скачать книгу бесплатно
За спиной чуть слышно заскрипела дверная петля.
Жан порывисто обернулся, пробежал глазами вдоль пустынной улицы: «Вымерли они все, что ли?»
Темные безглазые силуэты домов, плотно закрытые ворота… ни собачьего лая… ни мычания… ничего… никого… мираж, медленно растворяющийся в темноте… пустота… морок.
«А если я провалился куда-нибудь, – по спине к затылку поползла ледяная тряская дрожь, – в безвременье? Если здесь, действительно, никого нет? И никогда не было?»
– Эй! – уже не владея собой, со всей силы саданул он кулаком в дверь, – есть тут кто?!!
Где-то в глубине дома послышалось тихое шевеление, затем на верхнем этаже противно заскрипел ставень:
– Чего надо?
«Слава богу!.. – облегченно выдохнул Доре, – ну, и дурак же я»!
– Ужин и ночлег! – даже не пытаясь скрыть охватившую его радость, весело проорал он.
– Кто вы?
– Дворянин!
– Вы один? – продолжал допытываться ставень.
– Да!
Окно захлопнулось.
Эй! – состояние эйфории сменилось полной растерянностью, – послушайте… вы же… я заплачу…
«Черт бы его побрал! – Жан в бешенстве пнул сапогом дверь, – не на улице же мне ночевать»!
Дверь неожиданно приоткрылась.
– Прошу вас, месье, – хозяин внимательно осмотрел улицу, после чего открыл дверь шире и вытолкнул на крыльцо щуплого подростка, – Жако расседлает вашу лошадь.
– Держи, – торопясь попасть внутрь, Жан спрыгнул на землю и перебросил мальчику поводья, – тушеные свиные ножки?! – ещё не веря себе, он втянул носом выплывающий в открытую дверь запах, – что-то ещё осталось?
– Да, месье.
– Отлично! – не стесняясь, возликовал он, – несите всё!
Позже, разомлев от тепла, сытной еды и усталости, он поднялся в свою комнату, развинтил увесистый нательный крест, открывая маленький, похожий на компас циферблат, стрелка которого по-прежнему указывала на запад. Ниже на серебристом фоне четко пропечатались цифры, отмечающее расстояние между маяками.
«Через два-три дня я тебя догоню, – пообещал отсутствующей здесь Этьене Доре, – должен нагнать».
2
В живот больно уперся высокий край седла. Из-за обмотанного вокруг головы и туловища плаща трудно было дышать. Очнувшись, Этьена попыталась приподняться, но получила шлепок по спине и затихла, прислушиваясь к неровному стуку копыт.
«Везут как куль поперек лошади. Куда?… зачем? Бандиты это или… или кто? – от постоянной качки и невозможности нормально вздохнуть её замутило, – здесь все ведут себя как бандиты. Почему взяли с собой? Могли просто ограбить и бросить. Почему я их не услышала?..»
Лошадь оступилась, отчего Этьену больно прижало ребрами к луке седла. От неожиданности девушка охнула, за что тут же получила сильный удар по плечу.
«… Я их просто не заметила. – от боли и обиды на глаза навернулись слезы, – я искала большое скопление народа и не заметила этих… глупо… с первого дня здесь я всё делаю неправильно… может, ещё удастся что-то изменить»?
Она расслабилась и попыталась мысленно прощупать пространство. Бесполезно. Всё равно, что наугад сунуть руки в мешок с ужами. Чужие мысли и эмоции неуловимо проскальзывают между пальцами, на краткий миг приникают к ладони, и тут же растворяются, стоит только попытаться сжать руку.
«Кажется, человек десять, не меньше. Они устали, очень раздражены, – в отрицательных эмоциях такой силы всегда неуловимо присутствует привкус каильского дрока (горьковато-пряной травы с далекого Линдола, помогающей новичкам на первых тренировках входить в состояние мнемонического контакта), – десять – это не так много. Если удастся идентифицировать хотя бы одного…»
Теперь она медленно, целенаправленно сортировала чужие мысли, пытаясь вычленить хоть одно самостоятельное сознание. (В идеальном варианте, сознание того, поперек чьего седла она висела.)
Через какое-то время картина начала проясняться: она почувствовала руками поводья, а коленями – жесткую ткань плаща, в который была замотана. От неожиданности она резко дернулась, одновременно с этим раздраженно толкнула себя коленом в бок и задохнулась от болезненного тычка по ребрам.
