скачать книгу бесплатно
Долго придумывали пароль. Вспомнили какой-то старый фильм про разведчиков. Там спрашивали про какой-то славянский шкаф.
– Точно копировать мы не будем, – авторитетно заявил брат. – Да и что это за славянский шкаф такой, я не знаю. Давай, может быть, что-то попроще? Может быть, что-нибудь про газету? Они же везде есть.
– Давай! Здравствуйте, у вас есть в наличии газета «Правда»?
– «Правду» уже продали. Есть только сборник речей Михаила Горбачева.
Львов
Во Львове наше семейство провело примерно неделю. Тремя семьями мы бродили по этому удивительному древнему городу, любовались старинными зданиями и грозными крепостями. В местном магазине нам с братом купили две пластиковые шпаги, и мы на какое-то время оставили ряды советских разведчиков, поступив на службу в полк мушкетеров. По улицам мы ходили со своим новым оружием, засунув его за пояс.
– Здесь снимали фильм «Д’Артаньян и три мушкетера», – сообщил информированный дядя.
Мы с братом переглянулись. Руки сами потянулись за шпагами.
– Слушай, мы просто обязаны устроить поединок в этом легендарном месте! – шепнул Димка.
– Точно! Я вызываю тебя на дуэль! Кстати, а как бы Дюма описал эту сцену? Солнце стояло в зените. Его лучи заливали мощеную улицу древнего города. Два непримиримых врага готовы были схлестнуться в смертоносном поединке. Первый – злой и неприятный, задира, грубиян, хулиган, забияка и кондотьер, долговязый, прыщавый и в очках – гвардеец кардинала де Дюмон.
– Что за отвратительное описание? И почему я опять гвардеец кардинала? Сколько можно? Я ни разу еще не был мушкетером, – возмущается Димка.
– Младшим надо уступать, а то я твоей маме пожалуюсь, – отвечаю я.
Что ж, надо отметить, что мастерством дискуссий, манипуляций и дворцовых интриг я владею не хуже, чем шпагой. Димка расстраивается: ему вечно приходится исполнять роль злодеев.
Лицо де Дюмона перекошено злобой из-за того, что он попал в полк гвардейцев не по своей воле. Он старше, больше и опытней своего оппонента. Но у него есть и слабые стороны. За последний год он сильно «вымахал» и стал слегка неуклюжим подростком, не успевшим привыкнуть к своим длинным рукам и ногам. Его противник – мушкетер и маркиз де Витёк. Он молод, весьма проворен и чертовски красив (так говорит его мама). Благородный де Витёк никогда первым не затевает драку, но всегда даст ответ любому наглецу. Конечно, мушкетер не столь опытен, как его престарелый противник, но он чертовски быстр, гибок и напорист.
– Как престарелый? Мне только двенадцать лет! Может, хватит уже хвастаться? – улыбается брат. – Начнем схватку, месье?
Противники испепеляюще смотрят друг другу в глаза. Их хищные пластиковые клинки, инкрустированные штампованными рубинами, готовы в любой миг схлестнуться, издавая неприятный щелкающий звук, предвещающий быструю погибель. На острие каждой шпаги надета специальная крышечка, чтобы не травмировать глаза оппонента. Она постоянно сваливается, поэтому примотана синей изолентой, делая оружие еще более эффектным и элегантным.
Расчетливый де Дюмон мог бы одолеть противника, но он знает, что если периодически не поддаваться, то де Витёк побежит жаловаться в королевский дворец, ведь у него там есть могущественные покровители. А это грозит очередным неприятным разговором и опалой без получения мороженого. Что ж, ставки сделаны!
– Тысяча чертей! Каналья! – кричу я и нападаю на брата.
– Щенок! – орет Димка, парируя мой выпад.
Дуэлянты дрались, как разъяренные тигры. Многоопытный и длиннорукий де Дюмон не без труда отбивался, а верткий де Витёк отчаянно атаковал, не в силах преодолеть оборону своего визави. Напряжение нарастало. С бретеров лился пот. Де Дюмон размышлял, стоит ли ему в этот раз выиграть или надо снова поддаться. Внезапно поединок был бесцеремонно прерван вербальным распоряжением из дворца.
