скачать книгу бесплатно
– Ну, и что такого? Он же сам – бастард, значит, его потомство исключено… – попытался возразить Ги де Леви.
– Кем исключено? Из чего исключено? Глупости… – Лука грустно покачал головой. – Мой друг, они вполне законно могут обратиться к древним кутюмам. К примеру, к лангобардским кутюмам, в которых не было понятия «бастард» и где женщины также имели право на престол, пусть, конечно, призрачное, но право!..
– Значит, выходит, если мы разобьем Манфреда, а Шарль наденет в Неаполе корону Фридриха-Антихриста, на нас нападет Арагон?..
– Не уверен, что он сделает это сразу, но, будьте покойны, Педро дождется момента или, не приведи господь, попытается сам его создать… – Лука почесал нос. – Хотя, пока жив и здравствует король Людовик, Арагон вряд ли решится, вот так открыто взять, и атаковать брата короля Франции.
– Что же мне делать? – Уточнил Ги де Леви.
– Ничего особенного. Гуляйте, отдыхайте, тратьте и транжирьте деньги, – Лука поймал настороженный взгляд рыцаря, улыбнулся и произнес. – Будете получать их у мессира де Белло, он в курсе… – он снова похлопал своей ладонью по руке Ги де Леви. – Он просто казначей денег, выданных королем Людовиком взаймы своему младшему брату, только и всего, а я отвечаю за каждый экю…
– Понял. Все сделаю. – Ответил Ги де Леви.
– Прекрасно. Еще одна просьба, к вам. Муштруйте, как проклятых, этих флорентийских рыцарей, коих граф и Гоше наймут для резерва. А лучше будет, если вы сами отберете их… – Лука попытался снова встать с постели. – Только от вас, да и от них, зависит будущее Шарля, если не сказать – его жизнь…
От всего услышанного голова могла пойти кругом и не у такого крепкого рыцаря, каким был Ги де Леви, но он стойко вынес услышанные новости, улыбнулся, встал и, поклонившись де Сент-Эньяну, покинул палатку. Лука ничего не сказал, лишь проводил его взглядом…
Армия, тем временем, уже покинула лагерь, оставив в нем части тылового обеспечения, которыми громогласно руководил пожилой Филипп де Кастр. Его громкие ругательства, подзатыльники и пинки, которые он раздавал направо и налево, подгоняя расслабившихся пехотинцев и наемников, были слышны издалека. Ги улыбнулся и, поддав шпорами своего коня, поскакал нагонять авангард армии, успевший удалиться на несколько лье от лагеря…
Граница Прованса и Тосканы. За три часа до описываемых событий.
– Не надо делать такое испуганное лицо, синьор Энрико… – Манфред, казалось, упивался растерянным и бледным видом молодого испанского гранда. – Мало ли чего вам почудится…
– Но, дон Манфред, – Анри де Кастиль, это был он, нервно сжал поводья своего гнедого жеребца. – Вы же сами сказали, что засада провалилась, мало того, один из наемников схвачен, а судьба остальных неизвестна!..
– Ну и что… – Манфред широко осклабился и, подперев одной рукой свой бок, засмеялся. – Даже, мой друг, если он и проговорится, в чем я сильно сомневаюсь, граф Карлито все равно не поверит услышанному! Он же, насколько мне известно, считает вас своим близким другом. Не так ли, синьор Энрико?.. – Манфред уже не хотел сдерживать свой злой смех.
– Неужели, дон Манфред, вы не понимаете, что этим поступком вы компрометируете Арагон и его короля?! – Истерично завопил Анри. Он нервно ударил шпорами своего коня, который заходил ходуном под ним, выбивая комья земли и кружась на месте, словно укушенный пчелой. – Вам, что, приятно стравить, помимо своей войны с графом Шарлем, еще и Францию с Арагоном?..
– Да плевать на твою Францию, на твой Арагон и на весь мир! – Загремел голос Манфреда, которому надоело слушать вопли юноши-приедателя. – Пускай весь мир перегрызется, лишь бы мне сохранить корону Неаполя и Сицилии!!.. – Он окинул уничтожающим взглядом Анри. – Уж кому-кому, а не тебе, грязный предатель, печься об Арагоне! Ты, поди-ка, не побоялся Господа, взял, да и предал своего дружка Карлито, свою родину Кастилию, свою новую родину Францию, которая озолотила и пригрела тебя, переметнулся к их исконному врагу! Ты, мой друг, просто мразь, да и только…
– Как вы смеете! – Покраснел Анри.
