скачать книгу бесплатно
– Я в прошлом году в неврологии лежала, вот где бардак, скажу я вам.
– В прошлом году? – переспросила я, выпуская кольцами сизый дым. – А сейчас какой год?
Возникло замешательство, а потом кто-то сказал:
– Так это тебя мужик так отходил, что памяти лишилась?
– Меня…
– Шла бы ты в палату, с доктором поговорила. А год 2016 на дворе.
Я ахнула, ведь последнее, что хорошо помнила из своего прошлого, это Рождество 1916 года, и звали меня тогда отнюдь не Лариса. А ещё я отчётливо помнила, как укладывала в промасленную бумагу четыре серебряных подноса, заворачивала покрытые воском две чудотворные иконы, чугунок с драгоценными каменьями, золотые монеты царской чеканки и сверху – янтарное ожерелье.
В это время представила я Ларису, себя, то есть, в этом ожерелье. Почувствовала тяжесть украшения на тонкой шее, залюбовалась жёлтыми всполохами янтаря. Подумала о том, что мне бы пошло. И тут мои женские мечты прервались грубым мужицким восклицанием:
– Янтарная княжна, не иначе!
В больницу возвращаться было незачем. Я понимала, что во мне уживаются русский мужик и современная девушка. Мужик помнит всё, что было сто лет назад, а девушка пока не помнит ничего. Надо возвращать память девушке, а уж потом решать, что делать. Пора возвращаться домой, к мужу, а потом ехать и проверять припрятанные сокровища.
Я зашагала в сторону дома, и в голове крутились слова какого-то Набокова: «Жизнь – большой сюрприз. Возможно, смерть окажется ещё большим сюрпризом».
Глава 3. Одно тело на двоих
В больничном линялом халате, старых шлёпках, с причёской, торчащей, как мочало, я вышла за ворота городской больницы. В руке я сжимала листок бумаги, вырванный из блокнота участкового, с его телефоном и моим адресом. В голове переругивались молодая девушка Лариса, у которой отшибло память, и аморальный мужик Матвей. Тот помнил всё – даже рождественскую ночь 1916 года, а дальше ничего.
– Послушайте, мужчина, это моё тело, это моя жизнь. Я, конечно, благодарна вам за своё спасение, но уйдите уже. Дальше я сама.
– Барышня, кабы я знал как, то ушёл бы. Но теперь, вроде, это и моё тело, я так ощущаю.
– Как же вам не стыдно? Сейчас 2016 год, вас уже сто лет как нет.
– Может, тогда к доктору? Мне бы не хотелось…
– Нет, нет, нет, только не к Петру Петровичу, в психушку я не хочу.
– Хоть в этом мы согласны, прости Господи.
Повезло мне, что на улице стоял тёплый августовский день. Деревья ещё не тронул пожар осени, но ветер уже обдавал свежестью и прохладой. Немного продрогнув, я искала взглядом кафе, чтобы согреться чашкой чая и попросить у кого-нибудь телефон. Кафе «Лакомка» прекрасно подходило для моей цели, только как же зайти в таком виде и без денег? Стыд-то какой. Пока я раздумывала, незаметно для себя оказалась за столиком и, махнув официанту, громко произнесла:
– Люди добрые, меня муж избил, вона нос сломал, ирод, – всхлипнув для убедительности, добавила: – Выскочила в чём была. Дайте телефон участковому позвонить.
Мои щёки пылали от унижения и стыда. Мысленно я умоляла Матвея не говорить больше ничего за меня. А он только ухмылялся и тыкал пальцем в принесённое меню. Официант, опрятный молодой человек, поглядывал с сочувствием и записывал всё, на что мой пальчик указывал. А потом молча достал свой мобильник и протянул мне:
– С-спасибо, – я смущаясь взяла телефон и быстро пробежала по циферкам, набирая номер участкового.
Судя по скорости набора, этот номер был мне знаком – мышечная память явно свидетельствовала об этом. Только бы монстр в моей голове помолчал. В ту же секунду я отчётливо различила мужской голос с хрипотцой: «Чё, монстр-то? Матвей я, аль опять забыла». Помню, помню, дай мне по телефону поговорить.
