Майсгрейв

скачать книгу бесплатно

Девушка в последний раз оглянулась на убогое скио, в котором выросла, и отправилась к берегу. Она шла по склону, поросшему чахлой травой, которую местные козы объели до короткого дерна, но, как оказалось, даже по нему в платье со шлейфом передвигаться было неудобно – ранее девушка никогда не носила столь длинных одеяний.

У самой кромки воды она уселась на покрытую мхом каменную плиту, откуда открывался вид на залив между островами. Море накатывало на берег сливочной пеной, каменистый пляж внизу пестрел розовыми губчатыми водорослями, среди которых с гвалтом возились чайки. Со своего места Мойра видела выступавший в залив маленький остров Грэмсей, а далее виднелся Мейнленд с его деревушками и гаванями, в которых можно было рассмотреть множество лодок и судов. Мойра порой бывала там с семьей, когда ездила на ярмарку или церковные праздники, она вообще любила выходить в море. Когда отчим брал ее с собой порыбачить, для девочки это была не только добыча пропитания, но и возможность увидеть мир дальше своего острова. Она и раньше мечтала уехать… Теперь ее мечта сбудется.

Но Гектор Рой!.. Мойра старалась не думать, что он грузный и немолодой, что у него пахнет изо рта, и вообще не вспоминать его запах зверя. А вот улыбка у него хорошая… ну когда он улыбается именно ей. Что до его подчиненных, то они явно напрягаются, когда он смотрит на них своими блеклыми серыми глазами, суровыми и полными давящей силы. Да, с таким человеком она будет защищена от всего… кроме самого Гектора Роя… Мойра понимала, что отдаст ему свое девичество и будет вынуждена принадлежать ему всякий раз, как только он пожелает. Когда она смущенно сказала об этом матери, та лишь отмахнулась: пожилой и покладистый мужчина не будет сильно утомлять ее, заверила Нора.

Мойра так глубоко задумалась, что не заметила, как солнце скрылось за пеленой тумана, соседние острова исчезли в серой дымке, а от воды потянуло свежестью – начинался прилив. Вождь МакКензи и пообещал, что приедет за ней с вечерним приливом. Значит, скоро.

С туманом пришел и мелкий дождь, стал усиливаться ветер, надсадно ухал прибой – прилив был в верхней точке. Мойра стала зябнуть в своем нарядном платье из тонкого сукна. Она мелко дрожала, и, возможно, не только от сырости и холода. Мойра говорила себе, что она ко всему готова, что поступает правильно, но в глубине души была испуганной девочкой, которую страшило грядущее. А когда сквозь окутавшую ее дымку девушка расслышала скрип уключин и громкие голоса мужчин, разговаривавших на гэльском, у нее даже возникло паническое желание убежать и спрятаться.

Но это был лишь миг. Она поднялась и, вскинув подбородок, стояла прямая и тонкая на ветру. Только ветер играл ее длинными светлыми волосами.

Шотландцы были на Оркнеях чужаками – рослые, с длинными волосами, с рукоятями клейморов[7 - Клеймор – длинный двуручный меч шотландских горцев.], выглядывавшими из-за плеча. Но вождя среди них можно было выделить сразу. Гектор Рой, седой, представительный, со шрамами на лице и объемным выступающим вперед животом, он шел первым, и уже выискивал глазами ту, которую ему сторговали на этом острове.

Мойра старалась не смотреть на его лицо. Лучше она станет рассматривать его темно-малиновый клетчатый плед, который обтягивал торс вождя, образуя юбку-килт, или она будет смотреть на его узорчатую брошь из серебра, скрепляющую складки пледа на плече. «Сколько коз можно обменять на такую брошь?» – пришла неожиданная мысль. И Мойра тут же себя одернула: ей больше никогда не придется думать о козах, гадая как они проживут зиму и что будут есть по весне.

Приблизившись вождь поднял руку, и следовавшие за ним клансмены отстали. Гектор Рой остановился прямо перед девушкой. Плечи вождя покрывали меха, отчего он казался еще шире и в тумане выглядел этаким огромным зверем. Это сходство с животным еще больше усиливалось от густой гривы падающих на плечи волос, которые имели бледно-рыжий цвет из-за пробивавшейся в них частой седины. Когда-то они, должно быть, были просто огненными, недаром же Гектор МакКензи носил прозвище Рой, что означало «рыжий».

