скачать книгу бесплатно
– Ладно, все угадала. То есть у меня три альбома The Who, не так уж много.
– Многовато. А еще у тебя есть Kind of Blue Майлза. Его покупка стала для тебя важным событием.
– Эй, притормози!
– Извини.
– Ничего, переживу. Давай дальше.
– Дженис Джоплин у тебя есть?
– Есть ее альбом с Holding Company.
– Хорошо. Гленн Гульд?
– Что за Гленн Гульд?
– Боже. А как насчет, дай-ка подумать… Procol Harum?
– Procol Harum? Серьезно? Procol Harum? Так сложилось, что у меня они есть. Ты что, правда, их слушаешь?
– Нет. То есть редко, но это неважно. А Тито Пуэнте?
– Нет. Только запись Сантаны. Ну, та, где есть его песня.
– Ммм, плохо. А Эдди Пальмиери?
– Погоди-ка, разве плохо, что у меня нет Тито Пуэнте и как его там… Эдди Пальмиери? Шутишь? Конечно, у меня есть Эдди Пальмиери и Тито Пуэнте, есть оба. Точно. Посмотри на меня хорошенько! Я был единственным на всем побережье Коннектикута, кто носил топсайдеры[8 - Топсайдеры – обувь для яхтинга.] и слушал Тито Пуэнте с Эдди Пальмиери. У меня целая коллекция сальсы. Господи, да мне приходилось пленки прятать от своих друзей – все, как один, здоровые, и тоже в топсайдерах. Тебе повезло, что я не заставлю тебя слушать музыку Ренессанса.
– Нет, это тебе повезло, что ты не попытаешься заставить меня слушать Ренессанс.
– Это что, тест какой-то? Я просто белый парень из пригорода, зависший на полпути меж изысканной буржуазией и рабочим классом.
– Кто на какой стороне?
– Мать была модницей, но деньги у нее редко водились. Отец был учителем в средней школе. Гражданское право и ОБЖ. Чуть лучше, чем физрук, которого, кстати, он иногда подменял. Он был красивым. Лодки любил.
– Был?
– Оба умерли.
– О…
Он замолчал.
– Это тяжело. Извини.
Он никогда не понимал, как на такое реагировать. Честность была бы раздражающе ироничной.
– Ну да, – ответил он. – Но «не позволяй себя сломать». Как в песне Нила Янга.
– Никакого Нила Янга.
– Ни минуты.
– Быстро же ты сдаешься.
– Заглядываю вперед. Стычка – не война. Накурю тебя, поставлю 4 Way Street[9 - Концертный альбом фолк-супергруппы Crosby, Steels, Nash & Young (1971).], и ты будешь подпевать, а потом вдруг задерешь голову и закричишь: «Чего?»
– Нет, нет, нет! – закричала она.
На крик обернулись два парня, шедшие в Карман Холл[10 - Карман Холл — общежитие Колумбийского университета.].
– Old man sitting by the side of the road… with the lorries rolling by…[11 - «Старик сидит на обочине, мимо катят грузовики…» Строчка из песни Нила Янга Don’t Let It Bring You Down.] – пропел фальцетом Джордж.
– Нет! Нет-нет-нет-нет! Нет! – Она смеялась.
– Так и будет, – заверил он.
Они пошли дальше.
– А Шарль Азнавур? Шарль Азнавур у тебя есть?
Он остановился. Ей пришлось обернуться и подождать ответа.
– Что такое?
– Хуйня какая-то.
– Что за хуйня?
– Я даже не должен знать, кто это.
– Но ведь знаешь?
– Есть у меня кое-что из него. Купил кассету еще в школе и прятал от всех друзей. Мне он нравится.
– Вечное возвращение.
Он уставился на нее.
– Все повторяется снова и снова. Ты же вроде как читал «Заратустру»?
– Я не говорил, что читал «Заратустру», это ты сказала, что читала его. Я еще не закончил «Рождение трагедии», которую должен был прочесть в прошлом году. Если я все верно понял, Ницше бы протащился по Rolling Stones. Они шарили во всем аполлоническо-дионисийском.
– Не вижу в них ничего аполлонического.
