скачать книгу бесплатно
Верила – немножко – даже сейчас, глядя на радостно прыгающих сына и пса.
Дорожка расширилась, деревья поредели и отступили. Прямо перед ней, словно бриллиант на шелковой изумрудной подушечке, стоял их летний дом.
Ей нравилось, как дом представлял себя – не сразу, а постепенно, шаг за шагом, от пристройки с садовыми инструментами и мхом на крыше до лодочного сарая, в котором нашлось место не только для лодки, но и для сваренного еще в пору сухого закона самогона. Вода в озере отличалась такой чистотой, такой завораживающей ясностью, что ее использовали в качестве питьевой.
Лужайку подстригли заранее, и дом с приоткрытыми ставнями выглядел сейчас так, словно еще только просыпался. Над окном стояло число 1921 – в память о годе завершения строительства. Заказчиком был Годфри Джеймс Ливингстон, иммигрант, сделавший состояние на пиломатериалах. Коттеджем дом называла только семья, с упрямой простотой чтившая таким образом прадедушку Годфри, любившего вспоминать Озерный край далекой Англии, где прошло его детство.
В применении к данному сооружению слово «коттедж» звучало с оттенком иронии. Фасад, в котором мощь бревен дополнялась крепостью камня, слегка изгибался, повторяя очертание береговой линии и как будто заключая в объятия чудесный вид с растянувшимся лениво озером и встающими из его глубин горами. Спроектированный в стиле «искусства и ремесла», сложенный из массивных бревен, с многопанельными мансардными окнами и широкой верандой, позволявшей в полной мере насладиться великолепным обрамлением, дом никак не сочетался с понятием «коттедж».
Сын Годфри – получивший по некоей роковой оплошности имя Уолден – и был дедушкой Кейт. Человек мягкий и незлобивый, он в продолжение одного поколения растерял семейное состояние главным образом по той простой причине, что позволил себе оставаться истовым консерватором в эпоху, когда само это слово вышло из употребления. О его страстной защите девственных лесов северо-запада говорили шепотом, словно такая позиция была несомненным доказательством ненормальности. Фраза «он любит лес» звучала с тем же оттенком скандальности, что и фраза «он любит мальчиков». В 30-х Уолдену пришлось буквально сражаться за леса. Потом, во время Второй мировой войны, он сражался уже на фронте, где был санитаром и даже получил Бронзовую звезду за участие в боях у Бастони. Статус героя помог ему уже по окончании войны выступить перед конгрессом с требованием ввести ограничения на вырубку лесов на федеральных землях. В 50-х враги объявили его коммунистом.
Его время пришло десятилетием позже. В 60-х «дети цветов» приняли старика в свои объятия. Вместе с женой Карлой, малоизвестной голливудской актрисой, сыгравшей крохотную роль в одном из фильмов Марлона Брандо, Уолден протестовал против разрушения окружающей среды в одном ряду с хиппи и анархистами. Взрослым детям оставалось только краснеть от смущения, когда родители отправились в Вудсток, где открыто курили травку. Став народным героем, Уолден написал книгу о пережитом.
Кейт была еще маленькой девочкой, когда дед, овдовев, воссоединился с семьей. Она любила старика всей душой, проводила с ним долгие часы, болтала обо всем, что только приходило в голову, и нисколько не сомневалась, что он ловит каждое ее слово.
С терпением, достойным святого, Уолден выслушивал и сбивчивый пересказ сюжета «Паутины Шарлотты», и презентации, которые она готовила к школьной конференции. Потом, когда Кейт уже подросла, именно дедушка Уолден был тем единственным, кому она поверяла свои маленькие тайны, перед кем отчитывалась за проведенные выходные – с походами на футбол, вечеринками, свиданиями. Дедушка был хранителем всех ее секретов и надежд. Ему первому Кейт открыла свою мечту: стать знаменитой международной журналисткой. Ему первому призналась в том, что изменило все ее будущее:
– Я беременна, и Натан хочет, чтобы я избавилась от ребенка.