– Ты уже ждешь меня, маленькая фейри? – пророкотал Гектор Рой.

Он сказал это на гэльском языке горной Шотландии, и хотя этот язык сильно отличался от диалекта местных жителей[8 - Оркнейские острова долгое время находились под властью Норвегии, отчего местный язык, в котором сохранилось немало старонорвежских слов, отличался от языка шотландцев.], Мойра его поняла. Она посмотрела прямо ему в лицо.

– Я тут давно и замерзла, – произнесла, капризно надув губы.

Но ей это только шло, и суровый вождь заулыбался.

– Итак, наша сделка состоялась и отныне ты моя?

Он не столько спрашивал, сколько утверждал. При этом шотландец поплевал на свою широкую ладонь и протянул ей руку.

– Ударим же по рукам, Мойра с острова Хой!

Она сделала то, о чем он просил, но, когда попыталась отдернуть руку, Гектор Рой не позволил ей этого сделать. Он громко захохотал и притянул девушку к себе. Миг – и она оказалась в его объятиях, он тискал ее, зарывался лицом в ее волосы, щупал бока и ягодицы. Помимо воли Мойра стала отбиваться. Но Гектор Рой не обращал внимания на ее сопротивление. А потом вдруг резко поднял ее и перекинул через плечо.

– Добыча! Отныне она моя добыча!

Его клансмены разразились хохотом и стали стучать оружием, выражая одобрение. Мойра билась, пытаясь вырваться, лупила его кулачками по широкой спине, пока он нес ее к берегу. Там он поставил ее на ноги и, удерживая за плечи на расстоянии вытянутых рук, стал рассматривать.

– Ах, вот ты какая, маленькая фейри! Ты боишься старого МакКензи и выпускаешь коготки? Но, клянусь спасением души, скоро ты будешь мурлыкать, как котенок, когда я научу тебя ласкам, какие так любят девушки в наших краях. А теперь идем.

Он увлек ее к сходням большого корабля, где уже слышался гвалт наблюдавших за ними матросов. Мойра никогда ранее не бывала на такой большой ладье, ей никогда прежде не доводилось быть окруженной вниманием такого множества незнакомых мужчин. И все они хохотали и шумели, разглядывая ее.

– А она действительно красавица, Гектор, – произнес кто-то. – Теперь понимаю, отчего мы так долго торчали тут, на самом краю света.

Еще кто-то сказал:

– Уверен ли ты, вождь, что она и впрямь не из маленького народца[9 - Маленький народец – так в Шотландии называли духов, эльфов и фей, существ мифического мира.] и не околдовала тебя?

Гектор Рой запрокинул голову и громко расхохотался:

– О да! Видит Бог, я околдован. Околдован настолько, что старая кровь звенит в моих жилах, как у юнца, а мой член так восстал, что поднимает спорран[10 - Спорран – сумка горцев; ее носили спереди у пояса.].

Новый взрыв смеха показался Мойре оглушающим. Она зло озиралась и уже готова была броситься назад по сходням, но Гектор Рой упредил ее порыв.

– Не гневайся на них, фейри с островов. Мои клансмены – шумные парни, но отныне все они будут служить тебе. Так что ты в безопасности, и с тобой ничего дурного не случится.

Мойра видела, как сильные клансмены стали толкать корабль, а потом начали заскакивать на его борта. Они должны были уйти по высокой воде, поскольку им предстояло преодолеть коварные воды пролива Пентленд-Ферт, а затем вдоль побережья плыть дальше, на юг, в те далекие земли, где ей теперь предстоит жить.

