скачать книгу бесплатно
– В глаза мы ему смотреть не будем, – сказал Одинцов, – А то вдруг они у него фасеточные?
Какое-то время он рассматривал обречённый, огромный корабль, уже брошенный командой. Тот плыл в темном пространстве, как диковинный морской зверь. Обломки его нижних палуб, дрейфующие вместе с ним, напоминали стайки мелких рыб-падальщиков, вокруг мёртвого хищника. Корабли Альянса, как все корабли на свете, обладали своей, особенной красотой. В них было что-то и от древних галер, бороздивших моря на Старой Земле, и от морских хищников, таких похожих на любой планете, где есть океан.
– Давай торпеды, Юра, – сказал Одинцов навигатору, выводя на дисплей чертежи террасаконтер, и находя среди них «Деву Марину». – Давай торпеды, Георг, – повторил он, отмечая цель, – Одну в отсеки боеприпасов, вторую – куда хочешь, на свой вкус.
– Дайте чёткий приказ, капитан, – сказал фон Менгден бесстрастным голосом.
– Юра, – сказал ему Одинцов, поморщившись от дотошности своего офицера, – дай просто одну торпеду туда, где ещё не горит.
Фон Менгден пожал плечами и включил инфракрасный режим на визорах, чтобы ещё раз определить очаги пожаров.
Рейдер еле слышно вздрогнул.
– Торпеды пошли, – невозмутимо доложил «Юра» через несколько секунд.
– Не могу отказать себе в этом удовольствии, – посмотрел на нас с Рязанцевым Одинцов, переключая экран на визоры, разворачивая картинки торпед и общего вида обречённой террасаконтеры. Хоть это, конечно, и не вернёт тех, кто погиб в Екатеринодаре. – Присоединяйтесь, – сказал он нам, – редкое зрелище. Первое, в своём роде.
Я смотрел, как торпеды шли к цели. В рубке «Всадника» повисло молчание. Было слышно, как Одинцов постукивает перчаткой по панели пульта управления
– Террасаконтера, как немая, – нарушил молчание Рязанцев. – Ушли наши «друзья», значит.
«Дева Марина» была, по сути, уже мертва. Когда в ту часть, где находился отсек управления, как нож, вошла первая торпеда, стройное, красивое тело террасаконтеры деформировалось, и вдруг, вспухло несколькими отвратительными «нарывами». Деформация поверхности корабля, распространяемая взрывными волнами, рвавшими переборки и плавившими сверхвысокими температурами отсеки, дошла и до огромной носовой скульптуры: стоявшей над отсеком управления прекрасной обнажённой девушки, выходящей из морской пены. Скульптура начала было тоже начала «опухать», превращаясь во что-то из страшных снов, но раскололась надвое. Гигантская верхняя часть её прекрасного торса, с руками, державшими рукоять спады, закувыркалась в нашу сторону.
Скульптура «Девы Марины» казалась крохотной на фоне огромного корабля.
Вторая торпеда, поразившая отсек боеприпасов, дала «опухоли» ещё больших размеров, деформировавших корпус с ещё большей скоростью. Внезапно гигантский корабль «лопнул» большой, черно-оранжевой объёмной кляксой, закрывшей от нас бесконечные звёзды, чей рисунок так сильно менялся с каждой точкой перехода. Последний, большой взрыв превратил террасаконтеру в большое облако обломков.
– Вот и всё, – сухо и жёстко сказал Одинцов, глядя на море, дрейфующих в нашу сторону, фрагментов.
Было что-то чертовски грустное в картине гибнущего корабля, пусть даже это была террасаконтера террисов. Мы убили его, как когда-то китобой убивал кита, поражая его гарпуном с гранатой, которая взрывалась в теле огромного животного, ощущавшего приближение смерти. Я знал, что похожие чувства испытывают все, кто находился в рубке. Неожиданное для всех нас неловкое молчание повисло в отсеке управления русского рейдера.
– Поздравляю Вас, полковник, – сказал я, снова нарушив тишину в рубке «Всадника».
Нельзя поддаваться эмоциям. Фокус только на успех.
– С чем? – не понял Одинцов – он думал о чем-то, он был погружён в свои мысли, глядя куда-то мимо.
– Это первая крупная потеря Альянса, с начала войны, – заметил я. – Этого не смогла сделать ни Империя, ни мы. Сделай я такое – или кто-то из имперских капитанов – нас ждала бы крупная награда.
– Ну-ну, – Одинцов повернулся ко мне, цитируя известную поговорку: – «Что адепт Серапеона сделает за идею, ганзеец сделает только за деньги…», русский полковник расхохотался и добавил: – Не завидуйте мне так, фон Кассель. Вы ведь тоже причастны. И гораздо больше, чем Вам кажется.
