скачать книгу бесплатно
– С чего ты взял, что я обиделась?
– Бэби, у меня была довольно долгая жизнь, за которую я кое-чему научился. В том числе и читать лица. Я всю дорогу думал, как буду спать с тобой. Это правда.
– Я знаю… А теперь к делу. Только прекрати курить свою дурь.
– Она помогает сосредоточиться – твоя жопа слегка меня взволновала.
– Да по-ошёл ты…
– Бэби, ты хочешь завести меня снова?
– Да.
– Поздравляю, тебе это удалось…
Она не понимала его и это иногда злило. Вернее, вызывало чувство неполноценности, что просто выводило её из себя, поскольку было ахиллесовой пятой целеустремлённой Дульси. Сколько себя помнила, всегда боялась быть хуже, чем другие. Главной причиной, конечно, был цвет кожи. Боль от множества детских унижений на расовой почве трансформировалась в настойчивое желание стать лучше, умнее и красивее (да, именно так!) злых белых, которые не пускали её в детстве в цирк и библиотеку, а потом гнали из мотелей и подавали в ресторанах под видом еды всякую дрянь. Тогда она ненавидела этих людей, и не была уверена, что сейчас полностью преодолела это. Слово «белый» оставалось для неё не то чтобы ругательством, а знаком чего-то неприятного, бледного, покрытого красными бугорками прыщей, испускающего кисловатый душок. Она ощущала себя выше их, особенно с тех пор, как окончила университет и доказала всем, а, главное, себе… Что доказала, точно сформулировать было трудно, но с тех пор её ненависть стала чуть притуплённой. Впрочем, во время пары фотосессий для порножурнала, в которых она участвовала, скорее, от юношеского максимализма, она наотрез отказалась сниматься с белым партнером. И её немногочисленные любовники всегда были из братьев. До Сахиба.
Когда этот белый мальчик, который, как она очень скоро поняла, вовсе не дитя, а некое непонятное существо, вдруг стал подавать ей традиционные сексуальные сигналы, первое, что она почувствовала – испуг. Решила, что он добивается её в какими-то тёмных целях. Позже, когда уверилась, что это обычная мужская похоть, почувствовала жгучее любопытство, и – тоже жгучую и тоже похоть. Тело Сахиба, его голос, руки, а, главное, странные светлые глаза возбуждали, как ничто и никогда.
Но и спустя несколько лет близости она не понимала того, чьё тело лежит рядом с ней. Когда он бывал насмешлив или разозлен чем-нибудь незначительным, казался ей ребенком, неумело играющим во взрослого. Но когда видела его в работе или в настоящем гневе, внутри её все сжималось от ощущения неодолимой грозной силы.
Она пыталась узнать о нём хоть что-нибудь и кое-что даже узнала. Могла бы покопаться и дальше, но неосознанный страх, что он проведает об этих расследованиях, остановил.
А ещё – ещё она хотела его так же, как и раньше.
Развесёлая калифорнийская луна заглядывала в окно комнаты на втором этаже домика для преподавателей в центре кампуса. В её свете желтоватые стены под красной черепицей крыш выглядели ещё невесомее, чем днем. Впечатление лёгкости бытия усиливали вверх устремленные стволы пальм. Улочку перед домом неторопливо пересекла страдающая бессонницей белка.
Несмотря на то, что бешеное солнце палило весь день, ночью стало довольно холодно. В эту пору дома тут не отапливались. «Надо бы разжечь камин», – смутно подумала Мэм, но сама мысль заставила её передёрнуться. Она и так озябла, когда оказалась под одеялом одна: Сахиб встал и, как был обнаженный, опустился в широкое кожаное кресло. На него холод, похоже, никак не действовал, и, конечно, пылающий камин был ему не нужен.
– Боишься, чу-увак? – губы Мэм раздвинулись, явив блудливую дырочку меж передних зубов.
– Опасаюсь, что пойдем по новому кругу, – проговорил Сахиб. Несмотря на неглиже, внутренне он был уже собран. – А время не ждёт.
Улыбка Мэм пожухла.
– Итак, – продолжал президент Клаба, сделав вид, что не заметил обиды любовницы, – проект «Центурион».
Приподнявшись на локте, Мэм кивнула. В ней промелькнуло ощущение нелепости ситуации: из постели отчитывается перед голым мальчишкой. Но неловкость быстро исчезла. В комнате повисло напряженное ожидание.