– Алексей Дмитриевич, это Смирнова. Я из больницы ушла. Нет, не выписали. Я тут в кафе, и у меня нет денег, можно вас попросить… Да, передаю трубку официанту.
Официант взял свой мобильник и направился к барной стойке, чтобы посчитать мой заказ и получить оплату.
А мне предстоит под лиричную песню на французском как-то договориться с мужланом в моей голове. Со стороны, наверное, это смотрелось комично. Потрёпанного вида девушка с синяками на лице молча смотрит на маленький букетик искусственных цветов на столе и ведёт с ним мысленную беседу. Моё лицо, скорее всего, всё время менялось: то нелепо стыдливое и виноватое, то возмущённое и настойчивое. Монстра, живущего внутри, возможно, выдавал холодный, высокомерный взгляд, а робкую девушку – потупленные в пол глаза. Благо, посетителей в это время немного, но мне было очень дискомфортно.
Вскоре принесли рисовую кашу с кусочками фруктов, омлет, сырники с вареньем и картофельное пюре со шницелем. Я подскочила и крикнула:
– Я столько не съем! Хочешь, чтобы меня, как корову, разнесло?
Официант принял высказывание на свой счёт и растерянно промямлил:
– Извините, но я принёс всё, что было заказано.
Спохватившись, я принялась извиняться и говорить что-то невнятное про диеты. Вскоре мне на помощь пришёл участковый, вовремя появившийся в кафе. Подтянутый, высокий, с непослушными вихрами светлых волос, он был похож на неуклюжего подростка. И только, как следует приглядевшись, я начинала понимать, что передо мной мужчина лет тридцати, а то и больше. Алексей сел за столик и, бросив официанту: «Спасибо», сказал мне:
– Здорово, что заказала побольше, я ещё даже не завтракал.
Он придвинул к себе кашу и начал с аппетитом есть. Это простое поведение завладело моим вниманием. Меня поглотило зрелище уплетающего за обе щёки мужчины. Да, я впервые разглядела в участковом мужчину. Матвей в моей голове тихо матерился. А я, неспешно обмакивая кусочек сырника в варенье, прошептала:
– Алексей, благодарю вас.
– Тебя, Лара, тебя, мы же договорились.
– Тебя, – согласилась я и продолжила: – Мне нельзя в больницу, у меня и вправду что-то с головой.
– Я понимаю, Лара. Муж тебя бил и не выпускал из квартиры. Это чудо, что ты вообще осталась жива. Не знаю, специально ли ты устроила короткое замыкание феном или нет, но факт остаётся фактом – током тебя тоже ударило. Я только что разговаривал с Андреем, наврал, что заявление ты уже написала, и ему грозит срок. Поэтому предлагаю заехать к нему: ты заберёшь документы, одежду и деньги. А потом будем решать, что делать. Одной тебе туда лучше не соваться, согласна?
– Согласна, – мой голос прозвучал настойчиво, потому что Матвей требовал, чтобы я одна вошла в квартиру мужа. Ему бы всё кулаками размахивать, а то, что кулачки у меня маленькие, женские – Матвею наплевать.
Закончив трапезу, мы пошли к старенькому «Мерседесу» Алексея. Так хорошо, что у меня появился защитник. Ладно, Матвей, мне повезло дважды – у меня два защитника, один просто невидимый. А везучих коней не стоит придерживать. Я всё слышу.
Прежде чем тронуться с места, попросила Алексея купить мне пачку сигарет. Он удивился, но за сигаретами пошёл. И как мне ему объяснить, что Лариса не курит, а Матвей курит и даже очень? Пока всё можно списать на сотрясение и потерю памяти.
Я дрожащими руками вытащила следующую сигарету и снова закурила. Алексей, не отрывая взгляда от дороги, обронил:
– Может, достаточно? Ты ведь раньше не переносила табачного дыма, я даже бросил курить благодаря тебе. Вернее, благодаря Аллену Карру и его книге «Лёгкий способ бросить курить», которую ты мне посоветовала.
