скачать книгу бесплатно
Перед концом света. Синдром восьмидесятника
Виктор Васильевич Озерский
Остросюжетный роман Виктора Озерского «Перед концом света» – о людях, которые пережили или не выжили в «лихие» девяностые, кто смог приспособиться к правилам современной жизни, а кому так и не удалось это сделать. Главный герой – Петрович, рядовой чиновник собеса. Он рано овдовел и один воспитал дочь Олесю. Честный, интеллигентный, в чем-то беззащитный человек с «синдромом восьмидесятника», горячо поддержавший горбачёвский курс на построение социализма «с человеческим лицом» и обманутый в своих ожиданиях.
Виктор Озерский
Перед концом света. Синдром восьмидесятника
© Виктор Озерский, текст, 2023
© Издательство «Четыре», 2023
Часть первая
(Прерванная гипертоническим кризом)
I. Первое декабря 2012 года
Зима на Кубани – дама капризная. Настоящей бывает редко. В иные годы и снегом не запахнет. Изморозь да слякоть – вот её визитная карточка.
Правда, старики вспоминали, как в пятьдесят каком-то достопамятном году навалило так, что из хат было не выбраться. Сугробы до крыш наметало. А чуть подморозило – детвора оттуда на санках скатывалась.
Петрович такого не помнил. Может, слишком мал был или к тому времени ещё не родился. Но услышанный когда-то рассказ настолько пленил его воображение, что порой с приходом зимы он с детской непосредственностью лелеял надежду стать свидетелем столь необычной для здешних мест причуды природы.
Зачем это было нужно, Петрович и сам не мог толком объяснить. То ли обрадоваться поводу не выйти на работу, как, бывало, в школьные годы наслаждались ощущением счастья от несостоявшегося из-за болезни учителя урока (в момент ликования даже не приходило на ум узнать, что случилось с бедным наставником; главное – урока не будет!). То ли от желания окунуться в чудеса мироздания и с благоговением наблюдать за мириадами падающих из бездны целомудренно-нежных пушинок, мгновенно растворяющихся на распростёртых горячих ладонях, словно для очистки души от человеческой скверны. А вокруг прямо на глазах подымается сахарная вата, укутывая крыши, припаркованные к подъездам машины, придавленную осенней влагой листву, клочки целлофана, пластиковые бутылки – словом, всё, что попадается на пути нескончаемой лавины бесшумных белоснежных шмелей, хотя бы на время пряча с глаз прощальные штрихи осени, достижения и издержки цивилизации.
Конечно же, были и в его жизни разные поводы для воскрешения в памяти забавных происшествий, подобных тому снегопаду, да Петрович никогда не напрягался, чтобы их коллекционировать. А зря… Сейчас, может, хоть они бы смогли отвлечь от дурных предчувствий, как яркая погремушка – неожиданно всплакнувшего ребёнка.
Нынче первое декабря пришлось на субботу. И Кубань, как обычно, встретила зиму по-тёплому: днём даже ожидалось плюс двадцать при малой облачности. Чем не праздник блаженства после трудовой недели! Однако чутьё матёрого клерка из-за случившегося накануне недоразумения мешало расслабиться. В придачу щемяще подавливало за грудиной. Видно, наступала чёрная полоса.
Утром, когда Петрович проснулся, в ушах шумело, будто изнутри по перепонкам колотили палочками, завёрнутыми в войлок. Давление зашкаливало. Для надёжности он подкрепился таблеткой и с усилием заставил себя не отступаться от ранее задуманного – навести порядок в палисаднике. Надо было удалить оставшиеся бутоны роз, подрезать и прикопать землёй кусты, чтобы те не подмёрзли зимой.
Дружок радостно встретил возле крыльца дома, нежно поскуливая и приветливо виляя пушистой сарделькой. Но Петрович, даже не потрепав, как обычно, по лоснящейся смоляной холке, мягко отстранил его носком сапога. И умный пёс, помесь дворняжки с таксой, в ожидании дальнейших событий засеменил на своих кривых коротких лапках следом, пока хозяин ходил под навес за рабочим инвентарём.