Девушка оглянулась на смутно различимую в тумане громаду острова Хой, его склоны и скалистые берега. И вдруг наверху, на скалах, заметила силуэты островитян. Даже угадала в одном из них своего брата Магнуса. Противный мальчишка, однако сейчас у Мойры возникло желание помахать ему напоследок рукой. Но она этого не сделала. Она поняла, что ее братишка, который привел с собой ватагу парней и ребятишек, прибыл не попрощаться. В одном рослом островитянине Мойра узнала своего местного ухажера, задиристого Бранда. У него, как и у остальных, в руках были камни, и они стали швырять их в сторону отплывающего корабля. Расстояние было таково, что вряд ли они смогли бы нанести урон, но сами их действия были проявлением неприязни и презрения. Не к шотландцам, нет, а к ней, Мойре, которая предпочла им чужака.

Шотландцы тоже заметили кидавших камни островитян, но не придали им никакого значения. Только Гектор Рой подошел к Мойре, встал рядом. А она, уязвленная тем, как прощались с ней знакомые с острова, повернулась к вождю клана и лукаво посмотрела из-под длинных ресниц. Несмотря на юность и кажущуюся невинность, девушка знала, как действует на мужчин такая уловка, – они замирали, словно у них перехватывало дыхание. Замер и шотландец МакКензи. Тогда Мойра взяла его большую руку и поднесла к губам.

– Отныне я ваша, Гектор Рой. И вы не пожалеете, что наши судьбы пересеклись. Клянусь вам всеми духами этих мест!

Его серые ледяные глаза увлажнились от нахлынувших чувств. Он скинул с себя меховую накидку и укутал ею плечи своей фейри.

Вот, вот, а те с острова пусть видят это!

Они уплывали.

Глава 1. Почти брат

В первый день 1513 года от Рождества Христова все семейство графа Нортумберленда собралось на праздничный обед в великолепном замке Варкворт.

Как и полагается в рождественские дни, стены пиршественного зала богато украсили гирляндами темного остролиста с ярко-алыми ягодами, под аркой входа висела традиционная омела, а по центру, под сводом, красовалась огромная золоченая звезда – она будет мерцать там всю неделю до Крещения. Чудесно! И сам новогодний воздух так дивно пахнет корицей и можжевельником, и лишь слегка дымом от огня в каминах. А тяга в каминах зала Варкворт великолепная – ни следов копоти, ни дымных завитков над головами пирующих.

Сам граф Нортумберленд, Генри Элджернон Перси, восседал во главе высокого пиршественного стола и с удовольствием наблюдал, как целая вереница слуг в ливреях со знаками его дома вносит все новые и новые изысканные блюда, расставляя их перед гостями. Положенную круговую чашу уже выпили с пожелания всяческого добра друг другу в новом году, и теперь домочадцы и гости милорда Перси вкушали яства, приготовленные поварами Варкворта. На длинных блюдах покоились украшенные перьями зажаренные фазаны, начиненные сладкими каштанами, ягненок под имбирным соусом, зарумяненные цыплята, нежная парная оленина в подливе – милорд Перси сам охотился на этого оленя в преддверии новогоднего пира. И никакой рыбы, слава тебе Господи! Рыба всем надоела еще в дни предрождественского поста, и из рыбных блюд на столах было только нежнейшее пюре из трески, какое так любит супруга графа, леди Кэтрин.

Граф глянул на сидевшую рядом супругу, урожденную леди Спенсер. Она всегда не прочь вкусно поесть, но полнота ей идет. А еще леди Кэтрин слывет известной модницей. Правда, сейчас, глядя на огромный пунцово-алый берет, который водрузила на голову графиня, Генри Элджернон слегка насупился. Его супруга пытается ввести на Севере в обиход нидерландскую моду на ношение дамами берета – традиционного мужского головного убора. Но в этих патриархальных краях такое нововведение шокирует и вызывает недоумение. К тому же берет леди Перси просто не идет: будучи крупной дамой, в этом широком головном уборе с множеством завитых перьев она отчего-то напоминает флагманский корабль с раздутыми парусами. Ну, если бы паруса могли шить из такого огненно-алого бархата. Вон молодые племянники графа в дальнем конце стола даже с хохотом распевают: «Парус, парус!». А графиня даже не догадывается, что сорванцы посмеиваются над ней.