– Тебе, должно быть, нелегко угодить.
– Даже не представляешь насколько.
И вот они стояли у входа в Карман Холл, у стены из шлакоблока, выкрашенной в холодный белый цвет, сиявший в свете фонарей. Так близко друг к другу и тянулись все ближе.
В полной тишине, скрестив взгляды, как не осмелились в метро, они стояли рядом. Она поцеловала его. Он поцеловал ее в ответ – медленно, легко. Ее губы были мягкими, такими же, как невообразимо мягкие губы, которые он целовал в своих странных снах. Он не хотел вспоминать о тех снах, не сейчас. Он желал владеть этой женщиной. Они поднялись наверх, к нему в комнату. Они целовались, покурили еще немного, и он поставил Sketches of Spain[12 - Альбом Майлза Дэвиса (1960).], негромко, и музыка переливалась, как поэма с отблесками звездного света на крохотных волнах. Так звучал воздух в ночи. Немного грустно. Что бы ни случилось, ему не хотелось никакой спешки. Они лежали на его постели, целовались и целовались, и он касался ее тела, едва-едва, легко, словно ветер. И ее тело ответило на его прикосновения.
2
Феррис Бут Холл, порция модернизма на неоклассическом колумбийском блюде МакКима, Мида и Уайта[13 - Одна из крупнейших строительных фирм в США на рубеже XIX–XX веков.]. Ему нравилось это нелепое здание, подражание Филипу Джонсону[14 - Филип Джонсон (1906–2005) – американский архитектор, основоположник и ведущий представитель «интернационального стиля».], с террасой, вымощенной шиферной плиткой, и стенами из полированного гранита и стекла. У такой стены он стоял вчера, прохлаждаясь, там, где гранит фасада встречался с белым шлакоблоком торца ФБХ. За дверями слева – треугольное кафе, а дальше впереди снова гранит, белая извивающаяся лестница с хромированными перилами, ведущая на второй этаж. Из-за высоких зданий по соседству ФБХ казался еще меньше: позади стоял Карман, кошмарный проект Федерального жилищного строительства, слева виднелась монументальная каменная колоннада библиотеки в европейском стиле, старый кирпично-каменный Ферналд Холл, где тоже жили студенты, был справа. Феррис Бут был здесь совершенно неуместен, но очарователен, словно элегантное дитя в белом платье, что ждет в гостиной дедушки и бабушки, знававшей лучшие времена.
Второй этаж, кабинеты, более практичная обстановка, черная и серая плитка на полу, стены из шлакоблока, люминесцентные лампы за жестяными сетками. Летом работа над «Очевидцем» сводилась к минимуму. Пока шли занятия, газета выходила ежедневно, на восьми или шестнадцати страницах, но с июня по сентябрь появлялась раз в неделю в виде плаката на стене. Джордж обнаружил, что на месте только Луис, тот печатал статью о парусниках и фейерверках от первого лица. Этим летом колонка редактора принадлежала ему, а осенью он во второй раз должен был занять должность редактора отдела. Он был единственным из знакомых Джорджа, кто открыто заявил о своей гомосексуальности. Часто он разворачивал стул спинкой к столу, забираясь на него с ногами и выставив зад так, словно предлагал помесить глину в палатке у костра. Почти весь первый год Джордж его побаивался, но три фактора, решающие для Джорджа в отношениях с мужчинами, преодолели все остальное: Луис был сообразительным, прикольным и наблюдательным, и последнее обычно означало, что он всегда оказывался прав.
– Откуда «би» в «бисентенниал»[15 - Игра слов: bi – бисексуал, bicentennial – двухсотлетие.], детка? – не отрываясь от машинки, спросил Луис.
– Ты не би, пока не признаешься, – отмахнулся Джордж.
– А – это неправда, В – откуда тебе знать, С – все мы хоть капельку би. И ты не исключение.
– Что за хуйня у тебя на пальцах?
– На каких?
– На тех, что у тебя на ногах, в сандалиях, как у центуриона, – уточнил Джордж. Вообще, сандалии были вполне ничего: кожаные, с медными кольцами, очень по-библейски. Смущал лишь ряд бесформенных ногтей, напоминавших «Чиклетс»[16 - «Чиклетс» – популярная в США жевательная резинка.].