– Вы что, обалдели? Орете и деретесь в центре города! Опозорить нас решили! – ругаются родители. – А ну-ка уберите свои шпаги и ведите себя прилично! Дома получите нагоняй!
Поединок окончен. Противники прячут шпаги и понуро идут дальше. Что ж, настроение монархов переменчиво. Сначала они вручают тебе грозное орудие убийства и защиты своей чести, купив его в магазине игрушек. А потом они же неожиданно запрещают публичные дуэли, скрепив свой запрет официальными подзатыльниками.
Де Дюмон и де Витёк привыкли к этим придворным интригам и хитросплетениям судьбы: они повержены, но не сломлены. «Се ля ви, шерше ля фам», – думают отважные бойцы, надеясь на то, что удача снова повернется к ним лицом, пусть даже двадцать лет спустя.
Все прогулки дядя снимал на небольшую кинокамеру. Поужинав, мы гурьбой садились перед стенкой с белой простынею, а дядя показывал киноотчет о наших гуляниях. Вот такой уютный ютубчик только для своих. В его хронику даже попала наша схватка с братом. Со стороны она выглядела не столь эпично и зрелищно, как мы себе ее представляли: на экране две макаки разного роста размахивали друг перед другом палками. Спать мы ложимся расстроенные.
Для детей выделена одна спальня, там нас набилось пять человек: я, брат, сестра и еще двое Круасановых младших – сын и дочь начального школьного возраста. По обыкновению мы лежим и болтаем перед сном.
– А у нас мама с папой часто ругаются, – грустно шепчут младшие Круасановы. – Хотят развестись.
– Наши тоже, – говорят брат с сестрой.
– И мои, – присоединяюсь я.
– Видимо, желание разойтись – это естественное состояние женатых людей, – резюмирует многоопытный и склонный к философии Димка.
– А еще мама говорит, что все папины родственники – алкоголики. А кто это? – шепчут Круасановы.
– У обычных людей есть деньги не только на водку. А у алкоголиков есть деньги только на водку. Так моя мама говорила, – вставляю свои пять копеек.
– Непонятно, – вздыхают неудовлетворенные ответом собеседники.
– А я недавно выпил водки! – шокирует всех Димка. – По ошибке. Когда у папиных знакомых свадьба в ресторане была. Думал, в стакане вода, а там оказалась такая жгучая и горькая водка. Я чуть не задохнулся. Вспомнил, что надо обязательно огурчиком ее заедать. Начал искать. Хорошо, что недалеко на столе стояла тарелка с малосольными огурцами. Вот я и схватил один.
– Ну и как? Помогло?
– С огурчиком пойдет! Но сама водка противная.
Так за разговорами мы засыпали безмятежным сном, чтобы утром продолжить беззаботные игры и забавы.
Несмотря на то, что все в моей жизни было хорошо и спокойно, во время путешествия я почувствовал, что в стране происходит что-то неладное и зловещее. Вечерами взрослые подолгу засиживались на кухне, что-то горячо обсуждали и спорили. Чернобыль, Афганистан, националисты, беспорядки в Алма-Ате, Тбилиси и Сухуми, страшный взрыв в Уфе, Ельцин, митинг в Москве, забастовки шахтеров – эти непонятные, но одновременно пугающие слова нередко доносились до моих ушей. Все чаще можно было услышать слово «душераздирающий», которым можно было описать те или иные события. С другой стороны, взрослые с удовольствием слушали записи Задорнова и Хазанова, которые смешно рассказывали, как все глупо и бестолково устроено в Советском Союзе. Все это сильно контрастировало с тем, чему нас учили в школе и что показывали по телевизору.