Я удивился. Молча. Но видимо настолько выразительно, что Одинцов перестал смеяться:
– Ганзейскому капитану нужны пояснения?
– Видите ли, полковник, – возразил, я с ноткой некоей отстранённости, – я не совсем ганзеец. Я остзеец. Разницу понимаете?
– Простите, если обидел Вас, фон Кассель, – Одинцов хитро улыбнулся. – Разницу я понимаю. Уж поверьте человеку, до сих пор не выступившему ни на одной из сторон русской гражданской войны…
– Нынешняя гражданская война чем-то отличается от других в истории человечества? – спросил я, уже примирительным тоном.
–Трудно сказать, ответил мне бывший студент Московского Историко-Архивного Института Игорь Одинцов, – как говорил мой добрейший учитель, профессор Сергей Михайлович Половинкин, «учение о человеке до сих пор остаётся одним из наименее изученных аспектов деятельности самого же человека». Это вообще первая война за последние двести лет…
– Утверждение Вашего учителя так же парадоксально, как и первая война за двести лет.
– Не провоцируйте меня, фон Кассель, – вдруг сказал Одинцов, – когда-нибудь потом, в другой обстановке, мы как-нибудь сядем и обязательно поговорим обо всём, может даже поумничаем и вспомним не только уважаемого Сергея Михайловича, но и многих как русских, так и имперских мыслителей, которых заботили действительно серьёзные вещи. Гораздо более серьёзные, чем собственное выживание, или торжество над грудой обломков пустого корабля.
– Согласен с Вами, – ответил я, – просто попал под впечатление того местного апокалипсиса, который мы тут с Вами устроили.
– Как Вы думаете, – спросил Одинцов, выдержав небольшую паузу, – почему мне удалось торпедировать, уже оставленный экипажем, один их самых крупных кораблей Альянса?
– Подрыв на минах, пожары, – сказал я, – А ещё, вероятно, виртуозная работа Ваших минёров.
– Ни я, ни мои минёры, не заслужили Вашей похвалы, – покачал головой Одинцов. – Всё время, пока я удерживал планету – мои ребята, конечно, ставили минные поля. Поставили мы мины и к подходу террасаконтеры, но безуспешно. Сенсорные поля «Девы Марины» зафиксировали их, потом вышли рейдеры просканировали и уничтожили всё, что мы поставили. Так что это не мои минёры.
– Третья сила? – улыбнулся я. – Неведомый и таинственный союзник из глубин внешнего космоса?
Одинцов рассмеялся.
– Я, конечно, балуюсь литературой на досуге – есть такой грех, даже суеверен иногда, как любой человек нашей профессии, но в такие чудеса просто не верю.
– Тогда что было причиной? – удивился я.
– А вот не буду отвечать и всё, – сказал полковник Одинцов. – Я обещал Вам сюрприз на Екатеринодаре, и вы его получите. Юра – повернулся он к фон Менгдену, – давай их рейдер на буксир – и пойдём домой.
– Я помогу? – спросил Рязанцев Одинцова – тот кивнул, соглашаясь и добавил, – стыковка верхней плоскостью.
Нет, так нет, – пожал я плечами. – Слишком много загадок. На Екатеринодаре так на Екатеринодаре. Совсем рядом. Всего-то полчаса хода.
«Всадник» взял нашего «Барона» на буксир довольно быстро. В том, как Менгден производил стыковочные манёвры, было что-то пиратское. Очень уверенно. Очень точные движения. Помощь Рязанцева оказалась почти не нужна.
– Буксировочная стыковка завершена. Стыковочные шлюзы открыты, – сухо доложил фон Менгден.
– Красавец ты, Юра, – от души, восхищённо похвалил его Рязанцев.
Фон Менгден только молча кивнул головой в ответ.
– Передайте на «Барон» «смирительные рубахи» для наших пленных, – приказал Одинцов кому-то через переговорное устройство. – Да, три-четыре комплекта «Фау-5». Чуть погодя отдал приказ: «Курс – на «Орёл».
Мы шли к «Орлу», ставшему домом для русских ирредентистов, уже минут тридцать-сорок. Рязанцев, листавший сетевые новости, вдруг выругался.
– Мы становимся известными, – сказал он с досадой, смотрите, друзья:
На голоэкране, в верхней полусфере капитанской рубки, появилось бородатое лицо известного журналиста:
– Приветствую, меня зовут Анатоль Ришар, я журналист, в меня стреляли, меня ловили, меня арестовывали…
– Секунду, – сказал Рязанцев, – я переключу тизер.
– Привет, дорогие друзья! – начал тот же голос, – Когда мы с моей коллегой поняли, что произошло, мы поняли, что это надо показать! Об этом нужно говорить! Потому, что это неимоверно, на самом-то деле…
– Толик не удержался, – сказал Одинцов, – Молодец, вообще-то, только слишком рано.