«Есть! Это его бессознательные рефлексы, – уловив нужную волну, она стала лихорадочно перенастраивать себя, подлаживаясь под более высокочастотный канал осознанных действий, – надо нащупать зрительные волны…»
Новый эмоциональный шквал смыл всё. В момент разрыва контакта перед мысленным взглядом промелькнул кусок дороги, видимый поверх головы лошади, доски, ворота. В последовавшей за потерей контакта всепоглощающей внутренней тишине и темноте гулкий стук лошадиных копыт показался оглушительно громким.
– Вы задержались.
– Да, месье. В замке королевский отряд. Мы ничего не смогли сделать.
– Это – кто?
– Он шпионил за нами.
– Хорошо. Ведите к барону.
Её сдернули с лошади, бесцеремонно поставили на ноги и потащили куда-то, судя по звуку, внутрь помещения, где стащили с головы плащ и сильно толкнули вперед.
– Вот, ваша милость, – когда она, споткнувшись, грохнулась об пол, произнес над ней чей-то голос, – шпиона поймали.
– Чьего шпиона?
Чья-то рука сгребла её за воротник и опять поставила на ноги.
– Ну? – встряхивая её, гаркнул ей в ухо тот же голос, – что молчишь?
Она попыталась открыть глаза, но ударивший в них дневной свет показался настолько нестерпимо ярким, что Этьена невольно зажмурилась.
– Ну?
Её опять встряхнули.
– Язык проглотил?
Она поспешно открыла глаза, сощурилась и быстро окинула взглядом помещение.
Вдоль трех стен небольшой полутемной залы тянулись длинные обеденные столы, за которыми развалилось штук двадцать здоровых рослых мужчин, среди которых в развязных позах примостились ярко накрашенные женщины в богатых, но несвежих и сильно помятых платьях.
«Пирушка со шлюхами,» – глаза, привычно фиксируя в памяти обстановку, скользнули по цветному узору витражей в узких, расположенных под самым потолком, окнах, по затянутым драпировками простенках между ними, по сервировке стола, по лицам сидящих…
– ….!
Страж немедленно подтащил её к сидящему в центре обрюзгшему краснолицему блондину, по-хозяйски обнимающему полуголую пышногрудую брюнетку в малиновом платье.
– Я не шпион, – Этьена попыталась выпрямиться, но получила удар между лопаток и опять сгорбилась.
– Он следил за нашим отрядом, милорд.
«Английский, – в желудке неприятно похолодело, – те самые союзники… или наемники…»
– Так. – с заметным английским акцентом протянул блондин, лениво стряхивая женщину с колен.
«Похоже, он здесь старший, – Этьена поймала его взгляд и попыталась сосредоточиться на контакте, – сколько же он выпил?! – мысленно ахнула она, попыталась пробиться сквозь вызванную огромной дозой алкоголя в крови блокировку эмоциональных центров.
– Разрешите мне, – его сосед справа, черноволосый подтянутый мужчина в бархатной, расшитой золотом рубахе, широко улыбнулся, – мальчишка, похоже, мнит себя героем. В моем подвале он быстро передумает.
Полностью отключившись от действительности, она мысленно поймала упругий скользкий шар, внутри которого смутно копошились мысли блондина, вырастила острое тонкое жало и стала медленно и осторожно проталкивать острие внутрь.
– Разрешите? – между тем повторил брюнет.
– Вы у себя дома, Бриан, – проворчал блондин, – можете поступать, как сочтете нужным. Но я должен знать…
– Разумеется милорд, – пообещал он, – вы всё узнаете… Впрочем…если желаете, можете спросить у него сами. Ручаюсь, что там он вам ответит.
Шар налился красным и запульсировал. Опять запахло горько-сладким дроком.
– Отлично, – блондин отпихнул прижавшуюся к его ноге женщину, тяжело оперся обеими руками на стол, – мне говорили, что в этом вы – мастер.
– Благодарю, – губы брюнета довольно изогнулись.
Блондин выбрался из-за стола, разогнулся, слегка покачиваясь, подошел к Этьене и ударил кулаком в лицо.
– Аванс.
Шар лопнул, залив все вокруг черно-красной гудящей мглой.
3
Жан отодвинул в сторону тарелку и удовлетворенно откинулся на спинку стула. Потом потянулся, лениво плеснул в глиняный стакан вина из кувшина.