Примерно в это время и появился симптоматический анекдот про Брежнева. Помирает, значит, дорогой Леонид Ильич. Собрались его помощники и заместители. А Брежнев говорит, мол, в гроб положите меня на живот. Собравшиеся отказываются. Говорят, что так нельзя, не принято. И спрашивают, с чего вообще появилась такая мысль у мудрого генсека. А тот отвечает, мол, поживете без меня, а потом еще откопаете, да в попу целовать будете, умоляя вернуться. Всем родственникам анекдот нравился. Они говорили, что Леонид Ильич был прав.
В общем, было решительно не ясно, что происходит, но было совершенно понятно, что ничего хорошего. Впрочем, детское сознание не было готово вникать во все эти перипетии, а поэтому мы продолжали гулять, играть и всячески веселиться.
Приключение в лифте
Оставался один день до отъезда из Львова. Всю нашу детскую гурьбу отправили на пару часов погулять во двор, чтобы не мешать взрослым собирать вещи.
– Не вздумай никого потерять! – строго наказали старшему Димке, который был явно не в восторге от перспективы отвечать за жизнь и здоровье четырех глупых малолеток.
Впрочем, в те достопамятные времена родителей не особенно интересовало мнение детей, а потому Димке ничего не оставалось, как безропотно повиноваться. Квартира располагалась на седьмом этаже, поэтому мы решили вызвать лифт. Когда тот приехал и распахнул свои объятия, мы загрузились в кабину и нажали кнопку первого этажа. Лифт скрипнул и покатил вниз.
– Смотри, как я могу, – с этими словами Димка лихо подпрыгнул, с грохотом приземлившись всем своим немалым весом на пол кабины.
Лифт дернулся и остановился. Мы вскрикнули от испуга. Дима расхохотался.
– Дима, что ты делаешь! Ты нас напугал, – мы с Леной стали ругать брата.
– Мы застряли! Мы здесь погибнем! – начали ныть младшие Круасановы.
– Да я сто раз так делал. Ничего не застряли! – довольный произведенным эффектом, смеялся Димка.
Он нажал кнопку, лифт снова скрипнул продолжил плавное движение.
– Я же говорил, ничего страшного. Можно еще раз так сделать, – Димка снова прыгнул и заржал.
Лифт, душевно матюкнувшийся где-то в глубине своих механизмов, снова встал. Мы опять стали ругаться.
– Ладно-ладно, больше так не буду, – пробурчал Димка, недовольный отсутствием восхищения его лихостью и критикой снизу (в буквальном смысле).
Он ткнул пальцем в кнопку с изображенной единицей. Но в этот раз лифт решил больше не катать маленьких неблагодарных засранцев. Димка еще несколько раз нажал на кнопку. Ничего.
– Отлично, сходили погулять! Вот на фига так было делать? – мы с Леной усилили накал обвинений.
– Мы застряли. Мама с папой уедут без нас! – заревели младшие Круасановы.
– Да погодите вы! Сейчас вызову дежурного, он нас вытащит через пять минут, – сказал Димка и нажал какую-то чудесную кнопку.
Мы стали ждать. Но дежурный все никак не приходил. Десять, двадцать, тридцать минут… Ничего… Тем временем лифт решил «размяться» и стал тихонько двигаться то вверх, то вниз. Это напоминало парение горного орла, оседлавшего воздушные потоки. Прошел еще час. Мы были словно испуганные космонавты, которых забыли в старом и вонючем спутнике, дрейфующем по каким-то малоприятным задворкам Вселенной.
– Никто не придет! Нас не спасут! – мы с Леной опять набросились на Димку.
– Я хочу пить! Я хочу какать! – синхронно сообщили младшие Круасановы.
Димка, озадаченный таким поворотом дел, начал, как на пианино, по очереди жать кнопки. Но все было без толку. Оставалось одно: орать, бить и пинать стенки лифта. Какое-то время на наши возгласы никто не отзывался. Однако через некоторое время мы услышали озабоченный голос женщины. Она что-то говорила на украинском языке. Я понял лишь слово «диточки». Через некоторое время двери лифта начали со скрипом открываться. Через появившуюся щель внизу, на высоте коленей, мы увидели обеспокоенное лицо женщины в очках.
– Диточки, вилазьте! – она с трудом раздвигала двери кабины.
