скачать книгу бесплатно
Ковров явно наслаждается своими словами.
– А мы молочный цех построим в этом году? – осторожно спрашивает его парторг.
Ковров моментально уловил скрытый упрек в этом вопросе: «Захапал дефицитное оборудование, и ни себе ни людям». Глаза его зловеще сощурились.
– Успеем! Я шкуру спущу с каждого, кто посмеет сорвать эти сроки!.. Назовите мне человека, кто помешает мне это сделать!.. Ты, Марченко?.. Ты Алешин?!.. От вас теперь все зависит! Давайте, крутите! А я оставляю себе роль контролера!.. Но помните: я – активный контролер! Вмешивающийся!
Если дежурный вопрос заготовил кто-то из аппарата, Ковров реагирует тоньше:
– Кому, по-твоему, надо дать поручение, чтобы сдвинуть с места эту проблему?
– Не знаю, – теряется управленец. О том, здесь что нужен уровень генерального директора, он сказать не решается.
– А что, если мы тебе ее и поручим? А?.. Через месяц доложишь нам, что все сделано, что готов приступить к выполнению нового поручения!
Аппаратчик в отчаянии:
– Это не мой вопрос, Гурий Львович! У меня уже все запланировано…
– А ты запланируй и это! – пресекает Ковров. – Все! Решено!.. Прошу отразить в протоколе!
Никогда и никому из работников «Службы быта» не удавалось озадачить Коврова. Любую проблему он мог вывернуть наизнанку.
– Чего вы здесь выносите на планерку?! – разносит он директора швейной фабрики, попросившего прислать к нему учащихся ГПТУ. – У него, видите ли, свои специалисты разбегаются! И вы думаете, что этим все объяснили?!.. Что значит – специалисты разбегаются?. О каких специалистах вы говорите? О тех, что набрали на новую фабрику?
– Они, Гурий Львович, – вздыхает директор.
– Разбегаются потому, что строите долго! Что, опять Ковров виноват в этом?! А вы где?!.. Ждете готового?!.. А почему эти кадры не разместить на действующем предприятии? Почему не организовать вторую смену?.. Молчите?.. Вы думайте, когда со мной говорите! Я прожил много, я – стреляный воробей! Сами не думаете, а у нас крадете драгоценное время своими частностями!.. Садитесь!
Ковров возглавляет «Службу быта» давно, и потому считает вправе добавить: «Ты еще молодой директор, и ты должен работать так, чтобы завоевать авторитет в коллективе! И у меня тоже! Что, кстати сказать, очень немаловажно!
Все планерки – и плановые, и внезапные начинались по давно установленной схеме. Люди, вызванные на них, долго выдерживаются в приемной в ожидании звонка генерального – приглашения в его кабинет. Звонок, всегда резкий, бьет бичом по натянутым нервам. Каждый сразу стремится придать себе деловой озабоченный вид и прошмыгнуть на укромное место, не привлекая внимания придирчивого хозяина кабинета: ничего хорошего такое внимание никому пока что не приносило.
Ковров молча, внимательно наблюдает, как все рассаживаются. В эти минуты секретарь подает ему чай, Гурий Львович с шумом отхлебывает глоток и произносит начальные фразы.
Говорили, что в молодом возрасте Гурий Львович был очень собой недурен: высокий, стройный, светлоглазый, с черной волнистой шевелюрой. Имея состоятельных родителей, он и в институте, и после него – всегда носил модную и дорогую одежду, и это сыграло не последнюю роль в его успешной служебной карьере, хотя пост генерального директора самого хлопотливого областного объединения он считал для себя незаслуженно низким.
Ковров не таил своих притязаний на руководящие места в исполкоме, а позже – и в администрации области, но первые лица не хотели иметь рядом с собой человека, известного сварливым характером, И Гурию Львовичу оставалось демонстрировать свой невостребованный потенциал только в обществе подчиненных.
