скачать книгу бесплатно
«Хватит, мужики. Давайте голосовать. Кто за то, чтобы 15% заложить в статью расходов на бытовые нужды?». Считать не стали, потому что явное большинство подняло руки «за». А вот с отчислением 20% на развитие предприятия народ так и не согласился.
«Мужики, наш „Сталинец“ – это вчерашний день. Еще сезон мы на нем протянем, но нам нужен хотя бы Т-150. А нормальные люди уже „Катерпиллеры“ эксплуатируют. Промприборы на ладан дышат. Механики поработают над ними, но нужна замена крупных узлов. Для комбината мы новички, они не знают нас и хорошее оборудование ни в жизнь не дадут. Надо выкручиваться. Мужики, на полигоне запас золота на пять лет разработки нашей артелью. Давайте думать о том, с чем будем работать в следующем году». Но тут вмертвую встали те, кто работал с Курехиным. Люди не поверили в то, что у артели есть перспективы. На развитие не было выделено ни рубля.
Это не проблема, это расходы
Взяв две бутылки коньяка, Кербиев отправился к Долгову. Владимир Иванович Долгов возглавлял горнопромышленный комбинат и фактически являлся его работодателем. Нет, он ни в коем случае не был начальником артельщиков, между нами устанавливались необычные для СССР производственные отношения, требующие пояснения.
Комбинат имел подробную геологическую карту на зону своей компетенции, где обозначались месторождения золота с указанием содержания драгоценного металла на кубометр породы. Комбинат по этим картам планировал собственную разработку и бесперспективные месторождения с нулевой прибылью отдавал артельщикам. Цену за сданный грамм золота устанавливал для артельщиков комбинат, и была эта цена гораздо ниже, чем для собственных бригад. Но и при этих условиях артели умудрялись и золота намыть, и кошельки наполнить.
Комбинат, как и положено в СССР, имел план по добыче золота, при этом металл, добытый старателями, включался в выполнение плана комбинатом. Никому другому сдать намытое золото артель не имела права.
Для организации работ требовались денежные вложения, но у артели таких средств не было, поэтому комбинат давал артельщикам заем. Возвращался заем золотом. Бухгалтерия комбината пересчитывала золото в рубли, вычитала сумму заема и остаток выплачивала артели. Помимо заема артель брала у комбината в аренду оборудование и технику.
Сегодня он шел к Долгову оформлять первый заем на прокладку зимней трассы к выделенному им месторождению и доставку по этой трассе оборудования.
Они хорошо познакомились в процессе организации артели, друзьями не стали: разница в возрасте была существенной, но относились друг к другу с уважением. Да Долгов иначе относится к старателям просто не мог потому, что 60% плана давали комбинату именно старатели, как ни странно это звучит.
Экономист из Кербиева был не ахти какой, всему, что он знал, его научил Курехин, поэтому он не все понимал. Долгов – умный, опытный горняк, отличный руководитель, и Кербиев не понимал, почему у него такие большие расходы на добытый грамм золота? Невольно вспомнилась подслушанная история, а, скорее, анекдот: встречаются два директора станкозаводов – русский и японский; заводы одинаковы во всем; пообщались, а в конце японец говорит: у меня численность административно-управленческого персонала 8 человек, а у тебя сколько? У русского их было 64, но он на всякий случай говорит: девять. Встречаются на следующий день и японец жалуется: я всю ночь не спал, пытался понять, чем у тебя девятый управленец занимается?
«Вот! Не в бровь, а в глаз. – размышлял Кербиев. – Сколько у Долгова ненужных людей в управлении? Но не он виноват в этом, а система. Никто не позволит директору комбината устанавливать собственную структуру управления. А куда же тогда девать жен и любовниц районных начальников? Не на производство же их отправлять? Да и делать они не особо что умеют. Конечно, не мое это дело». Политэкономию социализма он с большим трудом сдал на «удочку» и осмыслить экономику социалистического производства был не способен. Так за раздумьями незаметно и дошел до управления комбината, которое располагалось в ста метрах от его конторы. Коньяк был куплен для приличия, поскольку Кербиев не пил вообще ничего, кроме качественного портвейна, а директор не пил в рабочее время.
– Виктор Сергеевич, денег нет. Меня прокуратура проверяет, счет арестован, никаких операций с ним делать не могу.
