них уже померло. Но Йердна прекрасно помнил всё. Особенно тот день, последний день Нордны перед ссылкой, когда пророк в ответ на какой-то вопрос молодого следователя Йердны сказал: «Не трудись понять меня, но запомни: следующая встреча со мной принесёт тебе смерть».

Больше они не виделись, и Йердна, естественно, не добивался этого. Его не утешало и то, что – согласно подсчётам самого Нордны – он ошибался в трёх предсказаниях из десяти.

…Пророк глядел на них с улыбкой.

– Вы призвали смерть, и теперь она рядом. Уже поздно спасаться.

Нордна повернулся, чтобы уйти, но сразу не ушёл, а сказал медленно:

– Впрочем, когда-нибудь всё повторится.

Уже уходя, он сказал, не обернувшись:

– Вот и вишня зацвела. Люблю вишню…

Нордна скрылся в густых зарослях свежей листвы, потом оттуда вынырнул молчаливый проводник и повёл их обратно через проход, через поле над трясиной, по лесным запутанным тропам. Где-то в середине чащи он потребовал свои сто танталов, взял их и велел комиссионерам идти вперёд и только прямо. Примерно через фиакр они обнаружили, что проводник исчез. Но тропа вывела их к лагерю, где они молча выслушали личное послание Великой Бабушки, полученное Йердной в их отсутствие.

«Милые дети! Бросайте вы эти листочки к дьяволам и бегите скорей в город Нинилак. Там всякие нехорошие люди совсем от рук отбились и начали хулиганить, просто беда с ними! В общем, если честно говорить, там что-то вроде бунта, а отчего да почему – не пойму я, старая. Уж вы помогите мне, солнышки мои! Войска я послала, об этом не беспокойтесь. Главное – чтобы Власть Родни там была чин по чину. Вот вы её и установите, лады? Кланяются вам все наши семейные. Всех вас целую, ваша Бабушка».

ПОСЛАНИЕ, ПОЛУЧЕННОЕ ЙЕРДНОЙ НАКАНУНЕ НОЧЬЮ

«Доверяю секретнейшее. Обстановка резко обострилась. Дело дошло до того, что на семейном совете брат Валсидалв открыто обвинил Бабушку в небрежении государственным долгом. Через два дня торопливый Валсидалв был отравлен, а ночью около ста его сторонников были преданы скорой смерти у своих очагов. Силы Дома Дружбы выведены из игры: сокрушительный пожар уничтожил почти весь архив Дома. Его слуги пребывают в полном смятении: жало вырвано. Реальной силой остаётся Сообщество Неугомонных Матерей. Контакты моих представителей установили, что матери не прочь найти в нас поддержку. Йердна, союз с Агни нужен сейчас, как никогда! Это главное. Кстати, Муана береги, он нам может очень пригодится, но это – потом, когда вернёшься. Знай, что в Нинилаке вспыхнуло восстание. Судя по моим сведениям, это стихийный бунт населения и для нас он серьёзной угрозы не представляет. Но остерегайся появляться там! В Нинилаке убиты все представители Родни, восстание можно подавить только силой оружия. Если Бабушка прикажет тебе следовать туда, знай, что это ловушка! До прибытия войск в город не суйся. И вообще – плюй на листики и двигайся к дому. Время не ждёт. Римовалс».

ИЗ ДОНЕСЕНИЯ, ПОЛУЧЕННИОГО АГНИ ТОЙ ЖЕ НОЧЬЮ

«…после смерти Валсидалва и пожара в Доме Дружбы мы и сторонники Римовалса – единственные силы. Но поодиночке нам старого прохвоста не свалить. Если ты велишь идти на союз с Римовалсом, мы не поколеблемся и минуты. Но решать нужно сейчас: прохвост слаб как никогда, но может что-то такое удумать, чтобы снова оказаться на коне. Как не хватает нам твоего присутствия! Возвращайся, как только можешь быстро! Время не ждёт. Преданная тебе сестра Янат».

А Йегрес той ночью вновь получил бутыль целебного снадобья, и – спасибо ему! – злой, неудобный, опасный мир уплыл куда-то к дьяволам, и перед йегресовым взором предстал райский уголок неизвестного городка у моря, где хватало места и пенистому прибою, и обширному песчаному пляжу, и виноградникам, и белым домикам в тени садов, и зелёным холмам, окутанным дымкой раннего утра и, главное, – ему, Йегресу, беззаботному, загорелому, босому. С большой плетёной корзиной, полной крупной варёной кукурузы, он выходил днём на пляж, где валялись богатые бездельники-отдыхающие, и кричал зазывно: «Кому кукурузы?! Берите кукурузу! Полтантала за пять штук! Лучшая кукуруза на побережье!» Тем он и жил до самого рассвета, до конца сновидения, подаренного прекрасным снадобьем, запрещённым за якобы опасное воздействие на разум. Говорят, раза два попробуешь – и уже не отвыкнешь. А надо ли отвыкать-то? В этом гнусном мире и так слишком мало радостей, слишком мало, считай – совсем нет…