Излишняя желчь и постоянное недовольство – превосходные разрушители организма, и после шестидесяти от былой импозантности Гурия Львовича остались только воспоминания. Он сделался сутулым, худым, с впалой грудью и дряблым, отвисшим, как груша, животом. Нос его вытянулся и заострился. Седые волосы, короткие от еженедельной стрижки, всегда топорщились, как иголки, резко обозначились скулы, цвет лица приобрел сероватый оттенок, и вся голова его стала похожа на сердитого ежика, подозрительно принюхивающегося к чему-то. И стоило Гурию Львовичу занять свое кресло с гнутыми подлокотниками, поставить на стол длинные худые руки, как сразу начинало казаться, что старый, раздраженно- настороженный ежик забрался на раскорчеванный пень и пугает людей угрожающим фырканьем.
Подчиненные Гурия Львовича притерпелись и к его брюзгливому виду, и к постоянным придиркам, и к томлению в приемной перед унижающей достоинство встречей с этим самовлюбленным бурбоном, и когда однажды этот набор неприятных спутников совещаний оказался неполным, люди заволновались.
В дни планерок, назначенных на утро, Ковров приходил рано и сидел в одиночестве в кабинете, не общаясь ни с кем, кроме как по телефону. В тот день в управлении его не было, хотя до десяти часов – времени начала совещания – оставались считанные минуты.
В приемной уже давно было много народу, практически все приглашенные. Отсутствие Коврова всех тревожило: не связано ли это с непонятной всем перестройкой, которая, по сути, оборачивалась полнейшим развалом? Ломались общественные устои, становились ненужными люди и предприятия, и всюду звучали непривычные уху слова: предприимчивость, предпринимательство, бизнес…
Не менее получаса Силаев, директор обувной фабрики, разъяснял столпившимся возле него коллегам свое понимание новой политики, нагоняя при этом на них страху:
– Все будет так, как сегодня у капиталистов: каждый сам по себе. Чем хочешь, тем занимайся… А чем заниматься, когда все кругом уже порасхватано?!.. Вот и идут на самое невероятное… Я видел фильм как раз по этому случаю…
Силаев имел авторитет у бытовиков, так как учился когда-то в одной школе с Ковровым, и тот не так часто отчитывал его и унижал на планерках.
– Так вот, – продолжал директор обувной фабрики, – плывет, представляете, пароход, громадный лайнер. Из Европы в Америку. На борту – народ. Миллионеры, миллиардеры. С дамами… Ага… За лайнером – стая акул. Ждут: может, бросит им кто съестное, или, может, сам кто сорвется. Идут за лайнером прямо до берега. И вот в одном порту местные жители приспособились выколачивать деньги из этих миллиардеров разными трюками возле акул. Больше никаких возможностей у них не было – все безработные… Так вот, только лайнер подходит к порту – навстречу ему вылетает катер. На катере стрелки с карабинами. Человек пять или шесть. А один человек – в плавках. Катер делает круг, другой возле лайнера, чтобы привлечь, значит, внимание. Ага… И вдруг под кормой, где этих акул самое месиво, тот, в плавках который, падает в воду. Акулы – за ним, он – к катеру. А лайнер, понятно, сбавляет ход, на нем – ахи, визги. Видят, как акулы пасти пораскрывали и вот-вот сожрут человека. Но стрелки начеку. Акуле осталось только сомкнуть челюсти, а ее – щелк разрывной. Одну, другую, третью… Пока парень не доберется до катера… Как с ним расплачиваются – не показали. Но не даром же такой риск! Тем более что однажды не уследили: акула погналась не за парнем, а навстречу ему – от катера. Пополам перекусила! Кровищи! На весь экран!.. Вот так-то. Вот во что обходится ихняя самостоятельность!.. У нас же будет почище: побросают к акулам, а стрелков не поставят, или патронов не выделят!
Удрученные слушатели молча примеряли на себя грядущие перемены и не находили в этом ничего утешительного.