– И насколько серьезно, Владимир Иванович?
– Не имею представления. Ходят, копают. Донос у них на меня имеется. Получишь ты свой заем, как только эти ищейки уйдут.
– Э-э-э, Владимир Иванович. Ты же сам знаешь, что технику надо сейчас тащить. А как только снег подтает, так по грязи только на ишаке и проедешь. Это, считай, сезон пропал. – натурально Кербиева ни разу в жизни не били в живот ниже пояса, а сейчас показалось, что именно так ощущает себя человек, получивший этот удар. Долгов, понимающий мужик, оценил его состояние
– Коньяк обратно заберешь, или как? – спросил не меняясь в лице.
– Или как, Владимир Иванович. Че говорить, не за заем это, а за хорошие отношения между нами.
– Правильно понимаешь, Виктор Сергеевич. До свидания. Как арест снимут, я немедленно тебе позвоню.
От Долгова Кербиев отправился к своему главбуху:
– Ефим Рафаилович, – и выложил ему беседу с директором комбината, – вот тебе и ексель-моксель, проблема на ровном месте.
– Мой папа говорил: если проблему можно решить за деньги, это не проблема, это расходы. Давай прикинем что и зачем будем расходовать. А, может, даже, кому будем расходовать.
– Да не в этом дело, Ефим Рафаилович. Я готов платить, но здесь не тот случай. И вариантов не вижу.
– Ты, Витя, погоди. Вариантов всегда не меньше двух. Даже если дверь в помещение всего одна, и то, с одной стороны она вход, а с другой посмотришь – она выход. Предлагаю первый вариант: обратиться в банк. Правда, есть «но». Мы для банка никто и кредитовать нас они не будут. Но ведь помимо кредита существуют ссуды. Давай попробуем получить банковскую ссуду.
– А что, для ссуды мы банку подходим?
– Не совсем. Но мы можем представить банку развернутую записку о причине необходимости ссуды, а у Владимира Ивановича попроси гарантийное письмо, что возврат банку денег он берет на себя.
Через три дня в банке председателю выдали новенькую чековую книжку. Распираемый радостью, он влетел в кабинет главбуха, шлепнул о стол чековой книжкой и выпалил:
– Ну, голова, Ефим Рафаилович! Ну, голова. Спасибо.
– Спасибо в карман не положишь, Витенька. Ты про меня осенью не забудь.
Кербиев улыбнулся. Главбух мужчина деловой, пунктуальный, корректный, но с чисто еврейским юморком, только в моменты особого состояния нервной системы мог назвать его Витей, а тем более Витенькой, и не заметить этого. «Ну, и Бог с ним, – подумал Кербиев. – От меня не убудет, а до осени еще далеко. Еще поработаем, Ефим Рафаилович».
Жеребьевка
То, что «зимник» – это дорога, проложенная по снегу, знает каждый житель Магаданской области, то, что от Сеймчана на Коркодон по нему можно ездить с декабря по апрель, знает каждый житель Среднеканского района Магаданской области. А вот как прокладывают зимники, знают очень немногие. Кербиев в их число не входит. В его голове стучали молоточки, постепенно выковывая идею: «Прежде, чем озадачивать других, научись делать сам. А как я скажу: проложите зимник, время на исполнение неделя? Я не знаю, как он делается, и люди сразу почувствуют мою бестолковость. Я обязан пощупать его, этот зимник, значит, надо поехать с бригадой. Старшим по прокладке назначу Захара, у него опыт работы на Колыме дай Бог каждому. Правильно ли задумал – не знаю, время покажет. Но мое присутствие в бригаде нужно не людям, а мне, и с этим буду считаться».
– Ну, начальник, удружил, – неожиданно воспротивился Найденов, – ты, давай, или командуй сам, или дома оставайся.
– А я че, корявый али чем еще не вышел? Чего взъелся на меня? – озадаченно спросил Кербиев.
– А ты прикинь своими мозгами. Ты начальник. Назначай, не назначай кого старшим, люди к тебе пойдут со своими проблемами. Ты же всему голова? Опять же знаешь, что я и матом могу приказ отдать, а как я тебе буду на общекомандном языке приказывать? Нет, ты подумай хорошенько о том, в какое положение меня ставишь в походе.
