Опоздавшая сказка

скачать книгу бесплатно


Мне отчего-то стало жаль томившуюся в переходе старушку. Да и котенок был уж больно хорош. А нужно было при одном лишь слове – «дача» бежать без оглядки и как можно дальше от этого места. Но это теперь уж на будущее. Я теперь ученая. Умные люди наконец-то объяснили мне, как кошка выбирает себе кавалера.

То есть они там дерутся, орут благим матом и пускают кровь, а она сидит в сторонке, как будто это ее не касается. Мимо она проходила – случайно совершенно – присела вот отдохнуть. А сама в полглаза смотрит, как они там копья ломают – удовольствие получает исподтишка.

Будьте уверены – из великого разнообразия претендентов – а на дачах, как правило, недостатка в них нет, она выберет самого паршивого, самого безобразного, да еще с драным ухом и многочисленными шрамами по всей его наглой морде – вообщем, котяру самого что ни на есть разбойничьего вида. И это чудовище для нее лучше всех – и не только для нее одной – остальные хвостатые местные обитательницы тоже пленятся его отвагой, силой и уж не знаю, чем еще. Он-то и станет папашей всех будущих котят в округе.

А если кто сомневается в правдивости всего вышеизложенного, то вот вам для наглядности вполне реальный случай, что имел место быть в одной из ветеринарных клиник. А там, как известно, собирается по большей части народ сердобольный, душевный – любители животных вообщем.

В небольшом коридоре нашей ветеринарки когда не зайди – вечно томится народ. Стулья вдоль стен не всегда вмещают всех желающих. Тут и кошки, и собаки, и, разумеется, сами хозяева – все ждут своей очереди с озабоченными мордами и лицами – соответственно.

Открывается дверь – колокольчик – дзынь – заходит женщина. Причем женщина самая что ни на есть обычная, ничем особо не примечательная, но вот ее кот… Вялотекущие разговоры замерли мгновенно, едва тот был извлечен из красной пластиковой переноски. Все дружно открыли рты. Потрясенно помолчали немного. А затем загудели от восхищения.

И было, черт возьми, было, чем восхищаться – дымчатый перс несказанной красоты – шикарный, изысканный. Один только хвост уже поражал воображение – черно-бурая лиса не перенесла бы такого зрелища, сдохнув от зависти – хорошо, не видела. А посадка головы, а тигровые глаза, а неповторимая грация, а переливающаяся шерсть…

– Какой красавец. – дружно вздохнули зрители.

А кот милостиво и невозмутимо принимал привычные, судя по всему, знаки внимания.

– Неужели заболел? – осмелился предположить кто-то из посетителей.

– Нет. – грустно отвечала хозяйка дивного кота. – Кастрировать будем.

Очумевшая тишина была ей ответом. Менее слабонервным из всех присутствующих оказался мужчина с лохматой таксой.

– Да вы с ума сошли. Как можно…

Остальные ожили следом –

– Такого кота – да вы что?

– Это преступление. А какие котята могли получиться – вы об этом подумали?

– Подумали. – сорвалась хозяйка – Еще как подумали. Но – ни одна зараза к себе не подпускает. Уж кого только не возили к нему. И породистых, клубных, и обычных – шерсть летит, а толку нет. Даже простая помоечная и та ни в какую.

После такой слезной тирады аудитория сменила всплеск негодования на сочувствующий лад.

– Что вы говорите…

– А то и говорю – мучается только кот. И мы вместе с ним. Вот и решили поэтому…

– Да – протянул кто-то. – Надо же, как не повезло-то ему, бедняжке.

И кот невероятных персидских кровей лег-таки под нож. На сем все его мучения закончились.

А мораль – она напрашивается сама собой – то, что нам, людям кажется эталоном красоты, с кошачьей точки зрения не выдерживает никакой критики.

Но, если бы только красотой все и ограничивалось – это еще полбеды. Представьте себе, каким нравом должен обладать обычный кот, если он желает стать грозой всех дач в округе? Представили? И какие гены перейдут от него так сказать по наследству? Это страшное дело, господа. И практически неисправимое.

Поэтому, как ни прискорбно мне об этом сообщать, но излюбленным занятием моей любимой кошки на досуге является воровство. Причем ворует она весьма избирательно. Предпочитает исключительно острые предметы – как и подобает дочери бандита. Наследственное это. А поскольку она существо нежное – все ж таки девочка, а не шалопай какой-нибудь, то исчезать у меня стали не ножи с вилками, а пилочки для ногтей.

*

Иметь две пилочки для ногтей – это нормально. Это вам любая женщина скажет (и я ничем не отличаюсь от других). Вторая – на всякий случай, если первая куда-нибудь запропастится. Поначалу их и было только две – и это обстоятельство меня вполне устраивало. Всему виной моя беспечность – легкомысленная манера забывать их на кухонном столе. Я не забеспокоилась даже тогда, когда стала находить пилочки вечером на полу – на полпути из кухни в прихожую. Косвенная улика, что кошка лазит по столам в отсутствии хозяйки – да, но попробуй объясни, что этого нельзя делать, когда ее на столе уже и в помине нет – вот она бежит встречает – радостная такая, хвост трубой – как же, хозяйка явилась. И носом сразу в пакет – на предмет чего повкуснее.