Повестка предстоящего совещания не была известна заранее: «Вопрос – на месте», – говорила секретарша Коврова, обзванивая предприятия, и все же все почти знали, что «героем» на нем должен стать Носов, директор учебного комбината.
В «Службы быта» Носов работал недавно, а каждого новичка Ковров подвергал обязательной процедуре публичного унижения, которую называл – знакомством поближе. Генеральный директор хотел точно знать меру гибкости нового подчиненного. «Строптивые мне не нужны, – предупреждал он. – Мне нужны послушные исполнители. У меня нет ни времени, ни желания с кем-то бороться в дальнейшем, или перевоспитывать». И если новичок не имел нужного количества выдержки и смирения, день такого «знакомства» был для него последним во владениях Гурия Львовича.
Носов пришел в числе первых и стоял в одиночестве у окна рядом с ухоженной пальмой, погруженный в невеселые размышления. На вид ему было лет сорок, и выглядел он представительно: высокий, в меру полный, розовощекий, с модной прической. Несмотря на жару – стоял август – одет был в темно-синий хорошо отутюженный костюм, светлую сорочку с галстуком в бело-синюю клетку. В руках он держал пухлую папку, и, казалось, целиком ушел в свои мысли, не реагируя ни на байку Силаева, ни на испытующие взгляды своих сослуживцев.
– Ишь, как вырядился в такую жарищу! – тронул за рукав стоявшего рядом сотрудника Штонда, инспектор по кадрам. – Наверно предупредили…
– Знает! – согласился сотрудник. – Я был вчера у главного инженера, и он при мне его инструктировал: не суетись, говорит, не горячись, будь выдержан… Я слышал, что его по рекомендации главного приняли. Это верно?
– Ковров с ним сам сейчас разберется, – ушел от прямого ответа уклончивый кадровик.
Настенные часы с длинным, под золото, маятником тихо отстучали десять ударов. Коврова все еще не было. Минут через двадцать Силаев предложил шутливо:
– Давайте поступим так, как принято у студентов: десять минут преподавателя нет – все расходятся…
– Точность – вежливость королей, – поддакнул кто-то.
– Ждите! – громко и властно оборвала шутки секретарша Коврова. – Гурий Львович знает, что вы уже собрались! Если сочтет нужным вас отпустить, он позвонит!
Пряча смущение от окрика высокомерной девчонки, собравшиеся, среди которых было много седоголовых, начали строить предположения о причинах задержки их генерального директора.
– Может с машиной случилось что?.. Саша когда за ним выехал?..
– Гурий Львович пешком по утрам ходит. Здесь рядом.
– А может, он в администрацию заглянул? Оттуда сразу не вырвешься..
– Гурий Львович вырвется, если захочет..
– А если к самому Локтеву?!..
Ковров не скрывал, что стремится наладить тесный контакт с Локтевым, новым главой областной администрации. «Главное, чтобы тебя первый поддерживал, – часто повторял он, – а остальные – дерьмо! Чего на них оглядываться!» И если он действительно попал на прием к Локтеву, ждать его можно непредсказуемо долго. О том, что он вспомнит про собравшихся здесь и позвонит, как сказала его секретарша, – никто не обольщался.
Носов несколько оживился. Он стал надеяться, что планерка не состоится, и ожидавшие его неприятности отодвинутся куда-нибудь дальше. О том, что его сегодня поднимут, предупредил накануне главный инженер объединения, обеспокоенный тем, что в случае непринятия Носова Ковров обязательно унизит и его, своего первого заместителя: «Кого ты таскаешь к нам, дорогой мой?! По себе подбираешь?!»
– У меня, кажется, все в порядке, – уверял главного Носов, – Потом, сейчас каникулы, ремонт…
– Это ты так считаешь! Гурий Львович, если захочет, найдет за что тебя расчехвостить. А он захотел и подготовился к этому: все отделы ему справки готовили по твоему комбинату.