– Захар, гадом буду, не подведу…
– Да засунь эти свои обещания куда подальше, – Найденов обреченно махнул рукой. – Гадом ты стопроцентно станешь, но это только для меня, потому что народ все одно за старшего будет тебя считать. А спрос с меня будет, это моя шкура чесаться будет.
– Хорошо по полочкам разложил, – Кербиеву вдруг стало смешно. – Лады, столкуемся, давай по рукам.
С отбором людей в группу тоже были сложности. За прокладку зимника люди получали добавочный коэффициент к окончательному расчету по итогам сезона. Но председатель половину своих людей даже в лицо еще не знал и мучился вопросом, как собрать команду. Среди новых могут хорошие спецы оказаться, их никак нельзя проигнорировать, потому что потом всем будет только хуже. Решил собрать людей: «Мужики, до Коркодона, до нашего прииска, по прямой 412 километров. Сколько по кривой – не знает никто. Геологи на лошадях туда добирались – это одно расстояние, нам же надо на тяжелых грузовиках ехать. Комбинат дает нам три „Урала“ и Т-150 с водителями, плюс наши арендованные КрАЗ и „Сталинец“. От нас надо 9 человек, они по итогам сезона получат на 5% больше остальных. Я сейчас уйду, а вы тут без меня порешайте, кто поедет. Не хочу давить. И от вас едут только добровольцы. Я еду с группой, но я не в счет, у меня в экспедиции другие задачи и проблемы, поэтому заместителем по всем вопросам назначаю Найденова. Ко мне обращаться только тогда, когда Захар не смог решить. Кстати, заодно оценю его квалификацию. А сейчас Захар побеседует с каждым пожелавшим ехать».
Как только председатель вышел из комнаты, за дверью загомонили с нарастающей громкостью. «Эх, какая жалость, что я не курю», – мысль эта возникла в совершенно трезвом уме и здравой памяти, потому что Кербиев физически ощутил тяжесть секунд, ему нечем было занять свой мозг. «Да, сейчас бы сигарету в зубы, дым кольцами под потолок и балдей на здоровье. Умеют курильщики время убивать». Он послонялся по коридору, потом зашел в свой кабинет и почти сразу за ним туда ворвался Захар.
– Ну, начальник, не ожидал такого разворота событий. С ума сойти. Пойдем, за тобой послали.
– Я-то зачем? Ты что, хватку потерял, не справляешься? – Кербиева, честно говоря, заява Найденова несколько взбесила. – Ты, Захар, другим мне казался.
– Та нэ лякайся. То ж все порешали, тебе тильки поприсутствовать. – Абсолютно русский Захар Найденов родился в Кобыляках Полтавской области и жил там до школы. В моменты волнения какие-то украинские слова вырывались из него и смешивались с родным языком. По этому признаку и определяли душевное состояние Захара.
В жеребячьем зале, как его тут же окрестили мужики, все оказалось просто. Идти в поход на прокладку зимника пожелали почти все. Правда, Захар сначала лажанулся, решив из числа желающих набрать отряд самостоятельно. Народ зашумел и потребовал жеребьевки, причем в присутствии председателя артели. Когда он с Захаром вошел в прокуренную комнату, – воспользовавшись отсутствием председателя люди тут же начали дымить, – то на столе уже лежала шапка с трубочками бумажек в ней. Жеребьевка прошла быстро и весело. Больше всех веселился бульдозерист Григорий Гончар, для всех просто Гоша: «Ну, вы даете, ну, красавцы. Классную жеребьевку провели!». Он даже с притопом и прихлопом прошелся в каком-то чудном танце по комнате.
До председателя дошло: бульдозерист не попал в число походников.
– Гоша, у тебя что, пустая бумажка? – он похлопал по плечу Найденова.
– Дошло до начальника. Я всегда говорил, что он умный. Не зря предложил позвать его на жеребьевку.
Захар смутился, потер то место, по которому я хлопал, прокашлялся и пробурчал:
– А сам сказать не мог, шо без конкурса едешь?
– А я никак не еду, я просто при «Сталинце». Берете бульдозер – еду я, не нужен бульдозер – ладно, я остаюсь дома. Так что, ребята, поедете вы без трактора.
– Сейчас пережеребимся, еть-колотить, – меня забавляла ситуация. – Захар попал в список?