Оказалось, что кабина остановилась между этажами, ее нижняя часть находилась на уровне груди женщины. Соответственно, нам пришлось наклоняться и спрыгивать на пол подъезда с риском оступиться и улететь в темную шахту. Затея эта была явно не самой безопасной, но другого варианта вытащить пять напуганных детей из лифта на тот момент не было. Самоотверженная женщина, не перестававшая что-то говорить про «бидных диточек», помогала нам как могла, стараясь закрыть своим телом черный провал шахты. В какой-то момент один из нас смахнул с ее лица очки, которые с треском упали на пол и разбились. Она расстроилась, но виду не подала.
Оказавшись на свободе, забыв про слова благодарности, мы ринулись домой: одни – от страха, другие – срочно жаловаться родителям на этого противного Димку, третьи – пить и какать. Когда страсти улеглись, наши родители вместе испекли аппетитный домашний кекс с кремом и шоколадной посыпкой, вытащили дефицитный болгарский коньяк «Слынчев Бряг», достали коробку лучших алма-атинских конфет и отправились благодарить героическую женщину.
На следующий день папа, мама и я долго обнимались и прощались со львовскими родственниками. Потом мы сели в автобус и отправились в Брест.
Львов – Брест
Быстроходный туристический автобус легко катил по просторам Западной Украины. Мимо нас проносились пейзажи удивительной красоты: густые леса, уютные поселки и колосящиеся поля.
«Червону руту не шукай вечорами,
Ти у мене едина, тiльки ти, повiр!»
Звонкий голос Софии Ротару разносился по салону автобуса. Пассажиры, разомлевшие от путешествия, тихонько подпевали или выстукивали ногами в такт песне. Незаметно мы добрались до Белоруссии, а потом плавно въехали в древний город Брест.
– Вот мы и на границе Советского Союза. Там за рекой нас ждет чудесный край магазинов и прилавков с разными зарубежными шмотками. Отечественных нам не хватает, – объявил папа, считавший своим гражданским долгом вставлять «шпильки» во все мамины потребительские инициативы.
Мама хотела было подробно рассказать, что она думает о его шутках, но времени на выяснение отношений не было. Родители бросились к железнодорожным кассам. Нам продали билеты до Берлина на вечерний поезд.
– Там будут ленинградские вагоны. Вот в них и покатитесь, – сказала неприветливая кассирша.
К счастью, у нас было время до вечера, и мы решили посетить Брестскую крепость. Несколько часов мы осматривали эти исторические места, где наши предки-красноармейцы самоотверженно встретили первые атаки гитлеровцев. Глядя на стены, посеченные пулями и осколками, страшно было представить, какой ад здесь творился.
– Только бы это никогда не повторилось, – сказала мама и погладила меня по голове.
– Советский Союз – это силища. Никто не сунется, – заверил отец, который в армии служил танкистом.
Ближе к вечеру мы заняли боевую стойку на перроне. Когда состав подошел, мы стали судорожно искать обещанные ленинградские вагоны. Никто из проводников нам не мог ответить, где они находятся и существуют ли в природе. В итоге, когда до отправки оставались считанные минуты, нас запустили внутрь, предложив искать мифические ленинградские вагоны самостоятельно. Пока мы с мамой сторожили чемоданы в тамбуре, папа оббегал весь состав, но так ничего и не нашел. Кстати, мы были не единственными пассажирами тех самых вагонов: тут и там мелькали люди с выпученными глазами, которые тоже ничего не смогли разыскать.
Глядя на такую ситуацию, проводники предложили «безвагонным» пассажирам пристраиваться в коридорах – там хотя бы можно было разложить сиденья. В Берлин мы должны были прибыть только утром.
– Лучше, чем на своих двоих в пехоте, – заявил папа. – Но хуже, чем на танке, там хотя бы у каждого есть сидячее место.
Мама присела на раскладное сиденье, мы с папой примостились на чемоданы. За окном проплывала Польша: леса, поля и деревеньки. В принципе, все бы ничего, но, когда по коридору кто-то проходил, надо было вставать, чтобы освободить дорогу.
