скачать книгу бесплатно
– Но я же лучше! – Жан наклонился ещё ниже, так низко, что почти коснулся щекой её волос, – Омон старше, капризней, да и съемки у него расписаны по минутам. Кроме того, учти, – тщательно смодулированным бархатным баритоном промурлыкал Доре, – он наверняка попытается перетянуть одеяло на себя, а я… – он пригнулся ещё, так, чтобы зеркало смогло отразить их обоих, – на моем фоне ты будешь просто неотразима!
– Возможно… – брюнетка слегка приподняла голову и томно прищурилась, – Дюпон ещё не решил…
Пользуясь моментом, она осторожно провела волосами по его шее и легко прижалась затылком к горлу.
– А мой контракт? – Жан положил ладони ей на плечи.
Брюнетка выразительно пожала плечами и слегка изогнула в улыбке подрагивающие губы.
– Марго, – опустив голос ещё на октаву ниже и почти касаясь губами её уха, интимно прошептал Доре, – ты просто прелесть, – после чего скользнул глазами по зеркалу и легко коснулся её щеки губами.
– А ну тебя, – вроде бы отмахиваясь, но в действительности, прижимаясь к нему ещё больше, хрипловато засмеялась Марго, – если ты, действительно, хочешь, – тщательно выделяя второй смысл фразы, она, почти не скрываясь, прильнула к нему телом, – я могу замолвить словечко.
– Отлично!.. – опуская голос ещё ниже, нежно пробормотал Доре, – я тебя обожаю…
Всё ещё продолжая косить глазами на своё отражение в зеркале, актер нежно, как по струнам, прошелся пальцами по её предплечьям и, мягко сжав ей локти, потянул женщину на себя. Марго поспешно, даже более поспешно, чем требовалось, откинулась назад и чуть приоткрыла тщательно прорисованные губы, обнажая мелкие, ослепительно белые зубы.
– Везет же некоторым светловолосым красавчикам, – словно не замечая двусмысленности происходящего, испанец бесцеремонно влез в мизансцену и тоже заглянул в зеркало, – Марго, лапушка, а как у твоего Дюпона с черноволосыми злодеями? Со мной ему даже контракт выкупать не придется.
Жан спокойно убрал руки и выпрямился.
– Тебя и без контракта никто не возьмет, – разъяренная Марго зло сверкнула на испанца подведенными глазами, – таких, как ты, на любой киностудии как собак.
– Не скажи! – словно не замечая её раздражения, жизнерадостно оскалился испанец, – я уникален! Я красив, молод, талантлив. Я – гений! Или что-то около этого. Я виртуозно дерусь на шпагах и великолепно падаю с обрыва. Помяни моё слово, детка, сегодняшняя сцена войдет в историю кинематографа! Вы все прославитесь благодаря моему бесстрашию!
Понимаешь теперь, что твоему Дюпону я просто необходим? Тем более, что я обожаю сниматься в его фильмах!
– Трепло, – негромко фыркнул Доре.
– Отвянь!.. Ну, так как? – теперь уже испанец интимно склонился к плечу Марго, – учти, королева Марго, я считаю, что на экране ты просто неотразима. Хотя в жизни ты ещё лучше.
Несколько секунд они, молча, изучали друг друга в зеркале.
– Ладно. Черт с тобой, – Марго нервно сморгнула и бросила на столик пудру, – только съемки начнутся не раньше декабря.
– Ничего. До декабря мы как-нибудь продержимся.
Собрав свои вещи, Доре направился к раздевалке.
– Не сомневаюсь…
Женщина отвернулась от испанца и, почти не скрываясь, проводила спину актера долгим голодным взглядом.
– Не советую.
– Что?!..
– Просто не советую, – неожиданно спокойно заговорил испанец, – с ним эти номера не проходят.
– Он что, гомик?
Мужчина придушено фыркнул.
– Не больше меня.
– Тогда почему?
Испанец выразительно пожал плечами.
– Только не говори мне, что он не может.
– Ну что ты, моя прелесть, конечно может. И лучше всего со шлюхами. Да и с теми ведет себя почти по-приятельски. Увы, малыш, но зажигает он только на сцене.
– Ну, это поправимо.
Испанец склонился ниже, нежно улыбнулся отражению.