– Смею, Энрико, смею… – спокойным тоном, но с едкой улыбкой, ответил ему Манфред. – И давай-ка, пожалуйста, без соплей и бабских слез!!! Ты по уши увяз во всем этом дерьме…
– Что же мне делать?.. – растерянно произнес Анри де Кастиль.
– То же, что и раньше… – Манфред зло улыбнулся. – Тащить Карлито к своей смерти. Пускай втянется в пределы Неаполитанского королевства…
– Господи… – пролепетал Анри, схватившись за сердце.
– Поздно к Господу обращаться, иуда… – засмеялся Манфред, развернул своего рыжего скакуна и понесся на запад…
– Иуда… – закрыв лицо руками, прошептал Анри де Кастиль. – Иуда. Иуда. Иуда…
Манфред отъехал пару лье от места встречи, поравнялся с большим крестом, стоявшим возле развилки дорог, и трижды свистнул.
Из леса выехал небольшой, но отлично вооруженный отряд рыцарей, во главе которого ехал широкоплечий всадник, и направился к нему.
– Как прошла беседа с нашим «птенчиком»? – Улыбнувшись, спросил Манфреда Анибальди. – Небось, сопли по рукаву размазывал?..
– Размазывал… – кивнул головой Манфред. – Ему теперь, Иуде, деваться некуда…
– Отчего же, некуда… – возразил Анибальди. – Повеситься, к примеру, или утопиться…
– Или взять, да и повиниться перед графом Карлито… – мрачно заметил Манфред.
Анибальди вздрогнул, побледнел, но собрался и ответил:
– Скорее рак на горе свистнет, чем наш Энрико покается и преодолеет свою природную трусость! Нет! Он, с упрямством барана, потащит армию Шарля прямо к преисподнюю, которую мы ему приготовим летом следующего года!!!
– Ты полагаешь, что Карлито не решится начать войну зимой? С чего ты так решил?.. – Манфред оживился. – Есть четкие сведения?..
– Да какие, к черту, сведения! – Отмахнулся Анибальди. – Ты только послушай меня, Манфред! Карлито, как ты его любишь назвать, все-таки, рыцарь, да и француз. Он воспитан и впитал с молоком матери основные принципы войны, а они четко гласят, что война ведется только поздней весной, летом и ранней осенью! То есть тогда, когда на полях есть трава и, позднее, фураж для прокорма лошадей!.. – Он подбоченился и гордо посмотрел на Манфреда. – У нас есть еще уйма времени, чтобы подготовить крепости, нанять немецких и швейцарских наемников, взбудоражить север Италии…
– Дай-то Бог… – Манфред недоверчиво пробубнил себе под нос. – Кто возглавил охрану Шарля?..
– Некий Ги де Монсегюр по прозвищу «Груша». – пожал плечами Анибальди. – А что такое?..
– Что он за человек? – Встревожился король.
– Так, один из приятелей детства. Жил в глуши. Где-то в Окситании, если не ошибаюсь. Больше ничего не могу о нем сказать, кроме того, что он участвовал, правда, юношей, в осаде и покорении последнего катарского оплота на юге Франции. – Анибальди вспомнил что-то, засмеялся и хлопнул себя по лбу. – Чуть не забыл! Он внук маршала де Ла Фо – соратника великого де Монфора – покорителя альбигойцев!..
– Это, мой друг, уже что-то… – Манфред задумался, подперев подбородок кулаком. – Давай-ка, Анибальди, запускай свою похотливую сестричку и ее «прелестниц»…
– Зачем?…
– Против «сладкой ловушки» еще никто не смог удержаться…
ГЛАВА VI.
Встреча на дороге.
Как-то незаметно и, можно сказать, обыденно на плечи Ги де Леви, помимо задачи найма во Флоренции закованных в железо наемников-рыцарей, свалились и задачи по общей разведке.