Граф бросил суровый взгляд на парней, но те только усмехнулись. Они уже свыклись, что лорд Севера редко улыбается, а его продолговатое породистое лицо даже на веселом пиру лишено какого бы то ни было выражения, словно свежепобеленная стена. Таким же застывшим оно осталось, когда мать графа, престарелая Мод Перси, недовольным тоном заявила, что ее сын поскупился, не велев зажарить для гостей крупного быка, как обычно поступали в семье Перси в прежние годы.

– Ваш батюшка, сын мой, всегда приказывал забивать в первый день нового года самого крупного быка в своих стадах, и все подходили и отрезали себе такую порцию, какую пожелают. А теперь скажут, что Перси пренебрег старыми добрыми обычаями. Или пожадничал, – язвительно добавила старая леди, недовольно поджимая губы.

Ну вот бы и оставалась графиня-мать в их старой резиденции Олнвике, где всегда следовали старым обычаям. Но нет, она пожелала приехать сюда, в более уютный и комфортабельный Варкворт, и теперь ворчит, что тут все не так, как надо.

Вообще граф любил матушку, на которую был так похож внешне, – та же тонкая кость, удлиненное лицо, карие, глубоко посаженные глаза. Но сейчас он лишь с раздражением подумал о том, насколько старшие любят поучать, словно они одни хранят непреложную истину и отвечают за хороший тон. А ведь некогда и сама леди Мод вела себя так, что вызывала пересуды по всему Пограничью: рассказывали, будто в молодости она разъезжала по округе в платье с откровенным декольте и созывала так называемые «суды любви»[11 - «Суды любви» – собрание придворных во главе с «королевой любви», созывалось для разбора дел любовного свойства и проходило в праздничной и шутливой атмосфере, но с соблюдением норм феодального права.], даря пылкий поцелуй тому, кто на них особо отличился. И ее муж, отец Генри Элджернона, это терпел. Ибо любил и баловал супругу. Но после гибели мужа леди Мод словно подменили – она посуровела и вечно ворчала, ратуя за старину.

Перси вдруг поймал себя на мысли, что он по сути такой же ворчун, как и его матушка, – все критикует, всем недоволен. А вот его отец был шумным и веселым человеком. Старого графа любили в округе, он был истинным правителем Севера Англии. Ведь что значат для северян все эти новые короли Тюдоры? Они где-то за много миль отсюда, где-то на юге. А здесь, в краю войн и набегов, холодных ветров и грубых нравов, всем заправляют и распоряжаются нортумберлендские Перси, и власть их на Севере бесспорна.

Однако прежний король Генрих Тюдор[12 - Речь идет о прежнем короле – Генрихе VII Тюдоре (1485–1509 гг.).] все же смог подставить подножку своевольным Перси: он вынудил владыку Севера собирать новый, непосильный для населения налог, в результате чего вспыхнул бунт, во время которого отчаянный и шумный Генри Перси был просто растерзан толпой.

Самого Генри Элджернона тогда не было в Нортумберлендском графстве. Как и полагалось юному отпрыску дома Перси, он проходил обучение при королевском дворе Тюдоров. Ему было всего лишь тринадцать, когда доставили весть о гибели его родителя, а Генри объявили, что отныне он граф Нортумберленд и смотритель англо-шотландской границы. Тринадцать лет – и такой груз! И все же он справлялся. Из года в год он увеличивал свои войска, щедро платил всем, кто вступал под его знамена. К тому же он научился находить компромиссы и договариваться с северными соседями – шотландцами.

Перси сделал знак прислуживающему пажу, чтобы тот подлил вина. И чего это мальчишка спит с открытыми глазами, а не следит за нуждами повелителя? Ах, он засмотрелся, как сыновья графа, уже оставившие долгое застолье, затеяли возню с огромным мастифом у окна, дразнят собаку покрывалом, сорванным с приоконной скамьи.

– Миледи, – обратился граф к супруге, – угомоните ваших сыновей.

Но леди Кэтрин только с улыбкой смотрела на играющих мальчишек. Она никогда их не наказывала, понимая, что уже вскоре сыновья отбудут на служение ко двору короля, и там юных отпрысков Перси уже никто не будет баловать.

