Совпадение

скачать книгу бесплатно

Лишь со временем Витя догадался, зачем его собрали в дорогу. Далеко не всех так щедро собирали. Витя запишет свою догадку в дневник. А я, наследник, прочту. Оказывается, часто арестанты из Москвы едут через воронежскую тюрьму. Ему, ввиду прописки того края, там, вероятно, оставаться. А в камере был наркопритон и много глупостей, которые не выносились наружу. Вот зачем Вите вручили баул. Он, впрочем, и без подарков вспоминал бы только хорошее.

Совпало, что уезжал и сокамерник Серега Счастье. Того вдруг будто подменили. Хриплый, грубый голос. Движения торопливы и неуклюжи. Что-то бессвязно бормотал. Напоследок уколот наркотиком. Пришлось помочь идти. Надзиратель заметил неладное:

– Что с ним?

Витя бессвязно сказал какую-то чушь. Как бы ответ. Надзиратель хитро улыбнулся. Неужели понял, в чем дело? Махнул рукой – ну и ладно.

До вокзала везли в «avtozak». Так русские называют машину для заключенных. «Арестанты, пишет, в тесноте, будто на концерте суперзвезды». – Словно приподнятое настроение, сравнивал в печатной версии. Но черновики утверждают обратное: очень волновался. Конвой запретил сигареты. Заключенные, тем не менее, курили и прятали огоньки в ладонях.

Отправка с южного вокзала. Называется Paveletskiy. Москва, как и Париж, имеет много вокзалов. Paveletskiy – своего рода gare de Lyon.

Арестанты выпрыгнули из «avtozak» и бежали к поезду. Расстояние, как длина вагона. По бокам – конвой с ротфейлерами. Витя вдруг вспомнил, что в родном Воронеже его ждет Альма. Такой же породы. Она охраняла отцовский дом. Конвойные собаки лаяли и скалились. Укусили бы, но поводок не позволял. Зимний ветер дул переменчиво: то с одной стороны, то с другой. Витя подзабыл ветер. В окнах их камеры не было стекол. Отверстия закрыли пледами. Я, правозащитник, спрашивал моего доверителя: «Не желаешь написать жалобу? Ну нельзя же без окон». Он махнул рукой: «Везде свои проблемы». Ну а тогда он бежал, споткнулся, упал. Рукой снега коснулся. Его тоже подзабыл. В сантиметре, всего-навсего, от лица лязгнула собачья челюсть. Сердце тревожно застучало. Спешно поднялся. Без мыслей, машинально, схватил с собой горсть снега. Как ни странно, его антитрезвый сокамерник, добежал и уцелел. Конвой ругался и торопил.

Вагон для арестантов назывался «stolipin». Я, биограф, читал о том в библиотеке. Столыпин – это фамилия царского министра. Его идея: массовое и добровольное переселение в Сибирь на поездах. В советское время произошло недоразумение. Вагон заключенных назвали именем министра. Хотя тот не заводил речь о поездах заключенных.

Здесь, как в обычном поезде. Но купе без стола и решетка вместо двери. Людно. Витя и Серега осмотрелись. Кругом – кавказцы. Такие же, как они, граждане России.

Поезд тронулся. Колеса стучали. Впервые остановились в Кашире. Это южный пригород столицы. Я, любитель истории, читал о нем. Однажды кочевники из Крыма шли войной на Москву. Российский царь Иван (Жан), по прозвищу Грозный, сжег Каширу до тла. Это, чтобы врагу в пути ничего не досталось.

И теперь Витя понял: дорога на юг. Кругом южные граждане России. В Кашире заключенных прибавилось, но в других купе. Затем Витя уснул. Хотя не приляжешь. Слишком людно. Согласно дневнику сновидений, он видел пустыню.

Чувство, что жарко. Вдруг пробудился – солнечный диск слепил глаза. Стучали колеса поезда. Мимо проносились деревья, столбы, дома. В купе скучно и тихо. Дорога всех утомила. У Вити в голове кипела затея рассказа. Надеялся, что по прибытию возьмется за бумагу и ручку. Хотя, конечно, лучше среди незнакомцев не привлекать внимание. Рассказ посвящается другу и музыканту. Называется «Добрый вечер». Я, биограф, читал его в газете с коммунистическим названием. Ну а тогда, после захода солнца, обрадуется родным улицам. Я, Витин летописец, поясню, что собой представляет Voroneszh. Город называют «колыбелью российского флота». Хотя, как ни странно, не имеет выхода к морю. Казалось бы, невероятный случай. История в том, что по данной земле ходил царь Петр (Пьер) Первый. Его имя переводится камнем. Насильно сослал крестьян сюда со всей страны. Царь бок о бок с простолюдинами рубил деревья и мастерил корабли. Флот спустили по реке на юг, чтобы завоевать Черное море. А далее, в планах – Константинополь… Вот в какой город вернулся мой доверитель.