– Вот как? – удивилась я и выбросила сигарету в окно. Потом мысленно потребовала от Матвея пользоваться пепельницей и пообещала ему прочитать эту книгу вслух. Ха! Теперь договариваться нам будет гораздо легче.
Подъехав к дому, я поёжилась от удручающего страха, а Матвей принялся разминать кисти, будто готовился к бою. Заметив это, Алексей накрыл мои пальцы своими и, заглянув в глаза, спокойно сказал:
– Это не понадобится. Я пойду с тобой и буду рядом. Всё будет хорошо.
После долгого звонка в дверь она открылась. Вход загородил Андрей. Его мрачный, насупленный вид насторожил меня. Близко посаженные глаза смотрели недоброжелательно. Чёрные брови были сдвинуты, челюсти плотно сжаты. Я инстинктивно попятилась назад, но, взглянув на его распухший нос, потёрла свой лоб, которым и съездила ему по носу какое-то время назад, а затем решительно сделала шаг вперёд.
– Дай пройти. Мне нужно забрать паспорт и вещи.
– А что, Лариска, без группы поддержки боишься заходить? – издевательски проворчал Андрей.
– Андрей Васильевич, я попрошу не препятствовать Ларисе Николаевне, – вместо меня ответил Алексей.
Андрей отошёл в сторону и, не обращая внимания на участкового, пробубнил:
– Из больницы звонили, ты что, сбежала?
– Нет, не сбежала, а приехала за паспортом и полисом для оформления, – нашлась я с ответом.
– Так ты ж, дура, сама эти документы и потеряла, забыла, что ли?
Меня передёрнуло от злости и отвращения – этот негодяй забрал мои документы и возвращать не собирается. Алексей, преграждая путь Андрею, сказал:
– Лариса, возьми вещи и поехали. Документы восстановим.
– Какие вещи? – протянул Андрей. – Здесь нет её вещей, она их ещё раньше перевезла. Ведь так, Лариса? – ехидно улыбнулся он.
– Иди, Лариса, посмотри, возможно, что-то осталось. А к вам, Андрей Васильевич, у меня есть несколько вопросов.
Алексей подмигнул мне, и я догадалась, что он таким образом отвлекает внимание и даёт мне время на поиски паспорта. Пока мужчины разговаривали на кухне, я прошмыгнула в комнату. С того момента, как помнил Матвей, в квартире ничего не изменилось, а я не узнавала эти вещи и не чувствовала себя здесь хозяйкой.
Гардеробная, куда я направилась в первую очередь, показалась мне безжизненной. Она была стильная, с блестящей хромированной отделкой. Вещи строго отсортированы и разложены по ящикам, полкам и коробкам. В строгом порядке расставлены мужские туфли, ботинки и кроссовки. Одежда на вешалках исключительно монохромных тонов: мужские костюмы чёрные и серые. Некоторые рубашки и футболки были белыми. Ничего цветного и никакой женской одежды, обуви или сумочек. Я точно здесь жила?
Я также заметила, что в квартире отсутствуют вазочки, салфетки, фотографии в рамках – вещи, которые так нравятся женщинам. Дизайн мебели и картин на стенах был скуп на разнообразие. Заглянув в спальню и ванную комнату, я не обнаружила женских вещей. Всё это казалось странным – не мог же Андрей за несколько часов избавиться от всех моих вещей? Или мог, если их было совсем мало. Последний раз мазнув взглядом по однообразным, словно выпущенным с конвейера вещам, я подумала, что в такой квартире, лишённой индивидуальности, совсем нет души.
Тоскливо выйдя в прихожую, я зачем-то сунула руку в открытый портфель мужа, достала оттуда бумажник и, не считая, вынула несколько пятитысячных купюр. Опомнившись, хотела было положить их обратно, цыкнув на Матвея, но тут появились мужчины, и я спрятала купюры в карман.