Дни и ночи напролет, пока его рыцари вместе с казначеем Гоше де Белло и вице-маршалом Адамом де Фурром торчали во Флоренции, придирчиво отсеивая приезжавших на просмотр рыцарей, Ги де Леви во главе небольшой группы рыцарей-гвельфов прочесывал окрестности Перуджи в поисках диверсионных или разведывательных отрядов Манфреда. Этих вольных, даже анархичных итальянских сеньоров, набранных из местных, выделяло, пожалуй, только одно. Они ненавидели все, что было связано с именем Фридриха и германских королей из династии Гогенштауфенов. Естественно, Ги прекрасно понимал, что они временные союзники и, после завоевания Неаполя и разгрома потомков покойного вольнодумного императора сразу же оставят их и, напоследок, наверняка выкинут какой-нибудь фокус. Что-то наподобие мелкого бунта или, того хуже, попытки взбудоражить всю Южную Италию.
Но пока это не произошло, итальянцы успели зарекомендовать как довольно-таки организованная, хотя и чересчур шумная компания. Здесь надо немного отступить назад и оговориться: имя де Монсегюр уже успело долететь до самых отдаленных уголков Италии и сыграло на руку Ги. Итальянцы молча кивали головами и, вечно бурча что-то себе под нос, тем не менее, выполняли приказания своего французского предводителя, прозываемого на итальянский манер «кондотьере»…
Минуты относительного затишья Ги, как и просил раненый Лука де Сент-Эньян, проводил в шумных компаниях, образовавшихся вокруг графа Шарля. Он неистово кутил, транжиря, правда с оглядкой на Луку, деньги и вскоре заслужил всеобщее расположение знатных сеньоров. Об их совместных выходах в бордели начали слагать легенды, а слухи об исполинской мощи красивого француза уже успели долететь до ушей большинства итальянских красавиц, в том числе и благородного происхождения. О гулящих девках можно умолчать – и так все ясно. Они просто штурмовали бивуаки, стоило им прослышать о прибытии богатого и щедрого на экю и ласки франка…
Все эти «подвиги», честно говоря, успели осточертеть нашему герою, но он «мужественно» крепился и исправно доигрывал свою роль.
В его большой компании был и Анри де Кастиль, с которым Ги старался настойчиво подружиться. Анри тянулся к этому богатому, расточительному и, как ему казалось, болтливому рыцарю, хотя и ощущал где-то в самой глубине своей души небольшой холодок опасения. Словно антилопа, пробегающая мимо мирно спящего льва. Неизвестно, когда же он проснется, но то, что он проснется – никаких сомнений не было. Что-то опасное сквозило от Ги де Леви, и Анри, в конце концов, приписал свой внутренний страх отважному и бравому виду этого полу-грубияна, позволив себе расслабиться… Ги, в свою очередь, стал более внимательно присматриваться к Анри, но пока ничего странного или подозрительного в его поведении не находил.
Рождество армия провела под Римом. Граф Шарль был со всеми немыслимыми атрибутами помазан на царство, папа Римский Климент, стоя на вершине лестницы храма Святого Петра (наконец-то он дождался этого!), на весь мир объявил отлучение вероломного и еретичного Манфреда, опекуна юного Конрадина, от церкви, а земли, некогда входившие в состав королевства Обеих Сицилий, добычей графа Шарля де Анжу и де Провен. Рыцари встретили это известие громкие криками радости, а наемники, составлявшие львиную долю армии, попытались, на радостях, устроить небольшой погром в Риме и его окрестностях. Но граф, теперь уже король, сурово подавил их выходку, заставив говорить о себе, как о новом диктаторе.
Но Ги де Леви был далек от всего этого. Далек, как в прямом, так и в переносном смыслах. Он с рейдовой группой рыскал по северной Италии, настигая и уничтожая очаги сопротивления, разбросанные Манфредом в надежде, что французы увязнут в этой трясине, называемой партизанской войной…
Вынужденное безделье, воцарившееся при дворе новоиспеченного короля, тяготило Ги де Леви. Он с большим трудом уговорил Шарля де Анжу позволить ему самому отобрать первую часть флорентийских рыцарей и тот после недолгих колебаний (спасибо Луке де Сент-Эньяну) разрешил своему другу детства уехать.
Отобрав первые полторы сотни наемников, Ги де Леви решил сразу же их проверить в настоящем деле и вывел для рейдовой работы, буквально изматывая ежедневными маршами и погонями, направленными против сторонников Манфреда.
Наемники не разочаровали его и вскоре они захватили один замок, стоявший южнее Рима на расстоянии тридцати лье, что позволило сделать из него форпост обороны и основную базу нового отряда.