– Попал, попал, он вне конкурса прошел, без жеребьевки – раздались голоса мужиков.
– Слава тебе, Господи, есть среди вас умные. А Салахетдин? Или решили, что повара из своей девятки выберете. Кто варить-то умеет?
– Виктор Сергеевич, они меня забыли, но я бумажку нужную вытащил. Еду я, – по комнате прошел неразборчивый гул голосов.
– Лады, – Кербиев почувствовал себя в своей стихии, видимо, начальник в нем давно уже дремал. – Гоша, отвернись от них. Остальные построились в шеренгу.
Когда неровная шеренга из девяти старателей выстроилась за спиной у Гоши, Кербиев распорядился:
– Захар и Салахетдин, выйдите из строя. А ты, Гоша, назови цифру от одного до семи.
– Шесть! – с азартом рявкнул Гоша.
– Шестой слева остается дома. – Кербиев повернулся к двери и пошел.
Через пару шагов приостановился и объявил: «Через полчаса вся группа собирается у меня».
Кербиев собирается
Завтракал Кербиев и без того плотно, а в день отъезда вообще блажь накатила. Он впервые участвовал в прокладке зимника и не представлял себе, с чем придется столкнуться, а в рассказах бывалых чего только не наслушаешься. Решил для начала усилить утренний рацион. Взял с полки брикет с надписью «Каша гречневая», привычно залил крупу кипятком, оттер от солидола банку с говяжьей тушенкой, заправил кашу. Пока варево готовилось, он толстыми пластинами нарезал сало, обжарил на сковороде вместе с ломтиками хлеба и вбил туда три яйца. Когда каша сварилась, он уже был сытым, но бросить дело на полдороге ему не позволял характер. Каша с тушенкой пошла в желудок поверх яичницы, но на четвертой ложке возникли сложности, и он начал себя уговаривать: «Ну, Витя, ну еще кусочек, ну съешь, будь ласка», «Да отстань ты, пень трухлявый, я на первом уже сижу». От души посмеявшись над старой хохмой, он запил еду кружкой чая, а остатки каши, там еды было еще на троих мужиков, выложил в литровую банку и засунул в рюкзак. Индивидуально еду никто не брал, так как все закупил Салахетдин по единогласно утвержденному походниками списку, но не выбрасывать же готовую пищу.
Телу стало тепло и приятно, Кербиев задавил желание прилечь и взять в руки книжку. Тут недавно на черном рынке он за тройную цену купил «Живые и мертвые» Симонова и с большим интересом читал ее. Встряхнувшись, как собака, он сделал несколько гимнастических упражнений и начал одеваться. Для начала подошел к окну, полюбовался на причудливый ледяной узор на стекле, подышал на него и терпеливо протер дырочку в том месте, где висел термометр. Посмотрел, и глазам не поверил. Тогда протер глаза и посмотрел еще раз: красный столбик спирта на термометре четко подпирал черточку рядом с цифрой 50. В конце февраля температура так низко еще не опускалась, но из-за этой «мелочи» откладывать поход никто не будет.
Натягивая на себя женские рейтузы, Кербиев ехидно ухмыльнулся: «Видели бы сейчас родичи, во что настоящий мужчина наряжается! Только не знают они, что с этими женскими подштанниками никакие кальсоны не сравнятся. Одно неудобство: гульфика не хватает». Он обратил на них внимание в предбаннике городской бани в Магадане, где все до единого мужики натягивали их на себя под брюки, и решил обзавестись такими же. Неожиданно возникла проблема: рейтузы продавались в отделе женского белья среди белых лифчиков, трусов блеклых расцветок – трикотажных и с начесом, а также кучей всякого другого барахла, названия которого он не знал и даже не представлял себе его назначения. Заставить себя зайти в этот отдел он мог бы только под угрозой смерти. Пришлось просить женатого друга.
Тельняшка, фланелевая «ковбойка» и свитер украсили верхнюю половину тела. На ноги надел великолепные унты из собачьего меха. Лучше них обуви на Севере не существовало, поэтому достать их было практически невозможно. Друзья помогли купить за двойную цену. Те, кому унты не достались, носили валенки на толстенной войлочной подошве. Вокруг шеи обмотал шерстяной шарф, закрыв нижнюю половину лица до самых глаз. Аккуратно надел кроличью шапку с опущенными ушами и залез в полушубок из овчины, крытой сверху тканью. Затянул ремень на поясе, накинул на плечи рюкзак, захватил меховые рукавицы и шагнул за порог квартиры. Его первый шаг к будущему прииску был сделан.