В палисаднике перед домом Дружок окончательно успокоился. Он примостился на кучке подсыхавших после последней прополки сорняков и стал следить за работой, лишь изредка отвлекаясь, чтобы с лаем прогнать с соседской калины воробьёв. Дерево росло за зелёным штакетником, перед которым пролегала узкая полоска земли, шириной не более метра, засаженная клубникой. Несколько ягодных кустиков, перепутав время года и, видимо, желая привлечь к себе внимание, сумели кокетливо прихорошиться цветочками, чем вызвали интерес какой-то приблудившейся пчелы. Обнаружив постороннего на вверенной ему территории, Дружок через забетонированную площадку перед домом, разделявшую розарий и клубнику, кинулся наводить порядок, по пути спугнув неизвестно откуда появившегося мотылька с рубиновыми, в траурной окантовке, крылышками.
Петрович слишком поздно заметил это впорхнувшее в палисадник чудо (зима на дворе!), даже не успев толком полюбоваться.
– Дружок, ко мне!
Пёс отреагировал мгновенно и подскочил к хозяину, но бабочка уже плавно перепорхнула к соседям.
– Что ж ты, Дружище, такую красоту от нас отгоняешь? – произнёс Петрович, потрепав покорно обвисшие бархатные уши собачонки. – Ну да ладно… Может, ты и прав. Ни к чему нам печальные вести… Иди! Не мешай! Работы много.
Мужчина легонько оттолкнул пса в сторону и поглядел вслед исчезнувшему за забором мотыльку, мысленно ругнув себя: «Никогда в дурные приметы не верил, а тут зациклился: чёрная полоса, траурная окантовка…»
Приятная свежесть утра и тень от дома, укрывавшая от прямых лучей, дарили редкую возможность потрудиться с удовольствием. Однако, несмотря на недавно принятую таблетку, по-прежнему шумело в ушах. Ещё с полчаса какая-то неведомая сила настойчиво пыталась пробиться оттуда наружу, пока наконец не затухла. Правда, и это не принесло облегчения. Навалившаяся вялость – словно мешки оттаскал – превратила любимое занятие в рутину. Срезал – подрезал – окучил, срезал – подрезал – окучил.
Домашний розарий – его гордость прежних лет, куда он изначально выплёскивал заторможенную было с горя энергию, – слыл одно время (пока не привыкли) объектом пристального внимания множества зевак. Они появляются всегда, когда сарафанное радио разносит весть о каком-либо неожиданно вскочившем прыщике на уныло-провинциальном теле затерявшегося в бескрайних кубанских полях городка. Одни люди приходят просто поглазеть; другие – заразиться идеей и устроить, чтоб получилось не хуже, у себя на подворье. Даже возле курятника. Главное не отстать. Такие уж нравы в провинции.
Осенью девяностого, вскоре после смерти Нины и в память о ней, Петрович засадил палисадник перед домом её любимыми цветами. Страна тогда ещё не перебродила перестройкой. В моду входил парад суверенитетов. После выступления Ельцина о своей самостийности заявила Украина, затем – Грузия. На дискотеках молодёжь «зажигала» под ламбаду, раскрепощая общество от советского ханжества с его крылатой фразой: «У нас секса нет!».
Любители дармовщины (советская власть приохотила!) поголовно липли к экранам, вожделенно мечтая оказаться среди счастливчиков при раздаче денег и призов с «Поля чудес», и с нетерпением ожидали очередного стриптиз-шоу с транслируемого в онлайн-режиме съезда народных депутатов. Там, правда, денег не выдавали, зато порой «зажигали» покруче ламбады, оголяя позиции многих видных политиков. Но тогда Петровича раздражал даже сам вид телеящика, вызывавшего болезненные ощущения напоминанием о последних Нининых увлечениях сеансами психотерапии от «Рабыни Изауры» до Чумака и Кашпировского.
Нет, он ничего не имел против экстрасенсов. И мужиков этих не считал шарлатанами. Они пахали честно. Как-то заряженную Чумаком воду слил в литровую банку, отнёс в кладовку и забыл про неё, а через год случайно обнаружил и удивился свежести: словно только из-под крана. Почему? Под воздействием биоэнергии?