Сказать, что они захватили замок, было бы немного нечестно. Хозяин замка – сторонник Манфреда и гибеллин в пятом поколении просто-напросто бросил укрепление, слуг и половину имущества, увезя с собой все продовольствие, оружие и захватив гарнизон. Слуг, за ненадобностью, он просто оставил в замке, только одних женщин, девушек и старух, не забыв увезти всех мужчин в качестве ополченцев.
Ги осмотрел замок и разумно решил расположиться именно в нем. Глубокий и широкий ров, сдвоенная надвратная башня с подъемным мостом и решеткой, крепкие куртины, высокие башни, большой донжон с примыкавшим к нему жилым домом и двухэтажным каменным строением, сочетавшем в себе кухню и склады, теплые конюшни – вот все, что еще надо рыцарю, чтобы ощущать себя в относительной безопасности.
Рыцари придирчиво опросили всех служанок, прогнали человек пять, но остальных оставили для обеспечения нормального быта. Увидев своего нового хозяина и поняв, что он довольно-таки миролюбив и спокоен к слугам, женщины успокоились и даже успели полюбить своего немногословного и малотребовательного, но пунктуального и обстоятельного сеньора. К концу третьего дня некоторые из особо шустрых и разбитных служанок уже успели завести себе любовников из числа флорентийцев, а одна из служанок господского дома буквально по уши влюбилась в Ги де Леви, встречая и провожая его томными взглядами, вздохами и всем своим поведение давала понять, что совершенно не против, если рыцарь позволит себе минутную слабость и…
Но Ги де Леви с головой погрузился в эти нескончаемые погони, засады, ловушки, из которых он каким-то чудом выбирался, распространяя вокруг себя ореол неуязвимости и немыслимой везучести. Знать армии косилась на рыцаря, который бросил их «на произвол судьбы» в Риме и унесся сломя голову громить очаги сопротивления, но постепенно и эти ворчания утихли, предоставляя Ги самому себе…
Письма из дома приходили нерегулярно, с большими задержками, или вовсе терялись где-нибудь на полпути между Мирпуа и Римом, Ги скучал и, чтобы бороться с ностальгией, все глубже и глубже увязал в работе…
Замок Арче. 10 января 1266г.
– Мне он уже порядком надоел… – Манфред нервно бросил большой серебряный кубок на каменные плиты комнаты донжона замка Арче. – Анибальди, сколько мне раз надо повторять тебе…
Анибальди спокойно отложил свой кубок, с грустью покосился на дымящийся кусок говядины, приготовленной с чесноком и специями, от аромата которых у него начинали течь слюнки и побаливать голова в висках и под глазами. Он не ел почти сутки, уводя от погони и обложенных французами северных замков имущество, вооружение и деньги, столь необходимые для продолжения войны.
– Синьор, ради всего святого… – взмолился он. – Дайте хотя бы кусок откусить, а уж потом трясите меня, словно грушу!..
– Я о нем тебе и втолковываю, дурья твоя голова! – Манфред начинал закипать, нервно комкая руками салфетки, вырезанные из выбеленной холстины. – Это Груша де Леви меня измотал! Пять караванов с оружием, три конвоя с провизией… – он стал загибать свои пальцы, все еще жирные от подливки и мяса. – Еще месяц или два, и я точно не смогу продолжать сопротивление…
– Синьор, только, прошу вас, не надо прибедняться при мне! Я, простите за нескромность, не ел со вчерашнего дня. А с «Грушей» вашим, клянусь, я уже все обговорил со своей сестрицей Лукрецией. Поверьте, синьор Манфред, она уже выслеживает вашего птенчика… – он весело рассмеялся, поняв, что Манфред успокаивается.
Местечко Сан-Жеронимо близ Равенны. 15 января 1266г.
Колонна всадников осторожно ехала по грязной лесной дороге, раскисшей от не прекращавшихся ни один день мерзких, мелких и моросящих дождей, сопровождавшихся резкими порывами пронизывающего северного ветра, несшего от Альп звенящий холод.
Ги де Леви ехал во главе колонны флорентийских рыцарей, которых он собственноручно отобрал, отказав остальным искателям приключений. Отряд был небольшой, всего лишь сто двадцать человек, но это была грозная и реальная сила, ведь у каждого флорентийца-наемника было по два слуги: оруженосец и конюх, каждый из которых был превосходным кутилье, что увеличивало ударную мощь отряда втрое.