В путь
Подходя к месту сбора Кербиев не сразу понял, что происходит. Но то, что увидел, было страшно. Два «Урала» из трех горели. Стряхнув оцепенение, он включил аллюр «рысь», и пытался прокричать единственный мучивший его вопрос: «Почему не тушите?». Крик на таком морозе не получался. К тому же, добежав, он понял, что сбил дыхание, и начал хватать всех за руки и хрипеть: «Огнетушители! Где огнетушители?!». Мужики расхохотались, а старший из водителей подошел к председателю и, пряча смеющиеся глаза, сказал: «Успокойтесь, Виктор Сергеевич. Это мы машины к выезду готовим, – и пояснил, – При такой температуре резина становится хрупкой, ехать нельзя. Вот мы ее обливаем бензином и поджигаем, греем ее. С виду вроде страшно, а на самом деле безопасно, если с умом. Вон, Юрка под машиной лежит, паяльной лампой картер отогревает. Масло в нем твердым стало. Не волнуйтесь, Виктор Сергеевич, еще полчаса, и тронемся».
Успокоился Кербиев не сразу. Вид горящих покрышек не способствовал душевному равновесию. Хорошо, что не надо было суетиться и что-то организовывать. Захар знал дело и спокойно, деловито проверял готовность группы к выходу на прокладку трассы. Механик по образованию и по должности в артели, он с пристрастием допросил водителей и Гошу об осмотре техники. Пересчитал бочки с топливом и выборочно заглянул в некоторые. Соляру керосином он разбавлял самостоятельно, поэтому низкая температура воздуха его не пугала. Проверил провизию. Его внимание привлекли десятка 2 картонных коробок со льдом болотного цвета:
– Ты что, Салахетдин, казахскую кухню будешь нам внедрять? Так ты один казах, а остальные русскую пищу едят.
– Если бы ты не дружил с председателем, Захар, я бы сказал, что ты дурак.
– Ты, ты… – задохнулся Захар.
– Да кто я – знаю. А вот ты не знаешь, так не говори. Суточные щи – настоящая еда русских ямщиков. Рассказываю, чтоб ты не считал казахов глупыми. Зимой перед дорогой ямщикам жены готовили заправку. Тушили квашеную капусту с луком, кореньями, иногда с говядиной, а чаще с грибами. Потом раскладывали в горшочки порции на один раз съесть и выносили на мороз. А утром ставили горшочки в сани. Ямщик приезжал в ям. Что такое ям, слышал? – Захар в растерянности кивнул головой. – Так вот в яме он брал кружку кипятка и заливал в горшок. Получались шикарные щи без всяких хлопот.
– Любопытно… А почему все-таки суточные?
– А он их раз в сутки готовил и ел всегда свежими.
– А тебе эту историю ворона на хвосте принесла? – Кербиев не утерпел и встрял в разговор.
– Нет, Виктор Сергеевич, – смутился Салахетдин, – Шурик Неверов посоветовал. Он же и про ямщиков рассказал.
Раздался дружный хохот, а Захар завершил осмотр пищевых запасов фразой: «Ну, колы Шурик, тоды вопросов не имею».
Отправлялись в путь четырьмя машинами: три «Урала», груженые приисковым оборудованием, КРаЗ, груженый бочками с бензином и соляркой для самого себя и тракторов. К нему же на жесткой сцепке взяли на буксир бытовку на полозьях, в которой будут ехать члены команды, не поместившиеся в кабины, и два трактора. Первую сотню километров наметили проехать по руслу Колымы. Снег на льду реки был плотным, хорошо слежавшимся, прихваченным к тому же морозом, прокладка будет легкой. А потом надо уходить вправо и дальше идти по бездорожью между сопками. Вот тогда бульдозеры с волокушами включатся на полную силу.
Наконец, Захар прокричал: «По машинам!». К председателю подошел тот самый пожилой водитель, который рассказывал о способе разогрева шин: «Виктор Сергеевич, я иду первым, Вы садитесь со мной в кабину. Я понимаю, что старший Захар, но Вы все равно главнее, Вам и ехать в головной машине. Меня Авдеичем кличут».