– К черту Натана. – Дед, передвигавшийся к тому времени только в кресле-каталке, выразительно махнул рукой. – Чего хочешь ты?
Она сложила руки на еще плоском животе:
– Я хочу ребенка.
Глаза за двойными стеклами очков блеснули.
– Я люблю тебя, Кэти, и помогу всем, чем только смогу.
Он дал ей то, что было важнее всего на свете, – свое полное, безусловное одобрение. Разумеется, родители тоже поддержали дочь. Они чувствовали, что обязаны сыграть эту роль. Но их недовольство, их раздражение, их разочарование – все это проскакивало – в словах, жестах, взглядах. Мы вырастили тебя не для того, чтобы ты стала матерью-одиночкой.
Только дед знал истину: в мире нет карьеры или призвания более волнующего, требовательного и благодарного, чем воспитание ребенка.
Кейт любила старика за щедрое, доброе сердце и широту взглядов, за страстность и честность. Любила за то, что он принимал ее такой, какая она есть, со всеми достоинствами и недостатками. Он дал ей множество советов. Тот, что остался навсегда, состоял всего из двух слов: не подстраивайся.
К сожалению, она не всегда и не во всем следовала этому совету. Особенно в карьере. Устроилась в популярную, но не имеющую большого влияния газету, где от нее требовался трезвый взгляд на моду, умение ввернуть красивую фразу и способность регулярно выдавать восемнадцать сотен слов.
В этом все и дело, решила она, паркуясь у задней двери. Это лето было шансом найти что-то, что могло по-настоящему увлечь ее. Что-то такое, что она сделала бы ради себя и в память о дедушке.
Прихватив первый попавшийся под руку пакет, Кейт вышла из джипа и открыла заднюю дверцу. По крайней мере подумала, что открыла. Поворачивая ключ, она не почувствовала сопротивления задвижки.
Странно, подумала Кейт и, толкнув дверь, переступила порог. Должно быть, уборщики забыли запереть за собой. Да еще и радио оставили включенным – из динамиков лилась старенькая мелодия «Дрифтере». Надо будет предупредить Мейбл Клэр. Проблем с преступностью здесь не было никогда, но это не может быть оправданием невнимательности.
Если не считать недосмотра с дверью, со своей работой уборщики справились отлично. Сосновые половицы сияли, деревянные панели отливали маслянистым блеском. Ставни были распахнуты, и отраженный от воды яркий солнечный свет вливался в комнату слепящим потоком.
Вдохнув запах лимонного масла и коктейля «Уиндекс», Кейт подошла к окну. Каждый, кто приезжал сюда, как будто заново и на свой лад открывал старый дом. Кейт всегда начинала с того, что проверяла, в порядке ли шкафчики и ящики, верно ли поставлены часы, работает ли электрическая плита, застелено ли чистое белье и включен ли водонагреватель. И только после этого выходила наружу, любовалась лужайкой и, дрожа от восторга, трогала ледяную воду.
Аарон задерживаться в доме не стал и первым делом пробежал по границам участка – от куста ежевики в одном конце до рогозы в другом. Бандит, разумеется, носился за ним по пятам.
Увидев их на причале, Кейт уже открыла рот, чтобы предупредить сына, но вовремя прикусила язык. Не стоит лишний раз его сердить. К тому же Аарон и без ее напоминаний приближаться к воде не станет – он до сих пор упрямо отказывался учиться плавать.
Почему, Кейт не знала. Никаких неприятностей, связанных так или иначе с водой, с ним не случалось. Он не возражал, если ему предлагали прокатиться на лодке, и даже ходил по мелководью. Но погружаться в воду с головой не желал ни при каких обстоятельствах.