– Только что, так называемая миротворческая миссия, – продолжал Анатоль Ришар, – блокирующая русскую ирреденту у планеты Ектеринодар, потеряла сразу два корабля! Предположительно, потерпела катастрофу или подорвалась на минах, терассаконтера сил Альянса Свободных Миров «Дева Марина». Мы пока не знаем, что случилось с его командиром, капитаном-навигатором Мариано Франциско и всем экипажем. Кроме того, русскими ирредентистами взят на абордаж ганзейский рейдер «Барон Врангель». На его борту, в качестве ганзейского капитана, между прочим, находился всем известный, как говорят в пространствах «Alianco de Liberaj Mondoj», бывший пособник Герцога Остзейского, Фридриха, Франц фон Кассель. Как сообщают нам мои источники, которым я верю, команда рейдера, включая личный штурмовой отряд адмирала Ганзейского Союза Головина, погибли при абордаже.
– Вот и всё, фон Кассель – сказал Одинцов, – Вы мертвы. С честью пали на поле боя, защищая прогрессивное человечество. Кстати, – добавил он, – давайте перейдём на ты, раз уж Вы всё равно пали от моей руки?
– Нет проблем, Игорь, сказал я, – Как говорят те из террисов, что являются адептами Сераписа: «у покойников нет выбора». К тому же, меня так много раз убивали в последнее время, что я уже как-то привык. C Павлом на «ты» мы перешли тоже после того, как меня в очередной раз похоронили медиа.
– Напиши что-нибудь, на тему: «Есть ли жизнь после смерти?», – в шутку порекомендовал Одинцов. – В твоём случае, она будет честной.
Мы рассмеялись.
– Франц, ты уже придумал себе новое имя? – неожиданно для меня спросил Рязанцев.
– Зачем? – удивился я. – Меня моё имя вполне устраивает.
– Тебя будут искать, Франц, – пояснил Одинцов. – Анатоль, конечно, пустит ещё много порций дезы про тебя, он человек правильный и честный, но тебя будут искать.
– У меня разве есть выбор? – ответил я им обоим.
– На «Орле» и на планете Екатеринодар, насколько я знаю, есть хорошие регенераторы, – заметил Одинцов. – Мы сможем поменять твои отпечатки пальцев и поработать над твоей внешностью, заменить импланты и идентификаторы личности. Так хотел Головин, а я в долгу перед Фёдор Алексеичем, хоть он сейчас и ганзеец.
– Менять внешность, как будто я преступник? – пожал я плечами. – Я не жалею ни о чем, что я сделал в своей жизни, Игорь, – твёрдо продолжал я. – Всё, что я хотел – это защищать то, что мне дорого. Сегодня я умер для всех от твоей руки, как предатель. Мне не хочется начинать новую жизнь таким образом. Доброе имя – это так мало, но и так много из того, что может позволить себе человек.
– Я понимаю тебя, Франц, – возразил мне Одинцов, – но смена идентификаторов личности даст тебе какое-то время подумать, как быть дальше. Может быть, ты ещё послужишь своей Родине и своему миру, а может быть – тебе захочется просто частной жизни. Только повторяю, тебя будут искать, даже мёртвого. Я говорю лишь о том, что смена имени может дать в твоём случае лишь небольшой выигрыш во времени. Но и это может оказаться вполне достаточно. Мне кажется, что тебе сейчас самое главное – найти себя в изменившемся мире. Выбрать путь, свой новый путь и сторону, на которой ты будешь. Доступ к «Серебряной Тени» и её технологиям – слишком лакомый кусок, а ты-почти единственный «ключ» к нему. Так что спокойной жизни у тебя не предвидится.
– Нужно подумать, – только и ответил я.
– … Случайна ли смерть фон Касселя – продолжал голос Ришара, – и других гасконцев, что шли по душу полковника Одинцова, или это спецоперация руководства Альянса с целью заморозить возможный доступ к тайнам кораблей типа Эрфиндер? Вряд ли на этот вопрос ответят медиа Свободного Мира. Вы же знаете, как я его люблю всем сердцем! Как я люблю всем сердцем свободу слова и прочие завоевания Свободных миров. Однако, их когда-то вполне приличные медиаресурсы, сейчас, как Вы знаете, превратились в дно донное. Но мы с моей коллегой будем следить за ситуацией. Подписывайся, чтобы знать, что такое на самом деле правильная информация. Подписывайся, чтобы ничего не пропустить.
– Кто такие гасконцы? – спросил я, – Что-то из древней истории?
– Возможно у него хобби – древняя французская литература, – предположил Рязанцев. – Был когда-то такой писатель Дюма – кажется офицер, между прочим. Ты ведь тоже балуешься поэзией, Франц?