Такой придирчивый отбор был нужен, прежде всего потому, что Ги решил тратить королевские деньги исключительно на опытных и прекрасно вооруженных рыцарей, оставляя решение по остальным наемникам на совесть Гоше де Белло и вице-маршала Адама де Фурра. Этой неразлучной паре помощников графа Шарля он обстоятельно и дотошно объяснил суть своих требований и условий найма, напомнив, прежде всего, о том, чтобы наемники были опытными рыцарями, имели опытных слуг и надежных коней…
Разведка – двадцать рыцарей уехала немного вперед, опережая основные силы отряда на четыре полета арбалетного болта. Всадники шли налегке, решив не сильно загружать своих коней поклажей, а оставив все в лагере армии, расположившемся в полу-лье от Равенны.
Ги плотнее надвинул на шлем меховой капюшон, укрываясь от резкого порыва ледяного ветра, поправил плащ, меховая подбивка которого уже успела изрядно намокнуть и давила на плечи свинцовым грузом, подтянул поводья и стал, стараясь убить время, насвистывать под нос какую-то мелодию. Он уже и забыл, где и когда он услышал ее, но всякий раз, когда он расслаблялся и вспоминал о родном доме, жене и детишках, эта мелодия возникала в его голове и крутилась, создавая приятный и расслабляющий фон.
Рыцари ехали плотным строем в колонну по четыре. Края колонны составляли оруженосцы и конюхи, ощетинившиеся тарчами и рондашами и вооруженные арбалетами.
Такое построение колонны позволяло сходу контратаковать противника и, сохранив рыцарей, обеспечить мощный ответный удар тяжеловооруженной конницей.
Внезапно раздавшийся условленный свист прервал мечтания рыцаря. Ги поднял голову и увидел одного из всадников, посланного в авангард разведки.
– Синьор кондотьере! – Юный оруженосец одного из флорентийских рыцарей был взволнован, а его дыхание прерывистым. – Примерно в полу-лье от вас какие-то разбойники грабят колонну повозок!
– Неужели, мой юный друг, из-за такой мелочи ты решил вызывать основные силы отряда? А если это засада, где только и ждут момента, когда мы попадем в ловушку под перекрестный огонь?..
– Синьор кондотьере, там монахини!.. – испуганно ответил оруженосец – юноша лет двадцати.
– С этого и следовало начинать… – Ги сбросил с головы капюшон, приподнялся на стременах и, высоко подняв ланс над головой, крикнул, смешивая итальянские и французские слова. – Эй, ragazzi! Avanti tutta! Какие-то мерзавцы напали на несчастных монахинь!
Отряд рванулся вперед, устремляясь навстречу с подлыми безбожниками, решившими напасть на беззащитных служительниц Господа. Конь, на котором восседал Ги де Леви, тремя мощными прыжками разогнался и, вынеся своего всадника в голову колонны, понес по грязной и извилистой лесной дороге.
Через несколько поворотов показалась большая поляна, на которой группа конных разбойников окружила четыре дормеза с истошно вопящими женщинами. Ги крикнул, указывая рукой на повозки, и, поддав шпорами коня, поскакал к ним, увлекая за собой всю массу рыцарей. Огромная железная лавина, ощетинившись копьями и оглушая тишину зимнего леса боевыми криками, устремилась на бандитов. Их главарь, увидев вылетавших из-за поворота всадников, что-то крикнул своим товарищам, которые тут же прекратили разбой и, побросав пожитки монахинь, устремились кто куда, стараясь скрыться в непролазной лесной чаще…
Часть флорентийских рыцарей попыталась их нагнать, но разбойники, знавшие все местные тропки-дорожки, сумели скрыться от погони.
Подъехал к большому дормезу, возле которого валялись трое вооруженных слуг, по-видимому, убитых разбойниками при нападении. Их нелепые позы и оружие, валявшееся в грязи возле тел, представили рыцарю всю картину нападения. Выскочив из скрытых возле дороги засад, разбойники сразу же убили из арбалетов возничих и, резким рывком напали на дормезы, поубивав незадачливых слуг, пытавшихся охранять монахинь.
Ги слез с коня и обошел повозки, возле которых валялись остальные вооруженные конвоиры. Везде картина повторилась. Он слышал приглушенные всхлипывания монахинь, боявшихся высунуться из повозок и полагавших, что теперь они стали жертвой очередных грабителей, отбивших их у предыдущих бандитов.