– Но почему? Я ничего не сделал порочного, – терялся Носов в догадках. – Может клевета какая ему поступила?
– Никакой клеветы. Так надо! – главный инженер внимательно посмотрел в глаза своего протеже и добавил, – Мой тебе совет: как бы обидно не было – терпи. Не возражай и не спорь. Перемолчи. Так будет лучше в дальнейшем.
Волнение в приемной усиливалось. Кто-то позвонил тайком в областную администрацию и узнал, что Коврова там не было. В гараже не оказалось его машины. Эти известия дали новый толчок измышлениям о неизбежном развале объединения подобно тому, как развалились другие: торговли, местной промышленности, общественного питания… «Служба быта» оставалась единственной структурой, которой пока не коснулась тлетворная перестройка. Все признавали, что объединение оставалось нетронутым только благодаря способностям Коврова, и несмотря на его иезуитский характер, перемен боялись и не хотели. Ковров был надежной опорой при внешних неприятностях. «Со своими я сам разберусь! – говорил он в таких случаях. – Все претензии адресуйте мне лично!» И многие с благодарностью вспоминали, как он выручал их в очень непростых ситуациях.
Гурий Львович появился после одиннадцати, когда нервное напряжение достигло своего апогея. Сутулясь больше обычного, он окинул приемную пустым безразличным взглядом и, не ответив на подобострастные «здравствуйте», пошел к своему кабинету.
– Чай мне завари покрепче, – приказал он секретарю сквозь зубы. – И приглашай, пусть заходят.
– Не в духе, – шепотом констатировал Штонда и сочувственно посмотрел на Носова, а того, похоже, забила нервная дрожь.
В кабинет входили робко, по одному, и после того, как секретарь, относившая чай, вышла оттуда. Входили по рангу: главный инженер, прочие заместители генерального, за ними – Силаев, начальники отделов управления, другие руководители предприятий. Шествие замыкали ведущие специалисты отделов. Носов вошел последним.
Ковров, морщась, прихлебывал чай и пристально следил за входившими. На Носова он смотрел пытливо и долго, пока тот, потоптавшись в нерешительности, не сел, оказавшись за спиной Штонды.
Традиционную вступительную речь Колов начал голосом мученика:
– Я, как вы заметили, задержался сегодня… Вчера, уже вечером, выехали в район, там и поужинали. Все вроде свежее было, но дома… Как приехал, так и начало меня нести. И сверху, и снизу. Всю ночь. Жена рвется скорую вызвать, а что скорая?! Отвезут в инфекционную и бросят там, как собаку. У нас так. В инфекционной там все бесконтрольно: кто захочет идти в инфекционную ради контроля?!.. Надо бы пару деньков отлежаться, но для меня это – роскошь. Я, как вы знаете, даже отпуск свой не догуливаю… Утром принял горячий душ, собрался, но пешком идти не рискнул – вдруг дорогой прихватит!.. А?!..
Ковров обвел всех оловянными глазками и продолжал смаковать свои ощущения:
– У нас не так, как в Клошмерле! Помните, такой фильм был – «Скандал в Клошмерле?!». Про общественные уборные?.. Там их строили для народа, а у нас и те, что были построены, позакрывали… Дорогой прихватит – ни к кому ведь не достучишься, или за забором – собака… Я утром пешком хожу, вы знаете это, сегодня же не рискнул, вызвал машину… Сижу сейчас и вслушиваюсь в урчание, чтобы вскочить и успеть добежать до уборной…
Мужчины, сохраняя самое серьезное выражение лица, украдкой смотрели на женщин: как они реагируют на эту диарейную эпопею? Женщины были – на уровне: сама искренность, само сострадание. Лица их наполнялись материнскими чувствами и выражали готовность оказать любую необходимую помощь.