Кейт это беспокоило. У взрослого такая фобия могла стать серьезной проблемой, даже проклятием. Каждый раз, когда кто-то из одноклассников отмечал день рождения у общего бассейна, Аарон старался уйти подальше, жалуясь, что у него болит живот. Когда его приглашали попробовать силы в команде по плаванию, он ссылался на то, что забыл дома форму. Прошлым летом Аарон несколько часов просидел на краю причала, пока Айзек и Мюриел, дети Фила, которые были младше его, плескались и играли старым желтым мячом. Аарон наблюдал за ними с затаенной завистью, но желание составить им компанию никогда не перевешивало боязни. Кейт видела, как ему хочется быть с ними, но пересилить себя он не мог и в результате довольствовался тем, что стоял на причале или плавал неподалеку в лодке.
«Рискуй!» – хотелось крикнуть Кейт. Она уже решила, что обязательно поможет сыну научиться плавать. Даже если не сделает этим летом ничего другого. Материнский инстинкт подсказывал, что, научившись преодолевать страх, он откроет для себя целый мир иных возможностей. Она хотела, чтобы сын знал, что он вовсе не обязан довольствоваться малым и отказываться от мечты.
Вот оно. Мысль как будто пробилась из глубин к поверхности. У Аарона проблемы. По словам учителей, школьного консультанта и педиатра, у мальчика проявлялись признаки психологической неуравновешенности. Проведенные тесты не обнаружили каких-либо расстройств. Такое заключение ее не удивило. Она знала, что нужно сыну. Мужчина. Человек, который заменил бы отца. Все просто, никакого секрета. Он и сам постоянно говорил об этом, не понимая, что каждый раз бьет ей по сердцу.
– У тебя есть дядя Фил, – неизменно отвечала она. Теперь Фил был далеко, а поведение Аарона в школе изменилось в худшую сторону. Слишком много обещаний осталось невыполненными, слишком много родительских собраний она посетила, и в конце концов Сильвия указала ей на дверь.
Горло перехватило от непролитых слез. Нет, надо благодарить судьбу за то, что сын здоров, любит свою семью и, по большей части, чудесный ребенок. Но иногда… Иногда она просто не знала, что делать с ним, как справиться.
Может быть, именно поэтому родителей и должно быть двое. Чтобы, когда один доходит до предела, ему на смену приходил другой.
По крайней мере, так она думала. Наверняка Кейт не знала, потому что растила Аарона в одиночку, и сменять ее было некому. Конечно, был еще Натан, но тот исчез прежде, чем успел понадобиться.
Кейт вышла еще за одним пакетом.
– Не хочешь помочь? – окликнула она сына.
Аарон повернулся и похлопал в ладоши.
– Очень смешно, – проворчала Кейт. – И раз так, я не стану трогать твое мороженое, и пусть оно растает.
Он тут же прибежал – раскрасневшийся, пахнущий свежими листьями и свежим воздухом.
– Я уже готов.
Кейт положила пакет на сосновый стол. В раковине стоял наполовину наполненный водой стакан. Она вылила воду. Наверное, уборщики оставили. Кейт убрала продукты в морозилку, открыла холодильник и обнаружила пластиковый контейнер с пластиковой вилкой.
– Какого… – Достав контейнер, она отправила его прямиком в мусорную корзину. Кто знает, сколько дней он здесь простоял.
– Что это такое? – поинтересовался Аарон.
– Ничего. Просто уборщики забыли здесь кое-что. Придется поговорить с миссис Ньюман. – Разложив продукты по местам, Кейт разрешила сыну выйти на улицу и поиграть с Бандитом. Сама же, взяв два чемодана, пошла наверх. Поскольку весь дом был в их полном распоряжении, она решила занять главную спальню, откуда открывался вид на озеро. Центральное мансардное окно выступало наружу, напоминая нос корабля. Никогда раньше Кейт здесь не спала. Потому что никогда раньше не была в этом доме старшей из взрослых. Комната предназначалась для двоих. Для ее бабушки и дедушки. Для отца и матери. Для Фила и Барбары. Теперь эта спальня ее – на все долгое лето. Вот так.