Или такой пример. Когда сослуживица про мужа рассказывала, как он во время сеансов Кашпировского головой мотал, оторвать от шеи пытался, все недоверчиво посмеивались. Но однажды вечером Петрович, вернувшись с огорода с «простреленной» поясницей, прилёг перед телевизором на диван (как раз Кашпировский выступал), получил от экстрасенса установку и задремал. По окончании проснулся, встал – боль в пояснице исчезла. Фантастика! Ведь поутру уже на уколы собирался…
А вот Нине ничего не помогло.
Она долго не отпускала… Ночью, во сне, вдруг видел, как срывается с обрыва, крича: «Спаси меня!». Он пытался добежать, но ноги становились ватными, подкашивались, словно отсидел их. Нина летела в пропасть, взывая о помощи, а у него по телу мурашки бегали, немели руки, перехватывало дыхание. Он рвался к ней, рвался! Не успевал…
Мучительные видения наваливались и днём. То неожиданно из спальной комнаты дверь откроется… Почему? Там никого нет.
Нина?.. Неужели?
Но дверь тут же закрывается.
То вдруг в окне за занавеской мелькнёт её лицо. Сейчас окликнет!
Тщетно…
Тяжкие чувства, горькие мысли, сквозняки, светотени – всё перемешалось в сплошном кошмаре первых дней после её смерти. Соседки советовали в церковь сходить, свечку поставить за упокой. Не пошёл. Не смог. Не верил. Отвечал: «При чём церковь? Там у попов свой бизнес. Всё по прейскуранту. Они же не просто за души близких наших молятся – деньги за свечки отрабатывают».
Коммунистом был. Атеистом.
Розы и Олеся, дочка, спасли тогда от безумия.
…Дружок с лаем рванулся к штакетнику, куда несколько минут назад скрылся мотылёк.
– Фу ты, чертёнок, аж сердце оборвалось, – с испугу выдохнула красивая, в самом соку, женщина.
Довольный произведённым эффектом – предупредил хозяина о появлении постороннего человека – пёс спокойно вернулся на пригретое место.
– Здрасьте, дядь Лёш! Поздновато в этом году укрываете своё богатство.
– Да какое там богатство, Люся! – ответил Петрович и подошёл к штакетнику. – Помнишь, раньше они были роскошные, настоящие королевы, как ты! А сейчас – на вот тебе букетик – будто сиротки неухоженные.
– Спасибо, – женщина взяла протянутые через забор цветы и поднесла их к лицу. – Аромат, аромат-то какой!.. А бутончики маленькие – просто, может, не сезон. Тепла не хватает.
– Конечно, – подыграл ей Петрович. – Но главное – в другом: почва утомилась. Теперь хоть грей, хоть рыхли, хоть поливай, хоть удобряй – ничего не поможет. Так и будут хиреть. Устала земля от них.
Скорее всего, Люся не поняла сути его последней фразы. Спешила на работу. Она оказалась неплохим предпринимателем – содержала популярный у молодёжи бар в центре города, а с тонкостями агротехники вряд ли была знакома. Да и сам Петрович не сразу дошёл до философского осмысления им сказанного.
Благо, несложная монотонная работа давала пищу к отвлечённым размышлениям:
– Земля устала, потому что розы ради благоухания обеднили, отравили почву. Их корни после переработки минеральных веществ оставляют ядовитые выделения, угнетая всё живое вокруг себя.
И вдруг (эврика!) он остолбенел от неожиданности: «Так вот в чём заключается «страшная сила» красоты?»
…В эти минуты Петрович не мог и предположить, что недели через три похожая мысль ещё раз осенит его, после чего он потеряет сознание…
II. Прошедшей пятницей
Сотруднику, согласно правилам внутреннего распорядка, нельзя заниматься личными делами. Он обязан работать и выполнять трудовую функцию. Регламент, точнее его буква, – это святое. Опоздаешь на работу или хоть чуть-чуть задержишься после обеда – кадровая служба начеку: мгновенно руководству поступает докладная о лишении премии. Но два дня в неделю, если не случается форс-мажора, чиновники не могут его не нарушать: в пятницу будоражат себя предвкушением приближающихся выходных, а в понедельник делятся послевкусием со своими коллегами. И чем больше в коллективе женщин, тем ярче обмен впечатлениями, хотя порой для этого хватает нескольких мгновений. Правда, есть регламентом прописанный приятный ритуал, когда во время пятнадцатиминутного отдыха после двух часов работы позволяется почаёвничать и помимо всяческих сплетен пар спустить от переполняющих душу эмоций.