– Кстати о поэзии, – внезапно сказал Одинцов. – Я читал твои некоторые твои стихи. «Глаза гиен укажут им путь». Так попасть в точку мог только хороший поэт, правда, – русский полковник смотрел на меня с иронией, мол, «догадайся сам».
– С ума схожу от ваших загадок, друзья, – сказал я, –Поэты, писатели… Говорите прямо.
– Мы в зоне действия швартовых полей «Орла» – напомнил о себе фон Менгден. – Захожу на посадку. Передаю управление.
Швартовые поля громадного силуэта «Орла», надвигавшегося на нас, уже захватили «Всадник», к которому был прикреплён «Барон Врангель» и плавно тащили внутрь, прямо в открытый шлюз русского недостроенного сверхкорабля, висевшего на фоне синего глобуса планеты.
– Прекрасно, – сказал Одинцов. – Так вот о поэзии. У тебя был офицер – его звали Адольф ван Фростен. Хотел бы поговорить с ним?
Конечно, я хотел бы. Если бы только знать, где сейчас Адольф. По-настоящему, только сейчас, за эти несколько недель я почувствовал, как мне не хватает моих ребят.
– Да, – коротко ответил я Одинцову, – только где он?
В этот самый момент «Всадник» слегка вздрогнул всем своим корпусом.
– Посадка завершена, снова подал голос фон Менгден. – Процентная смесь «кислород-азот» за бортом соответствует норме.
– Прекрасно, – похвалил его Одинцов, вид у него был загадочный.
Я посмотрел на Рязанцева, – тот тоже состроил хитрую физиономию.
– Команде – разрешение покинуть корабль, – отдал приказ Одинцов. – Пошли, что ли, Франц, -сказал он мне.
Коридоры «Всадника» показались мне длинными и бесконечными. Впереди меня топали своими гравиботинками, по рифлёному полу «Всадника», черно-белые «гиены» Рязанцева, вперемешку с черно-жёлто-белыми, как осы, русскими десантниками. Потом мы разделились. Основная масса солдат, тащившая использованное оборудование и пустые ящики-кофры для боеприпасов, пошла вниз по широкому грузовому пандусу. Мы втроём, свернули влево и вышли, сквозь скромный, парадный выход рейдера.
В огромном, посадочном ангаре линкора «Орёл», внизу, у трапа рейдера «Всадник», ставшего совсем крохотным, я увидел несколько фигур. Они тоже казались маленькими. Но я сразу узнал их.
*«…Nat?rlich, ja!»
Конечно, да!
3. На «Орле».
«Я вообще считаю, что смертность разумного существа – это первобытная дикость.
Над нами вся галактика смеётся. Думаю, есть правило: «Нет бессмертия – нет контактов».
Не по чину. Говоришь с человеком, а он умер. Гадость какая-то.»
Д.Е. Галковский, русский историософ
Хрестоматия "Философские сокровища Империи Сапиенс".
Раздел "Генезис современного русского сознания."
Я спустился по трапу следом за Одинцовым. Трое из четверых, встречавших нас, просто молча обняли меня. Конечно, им было, что сказать мне – и Адольфу ван Фростену, и Патрику Гордону, и Адаму Вайде. Но мы вчетвером – всё, что осталось от личного эскорта Герцога Остзейского, – просто молчали. Обнялись и стояли нос к носу. Потом мои друзья расступились, и я увидел ту самую девушку.
– Лейтенант Небесной Канцелярии герцогства Остзее, Элизабет Суге, – сухо представилась она, а потом, вдруг сказала, совсем как тогда, в пневмолифтах бункеров Кёнигсберга, перед боем: – Капитан, я рада Вас видеть!
Она подала мне руку. Я снял перчатку, и подал ей руку в ответ. Её рука была тёплой и непривычно нежной.
– Я тоже рад Вас видеть, лейтенант, – ответил я ей. – Искренне рад, что Вы живы. И благодарю Вас за всё, что Вы для меня сделали.
– Так ты уже знаешь, капитан? – удивился ван Фростен.
– Как не знать, друзья, – ответил я ван Фростену, не сводя глаз с Элизабет, – благодаря вам я жив!
Глаза у Элизабет Суге были усталые, как у человека, который на допингах много дней. Так выглядят десантники после девяноста дней тяжёлого боевого выхода. Сколько же ты дней не спала, лейтенант Сугэ?
– Гм, какие же вы, всё-таки манерные, остзейцы, – сказал стоявший рядом Одинцов. – Элизабет, давайте хоть я Вас обниму!
– Geh weg, Odintzoff*, – сказала Элизабет, поморщившись в шутку и улыбаясь, – Я же говорила тебе, пошёл вон: – kein K?rperkontakt, keine Umarmung.* Улыбалась она красиво, какой-то очень знакомой улыбкой.