Следующим этапом стало запихивание этих самых пилочек под ковер. Более увлекательного занятия и представить себе нельзя – чем-то же кошке надо заниматься пока никого нет дома. Однако она быстро смекнула, что все ее титанические усилия сходят на нет. Причем этим же вечером. Бугорок под ковром обнаружен – и нужно начинать все сначала. Я не замечала расстроенной мордочки, мало того – явно недооценила ее способности – настал день, и обе пилочки исчезли бесследно. Их не было под коврами, их не было на полу – их нигде не было. Любимая кошка невозмутимо наблюдала процесс поиска. Невинный вид окончательно сбил меня с толку –

– Сама куда-то их запихала. – решила я.

Пришлось плюнуть на это дело и отправиться в ближайший магазин.

Новые пилочки исчезли в течение недели. Проклиная участившиеся провалы памяти, я вновь посетила нужный отдел. На сей раз их было приобретено пять штук – пусть будут. Из впечатлений того дня помню лишь странный взгляд продавщицы. Она оказалась девушкой воспитанной – то есть промолчала.

Но и эти пять штук пропали вслед за остальными. К тому моменту я уже начала подозревать неладное. Однако доказательств у меня не было, а любимая кошка всеми силами демонстрировала свою лояльность по отношению к человечеству – в моем лице. Более того, даже принимала посильное участие в хаотичных поисках, преданно и нежно глядя мне в глаза – чем я могу помочь? – читалось на совершенно искренне огорченной мордочке.

Привычная дорога в магазин заняла десять минут. И все 10 минут раздумья о скором разорении не покидали меня. Они, эти раздумья, вступали в конфликт со здравым смыслом. Может, не надо больше пилочек в моей жизни? Мне и так хорошо. Остатки разума возражали, как могли – ходить с грязными некрасивыми ногтями – на кого ты будешь похожа?

Едва увидев меня, продавщица вздрогнула и без звука выложила весь имеющийся в запасе арсенал. И я молчком скупила их все – все до последней.

Этой ночью мне снились пилочки – много пилочек. Весь мир состоял из сплошных пилочек для ногтей и любимая кошка, устроившись на куче пилочек, нагло ухмылялась в усы и пилила когти, причем на всех четырех лапах одновременно.

– Это она. – я проснулась в холодном поту. Кошка невозмутимо дрыхла.

– Что ты ими делаешь? Зачем они тебе? – она продрала глаза, оценила обстановку, и спешно покинула диван.

Это означало начало холодной войны. И я терпела поражение, я безнадежно проигрывала ей – стоило утратить бдительность – и очередной пилочки как не бывало. Любой мой промах противник использовал нагло и цинично.

– Я тебя продам – на полном серьезе грозилась я.

– Кто ж меня, такую, купит? – в унисон ухмылялась любимая кошка.

Это чудовище отлично знает, что в ней души не чают – разве можно ее провести. Уж кто-кто, а она в совершенстве научилась вить веревки из собственной хозяйки. Но – любовь любовью, а пилочки, между тем, продолжали пропадать. Проследить за ней не было никакой возможности – кошка предпочитала не рисковать, разворачивая боевые действия строго в мое отсутствие. Вечером же молчала как партизан.

Мои отчаянные попытки обнаружить хоть что-нибудь заканчивались ничем – в доме не осталось ни одного необследованного угла – под ванной, под холодильником, за стенкой, за всем, где только можно – безрезультатно. Издевательски презрительный взгляд теперь следил за мною с удобного места. Ей уже незачем было изображать невинность – она и не пыталась.

И все же удача улыбнулась мне. Правда, к тому моменту, по самым скромным подсчетам, в квартире находилось не менее 50-ти пилочек. Разгар страстей достиг своей критической массы. По идее пилочки уже должны были высовываться со всех углов – но их не было. Абсурдность ситуации становилась очевидна – они не могли не найтись. Потому я не ставлю этого себе в заслугу.

Под подушкой раздвижного кресла их было ровно 27. Двадцать семь, не считая пары резинок для волос и чайной ложки. Я просто остолбенела – никогда не видела столько пилочек сразу. Зато уж кто метал икру – так это она. Паникерша изображала последний день Помпеи так натурально, что я невольно ощутила себя такой же шкодливой кошкой, разоряющей гнездо невинной голубицы. Однако жалости не было. А была эйфория от успеха – наконец-то и на моей улице праздник.

Так тебе и надо, любимая моя.

Где остальные 23 пилочки – я не знаю по сей день. И смирилась с этим. В конце концов, мне вполне хватит уже найденных. Причем до конца жизни.

И я уже не верю, что дурная наследственность в формировании кошачьей личности не играет никакой роли – играет, еще как играет.

Возможно когда-нибудь, в далеком будущем, когда меня не станет на свете, а этот дом пойдет под снос, какой-нибудь узбекский рабочий обнаружит второй тайник моей любимой кошки. Обнаружит – и какое-то время будет удивленно чесать затылок, размышляя на предмет ценности данного клада.