– Марго, брось. Поверь старому другу, что здесь рыбы нет. Хоть он и красив, как греческий бог, но пыла у него больше, чем на две недели, еще, ни для кого не хватало. Да и с воображением тоже слабовато. В Париже он всех приглашает в один и тот же ресторанчик на Монмартре, потом провожает домой и…
– Слушай, ты! – окончательно выведенная из себя, бешено прошипела Марго.
– Ладно, не злись, моё дело предупредить. Хотя… – испанец склонился ещё ниже, почти щека к щеке, – ты настолько неотразима, что я, возможно, не испугался бы твоего Дюпона…
– Дурак! – Марго резко встала, – отцепись же ты, наконец, и дай мне переодеться!
– Браво, о, несравненная! – проваливаясь ниже, испанец чуть ли не распластался перед ней в глубоком поклоне, – ты неповторима! Не иметь мне больше ни одного контракта, если вру!
Марго одним махом смела с лавки ком вещей и скрылась в ближайшей раздевалке.
– Везет же дуракам! – выпрямляясь, сообщил зеркалу испанец, – только хотел бы я знать, а кто же здесь дурак, а?
2
За окнами вагона проносилась ночь. В сгустившемся сумраке мелькали черные бесформенные массы деревьев, матово поблескивала трава. Поезд прогрохотал по мосту, и внизу промелькнула серебристая лента реки.
Кондуктор проверил билеты, патруль – документы. Пассажиры угомонили взбудораженных посадкой детей, распихали багаж, поужинали и теперь спали, кое-как разместившись на жестких вагонных полках.
В сонной, душной темноте вагона медленно, как зеркальные карпы в королевских прудах, шевелились сны.
Жан тоже спал, неудобно свернувшись на слишком узкой и короткой для него полке. Во сне ему снилось, что он не спит. Там, во сне, он сидел на своем месте в углу вагона и смотрел в окно, почему-то не закрытое светомаскировочной шторой.
За окном медленно разворачивались длинные ленты сизо-фиолетового тумана, от одного взгляда на которые ему отчего-то становилось тревожно и сладко. Ленты плели сложные замысловатые узоры, превращаясь то в струйки сигаретного дыма, то в ручейки, наполненные искрящимся в темноте шампанским. Постепенно ручейки слились в сплошную мерцающую реку, сквозь которую проступила никелированная барная стойка, из-за которой вдруг высунулся помреж и нацелился на Доре огрызком карандаша.
«Шпагу сдал?»
«Да сдал я, сдал!»
Твердо зная, что помреж здесь лишний, что его появление только запутывает, отвлекает от самого главного, отчего-то такого, что долгие годы занозой сидело в его мозгу, Доре раздраженно завертелся на полке и попытался мысленно вымести помрежа из кадра. И, как это ни странно, помреж действительно вымелся. Но в отместку захватил с собой стойку, которая была здесь абсолютно необходимо. Настолько необходима, что, потеряв её, Доре чуть не застонал от разочарования.
«Браво!»
В этом сне он помнил, что полка напротив занята отдышливым суетливым стариком, обвязавшим себе перед сном голову бледно-голубым хлопчатобумажным платком. Но теперь вместо старика на полке уютно расположилась Марго.
«Съёмки только зимой, а зачем нам ждать до зимы? – Марго наклонилась вперед, оперлась руками о его полку и улыбнулась медленной соблазнительной улыбкой, – зачем?…» Она опустилась ещё ниже, почти легла ему на грудь, протянула руку и почему-то стала дергать его за волосы.
«Отвяжись,» – раздраженно брыкнул полку Доре.
«Дурак,» – фыркнула ему в лицо Марго, после чего откинулась назад и замолчала, не сводя с него мерцающих в темноте глаз.
«Почему ты молчишь?» – почему-то забеспокоился Доре.
Сквозь широкое венецианское окно в купе медленно втекала серебристая клубящаяся ночь, пропитанная удушливо-сладкой смесью ароматов бензина, раскаленного асфальта и цветущей сирени.
Марго продолжала молчать и смотрела на него так… так…
«Откуда у Марго такие глаза?» – опрокидываясь в неправдоподобно огромные, ярко-голубые омуты, изумленно подумал Доре, – откуда? И лицо! Откуда у неё такое лицо?!»