Итого, я, сундуковед, пересказал и корректировал треть повести «Во мне часовая бомба». В печати, однако, иной заголовок – «Носитель». Дальнейшее содержание не трогаю. Крайне ограничен рамками книги. Мой заказчик не доволен повестью. Начальству колонии приносит извинения за глупые мемуары и ряд искаженных фактов. Хотя, согласно русской пословице, «ne vinosil sor iz izbi». Излишне плохо о людях, значит, не писал. Конфликты заключенных с начальством, считал, во всех странах случаются. Черновики, где жалобы, завещал сжечь. Я, наследник, то и сделал, и подверг языку пламени. Аж коробок спичек израсходовал, но жалобы кремировал! У нас ведь его высочество чистовик! Неужели совершенно гладенько и бело, как снег в полете, не выйдет? И что, если читатели простят неурядицы? «Бог – наш главный Читатель!» – Чья-то запись, которая в сундуке.

6

Я, исследователь, берусь за очередную, строго по дате григорианского календаря, рукопись. Называется «Пульс». Это сборник рассказов. Жанр автобиографии. Я сокращаю книгу. Трудно разборчивый почерк. Чаще вырезаю фрагменты наугад. Затем корректирую и вписываю сюда. Итак, новая повесть! Вот как я, жизнесказатель, вышел на его пост-тюремный след.

Витя оказался в провинциальной газете внештатным корреспондентом. Странное совпадение – редакция по соседству с воронежской тюрьмой. Оттуда на днях освободился в рваных кроссовках. Главный редактор Витю никогда не читал. И правильно делал. Не велика потеря. Но редактор признался, как жене понравилась публикация «Тюремное интервью». Там Витя-репортер был на свиданке в СИЗО, неподалеку. Словно беседа через стекло и по телефону с таинственным заключенным. Разговор о том, что такое тюрьма? На самом деле, всего-навсего провел разговор с самим собой. Зато танцовщица ночного клуба из интервью «Обнаженная Лолита» была реальной, но одетая. Уже в начале беседы она его кинула. Было так. Витя случайно спросил о спец. услугах в заведение. Лолита сразу встала со стула и ушла без прощаний.

– И теперь Вы, наверное, хотите сказать, что мы не найдем ее дублера? – Спросил Витя администратора клуба.

– Вы не поверите: она считается незаменимой!

– Я так и думал. И что теперь делать? Она ушла!

Я, хроникер, спрашивал о том главном редакторе. Выяснилось, его вскоре лишат свободы, по причине неполадок в бухгалтерии.

В этой газете Витя попал в рекламный отдел. Статьи под заказ. Бизнесмены платили за известность. Первое время коллеги по работе удивлялись, насколько быстро, прямо-таки пирожки, готовил тексты. Рецепт – взял за образец тройку интервью и корректировал имена и названия. Толстосумы, ясное дело, чесали головы и звонили с жалобами. Особенно, возмущало, что Витя, молодой коммунар, приписывал заказчикам героические действия. Нечто, вроде пожертвований и участие в отважных, но подпольных организациях! Одновременно сентиментальный Витя вел романтическую переписку с музами из отдела культуры. В связи с чем тот же редактор вдруг проснулся и важно сказал: «Шутки в сторону! Ты, Витя, не ходи в майке без рукавов. Это лишь я могу себе такое позволить… Знаешь, сколько стоит моя майка?» Витя не записал в дневник круглую сумму. Ибо забыл. Еще в школе плохие оценки по математике. Я, биограф, знаю. Я опрашивал его школьных свидетелей.

Напоследок, у финишной черты, Витя вспомнил писателя Вячеслава Дёгтева, который запрещал работу в газете. Иначе, мол, потеряешь себя как писателя. Отчасти потому Витя ушел. В сундуке завещание, чтобы я, душеприказчик, благодарил каждого участника рукописей. Значит, спасибо тому шеф-редактору. При нем Витя осознал, что корреспондентом не будет, если мечтаешь о литературе. Писателем тоже, в итоге, не стал. Графоманский сундук не в счет. Ну и ладно. Зато попытался. Иначе больше сожалел бы, что сдался и не пробовал. Попытка, пусть и неудачная – тоже результат.

Теперь вне газеты, чтобы вечером и ночью писать литературу. Зато более похож на истинного студента имени Горького. «Идите в люди». – Совет писателя Максима Горького. Витя делал строительный раствор: песок, цемент, вода. Ежедневная физкультура. Мозоли на руках. Должно во время поднести ведра и кирпичи каменщикам. Случается, пьяных и разъяренных.