Перси заметил, что его старший сын Генри забрался на подоконник и наблюдает за чем-то во дворе. В зале играла музыка, слышались гул голосов, смех, и все же сквозь этот шум граф различил, как извне долетел тягучий звук рога. Один раз. Значит, прибыл кто-то из своих. Два или три сигнала обычно оповещали об опасности. На Севере даже во время Божьего перемирия рождественских празднеств набеги не диво. Особенно учитывая, что Варкворт не так уж далеко от шотландской границы. И, несмотря на все мирные соглашения с королем Яковом, ситуация ныне не такова, чтобы…

От мыслей графа отвлек звонкий голос сына Генри:

– Это Майсгрейв! Взгляните все сюда! Сэр Дэвид Майсгрейв вернулся!

Присутствующие в зале оживились. Кто-то тоже подошел к окну, другие встали из-за столов и поспешили к выходу. Рыцаря Дэвида Майсгрейва, крестника и воспитанника прежнего графа Нортумберленда, на Севере любили.

Граф остался сидеть на месте, только лицо его еще больше побледнело. Итак, Дэвид Майсгрейв, его посланник ко двору короля, уже вернулся. И вернулся слишком скоро – еще и месяца не миновало, как он отправил Майсгрейва с пышной свитой в Лондон. Перси поручил своему рыцарю важную дипломатическую миссию: Дэвид, умевший найти подход к такому тщеславному юноше, как король Генрих VIII, должен был упредить монарха, что происходит в Шотландии. И добиться дополнительной военной помощи на англо-шотландскую границу.

Справился ли Майсгрейв? Хотя чего гадать… Вон его верный посланец уже здесь. Сстоит себе, подбоченившись, под аркой входа в окружении домочадцев и слуг Перси. И даже, следуя традиции, поцеловал под омелой младшую сестру графа, резвушку Элизабет.

Поцелуй под омелой – старинный неписаный закон. Да и Элизабет явно не против оказаться в объятиях пригожего рыцаря, не спешит убирать руки с его плеч. Это вызвало всеобщий смех. И только граф продолжал методично поедать цыпленка, словно ничего не замечая. Но замечал все. И как улыбающийся Майсгрейв раскланивается с обступившими его дамами и вельможами северного двора, и как скинул на руки лакеев свой подбитый мехами плащ, представ в новомодно придворном костюме и позволив любоваться собой. Хотя, как на взгляд суровых северян, это новая придворная мода чересчур вызывающая. В этих краях никогда не носили столь облегающие одеяния с множеством блестящих шнуров, шевронов и вставок, да еще с таким количеством прорезей, сквозь которые было выпущено пышное нижнее белье, – изысканный придворный стиль в соответствии с веяниями нидерландской моды Габсбургов. Можно было бы и высмеять расфуфыренного щеголя Майсгрейва, если бы это нелепое, по мнению Перси, одеяние так не шло Дэвиду: одежда в обтяжку словно бы подчеркивала его атлетическое сложение, стройные ноги, длинные узкие бедра, мощный торс и широкие плечи. Причем даже огромный нидерландский берет, надетый с небрежной грацией слегка набекрень, смотрелся на нем весьма элегантно.

Дэвид все же прорвался сквозь спешивших пожать ему руку придворных Нортумберленда и щебетавших вокруг дам и поспешил к своему сеньору Генри Перси.

– Милорд! – Он обнажил голову и склонился, помахав беретом перед собой. – Слава Иисусу Христу, господин мой. И да будет Он милостив к вам и вашим родным и в этот день нового года, и во все последующие времена.

Затем он галантно склонился перед графиней-матерью:

– Госпожа, с веселым Рождеством вас и наступлением Нового года!

Он учтиво поцеловал протянутую ему через столешницу руку старой дамы. Но при этом лукаво взглянул на нее из-под темных бровей своими зелеными кошачьими глазами, и она невольно просияла нежной улыбкой. Этот рыцарь так умел смотреть на дам, что они не могли оставаться равнодушными к его обаянию, будь то леди в возрасте или юная скромница. Леди Мод даже ласково потрепала рыцаря по волосам.

– Они все больше начинают виться, – заметила она. – О, Дэвид, мальчик мой, с возрастом ты все больше становишься похож на своего отца, упокой, Господи, его душу.

