Рыдать нельзя смеяться

Рыдать нельзя смеяться

Виктория Грезина

Все люди на большой планете

Должны всегда дружить.

Должны всегда смеяться дети

И в мирном мире жить.

М. Пляцковский «Детство – это я и ты»

© Виктория Грезина, 2025

ISBN 978-5-0067-1687-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I

1

Весна на юге в этом году запоздала.

Вместо «февральских окон», таких долгожданных для садоводов, грянули двадцатиградусные морозы с каким-то небывалым, просто арктическим ветром.

А в начале марта, как водится, резко потеплело. Прямо хоть из зимних сапог прыгай в босоножки!

Зацвели жердёлы и алыча.

Коммунальные службы работали исправно, отопление отключать пока и не думали, и во всех городских многоэтажках окна были нараспашку.

С трудом дождавшись выходных, Вероника Николаевна и Виктор Палыч устремились на дачу.

Крошечный домик на шести сотках походил на несчастного питомца, оставленного хозяевами на несколько дней в одиночестве. Посматривал с укором, выглядел затравленно и неряшливо.

Дачники, всю зиму не казавшие глаз на участке, тут же начали суетиться, ласково заглаживая вину, наводя порядок.

Распахнули настежь двери и окна в домике, чтобы выветрить сырую затхлость. Проверили летний душ и туалет. Открыли сарай.

Виктор Палыч обнаружил поломку в кухонном бойлере и полез чинить.

Вероника Николаевна обошла маленький сад, поздоровалась с каждым кустиком и деревцем, дотрагиваясь до шершавых стволов и задумчиво поглаживая их, и остановилась в дальнем углу, оценивая фронт работы.

Деревья ещё стояли голые. Оглушённые февральскими морозами, боялись подавать признаки жизни. Весь сад был устлан прошлогодними сырыми черно-коричневыми листьями.

Первым делом надо уничтожить эту гниль. По осени не успели… И вот ещё парочка таких же теплых дней – и оживут личинки, затаившиеся на зиму в этом ворохе, поползут по деревьям, испортят будущие плоды.

Нет! Всё в огонь, на дезинфекцию!

2

Вероника Николаевна взяла в сарае грабли и тачку, надела хозяйственные перчатки и начала сгребать листья, плотным, грязным ковром покрывающие землю. Ей нравилось наблюдать, как сплошной ржаво-коричневый цвет постепенно уступает место ярко-зеленому, и поэтому она с жаром гребла всё дальше и дальше, как будто шла в наступление, и радовалась пробивающейся травке.

Простые монотонные движения доставляли удовольствие, мягко разогревали тело и помогали думать о приятном. Вероника Николаевна вдруг подумала, что выполнять эту незамысловатую работу научилась ещё в далёком детстве.

Воспоминания, накатывающие, как шумные волны, в такт движениям рук, подхватили её и унесли в маленький приокский посёлок, где она пошла в первый класс. Родители, специалисты в нефтегазовой отрасли, много раз переезжали с места на место, и жизнь у Вероники выдалась кочевая, богатая на впечатления.

Но, как любой примерный ребёнок, она отлично помнила немолодую первую учительницу Галину Михайловну, суровую на вид, но очень-очень добрую, и недавно выстроенную поселковую школу, ничем не уступающую какой-нибудь городской: двухэтажную, из белого кирпича, с раздевалками, столовой, спортзалом, библиотекой, светлую и просторную. Помнила молодые деревца в школьном дворе, лужи на асфальте и девчонок в резиновых сапожках, играющих в классики и вечно скачущих на одной ножке.

В один из апрельских теплых дней всю школу сняли с последних уроков и отправили на расчистку территории возле памятника павшим воинам. Вся страна готовилась отмечать очередную годовщину Победы.

Обелиск находился совсем недалеко от школы, в так называемом «Парке». По мнению семилетней Вероники, родившейся в большом южном городе, им просто раздали грабли и велели собирать в кучки мокрую листву рядом с гранитным сооружением, почему-то стоявшим вдали от центра, практически в лесу.

И это было здорово! Вместо того чтобы молча решать задачки в душном классе, можно звонко перекликаться с подругами, голыми ручонками снимать с ощетинившихся грабель листву, смешанную с жидкой землёй, и безнаказанно перепачкать резиновые сапоги, курточку и даже шапку в нежной, как шоколадно-сливочный крем, грязюке.

Шум, смех, мальчишки, решившие приспособить грабли вместо коня, изображая лихих вояк. Старшеклассники, которые собирают вороха листьев на носилки и куда-то тащат, попутно заигрывая с девчатами… Одним словом – весна…

3

Через две недели настал День Победы. Собрались всем посёлком. Школьники – отдельно, под присмотром учителей. Но в этот раз шли к памятнику не через лес-парк, а там, где было почище, – от клуба.