Лучше, значит, соблюдать пунктуальность. Витя не мог научиться кладке. Ибо, как у русских говорится, «ruki ne iz toho mesta rastut». Не было, значит, способностей. Я, душеприказчик, впрочем, убежден: попроси у жизни талант и шансы, то, вероятно, обретешь. Витя того не просил.

– Выпьешь? – Спросил его сосед по бригаде.

– Можно. Все пьют. Не буду же я белой вороной.

– И черной тоже не надо.

Но без темных не получалось. Строительные компании и пьянки сопровождались дракой и матом. Запись в черновике: «Еще чуть-чуть терплю и пробил час грабить!» Я читаю дальше. Витя пока что не грабитель, разговаривал со взрослой женщиной на стройке. Она затирала плиточные швы.

– Отдашь за меня свою дочь?

– Замуж?

– Да.

– Я не могу. Ты на стройке работаешь.

О возврате в более стерильную и почетную газету не думал. В повести «Путеводная звезда писателя» есть фрагмент: «Вячеслав Дёгтев строго запрещал журналистику. Часто ссылался на Мартина Идена. Одна из его любимых книг. Мартин, прототип Джека Лондона, не пошел в газету. Даже ради любимой женщины». После работы Витя, акула пера, писал. Днем сонный, рассеянный. Ошибки в пропорциях раствора – слишком жидкий, чересчур густой. За что слышал матерные упреки. «Еще чуть-чуть терплю и граблю!» – Шептал Витя. А вечером записал, как шептал. Рукописных страниц больше и больше. Сундука еще не было. Но сундук уже ослепительно и регулярно снился. Молодой Витя, в расцвете лет, был яростным критиком окружающих. К себе тоже суров. Чем обьясняется его разочарование в собственноручном творчестве. Листы марал и выкидывал в мусорку и забытье. Доля черновиков того периода уцелела случайно. О них молчу. Это не автобиография. Хм… Разве что вкратце о повести «След». К автобиографии не относится. И все-таки коротко о том. Странный сюжет. Бизнесмен-политик устал от жизни земной. Он принял решение: погибну! И не абы как, а героически и славно! Вот зачем ему розыгрыш громкого убийства. Заказ оплачен. Сам себе, получается, нанял киллера. Внезапно меланхолия проходит, ввиду того что… Ну да ладно. Аппетит бытия! Оказывается, заказ не отменишь. Оплата шла по цепочке посредников. Часть из них таинственно исчезла. Каждый потенциальный исполнитель «кусал» сумму, а руки и душу не пачкал. В итоге, как выяснилось, у последнего исполнителя не на что купить даже оружие. Заказчик-самоубийца разыскивает в порядке очереди цепь возможных исполнителей. В полицию нельзя обращаться. Вероятна утечка информации в СМИ. А герой повести – человек публичный. Поэтому нанят частный детектив. Расследование… Покушения одно за одним. Розыск. Наконец-то, ловит последнего исполнителя и единственного киллера. Заказчик узнает его мотив преступления. Зачем деньги – узнает… Бизнесмен решается на помощь своему убийце. В предисловии указано, что текст основан, как ни странно, в реальных событиях. Витя однажды читал в криминальных новостях, что был случай, когда оплата за убийство шла по рукам. А у последнего наемника не на что купить оружие. Согласно дневнику, десяток издательств не принял повесть. Лишь в одном объяснили причину отказа. Говорят, слишком неправдоподобно. Психологический портрет, говорят, раскрыт ошибочно.

Витины тексты не принимали к публикации. Разве что автобиографичная повесть «Носитель» («Во мне часовая бомба») печаталась в журнале северного названия. В рукописи «Путеводная звезда писателя» я, хранитель, нашел совет Вячеслава Дёгтева. Очень, мол, важно читать рассказы после печати. Увидишь иначе. Витя так и сделал. И… разочаровался. Мог, решил, сделать лучше. А не удалось. Дневники того года полны вопросов к себе: «Если занимаюсь не своим делом?.. Если сошел с ума?.. Если я – бездарь?.. Если пора в газету?.. Если, как все, завести семью?..» Так спрашивал себя перед могилой Вячеслава Дёгтева. Писатель молчал. Лишь пение лесных птиц на кладбище. Слишком устал. Однажды бросил черновики – с глаз долой! По вечерам смотрел телевизор. В последний раз такое, из ряда вон, случалось лишь в тюрьме. Чтение забросил. Только бы не вспоминать о литературе. Внезапно, если верить дневнику снов, он встретил Вячеслава Дёгтева в черной рубашке. Писатель сказал: «Рано ты сел отдыхать».