Рыцарь огляделся и убедился, что первый дормез, возле которого он слез с коня, по всей видимости принадлежал главной из монахинь, ехавших куда-то, скорее всего на богомолье или в другой монастырь. Он вернулся к нему и, осторожно постучав в дверь дормеза, услышал тихий плач женщины, но такой приятный и мелодичный, что у него всколыхнулось сердце. Ги тряхнул головой, отгоняя от себя бесовские мысли. Это был голос монахини – служанки церкви и было бы полнейшим грехом и богохульством даже думать о греховном в ее присутствии. Он выдохнул и тихо произнес, стараясь придать своему голосу наиболее мягкие и вежливые интонации:
– Сударыня… – он вдруг поймал себя на мысли, что не может сообразить, как обращаться к ней. – Сестрица, не бойтесь! Мы не разбойники! Мы воины его величества Шарля де Анжу и де Провен, короля Неаполя Божьей милостью и волей папы Римского! Я мессир Ги де Монсегюр – командир флорентийских рыцарей…
Плачь прекратился, в дормезе послышалось какое-то едва уловимое движение, дверца осторожно приоткрылась и из-за неё выглянуло лицо монахини с растрепанными волосами цвета спелой пшеницы. Прекрасные длинные волнистые волосы монахини ниспадали па черно-белое одеяние кармелитки, придавая ей какой-то неземной вид.
Ги даже отшатнулся, не в силах совладать с впечатлением, которое произвел на него прекрасный вид монахини. Он судорожно сглотнул – в горле пересохло от волнения, перекрестился и, упав коленями в грязь, опустил голову и произнес:
– Простите, сестра…
Монахиня осторожно, боясь испачкать свои ноги, вышла из дормеза и, подойдя к коленопреклоненному рыцарю, тихим и невероятно соблазнительным и мелодичным голосом произнесла:
– Как мне отблагодарить вас, мой великодушный и благородный спаситель? Я буду ежедневно до скончания своей бренной жизни молиться о вас, синьор кондотьере де Монсегюр, ведь вас так зовут? Я не ошиблась в произношении вашего имени, шевалье?..
Ее прекрасный голос буквально обволакивал сердце, голову и душу рыцаря, кружил голову и дурманил. Ги снова тряхнул головой, стащил с головы большой и тяжелый шлем, отдаленно напоминавший перевернутое ведро с множеством щелей и большим вырезом в виде креста окованного позолотой. Он остался в шлеме-сервильере. Это небольшой конический шлем с прикрепленной к нему кольчужной бармицей и стальным наносником, который крепился на скобе прямо над переносицей. Ги отстегнул наносник и стащил с себя сервильер, а заодно и чепец, и остался на коленях пред монахиней с непокрытой головой.
– Моя имя Беатрис… – тихо и томно произнесла она, коснувшись рукой его вспотевших волос. – Мы направлялись на богомолье в Мон-Сен-Мишель, что в Нормандии…
– Боже мой, это же далеко на северо-западе! – Восхитился рыцарь. – Как же вы собирались доехать туда, ведь вся Италия охвачена войной?!..
– Мы разумно положились на Божье провидение и защиту… – Ги снова услышал этот голос, похожий на нежные звуки арфы. – Вот и сейчас, синьор кондотьере, Господь защитил нас, вручив в ваши руки… – она стала сходить из дормеза на грязную землю и, стараясь не запачкать сове одеяние, немного приподняла подол, но сделала это как-то стеснительно и неумело, обнажив длинную и стройную ножку в тонком шерстяном чулке…
Ги снова сглотнул слюну и проклял себя в душе, коря за появление соблазна.
– Сестрица, вы можете располагать мною и моими воинами. Мы сопроводим вас до границы с Провансом, где передадим в руки пограничной стражи его величества Шарля де Анжу…
– Ах, благодарю вас, кондотьере… – снова этот чарующий голос!
Ги тряхнул головой, словно ретивый жеребец и ответил:
– Пока оруженосцы и конюшие приводят в порядок и осматривают дормезы вашего богомолья, я прошу вас выбрать одного из моих коней, ибо неприлично стоять на холоде и грязи…
Монахиня, как ему на миг показалось, хищно улыбнулась и, томно опустив свои длинные и густые ресницы, ответила:
– Господь возблагодарит вас за заботу и доброту, оказанную его скромным служительницам… – она бегло осмотрела лошадей и, снова опустив глаза, произнесла. – Кондотьере! Но, простите меня, у ваших коней мужские седла…
