скачать книгу бесплатно
– Пресветлая валиде, к вам – Махидевран-султан.
– Пусть войдет! – властно кивнула женщина.
Валиде?! Вот эта вот женщина, еще довольно молодая, – мать султана Сулеймана?!
Да по виду она не старше мамы самой Рушен! Ну, то есть Анастасии… Впрочем, ей, кажется, на момент вступления сына на престол было чуть больше сорока, кажется, сорок один, что ли… Знала – а все равно ожидала увидеть старуху, ведь женщины тогда старились гораздо раньше.
Рушен перевела взгляд на валиде Хафсу; та стояла боком и все равно почувствовала взгляд – моментально обернулась, раздула хищные ноздри небольшого породистого носа.
Рушен улыбнулась. Не заискивающе, не просительно – как равная равной.
Черные брови-шнурочки снова взлетели вверх и тут же моментально спустились на положенное место: в комнату в сопровождении достаточно большой свиты входила любимая жена Сулеймана, Махидевран.
По прошлой жизни у Насти сложилось о Махидевран определенное впечатление-воспоминание: толстая, самодовольная, нагловатая. А тут глянула – и остолбенела. Никогда не видела столь совершенной красоты.
Тонкие брови четкого и смелого рисунка, густые кудри – не черные, а темно-каштановые, с каким-то слегка красноватым отливом, что ли. Огромные глаза – два озерца мазута. И четко очерченный капризный рот.
Толстая? Да ни в коем случае! Округлая, очень женственная фигура. Единственное что – украшений, пожалуй, все-таки многовато, да и не сочетаются они друг с другом. То, что гаремные девчонки напяливали на себя все, что имели, было понятно: у кого-то – один браслет, а у меня целых два, и я всем это непременно покажу!
Но Махидевран могла иметь, да и имела, судя по всему, любые украшения, и подобрать их, безусловно, можно было со вкусом. Вон Гюльфем, польская жена, одета была не менее роскошно, но с куда большим вкусом.
Рушен перевела взгляд на валиде и вдруг поняла, что они похожи: молодая (не старше самой Рушен, ну разве что года на два – на три) черкешенка и зрелая крымская татарка. Похожи не внешне: у валиде лицо пожестче, глаза поменьше, губы заметно потоньше, и вообще, валиде напоминала ястреба, Махидевран – домашнюю кошку, ленивую, но готовую в любой момент вцепиться когтями в лицо. Наверное, эта «хищность» и делала их схожими.
И именно эта схожесть делала их врагами. Они были слишком похожи, чтобы хорошо относиться друг к другу. У валиде была реальная власть, и она откровенно гордилась этим.
У Махидевран была реальная власть над султаном, она гордилась этим – но вместе с тем завидовала валиде, поскольку ей нужно было не меньше власти. Как говорится, «хочет быть владычицей морскою, чтобы жить ей в Окияне-море, чтобы ты сама ей служила и была у ней на посылках».
Махидевран что-то возмущенно сказала – Рушен не вслушивалась, не имела обыкновения слушать то, что для ее ушей не предназначалось.
Валиде тихо ответила. Но черкешенка сдерживаться не умела и не хотела.
– Он спит с этой девкой уже четыре недели! Четыре недели!
Она проорала это, брызгая слюной, и разорвала какую-то тряпочку, которую держала в руках. Обрывки полетели на пол, а Махидевран зарыдала.
– Уймись! – резко бросила валиде.
– Вам ли говорить?! – прокричала Махидевран. – Вам ли советовать мне это?! Да вас ваш муж никогда не любил, а мой меня любит, любит! И если бы эта мерзкая тварь не влезла…
Пятнистое лицо, злые глаза, слюнявый рот – куда только подевалась величественная красавица, вплывшая в комнату всего несколько минут назад! Перед Анастасией, перед валиде и, главное, перед свитой была не разъяренная тигрица, а какая-то… драная кошка. До того как стать Махидевран, она звалась Гюльбахар – «весенней розой», и насколько в это легко было поверить, когда только входила в комнату, настолько это казалось абсурдным сейчас.