Я, доверенное лицо, читаю дальше, вырезаю, корректирую. Вижу военкомат. В России, оказывается, обязательная воинская повинность. Врачи решили, что к призыву не годен. Потому что ВИЧ-инфекция. Листаю рукопись дальше. Трудовые будни. Витя крутил отверткой шурупы на мебельной фабрике. Шкафы и кухни – вот где крутил. По вечерам записывал, насколько много крутил и какая погода. Начальник был, если выразиться мягко, человеком своеобразным. В прошлом рабочий на этой фабрике. Производством владела женщина. Так познакомились. Теперь он, ее муж, руководил вчерашними коллегами по работе:

– Внимание! Все слушайте! Отныне трудимся больше! И я надеюсь, что нет дураков, которые спросят: «Повысят ли мне зарплату?»

Разумеется, без вопросов. Ясно, что не повысят. Далее не пересказываю. Грустная история. Лучше забыть. Вскоре Витя вышел из фабрики и отряхнул прах ботинок. Двинулся дальше. Снегопад покрывал его следы. Что скажешь о том начальнике? Выдаст ли зарплату? Хм… Мы все получаем по заслугам. Ничего не происходит случайно. Записка в сундуке: «Если начальник несправидливый, то прощай. Иначе опять на такого попадешь. Ради себя – прощай. Каждый из таких – словно шаг выше и ближе к Царствию Небесному! А, значит, спасибо должникам и обидчикам. Без них, испытаний, к Богу не доберемся». Не знаю, чья эта мысль. Неужели мой доверитель? Зато вижу, как тогда он выплескивал сердечную желчь на бумагу. Как бы лекарство. Иначе сам отравишься. И так и есть – и правда, лекарство. Но с оговоркой, что отравленную бумагу должно сжечь.

Я, биограф, читаю дальше. Снова работа на стройке. Раствор: цемент, песок, вода. Мозоли на руках. Боль в теле. Мат. Алкоголь. Драки. Иногда работа менялась, по причине отсутствия зарплаты. Вот читаю – очередное место, где не дождался денег к сроку. Значит, должно уйти. Он переодевался из грязной в чистую одежду. Пустая, белая после шпатклёвки комната. Вошла Ольга. Черные волосы под косынкой. Лишь она здесь красилась макияжем и носила большие серьги-кольца. И в отличие от всех шпаклевщиц не ругалась матом. А ему неудобно спросить номер. Хотя бы цветы – и не на что купить. Она достойна цветов. Каждая женщина того достойна. Иначе завянет. Вот и ушел без слов. Не то настроение, чтобы знакомиться ближе. И не увидятся. Но вечером в дневнике о ней записал…

Я читаю дальше. Оказывается, работал пекарем на кондитерской фабрике. Мед книжку не спрашивали. Обошлось без анализов крови. Фабрика – только попробуй не успей к печи. Продукция сгорит. О, сколько взорвется женского визга! Подавляющее большинство – работницы женского рода.

Добрая начальница обычно ему делала замечание:

– Хватит есть пирожные.

– Это не я.

– Ты себя в зеркало видел?

– Сейчас посмотрим… Ого!.. В таком случае, конечно, это я.

– Ишь какой! Пирожные съел и не толстеет.

Рабочий день длился двенадцать часов. Плюс – дорога. Без свободного, стало быть, времени. Дневник этого периода скучен и мал. О смене работы не думал. Оплата ведь к сроку.

– Есть разговор. – Витя обратился к соседке по цеху. – Отдашь за меня дочку?

– Ой, а мы ее уже посватали. У того парня красивая машина.

– Эй, Витя! Опять съел пирожные? – Воскликнула начальница. Конечно, завидовала, что ел и не толстел.

– Это не я.

– Здесь видно – камеры.

– Ну ладно, сдаюсь. Это снова был я… Скажите… А когда мне выдадут премию? Желательно бы в виде новой машины.

– Ты слишком себя переоцениваешь. Машина – дорого. Но если хочешь, можно тебе руль купить?

– Даже не знаю, как реагировать. Мне вообще-то не для себя. Тут надо посовещаться.

Из печки запахло горелым. Это означало, что премии не будет.

Дневники тех исторических лет не раскрывают имя молодой сотрудницы фабрики. Зато помнят, что она обладала красивой фигурой. И знала о том. Иначе бы вряд ли работала в спортивных, обтягивающих штанишках. Будто не фабрика, а фигурное катание. По долгу кондитерской службы Витя с ней (словно дуэт) носил кастрюлю с горячим шоколадом из пункта «А» в пункт «Б».