Почему-то это упоминание об отце Дэвида заставило графа вспомнить старые слухи, что якобы леди Мод Перси некогда была не на шутку увлечена рыцарем Филиппом Майсгрейвом. Но это всего лишь слухи, а вот то, что его матушка всегда была расположена к самому Дэвиду, Генри Элджернон знал наверняка.

А Дэвид уже отвесил поклон графине Кэтрин. При этом поспешив сообщить местной моднице, что привез для нее и других дам семейства Перси несколько образцов новомодного головного убора под названием «гейбл», представлявшего собой этакий пятиугольный чепец, какой ввела в моду королева Катерина. Вот только распакуют прибывшие сундуки, вот только поднимут в замок многочисленные подарки…

Сообщение о подарках вызвало оживление в зале. А графиня Кэтрин любезно осведомилась у Майсгрейва:

– Друг мой, удалось ли вам побывать у вашей очаровательной сестрицы?

Все знали, что сестра Дэвида Майсгрейва удачно вышла замуж и проживала с семьей в далеком Уэльсе. Дэвид порой навещал ее, но это происходило крайне редко.

Вот и сейчас он ответил со вздохом:

– Увы, миледи, я так спешил на Север, дабы доложить вашему супругу о результатах моей поездки, что не стал делать крюк в сторону Уэльса.

При этом он опять поглядел на графа. И тот заметил в зеленых глазах посланца печаль и сожаление.

Генри Перси подавил вздох. Итак, его надеждам дождаться понимания и помощи от короля не суждено сбыться. Но все ли сделал Майсгрейв как должно? Был ли он убедителен и красноречив? Крест честной, да и удалось ли ему вообще добиться встречи с Его Величеством?

И все же граф чтил обычаи северного гостеприимства, поэтому, отложив доклад на время, велел оказать честь и предоставить место Дэвиду Майсгрейву.

Прибывшего усадили за одним из столов, стали расспрашивать о новостях с Юга. И прежде всего о самом монархе. Северяне долго были преданы прежней династии Йорков, а вот к новоявленным Тюдорам относились с недоверием… хотя и с любопытством. И теперь нортумберлендцы желали услышать, каков двор молодого короля, как он правит, строит флот, устраивает турниры, а главное, что слышно о предстоящей войне с Францией.

– Точно ли решится молодой Хэл[13 - Хэл – уменьшительное от имени Генрих.] пощекотать французов за Ла Маншем этом году? – спрашивали у посланца.

Он отвечал утвердительно. Да, Его Величество только и говорит, что о предстоящем походе. Женатый на испанской принцессе Катерине Арагонской, он вместе с ее родственниками вступил в так называемую Священную лигу – папский альянс против Франции – и намерен вскоре отправиться с войсками на континент, где в союзе с Габсбургами будет воевать против Людовика XII Валуа.

Это сообщение вызвало у собравшихся восторг. Стали вспоминать, что некогда Англия почти завоевала Францию, ей подчинялись обширные французские земли и англичане, даже столь далекие от европейской политики северяне Нортумберленда, считали, что было бы неплохо вновь пощипать французского петуха, а уклоняться от подобной миссии – позор и трусость.

Но тут неожиданно подала голос графиня-мать:

– Хорошо же Генриху строить завоевательные планы. Ему от старого прижимистого отца досталась полная казна и усмиренная страна, и он не понимает, как легко можно лишиться и того, и другого. Но мы, живущие на Севере, ведаем, что такое война, не понаслышке. Это разорение, убийства и сиротство. В итоге – нищета. Нет, вижу, что мудрые советники молодого Генриха не слишком умны, если не в силах повлиять на него.

Граф с уважением поглядел на мать: хоть одна разумная мысль среди всеобщего безотчетного ликования. Но, с другой стороны, не стоило старой графине столь дерзко высказываться: такие речи ныне равносильны измене. Особенно в доме Перси. Тюдоры не доверяют старой знати, хотя и вынуждены с ними считаться. Впрочем, если Генрих не прислушался к донесению, какое отвез ко двору Майсгрейв, то не больно-то и считаются.