С двумя чемоданами в руках Кейт толкнула дверь. Уборщики отличились и тут – забыли раздвинуть портьеры. В комнате было сумрачно и душно, словно здесь притаились ночные тени.
Недовольно нахмурившись, она поставила чемоданы на пол. Глаза еще не привыкли к полутьме. Выпрямившись, Кейт заметила, как шевельнулась тень в углу.
В следующий момент тень обрела человеческие формы, а человек шагнул к ней.
Аарон, только и успела подумать Кейт.
И метнулась вниз по ступенькам.
Глава 4
Женщина смотрела на него. Взгляд задержался на пару секунд дольше необходимого, и Джей Ди почувствовал, как ускорился его пульс.
– Это все или вам требуется дополнительная информация? – спросил он, подавая ей заполненный формуляр.
– Хватит и этого. – Она улыбнулась как-то неопределенно. В последнее время он с подозрением воспринимал каждый взгляд, каждое слово, каждую улыбку. – Спасибо, мистер… – Женщина заглянула в формуляр. – Мистер Харрис.
Она была молода. Миловидна, как и любая студентка со свеженьким личиком. Скорее всего, волонтер. Подрядилась на лето. Ярлычок на кармашке подтвердил догадку – «Дарла Т. Волонтер».
Оставалось только надеяться, что она не станет распространяться о нем перед своими друзьями. Мнительность не оставляла его даже здесь, в этом глухом уголке огромной страны. Сэм уверял, что в Порт-Анджелесе его никто не найдет, что там он спрячется наконец от шумихи, поднявшейся вокруг него после случая в госпитале. Нужно только слегка изменить внешность и не высовываться.
Подвергшись настоящей осаде – кто бы мог представить, что такое вообще возможно! – он, разумеется, ко всему относился с подозрительностью и постоянно держался настороже. Когда присланный неведомым таблоидом фотограф выскочил – будто чертик из шкатулки – из-за мусорного бака, чтобы щелкнуть его в пижамных штанах и с корзиной в руке, Джей Ди понял, что жизнь никогда уже не будет прежней. Потом какая-то женщина ранила себя только лишь для того, чтобы он спас ее. А когда компания по производству игрушек прислала – в запечатанном пакете с надписью «ВСКРЫТЬ ЛИЧНО» – образец игрушки «Джордан Донован Харрис» в полном боевом облачении и с загадочным оружием, которого реальный Харрис никогда и в глаза не видел, он подал рапорт об отставке. И наконец в один дождливый осенний вечер некий репортер, позвонив на домашний телефон, попросил рассказать о его матери.
В тот вечер Джей Ди сорвал со стены телефон. Когда прохода не давали ему, это было плохо. Но когда вся эта стая нацелилась на его мать, что-то в нем сломалось.
Хватит.
Если оставить все как есть, если и дальше терпеть это невыносимое внимание, то рано или поздно он просто спятит, как и тот парень с бомбой.
Надо исчезнуть, раствориться, подождать, пока безумие пройдет само собой. Укрывшись от цепкого взгляда «общественности», он сможет вернуться к спокойной и тихой частной жизни. Сэм предложил остановиться в принадлежащем их семье летнем доме. Без всяких условий. Есть же такие друзья.
Пока что план срабатывал. Его мать, Джанет, получала всю необходимую помощь, за ней присматривали и ухаживали, а сам Джей Ди обосновался в укромном местечке, в трех тысячах миль от округа Колумбия, где его, похоже, никто не узнавал. Маскировка тоже оказалась удачной – он мало походил на того гладковыбритого и подтянутого военного, каким был совсем еще недавно. И все же сомнения нет-нет да и возникали. Как, например, сейчас, когда эта симпатичная девушка-волонтер так мило ему улыбалась. Он уже не верил улыбкам незнакомых людей. Может быть, когда-то девушка и улыбалась только потому, что он ей нравился, но такое как будто случалось в другой жизни и с кем-то еще. Теперь каждая улыбка, каждое приветствие, каждый приглашающий жест вызывали подозрение. Людям было наплевать, что он за человек, их интересовало только то, что он остановил бомбиста-самоубийцу и спас президента.