Увы, я вряд ли доживу до этого момента.

Нет проблем

Кому могло помешать зеркало в лифте? Что за манера такая – жечь, громить, исписать, исковеркать? Неужели потом самим приятно войти в изгаженный, расписанный матерщиной лифт? – возмущалась Люба, пока спускалась со своего 12-го этажа.

И трех дней не прошло – а как приятно было, пока едешь, лишний раз взглянуть на себя. Что за люди? На свои же физиономии, наверное, было противно смотреть.

Ее глаза окинули всю панораму измученной пластиковой стены и вновь уперлись в то, что еще вчера представляло собой аккуратный зеркальный прямоугольник. Кривые осколки бесстрастно отразили не вполне проснувшееся лицо. Кто рано встает – тому бог дает – отчего-то пришло в голову. Только он уж слишком незаметно это делает. Или избирательно. Улыбка вышла какая-то жалостливая. Горькая такая улыбка. Да и чего ей ждать? БОльшая, она же лучшая часть уже прожита.

Дверь подъезда – нараспашку. Конечно, заходи все подряд, бери, что хочешь. Только брать у Любы решительно нечего. Мебель самая простецкая, телевизору лет сто в обед, вот и все богатство – одна с сыном инвалидом – тут не до жиру – лишь бы ноги не протянуть. Любин муж исчез в неизвестном направлении еще в начале 90-х. С тех пор ни слуху, ни духу. Да только не искала она его. Не до этого. Сын совсем беспомощный, надолго одного не оставишь, вот и перебиваются с тех пор с хлеба на квас. Пенсия – слезы одни, цены бешеные – да что там, вы и сами все знаете. Но, держалась она конечно, а как иначе жить. В социальной службе на хорошем счету – уж который год там работает. По бабулькам прикрепленным пробежится с утра, потом в магазин с их заказами, продукты разнесет – и домой. Три раза в неделю. Платят, конечно, так себе, гроши жалкие, и бабульки разные попадаются – иной раз все нервы вытрепят, изведут своей подозрительностью – да только что с них взять? – старый, что малый, все такими будем, не дай господи. И терпения Любе не занимать – только вот седых волос с каждым годом все прибавляется, как и морщин. Даже когда смеется она – глаза грустные. Но все реже это бывает. А с чего веселиться-то – особо и не с чего.

У подъезда еще задержалась, поздоровалась с дворником, в сумке на всякий случай порылась – не забыла ли спросонья блокнот с ручкой. Нет, вот он лежит, блокнотик тот самый. Куда нехитрые заказы своих подопечных Люба записывает. Чтобы не забыть чего или не спутать – кому что нужно.

Ранее свежее утро взбодрило окончательно. Невысокий ее каблучок зацокал по асфальту, тревожа тишину – пусто еще на улице, спит народ субботним утром, спит и никуда не торопится. Это только Клавдия Ивановна, бывшая учительница математики, требует от Любы, будто от ученицы:

– Пораньше, Люба, приходите. У меня начало факультатива в половине восьмого.

И строго так посмотрит из-под огромных старомодных очков. Ясное дело – значит, завтрак, самое позднее, в семь. А до семи изволь обернуться туда и обратно, с привычным литром молока, кусочком докторской да батоном хлеба.

И разве сможешь сказать, что едет, дескать, КлавдЕя Ивановна, у вас крыша, уж четверть века нет никакого факультатива, и вообще ничего нет. Давно забыты ее последними учениками все интегралы с логарифмами, что так бойко выводились мелом, и мало кому по жизни пригодились те мудреные формулы – разве что поначалу при поступлении в ВУЗ. Но это ровным счетом не имеет значения для педантичной сухонькой старушки, что, поджав губы, сейчас отсчитывает деньги.

– Чек обязательно, Люба.

– Конечно, Клавдия Ивановна.

Пусть ждет начала урока старый учитель. Пусть обычный звонок в дверь принимает за школьный. Пусть будет, как она того хочет.

В конце концов, именно сознание определяет бытие – думала Люба, шагая в магазин.

Слабый порыв ветра донес омерзительный запах давно не мытых тел и замшелой одежды – две местные "достопримечательности" обогнали Любу практически сразу. Хорошо, что ветер в спину, а не наоборот.

Люба, конечно же, узнала их. Они частенько попадались на глаза, и весь район знал неподражаемую сладкую парочку давно – пьяница Татьяна, обладавшая поистине железным здоровьем, и сноха ее – эту девочку поначалу жалели – мол, попала в такую семью – ведь сопьется же… Прогнозы, естественно, сбылись. Причем довольно быстро.

Вот еще кому не спится-то. Сон алкоголика хрупок и недолог. Совсем как у стариков.

Эти две категории граждан, при всем их различии, удивительным образом объединяет одна особенность – вскакивать ни свет ни заря. Но, если одним мешает спать груз прожитых лет пополам с предчувствием неизбежного скорого ухода, других поднимает с постели непреодолимое желание срочно выпить. Потребность опохмелиться сильнее всего на свете – более ничего – ни сон, ни голод, ни всемирный потоп не в состоянии оказать подобного воздействия.