Но вскоре леди Мод, как и других гостей, интересовали только новости о личных делах короля. Родила ли королева Катерина ему наследника? Два года назад она родила Генриху сына, его так и называли – «новогодний принц», и вся страна ликовала. Однако ребенок прожил всего пятьдесят дней и умер к вящей печали родителей. С тех пор у Ее Величества случилось несколько выкидышей, и теперь подданных интересовало, нет ли вестей о том, что Катерина Арагонская снова в положении. Увы, развел руками Майсгрейв, ничто пока не говорит об этом. Что ж, прискорбно. Особенно учитывая, что у шотландской королевской четы есть наследник, здоровый, крепкий ребенок, а вот Тюдоры пока не могут этим похвалиться. Надо же, такая прекрасная молодая чета – Генрих и Катерина – а все никак их брак не принесет плоды.

Граф Перси, глядя на окруженного дамами Майсгрейва, решил, что с него хватит этих придворных сплетен, и, незаметно встав из-за стола, вышел. Уже у дверей Генри Элджернон оглянулся. Он видел, как его младшая сестра Элизабет, почти повиснув на руке Майсгрейва, говорила:

– Сэр Дэвид, вы будете танцевать со мной сегодня?

Ну что же, женщины всегда млели от Дэвида. Подумать только, Майсгрейву через пару лет с небольшим исполнится сорок, но для собравшихся он словно все тот же привлекательный юноша, всегда слывший любимчиком северного двора.

Однако Дэвид и выглядит очень недурно для своего возраста, и красота, какой он славился в молодости, все еще при нем: взор светел, кровь играет, движения легки и грациозны. И эти кошачьи зеленые глаза, чуть раскосые и словно чуть оттянутые к вискам. В сочетании с пышными темно-каштановыми волосами, в которых нет и малейшего намека на седину, эти светлые, как виноградины, глаза кажутся особенно яркими. Хорош! О самом Генри Элджерноне такое уже никто не скажет. Будучи почти на год младше Дэвида, он выглядит старше своего возраста – уже и сутулиться начал, и волосы редеют, да и проклятая подагра донимает. Что ж, кому что воздал Всевышний. По сути своей живостью и привлекательностью Майсгрейв мог бы даже раздражать графа, если бы не их старая дружба, привязанность шедшая из самого детства. Ведь Дэвид Майсгрейв был ему почти как брат…

Генри Элджернон любил свой замок Варкворт. По его повелению в толстых стенах Варкворта прорубили высокие окна, и весь прошлый год тут трудилась целая бригада голландских стекольщиков, вставляя в частые оконные переплеты дорогие прозрачные стекла. От этого даже в старых переходах замка стало светлее и не так дуло, как в те времена, когда их просто прикрывали деревянными ставнями.

Но особенно роскошно граф велел обустроить один из внутренних покоев, где был его личный кабинет. И сейчас, устроившись в обитом бархатом кресле, Генри Элджернон с удовольствием оглядывал панели полированного дерева на стенах, над которыми висели яркие гобелены с вышитыми охотничьими сценами. В большом камине с вытяжкой горел жаркий огонь – дымоход недавно починили и тяга была отличная, а от горящих поленьев сладко пахло сосновым лапником. Полы выложили голландской изразцовой плиткой, само же кресло милорда стояло на расстеленной светлой шкуре северного волка. Роскошно. Но сейчас, наслаждаясь своим уютом и покоем, Генри Элджернон вспомнил, что некогда именно здесь в Варкворте располагалась детская. Тогда вдоль стен стояли ряды кроватей, где почивали сыновья прежнего графа Нортумберленда, а с ними эту комнату делили и отпрыски отданных Перси в обучение детей северных вельмож. Тесновато было, мальчишки порой устраивали потасовки, и среди них одним из заводил всегда был Дэвид Майсгрейв, крестник старого Перси, родителя Генри Элджернона.

Граф помнил, как к ним впервые привели этого паренька. Дэвид тогда осиротел, жил у приемной матери где-то в Йоркшире, так как замок Майсгрейвов Нейуорт пострадал во время набега шотландцев. Но старый Перси решил проявить в судьбе крестника участие и привез его сюда, в Варкворт.