– Увы, не могу порадовать вас, сэ-эр. Я так и не представляю, каким образом завладеть артефактом, называемым Копьё центуриона Лонгина, – всё же в её ставшим сухим голосе пряталась обида.
– Я сразу понял, – кивнул Сахиб, – оттягивал момент, когда ты скажешь…
Забыв обидеться в очередной раз, она удивленно посмотрела на него: этот непостижимый человек так простодушно признавался в инфантильном нежелании слышать плохие известия… Её широко распахнутые глаза и чуть оттопыренная губа над тяжеловатым подбородком производили впечатление умилительное и слегка комичное, как у симпатичной мартышки в зоопарке. Сахиб слегка ухмыльнулся и продолжил, будто вслух договаривал начатое мысленно:
– Тебе не по душе это задание, Дульси.
– Я бы сказала, оно мне непонятно… – проговорила Мэм, – до сих пор не могу представить, зачем тебе эта железка.
– А зачем она была нужна другим?.. Ты знаешь, Гитлер умер через час после того, как Копьё нашли твои янки…
– Да, это написано у Паттона. Совпадение, я думаю… И вообще, это неважно.
– Правильно. Важно, где оно находится сейчас.
– Это я узнала. Хотя сначала была уверена, что проблемы нет – оно в Венском дворце с тех пор, как мы возвратили его Австрии…
– Но потом выяснила то, что я и так давно знаю: ваш бравый генерал подсунул австрийцам подделку?..
– Не совсем подделку, это тоже старинное копье, которое только немножко подработали – люди Паттона раскопали его в другом музее, кажется, во Франции.
– В Бельгии.
– Да, в Бельгии. Не представляю, как он на это решился.
– Очевидно, настояли братья.
– Да, Орден Саркофага. Тогда в него входил и президент.
– Нынешний тоже входит.
Мэм кивнула:
– Самая тайная организация в моей стране. Я сначала думала, что это масоны…
– К масонам она имеет только то отношение, что высшие иерархи почти всех ваших лож входят в Саркофаг… – пожал плечами Сахиб.
Пошарив в беспорядочно сваленной на полу одежде, извлек свою вечную игрушку. Похоже, в этом деле он был настоящим мастером – умудрялся вертеть йо-йо даже развалясь в кресле. Диски резво летали, а он глядел в лицо Мэм, ожидая продолжение отчета. Она опять зябко поежилась.
– Я узнала это совсем недавно, пришлось задействовать связи в Белом доме, и то просто повезло, нашёлся один человек, который в курсе той истории.
Сахиб кивнул одновременно с замысловатым движением кисти.
– Паттону приказали подменить Копьё и передать его совету ордена, что он и сделал. После чего ему устроили автокатастрофу. Копьё использовалось в нескольких ритуалах, а после войны распоряжением секретаря казначейства отправлено в…
– …Форт Нокс, – закончил Сахиб, ловко поймав йо-йо в раскрытую ладонь.
– Ты знал?.. – вскинулась Мэм.
Ладонь выпустила диск и он запрыгал вновь.
– Дульси, за кого ты меня принимаешь? Я это знал, когда ты ещё мастурбировала своей любимой плюшевой обезьянкой… Неужели ты думаешь, что Клаб не следит за перемещением артефактов?
– Тогда зачем же, чёрт тебя дери, ты заставлял меня вынюхивать всё это?!
Сахиб лениво улыбнулся ей сквозь почти сплошной барьер бешено вращающегося йо-йо.
– Затем, например, чтобы щёлкнуть тебя по твоему негритянскому носику…
– Ах ты!..
Со своей бесшабашной юности госпожа профессор не употребляла столь смачных выражений, самым незатейливым из которых было: «Полжопы грёбаной дохлой летучей крысы!» Сахиб даже вновь пригасил вращение игрушки, слушая с нескрываемым восторгом.
– Ну, ты даёшь, сестрёнка, – рассмеялся он весело.
Она выдохлась, только бешено вращала глазами и возмущенно раскрывала рот, как извлеченная на воздух рыба.
– Послушай меня, – Сахиб стал строг, но в глазах мельтешили лукавые искорки, – я ничего не делаю просто так, ты знаешь. Конечно, мне забавно было сейчас тебя слушать, и только ради этого стоило отколоть такую шутку. Но дело есть дело. Ты что думаешь, я ввёл тебя в Клаб из-за твоей шоколадной жопы?..