– Ну что, Лариска, убедилась, что я говорю правду? Ты голову-то полечи. И да, верни обручальное кольцо, если уходишь.
Кольцо, тонкую золотую полосочку, я собиралась сдать завтра в ломбард, чтобы получить хоть какие-то деньги на первое время. Поэтому я спрятала руку за спину и сказала:
– Это, Андрей, я хочу забрать на память о тебе.
Мне хотелось добавить, что я не знаю, что заставляло меня жить с таким негодяем, как он, и кольцо будет напоминать мне о собственной глупости.
– Что, не хочешь отдавать, жадная сука? Давай расскажи участковому, что ты ни дня не работала, пришла на всё готовое. И, кстати, домохозяйка из тебя была фиговая, – произнёс Андрей и провёл пальцем по поверхности белоснежного шкафа в прихожей. На пальце появился маленький серый след.
– Ну что, смотри, как ты прибираешься, дрянь. За что я тебя только кормил? Ещё матери твоей больной деньги раз в месяц отправлял на лекарства. И где благодарность?
Я слушала тираду мужа, не шелохнувшись. Алексей взял меня за локоть и попытался направить к входной двери. Но я отодвинула его руку и молча смотрела на Андрея, с ненавистью выплёвывающего гадости мне в лицо. Перед глазами хаотично проплывали сцены моей жизни. Вот я раскладываю одежду мужа в ненавистной гардеробной, в которой нет мне места. Моё место для хранения вещей – старый чемодан, задвинутый под кровать. А вот я ползаю на коленях и отмываю пол в гостиной «так, чтобы с пола есть можно было». Зачем есть с пола, я не спрашивала, иначе – удар по лицу. Да, он меня бил. Я терпела, почему – пока не знаю.
– Андрей, ты болен. А я, видимо, выздоравливаю. Принеси мой чемодан из-под кровати.
– Какой чемодан? Говорю же – ты перевезла вещи накануне. Так кто из нас болен?
Я не стала проверять, есть ли что под кроватью. Вместо этого, притянув Андрея за ноздри указательным и средним пальцами, прошипела ему в лицо:
– Слушай сюда, мразь!
Дальше шли нецензурные слова, перемежающиеся с угрозами. Потом я оттолкнула мужа назад и ударила его кулаком в солнечное сплетение.
– Пошли, – тряся кистью от боли, сказала я Алексею, который удивлённо смотрел на меня.
Молча вышли из подъезда. Я мысленно поблагодарила Матвея – Лариса бы так не смогла. День был по-прежнему солнечным и ярким. Над клумбами пёстрых цветов кружила одинокая бабочка. Возле припаркованной машины Алексея толпились чумазые мальчишки, один из них был в моей толстовке. Я сразу её узнала, она была любимая. Хоть что-то начинала вспоминать.
– Мальчик, скажи, пожалуйста, где ты взял это? – спросила я, схватив его за рукав своей толстовки.
– Там, на помойке. Кто-то выбросил целый чемодан одежды. Только их уже все разобрали.
– Скажи, а документы, бумаги там какие-то были?
– Были, их забрал дворник. Спросите у него.
Я отпустила мальчишку и вопросительно взглянула на Алексея.
– Сейчас разберёмся. Главное, чтобы Михалыч был ещё трезвый.
Дворник Михалыч оказался не только трезвый, но и честный – он отдал мне паспорт. Остальные бумажки разметал ветер, и никто не догадался их собрать, по его словам. Что ж, и этого уже было немало.
Честно украденных Матвеем денег хватило на скромные джинсы, пару футболок, две толстовки и всё необходимое в дорогу. Мне нестерпимо хотелось уехать к маме в Подольск. Не потому, что у меня взыграли дочерние чувства – я по-прежнему не помнила маму, просто знала, что она есть.
Мне хотелось побыть одной, во всём разобраться, понять, почему я три года терпела мужа-абьюзера. Мечтала о лёгкой, безбедной жизни? Тогда понятно, куда привели меня мечты. Также надо было определиться, что делать с Матвеем в моей голове.