Камеры репортеров и системы наблюдения запечатлели все до мельчайших деталей. Драма длилась несколько минут, но, когда она закончилась, с ней закончилась и его прежняя жизнь. Телевизионные каналы всего мира прокручивали запись снова и снова, она тотчас же попала и в Интернет. Пресса моментально окрестила его героем Америки. И, что самое страшное, публике это понравилось.
– Это вам спасибо, – сказал он Дарле, забирая походный холодильник. – Хорошо, что здесь существуют такие центры, как ваш.
Девушка кивнула.
– Всех мы, конечно, спасти не можем, но то, что в наших силах, делаем. – Она протянула ему распечатанную на принтере листовку. – И волонтерам будем только рады. Принимаем всех, в возрасте от восьми до восьмидесяти. Имейте в виду.
С пустым кулером в руке он вернулся к пикапу. Машину Джей Ди одолжил у Сэма. Да и не только машину, но и летний домик, и все остальное. Взглянув на листовку, он засунул ее в задний карман. Теперь – в автомойку. Не возвращать же грязный кулер.
Выруливая с парковочной стоянки, Джей Ди услышал короткий взвизг сирены и оглянулся. По дороге, в направлении окружного госпиталя, промчалась карета скорой помощи. Другие машины уступили ей путь, но уже через пару секунд движение на дороге вернулось в норму. Люди ехали по своим делам. Обычные люди, живущие обычной жизнью. Эту заурядность, обыденность существования принимаешь как нечто само собой разумеющееся, пока ее у тебя не отнимают.
Джей Ди поймал себя на том, что смотрит вслед «скорой». Что-то все-таки шевельнулось. Да, он и сам занимался бы этим же. Помогал людям, а не прятался в глуши, как какой-нибудь беглец, не подбирал бы на дороге раненых енотов.
Да вот только теперь, после того, как его лицо побывало на первых полосах газет и журналов по всему свету, толку на вызовах от него уже не будет – репортеров и зевак соберется столько, что и машина не проедет.
Все произошло так быстро, что он даже не успел как-то подготовиться к изменившимся обстоятельствам. Очнувшись после искусственной комы, Харрис обнаружил, что, во-первых, раны оказались несмертельными и что, во-вторых, все переменилось. Уже через считаные часы после инцидента в госпитале его увеличенное в десять раз лицо попало на билборд на Таймс-сквер. К счастью, сам он ничего об этом не знал, поскольку пребывал в бессознательном состоянии. «Боролся за жизнь», как писали в газетах, хотя на самом деле ни за что он не боролся, а просто лежал, как сбитое на дороге животное, пока врачи делали свое дело.
Знай Джей Ди, что творится на свете, возможно, так и не стал бы приходить себя, уснул бы на десятилетия, подобно Рип Ван Винклю[7 - Рип Ван Винкль – персонаж одноименной новеллы Вашингтона Ирвинга, проспавший двадцать лет после того, как отведал напитка странных незнакомцев.], с надеждой, что, когда все же проснется, мир успеет о нем позабыть.
Но удача прошла стороной. Джордан Донован Харрис, защитник Отечества, очнулся Джорданом Донованом Харрисом, новым национальным героем. Сумасшествие, дикость, бред. Пресса постоянно называла его полным именем, как знаменитых серийных убийц – Джона Уэйна Гейси, Корала Юджина Уоттса, Джона Уилкса Бута. Как и того, в конце концов, кто едва не убил его самого, – Теренса Ли Малдуна.