От позволенного себе часового отдыха оставалось ещё около пятнадцати минут. Первые пятнадцать минут пришлось потерять на ожидание обеда, тридцать – на еду, но теперь!.
«Жаль, нет кофе».
Трудно, почти невозможно представить себе традиционный послеобеденный отдых, святая святых каждого уважающего себя француза, без крохотной чашечки очень горького и очень крепкого кофе. Без молока и сахара! Даже в худшие времена, когда вместо настоящего кофе в кофейники наливали отвратительно горький желудевый отвар, его пили их тех же изящных чашечек теми же маленькими смакующими глоточками.
Здесь его с успехом заменяли либо вином, либо сидром.
«Очень даже неплохим вином, – сделав глоток, Жан по-кошачьи прищурился, – очень даже…».
Шел седьмой день пути.
Первый день закончился на постоялом дворе в Версале.
Второй и третий слились в одну изнурительную гонку. К концу второго дня так разболелось всё тело, что ночной отдых как-то выпал из памяти. Если бы ещё пришлось самому расседлывать лошадь, то, пожалуй, до кровати он бы так и не добрался, а упал на конюшне в копну сена. (Жаль, что не упал. По крайней мере, выспался бы на мягком сене, а не на той колючей трухе, которой был набит гостиничный матрац.)
К концу третьего дня боль притупилась. Не то, чтобы отступила, нет, по– прежнему, болело всё, но теперь мышечная боль стала как бы частью его самого, такой же привычной, как жара, комары, жесткое седло или неудобная обувь.
«Хорошо, настоящей жары ещё не было… – Жан отхлебнул ещё и качнул стакан, наблюдая за легкими золотисто-желтыми волнами, лизнувшими внутреннюю поверхность стакана, – на самом деле, самое подходящее время для загородных прогулок… или охоты… если бы… так не болела»…
Он умел ездить верхом. Точнее, раньше он считал, что умеет ездить верхом. Но, одно дело, когда приходится, пусть даже и часами, гарцевать перед камерой, и совсем другое, когда сутками скачешь по, черт его не знает, какой дороге.
Тем не менее, такой длительный дневной отдых пришлось устроить не ради себя, а ради лошади.
«Ничего не попишешь, – он допил и плеснул ещё, – успею, – с первого дня пути расстояние между маяками стало быстро уменьшаться, – возможно, ты уже добралась до цели поездки… или тоже устала и отдыхаешь… в любом случае, завтра я тебя догоню».
Зачем догоняет, что будет делать дальше, и даже, что будет говорить при встрече, он так ещё и не придумал.
«Салют, как дела?» – глупо.
«Хотел убедиться, что с тобой всё в порядке», – ещё глупее.
А на вопросы: «Какого черта тебя сюда занесло?» и «Почему мне ничего не сказала?» (единственное, что его действительно интересовало), она вполне может ответить встречным: «А тебе-то что?»
«Ничего… – представив такой ответ, вынужден был признать он, – абсолютно ничего, если не считать того, что из-за тебя, – как наяву представив её лицо, едко объяснил он, – меня сначала чуть не посадили, затем не прибили… нет, сначала чуть не прибили, потом посадили, потом опять. Черт! – одним глотком допил оставшееся Доре, – могла бы и предупредить, что выходишь из игры».
То ли от вина, то ли от обиды сильно защипало небо.
«…кислятина… – скривился Доре, – надо было взять сидр или, – хмуро косясь на высокие глиняные кружки, стоящие перед двумя другими посетителями, подумал он, – что они тут ещё пьют»?
Несмотря на обеденное время, кроме него и этих двоих в общей зале больше никого не было.
Они пришли позже, когда Жан уже приканчивал вторую порцию отлично пропаренного рагу. Тихо перекинулись парой слов с хозяином, взяли по кружке и уселись в дальнем углу между камином и стойкой.
«Интересная компания», – незаметно поглядывая в их сторону, в конечном итоге решил Доре.
Старшему было, наверное, лет тридцать.
Младшему, на первый взгляд, не больше семнадцати.
Оба одеты по-городскому в узкие черные рейтузы, коричневые длинноносые туфли, толстые рубашки с капюшонами.
Но больше всего его заинтересовали лица, несмотря на весну, уже покрытые ровным коричневатым загаром, разительно не похожие, но, в то же время, определенно имеющие между собой какое-то сходство.
«Они не родня», – присмотревшись ещё раз, предположил Доре.
У старшего лицо широкое, скуластое со сплюснутым носом и мощными надбровными дугами.