В муниципальном управлении по социальной поддержке населения, где служил Петрович, численность мужчин составляла менее десяти процентов: он, программист да водитель. Не избалованные вниманием сильного пола сотрудницы были естественны и открыты в своём поведении, без лишних проявлений жеманности и кокетства. Хоть и молодой, но помешанный на своих компах, вечно взлохмаченный, с красными глазами, программист Эдик абсолютному большинству из них был безразличен. Неинтересны в гендерном плане были и два перезрелых мужика: сам Петрович да грузный, редко, по своей лени, вылезавший из-за баранки служебного «хёндика» водитель Володя.
Вчера с самого утра узковато-длинный коридор управления чем-то походил на женское общежитие. День был неприёмный. Начальницу пригласили в администрацию на очередное совещание. Беспрестанно хлопали двери. Сотрудницы сновали друг к дружке в гости, оставляя за собой шлейфы ароматов лаков и духов. Не успевшие привести себя в нужный тонус дома наводили, как они шутили, «черты лица» прямо на рабочем месте. В такие минуты всевидящее око кадровой службы не представляло никакой опасности. Приёма нет. Начальница уехала. А в кадрах тоже работали женщины.
Заскочившая, как говорится, под звоночек Раечка, запахи парфюма которой последние два года службы вдыхал Петрович, переобулась и, запустив несколько солнечных зайчиков, когда поправляла причёску у зеркала на тыльной стороне дверцы плательного шкафа, быстро выпорхнула из кабинета. Пока образовалась свободная минута, можно поточить с приятельницами зубки.
Она появилась, когда в управлении меняли мебель, поставкой которой занимался её муж. Злые языки сразу нашептали, что на этой операции начальница хорошо наварилась, и сплетня одно время прошла по конторе. Петрович же не причислял себя к людям, выискивающим в любой луже только грязь, и сплетням не придавал значения. Раечка оказалась человеком позитивным. С её приходом в кабинете стало как-то по-домашнему уютней. А чтобы поглощать дурную энергию от сглаза недовольных посетителей, приволокла два огромных фикуса (затащить помогли работники её мужа). И вообще, она мгновенно влилась в коллектив. Добрая, подельчивая, в деньгах особо не нуждалась. На работу вышла, чтобы не оставаться одной дома, пока дочери-близняшки находились в садике.
В это последнее осеннее утро и сам Петрович был настроен благодушно: отчёты подбиты, планы по обследованиям выполнены. Загрузив компьютер, он принялся мышкой неторопливо вылавливать среди новостного хлама что-либо занятное.
Вообще-то в управлении доступ к Интернету разрешался только начальникам отделов. Но ему подключили в связи с актуальностью проблемы – приближалась Олимпиада. На Кубани аврально стали форсировать темпы создания безбарьерной среды для инвалидов, словно именно сейчас пришло время, чтобы все мы и наши гости срочно зажили по законам справедливого общества, как при коммунизме. Недаром же губернаторские трубадуры придумали слоган: «Если есть на свете рай, то это Краснодарский край!».
Итак, команда поступила – надо выполнять, хотя все прекрасно понимали, что из-за неподготовленной инфраструктуры в ближайшие годы жить «каждому по потребностям» у нас всё равно не получится. Как всегда бывает в таких ситуациях, образовывались потоки мутной жижи: от мелких подтасовок до неприкрыто наглой лжи, что давало возможность контролирующим органам держать на крючке завравшихся «передовиков». Но для начала всех собак спустили на отстающих (чтобы другие старались!). Лучше всего держаться в середнячках. Но это, оказывается, тоже большое искусство.
