скачать книгу бесплатно
Запись видения
(фрагмент баллады)
Полигоны отчаянья и озарения,
полуграмотные правдоискатели
(палец на тексте),
встретимся – обязательно
в эвакуации, в море гражданского населения,
два свидетеля бедствий.
Я не бредил.
Я в полноте сознанья своего
сначала не увидел,
но ощутил: четыре дня пути
и голода чужое существо.
Шоссе – в направлении Пскова.
У обочины, возле дренажной канавы,
я вижу отчетливо нас:
капли эвакопотока людского,
капли пота на лбу, или брызги великой державы,
мы – свидетели бегства,
и смертные наши тела
меньше наших расширенных глаз.
Да, я знал его перед войною.
С вечной Библией и деревянной гримасой,
с проповедью косноязычной
в ожиданьи Судного часа,
он казался нелепым и скучным.
Но столкнула судьба —
словно зренье вернулось двойное.
– Мы глаза, – он сказал, – не свои:
нами смотрит любовь на страданье земное…
Я сидел на грязной земле.
Я шептал – не ему – «смотри».
ЭТО медленно двигалось:
люди, машины, тележки.
Город пенсионеров и служащих
вытекал без единого слова,
с молчанием жертвенной пешки.
Длинный гул на Востоке.
Шоссе в направлении Пскова,
а у самого горизонта,
над лесом, – крест и крыло.
– Это ангел, – сказал он, —
ангел смерти, карающий зло.
Я разулся.
Я ступил голубыми ступнями
в полужидкую прорву канавы.
Я – черствая тварь, – я ответил:
– Это ангел, конечно,
это памятник чьей-то воинственной славы,
эта баба чугунная над головою
подняла автомат.
Если издали кажется: крест,
значит, истинно: КРЕСТ
в небо выставлен предгрозовое…
Мы тронулись дальше.
Февраль 1978
«Хиромант, угадавший войну…»
Хиромант, угадавший войну
из ладоней, где линии жизни
пресеклись посредине, —
о, я помню о нем, прилипая к окну:
Подо мною круги световые повисли —
над макушками трех алкашей
и мента, говорящего с ними.
Это видно и больно.
Только под ноги можно смотреть, не рискуя
натолкнуться на лица, покрытые марлей
или тряпкой рогожной… только
под ноги, падая в пыль золотую…
Да и то невозможно!
1978
Стихи, написанные в Станиславе. 1979
«кто защитит народ не взывающий к Богу…»
кто защитит народ не взывающий к Богу
непрестанно
о защите себя от себя же если ползут из тумана
болота
и кусты высыпают на слишком прямую дорогу
кто же расскажет
в именах и событьях историю этого плоского блюда
с вертикальной березой
над железной дорогой над насыпью желтоволосой
в небе красного чуда
снова стянуты к западу сизые длинные тучи
и круглое солнце над ними
здесь на сотни поселков – одна синева и плывучий
гул – одно непрерывное имя
для картофельной почвы – сплошная вибрация, Боже!
или силы подземной
напрягаются мускулы и на холмах бездорожья
вырастают вечерние синие стены
даль открытую сердцу замыкая в единый
щит всевидимый – в незащитимый
диск печали
1979
«Есть и у целого народа…»
Есть и у целого народа
трудноскрываемый порыв
к самоубийству. Затворив
ходы, и выходы, и входы,
дыхательная несвобода
свое пространство сотворит
по карте, скатанной в рулон,
когда материки шершавы
на ощупь – ни одной державы
не угадаешь, только слом
картона или же бумаги
разрыв проходит посреди
какой-то – лучше не гляди,
какой земли! пускай во мраке
теряются ее зигзаги
как неразгаданные знаки
твоей же собственной судьбы
«Энергичные жесткие лица старух…»
Энергичные жесткие лица старух.
Обесцветшие губы теряются в складках
отмирающей кожи… Корнями тяжелыми рук
погружаются в землю. Скрипит, надрываясь, песок
под ногтями такой желтизны,
словно мозг пожелтел и усох,
словно мир, что вокруг, не опомнится после войны,
не распустит хотя бы слегка
напряженный по ниточке рот,
где улыбка старух синей судорогой губы сведет —
и отвалится, геометрично-горька…
Сгорбленные в очередях,
в толпах памяти, в топях засохшего теста
неподвижно сидят
вечерами у тусклых подъездов…
Связками голосовыми
переплетаясь, похрустывают и скрипят
петли дверей в коммунальной квартире,
всхрапывает водопровод – и затихает опять, —
и в такой тишине, что дрожанье вольфрама
в электрической лампочке стиснуло слух —
отовсюду мне слышатся скрипы и хруст —
голоса и суставы старух —
и чужие, прошедшие жизни гноятся на мне,
кровоточа – раскрытые раны.
1980-е
«возможно ли? победа из побед…»
возможно ли? победа из побед
победою поражено
поколение послевоенных лет
железной кружкою никто не обнесен
пьют победители квадратное вино
стекающее со знамен
все меньше праздника все тише толчея
как бы сквозь вату бухнул барабан
и вот победа – словно бы ничья
мрачнее пьяного не пьющий ничего
но лучше бы он был смертельно пьян
о, лучше б вовсе не было б его!
1981
«немногорадостный праздник зато многолюдный…»
немногорадостный праздник зато многолюдный
пороха слаще на площади передсалютной
темный пирог мирового огня
и александровская четверня
детство мое освещали надзвездные гроздья
зимний дворец озарялся и потусторонняя гостья
астра или хризантема росла и росла