Об этом и многом другом я размышляла, сидя в кафе железнодорожного вокзала вместе с участковым Алексеем, который хотел, чтобы я осталась, и поэтому пришёл меня проводить.
– Нет, Лёша, помимо мамы, у меня есть одно дело, – прощаясь, сказала я и представила янтарное ожерелье.
“Матвей, про два серебряных подноса и чугунок монет я тоже помню, но Алексею об этом знать не обязательно,” – мысленно добавила я.
Заметив удивлённо приподнятую бровь Алексея, я сообразила, что запихнула блин себе в рот руками, почти не жуя, и залпом осушила стаканчик компота.
– Прости, я задумалась, – сказала я вслух и про себя отругала Матвея.
– А ещё, когда задумываешься, ты куришь, воруешь деньги у мужа и избиваешь его, – произнёс Алексей. И добавил: – Но я об этом никому не скажу и буду тебя ждать, Лара.
В город своего детства я возвращалась налегке: рюкзачок за спиной и немного измятых купюр. Когда поезд тронулся, я прижалась лбом к оконному стеклу. Матвей, как обычно, всему удивлялся, и мы вместе любовались пейзажами за окном. По дороге стремительно стемнело, словно кто-то выключил фонарь. Я разглядывала проносящийся мимо вечерний посёлок, спящий лес, сменившийся пригородом, и снова лес. Матвей мечтал о своём кладе, припрятанном им сто лет назад, а я – о новой, свободной жизни. Куда меня приведут эти фантазии?
Глава 4. Матвей
Под мерный стук колёс я не то задремала, не то попала в некий транс уносящегося меня поезда. До Подольска было пять часов, и можно было расслабиться и отдохнуть.
В жизни каждого человека наступает такой момент, словно невидимая граница, делящая жизнь на «до» и «после». Я прекрасно осознавала, что по-старому жить уже невозможно, а по-новому я не знаю как. Это состояние вызывало у меня страх и оцепенение гораздо больше, чем потеря памяти и назойливый мужской голос в голове.
Воображение тут же нарисовало невидимую линию, будто кто-то разделил мой мир надвое. От чего-то хотелось вцепиться в прошлое, какое бы оно ни было пугающим, вернуться к мужу. Ну бьёт он меня, так не стоит его лишний раз злить. Может, я сама виновата? Зато там всё понятно, Андрей бы меня и такой принял, ущербной, с осколками памяти. Надо только договориться с Матвеем, чтобы руки не распускал, и всё. А Матвей? Что скажешь?
Приятный мужской голос с едва заметной хрипотцой заговорил в моём сознании. Пройдоха Матвей, живший сто лет назад, не был глуп, и мне было чему у него поучиться.
* * *
– Не кипишуй ты, Лариса, я зла тебе не желаю. Так уж получилось, что боль твою я как свою ощущаю. Как так вышло? Про то не ведаю. Токмо, девонька, зачем-то это нам нужно. Я так думаю. Ну вернёмся мы, к примеру, к мужику твоему, будет он нас лупцевать – и что хорошего? Давай чего другого попробуем, хуже-то некуда. Так ведь, иной раз, я и стерпеть не смогу – так отхайдакаю кобеля твоего, прости Господи. Возьму кочергу или что там у вас теперечи в хате есть потяжелее, и прибью гниду окаянную. А потом что? Острог. Да разве я желаю тебе в кандалах-то ходить? Выбрось ты мысли мрачные.
Я всё понимаю, сам один раз был на грани, как будто над обрывом стоял. Стоял эдак и чувствовал, что падаю я в пустоту, а зацепиться не за что. И мне тоже хотелось ухватиться за прошлое, за то, что уже ушло. Казалось, что там земля есть под ногами, там всё размеренно, всё устроено. А стоит сделать шаг в будущее – там пугающая чернота, бездна, и невозможно сделать этот шаг. Страх перемен, страх потери удерживает на месте. Шаг в будущее – равносилен шагу в пустоту. И понял я, Лариса, что самый ужас-то – остаться стоять на этой невидимой границе. И я шагнул…