– Женсчина, ви можетэ поспать с ребьёнком в насчем купе. Просчу вас. А здьесь постою, – перед нами вырос здоровенный африканец. Он жестом пригласил маму в открытую дверь. – Мое мьесто возле окна.
Предложение было заманчивым. Папа одобрительно кивнул. Мама привстала, взяла меня за руку и прошла к купе. Оно было европейского образца: шесть просторных кресел, три напротив трех. У окна было одно пустое место, остальные пять занимали шумные немцы, которые поставили посередине чемодан и играли на нем в карты.
– Я туда не пойду, там одни мужики! – запротестовала мама. – Пацана вот возьмите. Пусть поспит.
Я был уверен, что немцы меня совершенно точно украдут, а родители меня обязательно тут забудут, но послушно зашел в купе вместе с африканцем: было неудобно отказывать в просьбе представителю угнетенных народов. А еще хотелось поспать. Немцы пропустили нас к окну, не несколько секунд убрав свой чемодан и понизив громкость разговора. Африканец сел у окна и посадил меня рядом. Он скомкал свою куртку, сделав из нее подобие подушки, на которую я уложил свою гудящую от усталости голову.
– Как тьебя зовут? – спросил африканец.
– Мьеня зовут Вьитя, – ответил я, решив, что так ему будет более понятно. – Йа из Алма-Аты. А тебья?
– Мьеня зовут Патрик. Йеду из Москви домой в Сьеньегал. В Каолак жьивет моя сьемья. Мой дом рьядом с рьекой Салум. Прьизжай в гости!
«Откуда в Африке реки? Там же джунгли, львы, обезьяны и страшная жара», – подумал я, проваливаясь в сон.
Поезд качался, немцы шумели, я дрых. Во сне время пролетает быстро. Казалось бы, только уснул, а тут тебя уже будит звук женской перепалки. Я открыл глаза. Немцев и африканца в купе уже не было, вместо них с чемоданами в ногах сидел папа.
– Час назад проехали границу. Подъезжаем к Берлину. Уже скоро, – от всей души зевнув, сказал папа.
– А там кто ругается? – я показал в коридор.
– Выяснилось, что ленинградские вагоны, воспетые в легендах сладкоголосых брестских кассиров, все-таки есть. Но их вчера забыли открыть. Из-за этих му… мурзилок мы всю ночь в коридоре проторчали. Сейчас с ними мама и другие женщины ругаются, да только что теперь толку. Мы уже почти на месте.
За окном потянулись городские кварталы. Тот Берлин, который я сейчас наблюдал, сильно отличался от города, который я видел в кино про войну. Для начала, он был цветным, что само по себе уже было неплохо. Мы въехали в город солнечным утром, когда по бирюзово-голубому небу бежали ярко-белые взлохмаченные облака. На зданиях мелькали непривычные триколоры черно-красно-желтого цвета с молотком и циркулем посередине.
– Ну вот, посмотрим, где жили наши немецкие предки, – сказал папа, который наполовину был «германцем».
– Они были из Берлина? Фашисты?
– Нет, – рассмеялся папа. – Наши немецкие предки не были никакими фашистами. Они попали в Россию еще во времена императрицы Екатерины Великой. Их называли немецкими колонистами. Потом во время войны их сослали в Казахстан. Там немецкий дедушка встретил русскую бабушку. Так появился я. Не переживай, твои предки – вполне порядочные люди. Если подумать, потомки колонистов прожили в России и Союзе больше двухсот лет. У них кроме фамилии уже ничего немецкого не осталось. Разве что аккуратные не в меру…
В дверях появилась мама.
– Подъезжаем к вокзалу. Давайте выдвигаться.
– Яволь, майн фрау фюрер, – ответил папа.
Берлин – Хальберштадт
Оказалось, что в Берлине мы проездом. Согласно инструкции, выданной дядей, надо было купить билеты до Магдебурга, а оттуда ехать в Хальберштадт. Достав русско-немецкий разговорник, мы двинулись искать кассы.