Выяснилось, что никто ничего не знал. Никто ни о чем не догадывался. Поэтому-то Малдун почти достиг цели. Спецназовец, отмеченный наградой за смелость во время первой иракской войны, он считался отличным солдатом с безупречным послужным списком. «Тихий, спокойный, скромный, внимания к себе не привлекал…» Разве не то же самое говорят о едва ли не всех серийных убийцах и полоумных? Никто не сказал: «Да, он был бешеный, как сортирная крыса. Да, я бы его и на шаг к себе не подпустил».
Ничего подобного. Как и в большинстве подобных случаев, Малдуна характеризовали набившими оскомину фразами – «прилежный трудяга», «образцовый гражданин». И, что самое страшное, остановить Малдуна было некому. Кроме Джей Ди, оказавшегося в нужном месте благодаря стечению обстоятельств.
Теперь все позади, думал он, выезжая с автомойки. Уйдя в подполье, вернуться к прежней жизни не получилось, но, по крайней мере, никто не проявлял к нему нездорового интереса. Он снова стал частным человеком. Можно перевести дыхание. Прийти в себя. Только сам все не испорти, предупредил себя Джей Ди, вспомнив о Кейт Ливингстон и ее мальчишке. Они, конечно, не знали этого, но сегодняшний разговор с ними стал самым продолжительным с тех пор, как он обосновался в доме Шредеров.
Там, на обочине пустынной дороги, Джей Ди вдруг почувствовал себя легко и спокойно. Ставшее уже привычным напряжение куда-то ушло. Он словно вернулся в свою прежнюю жизнь, где парень, приехавший на озеро отдохнуть от работы, может позволить себе потрепаться с женщиной, у которой рыжие волосы, соблазнительные ножки и дружелюбный ребенок. С женщиной, заставившей пожалеть о том, чего у него и не было-то никогда.
Жена Сэма, особа безнадежно романтическая, постоянно призывала его найти кого-то, для кого он станет одним-единственным, остепениться и обзавестись семьей. После Рождества Джей Ди понял, что хочет остаться самим собой и никем больше.
До происшествия в центре имени Уолтера Рида в его жизни была женщина. Звали ее Тина. Она работала в конгрессе и обожала Джей Ди. И все шло замечательно, пока на него не обрушилась слава. Вот тогда Тина появилась на телевидении и на всю страну заявила, что обожает его. Потом повторила то же самое в интервью нескольким журналам и в ток-шоу на радио. Но и это было еще не все. Она без малейших колебаний раскрыла едва ли не все аспекты их отношений, рассказала об их первой встрече, вспомнила, как он признался ей в любви, какой сделал первый подарок. Миллионы зрителей и слушателей узнали о его слабости к Чесапикским голубым крабам и предпочтительных сексуальных позах. Мало того, Тина даже ухитрилась изложить свои чувства на бумаге, уместив их в дурацкую книжонку из серии «Помоги себе сам», вышедшую под названием «Как познакомиться с настоящим мужчиной».
Джей Ди до сих пор помнил то ощущение беспомощности, с которым, лежа на больничной койке, слушал откровения своей ясноглазой подружки, описывавшей интимные детали их отношений. Чувство отчаяния, осознания того, что тебя предали, прошло через него глухой болью, пробудившей давние воспоминания о других изменах.
Но чему удивляться? Разве не так поступали все вокруг? Люди получали от него то, что хотели, и уходили не оглянувшись.
После драмы в госпитале даже Джанет выбралась на свет и начала снова называть себя его матерью. Придя к нему в палату, она прослезилась. Газеты тут же поместили новые фотографии – Джанет в позе Мадонны молится за его выздоровление.
Да вот только теперь ему было вовсе и не нужно, чтобы эта женщина любила его и молилась за него. Ее заботы и внимания ему не хватало в младшей школе. Потом, уже подростком, он не дождался от нее ни ободрения, ни поддержки. В восемнадцать Джей Ди заложил свое будущее, поместив мать в реабилитационный центр. Все, что откладывал на колледж и медицинскую школу, ушло на оплату клиники. И – вот чудо! – вложения дали результат. Проведя в «Сиринити-Хаус» – так называлось учреждение в городке Сильвер-Спринг, штат Мэриленд, – девяносто дней, Джанет Харрис вышла оттуда похорошевшая, чисто одетая и трезвая, и искренне благодарная сыну, который спас ее от передозировки и в результате не остался сиротой.