Ковров вздохнул еще раз скорбно и переключился на дело:
– Ну ладно, будем работать… Владимов, где ты?!.. Мне жалуются, что ты парализовал работу нашего транспорта, что перестал выдавать бензин. Я правильно говорю, Мишина?!..
– Абсолютно правильно, Гурий Львович! – встала и принялась тараторить Мишина, начальник производственного отдела объединения. – Раньше давали по тонне двести на квартал, сейчас – по ноль целых и три десятых! По столовой ложке на день!
Владимов, ответственный за бензин, поднялся и степенно сказал:
– А что я могу сделать, товарищи?.. Заявки наши урезаны, сейчас живем за счет фондов четвертого квартала. Но ведь никто не запрещает покупать бензин в частных бензоколонках. Пожалуйста, покупайте… Дорого?! А чего вы хотите, если ненормальная обстановка в стране?
Сделав такое умное заявление, Владимов молчит и выжидательно смотрит на генерального. У Коврова на шее вздуваются вены, багровеет морщинистое лицо, и наливаются кровью глаза. Он приподнимается над столом.
– Ты мне не говори за страну, если не знаешь, по своей лености, что в стране происходит! – гремит его гневный голос. – Есть постановление правительства: для ряда отраслей оставить фонды на ГСМ на уровне прошлого года! На нас оно тоже распространяется: какая жизнь будет, если свернуть нашу службу?!.. Если кто-то из бюрократов в нашей администрации не понимает этого, надо растолковать! Драться надо за свои интересы! Постановление есть, ваша задача – реагировать на это постановление! Связаться с нефтесбытом, с Крайневым! Его-то, надеюсь, вы знаете?! И реализовать решение правительства! Вытрясти из него все, что следует из этого постановления!.. За бензин вы мне отвечаете со всеми вашими потрохами!
Когда Ковров переходит на «вы» с подчиненными – дело тревожное. Вальяжность с Владимова сразу слетела, он сжался, опустил голову, а голос Коврова продолжал крепнуть.
– Я не спрашиваю вас за цемент или лес! За лес и цемент мне другие ответят!.. Да! Именно – ответят!!! Зарубите все себе на носу! Вы думаете – моя задача отыскивать вам бензин, цемент, оконные блоки? Напрасно так думаете! Моя задача – решать глобальные вопросы: объяснить ситуацию и подготовить вас к действию в этой ситуации. Все!! Бегать будете вы!.. Почему до сих пор не встретились с Крайневым и не прижали его этим постановлением?!.. Что, скажете, встретились?!.. Вы и о постановлении только от меня сейчас слышите! А заявляете – сократили фонды!.. Вы это мне бросьте! Все, что положено вам, решайте сами, не доводите до Коврова нерешенных вопросов! Как только доведете – считайте, что клок волос у вас вырван! Я знаю все!!! И то, что вы не дорабатываете – тоже знаю! Вцеплюсь в ваши шевелюры и буду трепать!
– Уже ничего на голове не осталось, – попытался обратить в шутку слова генерального перепуганный не на шутку Владимов, который действительно не знал ни о каком таком ответственном постановлении.
– Найду за что потрепать! – не принял шутки Ковров. – Ты работай так, чтобы жалобы до меня не доходили, тогда ты для меня – хороший работник… А за страну не беспокойся: за нее есть кому беспокоиться – вон их сколько каждый день красуется по телевизору!.. Работайте как положено!!. А то – придут в кабинет и трясут здесь своими… штанами! И думают, что работают!
Возбудив себя так, что позабыл о расстройстве желудка, Ковров вышел из-за стола и стал ходить по кабинету, продолжая ругать подчиненных за нерадивость. Слова он усиливал кривлянием и жестикуляцией.