Ещё мгновение назад до отвращения четкое, теперь лицо женщины дрожало, растворяясь в зыбкой полутьме веранды. И не Марго уже сидела напротив, а та, то ли увиденная, то ли приснившаяся, не имеющая ни прошлого, ни будущего, то ли реальная женщина, то ли его ночная грёза.
Жан попытался встать… спросить… удержать…
«Спи».
И Доре, наконец, заснул.
3
На рассвете экспресс «Марсель-Париж» вполз под крышу Лионского вокзала.
Битком набитый вагон возбужденно загомонил, готовясь выплеснуться на шоколадный асфальт перрона. Более организованные, увешанные баулами и свертками пассажиры уже добрых минут двадцать нетерпеливо переминались в тамбуре, остальные всё ещё судорожно собирались, с нарастающей паникой оглядываясь на проползавшие за окнами семафоры.
Жана притиснули почти к самой спине раздраженного кондуктора.
В последний раз лязгнули колеса, кондуктор откинул подножку и спустился на нижнюю ступеньку.
Поезд засипел и остановился. Кондуктор спустился на перрон.
Жан спрыгнул следом. С удовольствием втянул в себя влажный рассветный туман, чувствуя, как вместе с воздухом в легкие вливается легкое приятное возбуждение.
После раскаленного юга здесь казалось сыро и холодно. В трещинах асфальта скопилась дождевая вода, на металлических полозьях ограничителей налипли намокшие, побуревшие от влаги листья.
Мокро, холодно…
«Дома!.. Наконец-то я дома!..» – выходя на привокзальную площадь, с привычной радостью подумал Доре.
Старенький тряский автобус довез почти до самого дома.
В булочной напротив он прихватил пакет с горячими рогаликами и, перебежав через улицу, нырнул в своё парадное.
– Доброе утро, мадам Жосс!
Консьержка растерянно уставилась на вошедшего. Жан махнул ей пакетом и, весело перепрыгивая через ступеньки, помчался верх.
– Месье Доре, месье Доре! Остановитесь! – тучная консьержка неожиданно проворно выскочила из-за конторки, – месье Доре!
– В чем дело, мадам Жосс? – Доре приостановил бег и перевесился через перила.
Консьержка, казавшаяся отсюда синим матросским беретом, небрежно брошенным на пол подъезда, запрокинула к нему круглую пуговицу лица.
– Месье Доре, будьте добры, спуститесь.
Доре мельком глянул на дверь своей квартиры, пожал плечами и сбежал вниз.
– Ну, что случилось, мадам?
Консьержка смущенно затопталась на месте.
– Зайдите ко мне, месье.
Оставив на конторке пакет с рогаликами, Доре галантно распахнул дверь.
– Только после вас, мадам!
Консьержка поспешно протиснулась в свою каморку и торопливо взгромоздилась на высокий конторский стул.
– Садитесь, мосье Доре.
Доре нетерпеливо присел на краешек старого продавленного кресла.
– Вас ведь долго не было в Париже? – женщина говорила быстро, словно торопясь заполнить словами томившую её паузу, – как прошли съёмки?
– Спасибо, отлично… Да что случилось, мадам?
– Видите ли… – замялась консьержка, – вас так долго не было… – не зная, куда девать глаза, она смущенно уткнулась взглядом в верхнюю пуговицу его рубашки, – хозяин полагал, что вы… что вам… – женщина собралась с духом и выпалила, – вашу квартиру реквизировали.
– Как? – задохнулся Доре. Несколько секунд он ощущал физическую нехватку кислорода, словно его стиснутые волнением легкие раз и навсегда разучились втягивать в себя воздух.
– Комендатура реквизировала вашу квартиру, – сказав главное, консьержка заметно успокоилась, – они регулярно требуют списки всех незанятых квартир, и хозяин вынужден был… Вы же понимаете?
Поглощенный необходимостью заставить свои легкие дышать, Жан только автоматически кивнул головой.
– Все ваши бумаги и э-э-э… – консьержка опустила глаза и густо покраснела, – интимные предметы я собрала, они в вашем большом черном чемодане у меня дома, поэтому если вы…
«Комендатура… реквизирована… вещи… Дьявол!» – наконец протолкнув в себя вдох, а вместе с ним и смысл услышанного, взъярился Доре.
– Какого черта потребовалось комендатуре в моей квартире!?
– Они временно поселили туда нового жильца.