Петрович считался «махровым совком» – старался жить в согласии с моральным кодексом, чем вызывал недовольство среди местных чиновников. Район с показателями по безбарьерке плёлся где-то в хвосте. Краевое министерство по данным фактам проводило в управлении две проверки с объявлением выговоров. Начальница уже готова была распроститься с нерадивым аппаратчиком, однако в последний момент почему-то дрогнула: решила позволить ему «докоптить», как она выразилась, до пенсии. И вот в ноябре – видно, звёзды сошлись – всё получилось удачно: планы по всем показателям выполнили по-честному, без всяческих приписок и подтасовок.
Петрович неторопливо крутил колёсико мышки. Заголовки завлекали: «Опасные последствия олимпийской стройки», «Трамплин разваливается», «Мы не готовы мириться с ролью сырьевого придатка», «Великобритания может заменить бумажные купюры пластиковыми», «Тайна календаря майя»…
Ага, вот это, наверное, поинтересней: «Можно ли быть счастливым в такой несовершенной стране, как Россия?». Мгмм… Оказывается, грант на исследование выдан американцу, профессору Инглхарту. Петрович повторил, выдохнув полушёпотом: «Ин-гл-харту…» Ну и фамилия – аж горло дерёт. А что от америкоса можно ожидать? Читаем: «На данный момент русские находятся в числе самых несчастливых наций в мире… Несчастнее только население Ирака и Зимбабве». Ну, слава богу, дожили. Так вот, оказывается, почему гуляет по сайтам приписываемое В. Маяковскому четверостишие:
Эй, товарищ,
Кончай истерику!
Вперёд, на новые грабли!
Мы обязательно перегоним Америку,
Если догоним Зимбабве.
Петрович любил «коммунистического агитатора». В домашней библиотеке сохранил полное собрание его сочинений. По поводу же талантливой подделки провёл целое исследование. Не мог Маяковский написать про Зимбабве, потому что это африканское государство образовалось лишь в восьмидесятом году. Правда, свою «лесенку» он составлял в стихотворении «Американцы удивляются»:
…вашу
быстроногую
знаменитую Америку
мы
и догоним,
и перегоним.
А теперь вновь шагнул «через лирические томики, как живой» благодаря тайному подражателю.
Петрович от удовольствия готов был потирать руки: всё срослось. Зимбабве в «лесенке» оказалось неслучайно. Однако дальнейшему чтению про исследования Инглхарта и критическим рассуждениям помешала женщина. Раечка в спешке не прикрыла за собой дверь, и посетительница вошла не постучавшись, пахнув свежестью приятно манящего аромата. Запах таких духов в управлении был редкостью. Длинные каштановые волосы очаровательной незнакомки отливали шелковистым блеском.
В их конторе, как правило, клиенты другого сорта. Да и сотрудницы обычно дома красятся уже возле порога, когда в спешке перед работой надевают сапоги, а к услугам парикмахера прибегают лишь перед праздничными датами. Главное – успеть утречком волосы хорошенько расчесать, завязать в пучок, и сойдёт за свеженькую.
Холёной же, как известно, женщину делают лишние деньги и время, которое она может уделить себе любимой. Изысканная опрятность посетительницы, неброский макияж, отсутствие лишних деталей, словно над ней поработал талантливый скульптор, не смогли остаться не замеченными даже таким скромным ценителем женских прелестей, как Петрович.
Поздоровавшись и подойдя к столу, она обворожительнонежным голосом попросила согласовать проект реконструкции салона красоты, переоборудованного из двухкомнатной квартиры пятиэтажного дома.
И хотя день был неприёмный, Петрович не стал отказывать предпринимательнице в услуге: предложил ей присесть и принялся знакомиться с проектом. Правда, уже через несколько мгновений ему всё стало ясно.
– К сожалению, ничего не получится. У вас не включены мероприятия для беспрепятственного доступа маломобильных граждан.
– А зачем мне это нужно? – голос Красотки (как мысленно окрестил её Петрович) начал обволакиваться недовольно-капризной жестью. – Я ваш пандус за пятилетку не отработаю.