– Работнички!!! Кто может мне указать роль, которую выполняла Умарова в строительстве фабрики химической чистки?!.. Она – директор. Деньги отпущены, проект есть – строй на здоровье, организуй строительство!.. Так какую же роль она играла в то время?.. Не знаете?.. Ни какой!.. Гурий Львович доставал кирпич, Гурий Львович доставал железобетон, договаривался со строителями… А как она вела себя на приемочной комиссии?! Больше всех замечаний!.. Выполнили, сдали! Химчистка работает! А теперь Гурий Львович петушком возле нее кружится: «Выделите, Фирюза Махмудовна, объединению десять процентов от прибыли этой химчистки…», а она: «Нет, Гурий Львович, только пять процентов – Совет трудового коллектива не согласен на десять». Совет не согласен!!! А где был этот Совет с ней вместе два года, пока строилась фабрика?!.. Где?!..
Ковров сощурился, как на солнце, приложил ко лбу ладонь козырьком и стал всматриваться в углы кабинета.
– Где они были?! – кричал он почти истерически. – Ты мне не прикрывайся Советами! – коршуном навис он над перепуганной директором химической чистки.– Плати по-честному!!! Сами голосовали за объединение! Теперь не выйдет, чтобы каждый командовал, не позволю!!!.. Или – Иван!.. Где он? Не вижу!..
– Здесь, Гурий Львович, – поднялся Сахнов, директор завода по ремонту бытовой техники.
– Вот он! Мы ему строим, понимаете, а он только вопросики задает! Знаешь, где твоя стройка находится?!.. Знаешь!.. И около него крутиться придется, попомните эти слова. Даже в протокол можете занести!
Ни Умарова, ни Сахнов Коврову не возражали, и он, выпустив, как говорят, пар, начал успокаиваться. Кульминация планерки прошла, Владимов и Сахнов сели, остальные расслабились. Послышался осторожный шепоток.
– Похоже, пронесло сегодня мимо тебя, – полуобернувшись к Носову, ободряюще сказал Штонда. – Гурий Львович, похоже, насытился. Быстро он что-то сегодня, Стар уже стал…
Носов согласно кивнул и судорожно сглотнул слюну.
– Лучше бы сейчас его слушали, – возразил Штонде сосед, – переволновался парень, а попусту. По себе знаю, как муторно ждать, когда он на тебя сорвется.
Ковров вернулся в кресло и сказал главному инженеру:
– Продолжай, пожалуйста. Вот по этой повестке…
Дальнейший ход планерки его, как видно было, не занимал. Слушал он не внимательно, не критиковал ни кого, а одному из выступавших сказал даже спасибо за краткость изложения мыслей.
Но о Носове он все-таки не забыл. Как только началось оживление, обычное к концу совещаний, Ковров приподнял голову и вытянул шею.
– А где у нас Носов?..
У Носова слышно екнула селезенка.
– Здесь, – сдавленно произнес он, вставая.
– Не дрейфь, – подбодрил его Штонда шепотом.
Носов расправил плечи и повторил спокойнее:
– Здесь я, Гурий Львович. Слушаю вас.
– Это нам тебя надо послушать… Ты уже сколько работаешь?..
– Два месяца, Гурий Львович.
Носов преданно, по-собачьи, смотрел генеральному прямо в глаза.
– Два месяца, – задумчиво повторил Ковров, постукивая очками по крышке стола. – Пора, думаю, спрашивать. Давай, рассказывай, что у тебя?..
– Самый больной вопрос, Гурий Львович, сейчас – это подготовка к зиме. – торопливо заговорил Носов, посчитав, что лучше начать с проблем. – У нас раскрытая теплотрасса, нужно сто восемьдесят шесть погонных метров труб двух дюймового диаметра. Я у всех был, где надо, Гурий Львович, но результатов нет. Одни обещания. Требуется ваша помощь, Гурий Львович…
Носов еще не усвоил, что обращаться к Коврову с какой-либо просьбой, особенно по материалам, значит – пробуждать в нем вулкан. Со всей, соответствующей извержению, атрибутикой – ревом, грязью и прочим.
Лицо Коврова стало таким, будто он откусил пол-лимона.