Да, она изменилась. Джей Ди увидел это сразу, а Джанет подтвердила.
– Хочу начать с чистого листа, – объявила она. – Порвать с прошлой жизнью. Не могу быть рядом с теми, кто видел меня пьяной и под кайфом.
Джей Ди не сразу понял, что под «теми» она подразумевает не только наркодилеров и сутенеров, с которыми водила компанию, пока рос ее сын, но и его самого.
То предательство было подарком, по крайней мере, он убедил себя в этом. Ее трезвость стоила ему всех скудных сбережений, но зато Джей Ди получил представление о том, что готовит будущее. Он остался при своих, и такое положение вещей вполне его устраивало.
Потом на него обрушилась слава, и Джанет вдруг вернулась – образцовая мать американского героя. А ведь должна была бы понимать, что репортеры ей не друзья. Разумеется, они вываляли ее в грязи, выставив на всеобщее обозрение все, что узнали. Не перенеся удара, Джанет попыталась найти утешение в привычном средстве. К счастью для нее, в распоряжении сына были теперь немалые ресурсы, и, прежде чем исчезнуть, он устроил ее в отличную клинику в Южной Калифорнии. Устроил с надеждой, что в клинике сделают свое дело, а Джанет сделает свое и выйдет здоровой. Годы трезвости пошли насмарку из-за дюжины газетных статеек. Господи, как же он ненавидел прессу и телевидение.
В юности Джей Ди всегда хотел стать семейным доктором, заботиться о людях от колыбели до могилы.
Ошибался. Оказалось, его истинное призвание – служба скорой помощи. Та самая, что спасла Джанет после смертельной передозировки. Джей Ди не узнал имен тех людей и никогда больше их не видел. Ему почему-то казалось, что так и должно быть. Идеальная работа – спасти человека и отпустить его в мир. Он испытывал вполне понятное удовлетворение, зная, что помешал кому-то умереть, сохранил кому-то жизнь, но не хотел думать, что будет со спасенным дальше – завтра, через месяц, через десять лет. Работник скорой помощи в среднем появляется в жизни пострадавшего на тринадцать с половиной минут и за столь короткое время круто меняет все.
«Работа для меня», – сказал Джей Ди армейскому вербовщику. После того как мать, выйдя из клиники и забрав остатки сбережений, променяла сына на лучшую жизнь в Калифорнии, он подался в армию. Там пообещали хорошую работу, стабильный доход, путешествия и приключения и деньги на образование.
Иногда Джей Ди корил себя за то, что не прочитал написанное мелким шрифтом. Так или иначе, он прошел все тяготы жесткой армейской подготовки и по истечении восемнадцати месяцев невероятного ада получил сертификат фельдшера частей особого назначения. Другими словами, стал самым квалифицированным, элитным специалистом-травматологом в вооруженных силах.
В Порт-Анджелесе, вдалеке от остального мира, Джей Ди свернул на Первую улицу и быстро отыскал парковочную площадку. В магазине, где, казалось, можно найти все необходимое для выхода в море, он развернул длинный список первоочередных покупок: наполнитель, лак, эпоксидная смола, клееная фанера, фибергласовый клей. Предложив пожить в домике у озера, Сэм также настоял, чтобы Джей Ди пользовался яликом, деревянной гребной лодкой, построенной его покойным отцом. Об этом ялике, как и о тех часах, что провел в нем с отцом, Сэм мог рассказывать часами. В его памяти лодка осталась чем-то вроде сказочного суденышка, идеального во всех отношениях. До идеала ей было далеко. Пожалуй, даже слишком. Лодочный сарай был затянут паутиной, корпус самого ялика изрядно прогнил. К тому же в нем обосновались какие-то грызуны, то ли еноты, то ли бурундуки. Имея весьма и весьма туманное представление о кораблестроении, Джей Ди тем не менее сразу же решил, что восстановление ялика будет главным летним проектом и, когда Сэм в конце лета пожалует на озеро со всей своей семьей, суденышко уже сможет принять его на борт.