Почти месяц не брался за перо. Дома даже аппарат не включал. Грустно как-то, пусто, и писать не хотелось. Для кого писать-то? Где он, кто он – «друг-читатель»?! Кого и чему могу я научить? Взрослые люди – такой народ, что им всё уже давно ясно. У каждого – сложившийся взгляд на мир, и не мне переделывать его. Что я, со своим скудным опытом городской жизни, жизни секретаря в ЖЭКе, могу им открыть нового? Ведь они уверены, что всё постигли. Ведь для них искусство – часть сферы обслуживания.

Несть пророка не токмо что в своём отечестве, но и в своём времени. Скучны им будут мои описания. Единая надежда моя – молодёжь. Эти жадны до нового, восприимчивы… Только молодёжь сейчас… Уж такая целеустремлённая – просто спаси Господи! Тоже – всё знает. Куда, зачем, почем, что можно, что нет, когда надо, что полезно, кто есть кто… Юноша пылкий со взором горящим – ну! Впрочем, если и найдётся такой юный «друг-читатель», вырастет – всё равно свиньёй станет. Вот и пиши.

В частности, Ясав не мог понять одного: что значили слова пророка «смотри для другого». Яса был глазами и ушами Бабушки и смотрел для него. Так, может быть, пророк советовал найти другого хозяина? Или же он имел в виду, что смотреть надо для другой цели?.. Ясав приметил, что и другие члены Комиссии не остались равнодушными к предсказаниям Нордны. Агни стала задумчивой, говорила мало, допоздна сидела у костра; Муан, напротив, рано уходил в шатёр и, как догадывался Ясав, писал что-то; Авов почти перестал есть, хотя ему стоило страшных мучений смотреть, как другие уплетают жареных фазанов. И лишь Ясав со взбаламученной душой не знал, что делать. От потерянности он стал перебирать дни прошедшей жизни, но память подбрасывала ему единственный скучный сюжет: вот он в Доме Справедливости сидит за очередным отчётом, вот выезжает в провинцию для борьбы за сохранение комаров и бессмысленно торчит на вонючих болотах, вот возвращается в свой пустой дом, вот ложится под крики уличного вестника, и вот встаёт под те же крики, чтобы снова ехать в Дом Справедливости, вот Анири жадно глядит на золотой браслет… Вся его жизнь, уже наполовину прошедшая, внезапно представилась убогой, никому не нужной, жалкой, и под треск костра Ясав начал понимать, что жил он неправильно и никчемно, подчиняясь течению дней, которое не вело никуда, а только в ту окончательную пустоту, где не было видно ни зги. Он чувствовал, что пророк понял это, но почему-то не дал ясного совета – как быть и что делать. Ясав за всю свою жизнь не задавался такими вопросами, и теперь ему было мучительно самому искать ответы на них. Раньше цели стояли перед ним так незыблемо, что сомневаться в них можно было разве что по недоумию, но вот налаженный порядок сломался, и оказалось, что цели эти были пустышками, и почва ушла из-под ног. Он снова и снова думал о словах Нордны. Другой хозяин? Кто? Другая цель? Какая? Нет, всё не то, – подсказывало Ясаву какое-то лишнее чувство – не то седьмое, не то восьмое… Тёмен был смысл совета, но ведь и мир был тёмен, непонятен, и при свете полуночного костра жизнь представилась Ясаву непроницаемо чёрным лесом, самой ночью, сплетённой из тайн, раскрыть которые не дано никому и никогда…

ОТРЫВОК ИЗ КИНОСЦЕНАРИЯ

– Ты спишь?

– Нет.

– Ты любишь тишину?

– Нет. Иногда я боюсь её. А ты?

– Не знаю. Я об этом никогда не думала, только сейчас.

– Тишина – опасна.

– Наверное. Я не привыкла бояться.

– Ничего?

– Ничего. Ты, кажется, завидуешь?

– Может быть. Чуть-чуть.

– Я всегда думала, что ты очень сильный.

– Я и есть сильный.

Они говорили шёпотом и медленно. В долгих паузах они слышали тишину мёртвого леса и редко – слабый треск костра (здесь надо дать ночной пейзаж. Очень лаконично, но выразительно. И атмосферу: всё тихо, но напряжённо).

– Агни, ты любила когда-нибудь?

– Да, ещё девчонкой.

– И что же?

– Ничего. Потом выросла.

– И больше уже не любила?

– Ну я ведь сказала.

– Холодная нынче ночь.

– Мне кажется, должен пойти дождь.

– Дождей давно не было. Ты хочешь?

– Да.