Кофейные шарики её зрачков, так гармонировавшие с блеском длинных волос, мгновенно прижало прессом насупившихся бровей.
– Поэтому проектировщики не внесли СНиП по доступности в техническое задание?
– Да-а. Я с ними договорилась.
– Лучше бы вы у них заключение взяли о невозможности установки пандуса, – мягко предложил Петрович, пытаясь вернуть беседу в миролюбивое русло.
Но темноглазая красавица поняла его речь по-своему, решив для себя, что с этим человеком тоже легко можно договориться.
– Чем меньше бумаг, тем меньше проблем. А пристраивать какую-то каракатицу я не хочу. К тому же услуги у меня дорого стоят – инвалидам они не по карману.
– Сейчас нельзя сдавать в эксплуатацию объекты без учёта доступности для маломобильных граждан.
– Вы меня не поняли. Я же сказала – со всеми всё улажено, поэтому никто на отсутствие пандуса не обратит внимания, – начала раздражаться женщина, но следом, многозначительно улыбнувшись, добавила: – А вас я обязательно отблагодарю!
– Ну, знаете, гражданочка, мы не на базаре, чтобы торговаться! – вскипел, поднимаясь со стула, Петрович. – Забирайте свои проекты! Оформите как положено, тогда и приходите!
От неожиданности хозяйка салона подскочила со своего места. Но, столкнувшись с плеснувшими ей в глаза лучами, отпрянула от них в сторону (видно, воевать с самим солнцем пока не входило в её планы). Запрокинув голову, отчего точёные линии подбородка и скул вдруг превратились в таран, готовый, словно ледокол, раскрошить любую возникшую на пути глыбу, она процедила сквозь зубы:
– Да ты об этом ещё пожалеешь! – схватила свои документы и выскочила из кабинета, в ярости захлопнув заскрипевшую от боли дверь.
– И откуда у женщин такие силы берутся? – оторопело пробормотал Петрович, почёсывая висок.
Агрессия посетительницы ввела его в ступор.
После возникшего инцидента снова пялиться в монитор расхотелось. Он подошёл к шкафу, взял пульверизатор (вдруг решил освежить цветы). Солнечные зайчики, как ни в чём не бывало, игриво проскакали по стене и спрятались за дверцей.
В этот момент в кабинет вбежала Раечка. На её округлом, как у пани Катарины из знаменитого кабачка, лице сверкали глаза, словно новенькие пятаки выпуска 1961 года. Но они, в отличие от медяшек, были настоящие, живые, с выражением неподдельного ужаса и любопытства.
– Алексей Петрович, чем вы обидели Эльвиру? Она как фурия промчалась по коридору!
– Ты знаешь, Раечка, захотелось провести эксперимент, чтобы убедиться, насколько безобразными бывают красивые женщины в неправедном гневе, – попытался отшутиться Петрович и стал опрыскивать фикус.
– Ой, не скажите: она же любовница главного экзекутора!
– А что мне его бояться? Я гражданин законопослушный.
– Зря вы так, – не унималась Раечка. – Наши славные органы всегда найдут, как и за что вас покарать. Вот недавно мастера с фирмы моего мужа у Эльвиры двери устанавливали. Так она настолько достала своими советами, что один из них не выдержал и предложил (как конкретно, я не берусь, конечно, комментировать) удалиться, пока работа не будет закончена. И что же вы думаете? На следующий день на фирме провели проверку соблюдения противопожарной безопасности. Материалы о выявленных там нарушениях сейчас в суде. Главный экзекутор пообещал наказать на двести тысяч.
Но страшилки для Петровича в тот момент, как оказалось, только начинались. Перед обедом решила подпортить ему аппетит вернувшаяся с совещания начальница. Возле окна её кабинета рос огромный клён, поэтому даже в ясную погоду здесь было сумрачно. На подоконнике ощетинился седыми иголками фаллос старого кактуса с ржавыми бляшками на стебле. Да и сама начальница особо не вызывала позитивных эмоций: грузная, коротко стриженная, с одутловатым лицом и вечно наморщенным носом, будто выражавшим презрение ко всему человечеству из-за дерьма, среди которого ей приходится возиться.