– А почему не трактора идут впереди?
– Они само собой, – улыбнулся Авдеич на замечание начальника. – Просто я забыл прибавить, что иду первым после тракторов.
– Ну, прозвучало, прямо, как первый после Бога, – не удержался Кербиев от комментария.
Устроившись в кабине, первым делом он осмотрелся:
– Авдеич, а почему мы людей в будке везем? Ведь в кабинах по три сиденья.
– А вот посажу сюда третьего, тогда поймешь, то есть поймете. Трое в тулупах – это тесно, рулить неудобно. Ну, ладно, благослови, Господи, поехали».
– Поехали, Авдеич. Кстати, если тебе удобно на ты ко мне обращаться, то я ничего против не имею.
– Буду иметь в виду. Оно когда как получается. – Авдеич включил вторую передачу, отпустил сцепление, и «Урал», размеренно затарахтев мотором, плавно тронулся с места.
Движение по застывшей Колыме трудностей не представляло и первые сутки шли ровно. Впереди уступом с осточертевшим ревом двигались трактора. К каждому из них была прицеплена волокуша из круглого леса, связанного в плоты. Эти «плоты» сдвигали снег в стороны и уплотняли получавшуюся дорогу – зимник. Ширина ее позволяла разъехаться двум грузовикам. Извилистая река сильно удлиняла путь, но сокращала время достижения цели.
Быт наладился довольно быстро: сказывался опыт комбинатских водителей. Особенно Кербиеву понравились завтраки. Для экономии времени с утра открывали банки с болгарским компотом из абрикосов или персиков из расчета одна банка на двоих. Плоды съедались, сироп выпивался. Отчаянно хотелось добавки, хотя ему сказали, что сытости до обеда хватит. Авдеич, заметив, с каким сожалением Кербиев передал ему полупустую банку, рассказал: «Представляешь, Виктор Сергеич, я несколько лет мечтал съесть в одиночку банку компота, но никак не получалось. Открою, поставлю перед собой, а тут то жинка, то пацаны мои, то сосед зайдет. Ну, и присоединяются, значится. Злился я, но вида не казал, я по натуре не жмот. И вот довелось остаться одному. Открываю банку, съедаю половину и чувствую, что больше в меня не лезет: наелся! Так что не горюй, банка на двоих – это нормально». Обед и ужин готовили сообща, но верховодил здесь Салахетдин, как наиболее опытный в кухонных делах. У казахов мужики хорошо готовят.
В дороге на Коркодон
На четвертые сутки пути Кербиева охватила тянущая душу безысходность. Вспомнились читанные-перечитанные рассказы Джека Лондона, его реалистичные описания белого безмолвия. Невозможно передать словами состояние человека, который сидит в тесной кабине десять часов в тулупе, унтах и тупо смотрит на ползущие по снежной целине трактора. Через четыре часа начинается боль в коленях, хочется немедленно выпрямить ноги. Еще через пару часов к коленям подключается спина. К концу дня мышечная боль переходит в головную, которая из без того раскалывается от натужного рева тракторных моторов.
– Авдеич, как, по-твоему, сколько километров еще осталось?
– Не спрашивай так, Виктор Сергеевич. На Колымских трассах предполагают сколько ночевок осталось до конца пути. Так вот, не знаю я. Ты же погоду чуешь?
Кербиев покрутил носом, посмотрел по сторонам, ничего не почуял, но слова Авдеича его встревожили. Похоже, что погода, и правда, менялась. Подул ветерок, который моментально проник в кабину, и от этого стали мерзнуть ноги. Снаружи тоже похолодало, хотя столбик спирта в термометре пополз вверх к тридцати градусам. У северян в ходу термин «жесткость погоды». Если скорость ветра умножить на два и прибавить к температуре воздуха, это и будет жесткостью. При скорости ветра 15 метров в секунду и наружной температуре 30 градусов жёсткость погоды будет равна шестидесяти баллам. Кербиев в задумчивости ответил: «Ветерок почувствовал, жесткость сейчас вверх поползет. Кстати, я термин „жесткость погоды“ понял, когда стал посещать парилку. Сидишь себе при 90 градусах и балдеешь. А стоит веничком махнуть, воздух раскаленный тронуть с места, и он ошпаривает. Так и мороз обжигает. На улице штиль – ты терпишь, а стоит боженьке по морозцу „веничком махнуть“, и холод заберется во все неплотности твоей одежды». Авдеич улыбнулся и кивнул головой: «Хорошо сказал».