– Генри, – обратился вельможный граф к своему десятилетнему сыну, – познакомься, это юный Майсгрейв. Он мой крестник, а тебе почти брат. Будь с ним великодушен.

Дэвид тогда был худым замкнутым подростком, дичившимся остальных отпрысков Перси. А они поначалу сильно донимали новичка, хотя он старался дать отпор и никогда не смирялся. Но именно это его умение постоять за себя постепенно расположило к нему младшего Перси. Они подружились. Двенадцатилетний Дэвид и десятилетний Генри Элджернон. Сын графа дал приятелю прозвище Кот – из-за его зеленых, хищно раскосых глаз. А тот в свою очередь называл Генри Элджернона Львенок – исходя из того, что на гербе дома Перси был изображен лев. И при этом Дэвид уверял, что однажды его приятель станет настоящим львом Севера.

Но теперь, вспоминая все это, Генри Элджернон подумал, что он чувствовал себя несколько неловко, возле Майсгрейва. И все потому, что не единожды замечал, как внимательно его отец следит за успехами своего крестника.

– Мальчик мой, – обнимая Дэвида за плечи, говорил старый граф, – я уже понял, что однажды из тебя получится такой же великолепный воин, каким был твой отец. А он слыл лучшим во всем Мидл-Марчез[14 - Мидл-Марчез – серединные земли на границе Англии и Шотландии.], если не во всем Пограничном крае!

Своему сыну он обычно ничего подобного не говорил, и Генри втайне злился. И, пожалуй, он даже возликовал в душе, когда узнал, каковы планы родителя относительно юного Майсгрейва.

Перси были не только негласными правителями Севера Англии, но и стражами против набегов шотландцев. Поэтому, чтобы знать все, что происходит у враждебных соседей, исстари использовалась сеть лазутчиков и шпионов в разных областях Шотландского королевства. И вот однажды граф Перси сообщил сыну, что отправляет юного Майсгрейва на обучение в клан МакЛейнов. Генри Элджернон понял: его отец готовит Дэвида стать одним из своих шпионов. Отныне Майсшрейву предстояло жить среди горцев, пока не достигнет совершеннолетия, когда ему следует вернуться и вступить во владения своими землями в Пограничье. За это время он должен выучить обычаи шотландских горцев, их язык, войти к ним в доверие. А там… Там он сам выберет – оставаться лазутчиком своего крестного или же вернуться и нести службу на границе.

Племя МакЛейнов, опытных и прославленных воинов, было давним союзником Перси. Впрочем, слово «союзники» тут не совсем уместно: МакЛейны служили тому, кто им больше заплатит. А Перси никогда не скупились. Поэтому МакЛейны согласились принять в свой клан некоего подростка Дэвида. Их даже не интересовало, кто он и откуда, если за его обучение так щедро заплатили.

А у Генри Элджернона стало легче не душе, когда любимчик отца уехал. И в то же время он грустил в разлуке. Даже когда был отправлен на обучение к королевскому двору. Какая огромная разница его положения с положением Дэвида! Двенадцатилетний Майсгрейв будет жить у полудиких горцев, а десятилетний Генри Элджернон изучать рыцарские науки и этикет при самом монархе!

Встретились они только через три года в Йорке. Причем по самому печальному поводу: во время мятежа там был растерзан восставшими старый граф.

Юный Элджернон был тогда подавлен и напуган. Но с появлением Майсгрейва, ощутил, что ему есть кому доверить свои слезы. Дэвид казался таким повзрослевшим и сильным, так отличался худенького болезненного Генри, которого он утешал. И именно Майсгрейв был среди тех, кто нес на плече гроб в собор, где надлежало упокоиться защитнику северной границы.

– Ты вернешься к МакЛейнам или останешься при моем дворе? – спросил его Генри после похорон. – Я хотел бы, чтобы ты остался. Но если долг тебе приказывает… Отец ведь не зря готовил тебя для подобного служения нам.

Тогда Дэвид решил вернуться на остров Малл, к МакЛейнам. Он много рассказывал о них, об их странных обычаях и вождях, даже сыграл для Перси на волынке. И у Генри сложилось впечатление, что Дэвиду понравилось жить среди горцев.