Вероника очень любила это здание, оно будило детское воображение. Ничего общего с простой деревянной избой, обычно приспособленной для проведения культурных мероприятий в 70-е годы, клуб не имел. Да и «клубом» -то неуважительно назывался только по причине лености местных жителей. Зачем два раза открывать рот, чтобы выговорить официальное название – «Дом культуры»? Ну, подумаешь, господа там когда-то жили! Ну и что, что высокородная фамилия гремела на всю Россию, а Пушкин посвятил их дочери одно из лучших своих стихотворений?

Семилетней девчушке этот добротный каменный дом с высоченными потолками, снаружи аккуратно оштукатуренный и побеленный, вмещавший в себя не только «клуб», но и сельсовет вместе с бухгалтерией, казался настоящим дворцом. При входе было просторное фойе, где, как чудилось маленькой Веронике, когда-то устраивались пышные балы и кавалеры ангажировали на вальс или мазурку прекрасных дам в роскошных платьях. Теперь там каждую субботу проводились поселковые дрыгалки.

Дальше был вход в настоящий кинозал, мест на двести, не хуже, чем в городе, с широким белым экраном, с огромной сценой и красным бархатным занавесом. С правой стороны стоял предмет самых заветных Вероникиных желаний – пианино.

По всему залу ровными рядами расположились настоящие откидные стулья, тоже красные, в тон занавесу.

Будучи ещё детсадовского возраста, Вероника часто бывала здесь с мамой, которая пела в самодеятельности. Таких «артисток» в посёлке было много. Малышню тоже брали с собой на репетицию.

Компания из дошколят собиралась шумная, весёлая. Играли в догонялки в фойе, а потом, умаявшись, слушали, как матери тихонько поют под баян:

Над окошком месяц. Под окошком ветер.

Облетевший тополь серебрист и светел.

Дальний плач тальянки, голос одинокий —

И такой родимый, и такой далёкий.

В зале царил полумрак, освещалась только сцена. Песня лилась, лилась и убаюкивала…

А ещё в Доме культуры несколько раз в неделю показывали кино. Хорошее, отечественное. Вероника Николаевна до сих пор помнила, как в первый раз в жизни увидела здесь «Москва слезам не верит» и гайдаевское «За спичками». Каким-то образом киномеханикам удалось показать «Три мушкетёра». Фильм-то многосерийный! Наверное, по частям привозили.

Иногда показывали французов. Вероника очень любила «Большую прогулку» с Луи де Фюнесом.

Если привозили индийские фильмы, в зале яблоку негде было упасть. Даже самые скромные доярки впадали в жуткий экстаз, когда видели на экране томный взгляд Митхуна Чакраборти, и готовы были запеть незабвенное «Джимми, Джимми! Ача-ача!», что в переводе означало «Пойдём, Джимми, пойдём!» А потом поздним вечером огромная толпа людей, объединенных жаждой большой и чистой любви, неторопливо шла по широкой асфальтовой дороге от клуба, постепенно разбиваясь на маленькие кучки, разбредающиеся в разные стороны и плавно тонущие в темноте.

4

Споткнувшись о кочку, хозяйка ненадолго вернулась в свой маленький сад, наклонилась, стала руками подхватывать вороха собранных листьев и укладывать их в тачку. Мысль снова вспорхнула и полетела к обелиску, в тот далёкий памятный день.

Было холодно, пасмурно, слякотно. Но многочисленные гроздья пышной сирени, подёрнутые влагой, разноцветные: лиловые, темно-фиолетовые, белые, розовые, серо-сиреневые – изо всех сил поддерживали праздничную атмосферу.

Школьников выстроили перед памятником, как на линейке. Учителя аккуратно шикали на не в меру развеселившуюся братию, призывая к вниманию и порядку.

Начался митинг. Выступл председатель сельсовета. Потом дали слово ветеранам. Вероника многих знала в лицо: кто-то вёл в школе математику, кто-то труд и физкультуру. Эти строгие и собранные всегда дядьки сегодня выглядели по-другому. И не только потому, что на груди у них красовались многочисленные ордена и медали.

Возле памятника они говорили как-то слишком взволнованно, громко, часто немного подвывая, и, срываясь на плач, останавливались на полуслове…

Семилетней Веронике было неловко смотреть в их растерянные, беспомощные лица. Она вспомнила своего деда, оставшегося в большом южном городе. Вероника никак не могла представить его, кадрового офицера, прошедшего всю войну, плачущим.

После митинга толпа повалила в клуб смотреть праздничный концерт. Зал быстро заполнился, свободных мест почти не было.