– Ты про мои великолепные ногти?
– Видеть их не могу.
– Сделал себе педикюр и купил лак пяти цветов, так как не мог определиться, а это же бисентенниал! Красный, белый и голубой – это клише. И глянь, что за прелесть! И они мне (постукивая пальцем по груди Джорджа) нра-вя-тся. Короче, мой широкоплечий друг, отъебись-ка.
Он вернулся к своей работе.
– А ты здесь зачем?
– Просто хотел поглядеть, как дела, – ответил Джордж.
– Нет тут никаких дел. Ну, кроме твоего. Глашатай возвестил о твоих коитальных похождениях.
– Господи, что, уже?
– Видел в «Чоксах»[17 - Chock Full O’Nuts (букв. «полным-полно орехов») – сеть кофеен в Нью-Йорке, ныне кофейный бренд.] Джо, он вчера ночью пил с Робби и Логаном в Вест-Энде. Там он узнал, что ты ушел от них с какой-то девушкой, и больше они тебя не видели. Он махнул на тебя рукой через шесть, ну, может, семь секунд.
– Мы говорили о Ницше. Коитуса почти не было.
– Кончай заливать!
– Ладно, ну было, до утра, да. А до этого мы к нему шли несколько часов.
– О-о-о-о, – протянул Луис, как будто увидел фото ребенка или котенка. – Это так мило!
– Дискуссии о коитусе. Что мы чувствуем. Что это значит. Почему бы нет. Влажные поцелуи. Возложение рук. Снова разговоры о чувствах. Семейные истории, вкратце. Наблюдения за сигаретным дымом. Еще больше поцелуев и разговоров. Мы голые, славно устроились на холодном сухом песке. Только лежим на кровати, в трусах. Сперва играл Майлз Дэвис, потом Blind Faith[18 - Британская рок-группа.] на повторе. Должен сказать, что, кроме Presence of the Lord, на повторе альбом не звучит. Потом Билли Кобэм, потом снова он, хотя слушаешь его и не знаешь – во второй раз или в восьмой. Откровения под кайфом и тому подобное дерьмо. Потом, наконец, мы уснули. Сладостное пробуждение. Стояк, как дерево в окаменевшем лесу. Ее это позабавило, ей было интересно, даже возбудилась немного. Какое-то время она была поглощена этим зрелищем, во всяком случае, так мне казалось. А потом устроилась на нем, как скатерть на столе в одной из тех реклам, где скатерть падает на стол в замедленной сьемке. Ты точно такое видел.
– Как будто их постирали с «Вулайтом»[19 - «Вулайт» – гель для стирки.]?
– Именно. Или с «Бреком»[20 - «Брек» – шампунь для волос.].
– «Брек» для волос.
– Хуй тоже может упасть.
– Да, может. Как бы там ни было, из-за тебя я весь горю.
– Уйми стояк.
– Все началось с каменного леса.
– Держи это при себе.
– Возьму себе и уж тогда подержу.
– Я тебя игнорирую. Неважно, потом мы позависали немного, а вечером опять встретимся. Пошли с ней завтракать. Я влюбился. Вот. Теперь ты счастлив?
– Счастлив? Счастлив? Я всегда несчастен. А где завтракали?
– Боже…
– Детали, детали! Историю создают детали!
– У Мака. Поделили с ней их фирменную яичницу с беконом и оладьями.
– Ты ее в «Голодный Мак» повел? Какой ужас.
– Сели за стойкой.
– При следующей проверке надо будет все там сжечь.
– Завтраки там клевые. Оладьи, яйца, бекон, сок, кофе – всего доллар шестьдесят пять.
– Ты просто даешь чаевые палачу.
– Значит, поэтому у раздатчика капюшон?
– Не понимаю я гетеросексуалов, – вздохнул Луис.
– О чем пишешь?
– О своих впечатлениях, – он пропел, почти как профессионал, – на пра-а-а-а-здновании би-би-би… сентенниала.
– Надеюсь, втиснешь туда что-нибудь патриотичное для выпускников.