Он глянул на неё так прямо и дерзко, что она чуть не задохнулась от желания. Но тут же перенёс взгляд на вновь завертевшееся йо-йо.
– Дульси, Дульси, я мог бы добраться до твоего сладкого афедрона многими путями, ты же понимаешь… Но нет, мне нужна ещё и твоя уумная голова – чтобы добыть Копьё. Вот так. А разузнать всё про него я тебя заставил, во-первых, чтобы перепроверить информацию, а во-вторых, чтобы ты вошла в тему и перестала кривиться от этих «детских игрушек», как ты как-то сказала мсье Жану. Хотя, между нами, не имела права говорить с ним о своём задании…
Почувствовав её удивление, ухмыльнулся.
– Ну конечно, я знаю. Как и то, что этот авраамический сатир пытался затащить тебя в постель.
– Тогда ты знаешь и чем это закончилось… – смогла, несмотря на сжавшее горло возмущение, произнести она.
– О да, он очень много пудры извел, чтобы скрыть синяк под глазом, а его нос стал ещё больше и цвета слива. Но, между прочим, этим он не полностью искупил свой проступок… Так вот, Дульси. Тебе предстоит стать членом Ордена Саркофага. Молчи, я знаю, как это трудно. Но у нас есть ещё, по крайней мере, два года, а может, и три. Успеешь. Это хорошо, что ты познакомилась с бывшей любовницей секретаря казначейства, она выведет на нужных людей. Подружись с ней, ты это умеешь.
Она попыталась возразить, но он вновь оборвал ее:
– Твой пол и цвет кожи уже не помеха: недавно они изменили правила для неофитов. Тебя возьмут, ты считаешься серьезной фигурой в местных политических играх.
Диск очертил почти правильный круг.
– А почему вы не используете для этого дела Ковбоя? Сэ-эр.
Она лихорадочно пыталась анализировать массу полученной информации.
– Ненадежен. Самоуверен. Груб. Туповат, – словно четыре пули вылетели в ничего не подозревающего Ковбоя. – Возможно, вводя его в наше общество, я совершил ошибку. Которую следует исправить…
Йо-йо проделало особенно замысловатый прыжок.
– Саркофаг, – продолжал Сахиб задумчиво, – в общем-то, теневое правительство США, вернее, наиболее могущественное из них. Тебе бы стоило это знать. Ты – член правления Клаба, Дульси, ты обязана знать всё.
Мутная волна гнева, которую она изо всех сил сдерживала последние минуты, вновь поднялась в ней, как рвотные массы из желудка.
– Я знаю больше, чем ты думаешь! – как кошка зашипела она, рывком садясь на кровати. Одеяло сползло, открывая маленькие груди, но она не заметила этого. Лицо было искажено самой настоящей ненавистью. Ей уже было всё равно, что он сейчас услышит.
– Рассказать про твои компании, активы в оффшорах, недвижимость по всему миру? Как ты, вернее, твои управляющие, уходят от налогов во всех странах? Я знаю, знаю… Ты через подставных лиц держишь контрольные пакеты ключевых предприятий. Сотни брокерских фирм на всех главных биржах работают на тебя. Думаю, если захочешь, ты легко обрушишь за пару дней Уолл-стрит! Ты точно способен в два счёта оставить без штанов любого воротилу!.. Да что там, ты ведь давно уже способен взять за глотку всех этих вечных еврейских кормильцев Клаба, считающих себя его хозяевами – всяких Ротшильдов, Рокфеллеров, Гугенхаймов, и они даже не поймут, откуда им прилетело…Ты…Ты чудовище!..
Она слишком поздно поняла, что зашла непозволительно далеко. Её горячечная речь оборвалась, словно под ударом гильотины. С ужасом глядела на его окаменевшее лицо. Глаза…
Они уже были не глазами, а окнами в какой-то безумный мир. Мертвенное сияние исходило из них. Она погрузилась в него и не находила дна. Мэм уже не была профессором и важной дамой, даже девочкой Дульси уже не была. Никем не была. Небытие растворило её, она не понимала, где верх и низ, не знала даже того, что не понимает этого. У неё не осталось мыслей, а из ощущений – лишь чистый архаичный ужас. Там не было ни-че-го, и она поняла, что сейчас перестанет БЫТЬ совсем. Это так испугало её, что острая радость возвращения в мир пронзила в момент, когда горло её сдавила яростная петля.