Загрузив покупки в пикап, он подумал, что будет нелишним проверить почтовый ящик. Сэм согласился пересыпать всю поступающую на его имя почту и обещание выполнял прилежно. При этом Джей Ди дал другу карт-бланш в отношении приходящих писем: вскрывать, читать и отправлять в мусорную корзину все странное, сомнительное и дурацкое. После отсева до него доходила лишь малая доля поступившего. Люди присылали все что угодно, от приглашений вступить в молитвенную цепочку до брачных предложений. Женщины забрасывали фотографиями, иногда желание встретиться выражали и мужчины. Их личности в большинстве своем вызывали жалость, некоторые выглядели откровенно похотливыми, но были и такие, что просто пугали. В самом начале обрушившегося на него испытания Джей Ди допустил серьезную ошибку, подписав соглашение с неким Моррисом Уильямсом, доктором права. Этот медиаагент пообещал представлять и защищать его интересы, а при необходимости и вести за руку через трясину публичной жизни. На деле же он постоянно пытался убедить клиента дать согласие стать консультантом на съемках художественного фильма о его жизни. По словам Сэма, Уильяме пришел в бешенство, узнав, что Джей Ди куда-то уехал, и даже грозил подать в суд, что немало повеселило друзей.
Возвращаясь по главной улице Порт-Анджелеса, он на мгновение остановился и чуть было не решил перейти на другую сторону, чтобы не проходить мимо призывного пункта, но все же пересилил себя. Пенни и Сэм говорили, что ему нужно набраться уверенности, убеждали, что его не узнают. И все же, видя свое лицо на брошюрках и постерах, он испытывал странное чувство. Не спрашивая разрешения – армии это и не требовалось, – его превратили в образцового солдата. В окне, словно в витрине магазина, красовался его портрет – разумеется, в военной форме – с надписью «Реальные герои для реального мира».
Так и есть, все правильно. Он и впрямь реален. Реален настолько, что скоро о нем снимут фильм. Реален настолько, что ему до сих пор предлагают стать лицом новой линии туристического снаряжения, солнцезащитных очков или даже презервативов. В биографии, вышедшей всего лишь через неделю после «инцидента» – так окрестили случившееся в прессе, – его назвали «самым обаятельным брендом героя», того, кто «просто делает свою работу».
Издатель привлек к сотрудничеству не только Тину, но и Джанет. Джессика Линч получила Пулитцеровскую премию – как соавтор. А вот Джей Ди не получил ничего. Биографом был Нед Флэгг, незадачливый журналист с богатым воображением и быстрым Интернетом. Благодаря активному продвижению на рынок и налету сенсационности книга ненадолго попала в список бестселлеров.
Движимый какой-то мальчишеской дерзостью, Джей Ди остановился перед призывным пунктом и заглянул в открытую дверь. Сидевший за столом круглолицый, розовощекий парень втолковывал что-то внимательно слушавшему его потенциальному новобранцу, несомненно обещая все то, что обещали и самому Джей Ди несколько лет назад.
Он шагнул в сторону, к большому окну с трехфутовым постером, и попытался сравнить свой портрет на афише с собственным отражением в стекле.
Ни к каким особенным средствам маскировки прибегать не пришлось. Сэм и Пенни посоветовали отпустить волосы и не меньше его удивились, увидев перед собой темного блондина. Прежде Джей Ди стригся по-военному коротко и уже не помнил, какого цвета у него волосы. Он сбрил усы, сменил контактные линзы на старомодные очки и отпустил щетину.
– Деревенский шик, – сказала Пенни Шредер. – Теперь нашего героя точно никто не узнает.