Ветер принес еще одну проблему: утро начиналось с откапывания машин. Тут все пятнадцать человек, включая председателя, брали в руки лопаты и в течение часа занимались физзарядкой. После второго откапывания он задал водителю мучивший его вопрос:
– Авдеич, вот мы проложим зимник, а его опять заметет. И что на обратном пути делать будем?
– Да то же самое, что и сейчас: лопаты в руки и вперед. Нас пятеро, да ты шестой – это сила. Бывало, и вчетвером управлялись.
Не обошлось и без нервотрепки. В один из моментов Авдеич остановился и достал карту, чтобы уточнить дальнейший маршрут по одному ему известным ориентирам. Постояли минуты три, не больше, и поехали, повернув чуть левее. Через некоторое время Авдеич сказал: «Стреляют, что ли? И Колька отстал. Тормозить надо». Остановились, прислушались. Снова раздался выстрел. Авдеич с председателем выпрыгнули из машины. Вся колонна стояла и народ гуськом тянулся к последней машине. Они присоединились и дошли до бытовки, дверь которой была открыта нараспашку, а в проеме стоял Серега с «тулкой» 12-го калибра. Оказалось, что во время короткой остановки один из пассажиров бытовки решил выскочить на улицу «по-большому», да не успел, колонна тронулась раньше, а за пургой последняя машина его и не приметила. Мужики в бытовке загоношились, начали кричать, стучать, но все было бес толку. Тут Сереге и пришла идея взять в руки ружье. Четверка добровольцев, не дожидаясь команды, отправилась на поиски страдальца. Оставалось надеяться, что у парня крепкие нервы и сильная уверенность в товарищах. Так и получилось. Колонна успела уйти почти на километр, так показалось группе поиска, и минут через десять они чуть ли не лоб в лоб столкнулись с Генкой Новожиловым, уныло бредущим по уже еле различимой колее. На обратном пути пятерка человек уже не различала колею, но впереди всеми фарами светили грузовики, а Санек, водитель КрАЗ «а крутил ручку небольшой, но отвратительно громкой сирены. Обошлось, но выводы сделали.
Десант на прииск высажен
Все в мире имеет конец. Кончилась и опостылевшая трасса, длившаяся семь ночевок. В последний день пути температура поднялась до двадцати восьми градусов, ветер прекратился и невысоко над горизонтом солнце плавно скользило больше десяти часов. В нужную точку прибыли около семи вечера. Солнышко успело спрятаться за сопки, сумерки быстро перешли в темень, и первая ночевка на новом прииске разворачивалась под светом фар.
Бытовку отцепили от машины, установили на место, с разгрузкой автомобилей решили подождать до утра, а сейчас всех ждал праздничный ужин в честь открытия прииска. В походе кашеварил казах Салахетдин, который весьма трепетно относился к своему имени и обижался, если его коверкали. Пришлось заучивать. Готовил он не профессионально, но с супами из пачек, кашей с мясом из банок, полу съедобными пельменями из кулинарии – с таким набором продуктов справлялся очень хорошо. Дважды за неделю пути подавались суточные щи, от которых народ балдел, а сегодня Салахетдин показал, на что он способен. Днем, чтобы поскорей добраться до точки, лишь съели сухой паек, а к ужину походников ждал душистый гороховый суп. И пусть горох тоже был из пачки, зато бульон был из настоящих копченых свиных рулек. Кербиев дождался, когда народ расположился в бытовке кто где мог – комфортно там могли жить только восемь человек – разухабисто рубанул рукой, словно шашкой, и торжественно провозгласил: «Давай!». Салахетдин вытащил из закромов шесть бутылок «Столичной», достать которую можно было только в магаданском ресторане. Народ загалдел, развеселился, председатель уточнил: «Одна треть присутствующих знает, что я не пью водку. Также не терплю, когда другие пьют на работе, а работа у нас начинается с выезда на прииск и заканчивается с возвращением домой. Но сегодня день нерабочий, начинайте, мужики».