Шнур йо-йо несколько раз обернулся вокруг её шеи, Сахиб держал другой его конец и сильно тянул на себя. Его лицо по-прежнему напоминало морду каменного идола, которому паства недодала свежей человечины.
– Дульси, Ду-ульси – с грустным укором покачал он головой.
Мэм изо всех сил пыталась ослабить петлю, но уже начинала сереть и похрипывать.
– Ну что ты такое делаешь? – продолжал он тихо и веско. – Так ведь не играют, сама знаешь. Нельзя себя раскрывать никому. Понимаешь? Ни-ко-му. Мне тоже. Я и так всё узнаю. А ты… Знаешь, кто я, говоришь? Глупенькая, ты ведь десятой части про меня не раскопала, а уже всё выложила. Я ж за такое и задушить могу. Во избежание дальнейших недоразумений…
Его спокойный тон пугающе контрастировал с напрягшимися скулами и сполохами ярости, метавшимися в недрах глаз. Но не только ярости… Его взгляд откровенно потреблял тело Мэм, с которого окончательно сползло одеяло. Вставшие от напряжения груди, подтянувшийся живот в дорожках холодного пота, непокорная курчавая поросль меж расставленных ноги и, главное, гниловато-пряные запахи страха и вступающей в права смерти привлекали его, как свежая кровь акулу. Мэм упала с кровати на четвереньки. При виде её воздетых ягодиц он слегка оскалился и сильно потянул за шнурок. Она бросилась к нему, как собачка, которую поманил хозяин. Сахиб чуть ослабил хватку петли. Мэм подняла голову и с изумлением увидела, как сильно он возбужден. Она умирала взаправду, но тоже почувствовала прилив похоти и уже сама порывисто потянулась к нему… Через несколько минут он захрипел, грубо рванул её за плечи и бросил на ковер.
Такого она ещё не испытывала, ни с ним, ни с кем-либо ещё, и знала, что никогда больше не испытает. Будто невероятной силы цунами начисто смыло её мозг. Она шипела и рычала, кричала непонятные слова. Это был уже не сексуальный, а какой-то магический экстаз, как в детстве, когда харизмат-отец брал её на богослужения. Странные слова выходили из её раззявленного рта вперемешку с порциями пены.
Сахиб поднялся и смотрел на её непристойные конвульсии. Неопределенно усмехался, а иногда кивал, словно понимал что-то.
– Бо-о-о-о-о! – выплеснулся заключительный вой. – Бо-бо-о-о!..
– Ну, ну, Дульси, вернись. Всё уже прошло, – он наклонился и слегка похлопал её по щеке. – Дурочка маленькая, зашлась… Бо-о-о-о, надо же… Какой там бо-о-о…
Она словно возвращалась из-за гроба. Лицо было ровного серого цвета. На подбородке засыхали клочья пены. Закатившиеся глаза медленно воседали в орбитах. Осознав себя, она беззвучно разрыдалась. Сахиб встал на колени, обхватил её за плечи и принялся тихонько баюкать.
– Кимбел, – человеческие слова давались ей с трудом, из горла всё ещё шли хрипы, – никогда не смотри на меня так, никогда, пожалуйста…
– Дурочка, – повторил он почти ласково, – я и не смотрел толком, так, глянул…
– Ки-имбел, – хныкнула она, – что это было?
– Пустота, Дульси. Великая пустота. Ты просто услышала, как она скрежещет зубами…
3
Эх, спасибо заводскому другу –
Научил, как ходят, как сдают…
Выяснилось позже – я с испугу
Разыграл классический дебют!
Владимир Высоцкий «Игра»
СССР, поселок Ржанка Энской области, 1 мая 1982
– Не грусти, а то дураком станешь!
Руслан нехотя поднял голову. От розовощекой монголоидной медсестры исходила струя животного здоровья, в столь скорбном месте просто неприличного. Но она плевала на это, как и на сборище полутрупов-полузверей в грязных пижамах, бесцельно меряющих шагами длинную сумеречную комнату с низким потолком, за которой в местном фольклоре почему-то закрепилось прозвище «греческий зал».
– Я не буду грустить, – ответил он тоном покладистого зомби.
– Ну, так вставай и ходи туда-сюда, – хихикнула жизнерадостная хакаска.
Руслан вновь опустил тяжёлый взгляд на грязную клеенку стола.