– Не любил, и вы…
Быстрая, короткая затрещина не дала ей договорить. При этом выражение лица валиде не изменилось: так и осталось приветливо-безразличным.
Султанская жена «проглотила» пощечину, отвешенную ей султанской матерью; только щеку, на которой ярко отпечатались следы пальцев, слегка потерла, потом с удивлением поглядела на свои пальцы – на них была кровь: на пальцах валиде были перстни, а пощечину она влепила, не сдерживая силы.
– Мои взаимоотношения с мужем – это не твоих куриных мозгов дело, – ровным тоном сообщила валиде. – Ты со своим разберись.
– Это вы ее к нему подослали… – неуверенно начала Махидевран.
Валиде Хафса задрала подбородок – всего на несколько сантиметров, но их хватило, чтобы невестка заткнулась.
А потом вдруг Махидевран увидела Рушен, стоящую у окна.
– А это кто? – Палец, увенчанный длинным алым ногтем, вдруг оказался слишком близко от лица Анастасии – она едва удержалась от того, чтобы не отшатнуться. – Еще одна потаскушка, которую вы хотите подсунуть в постель моего мужа?!
Тело среагировало быстрее головы – Анастасия еще толком не поняла, что делает, а рука уже впечаталась в щеку султанши. Пожалуй, захоти эта женщина – она легко могла бы отмутузить Анастасию, как минимум потому, что весила килограммов на пятнадцать больше. Но она не успела: сперва обалдела, потому как такой реакции никоим образом не ожидала, а через несколько секунд, когда уже пришла в себя – просто не смогла: ее за руки держали двое здоровенных черных евнухов.
– Ты спрашиваешь, кто это? – снова совершенно ровным тоном сказала валиде. – Так это твоя соперница.
Евнухи вытащили упирающуюся Махидевран из комнаты, следом неслышно растворилась ее свита.
А Рушен расхохоталась. Она смеялась до слез, не имея представления, чему именно смеется, но и остановиться не могла. Скорее всего, это была истерика, только некоторые рыдают, а некоторые – ржут.
– Ты слишком много смеешься, – сказала валиде. Неодобрительно? Да нет, вроде нейтрально. – Ты знаешь, что Мухаммед никогда не смеялся?
– А я не правоверная, – отрезала Анастасия. – Мой бог умеет смеяться.
– Твой Иса тоже не смеялся, – ответила Айше Хафса, но несколько неуверенно.
– Иисус – сын Бога. А сам Бог… Думаю, если он создал все это – она обвела рукой по кругу, – то у него было прекрасное чувство юмора. И, глядя на все это, он не мог не смеяться.
Хафса молчала и, сузив глаза, смотрела на нее.
– Ты странная девушка, – сказала она наконец. – Впрочем, подарок – как раз в стиле Ибрагима. Иди и выспись как следует. Завтра ты будешь танцевать для султана. Надеюсь, тебя научили танцевать? Или, может быть, споешь? Говорят, ты не поешь, когда вышиваешь, в отличие от остальных девушек.
Анастасия усмехнулась. Не поет… Когда-то давно прабабушка учила ее вышивать и сказала, что раньше девушки собирались для рукоделия в одной хате и всегда пели что-то протяжное. Маленькая Стаська, добросовестно тыкая иголкой в полотно и немилосердно стягивая его стежками, пела единственную протяжную песню, которую знала – песню про крейсер «Аврора» (мама была любительницей старых советских мультиков и дочь вырастила на них же).
– Почему ты не отвечаешь? Тебя как звать-то?
– Анастасия, – ответила девушка. Она прекрасно знала, что валиде в курсе, как ее зовут здесь, и именно поэтому назвала свое настоящее имя.
– Тебя зовут Рушен, – не стала скрывать свою осведомленность валиде. – Волосы у тебя и в самом деле великолепные. Жаль, что… Впрочем, не важно. Волосы красивые, но такие не у тебя одной. Тебе надо имя, по которому можно будет легко определить именно тебя. Будешь… Теперь ты будешь Хюррем. Потому что так, как ты, уж точно никто не смеется.
Вот и понимай после этого: осуждает валиде смех или нет?
Так и не разгадав этой загадки, новоиспеченная Хюррем отправилась спать.
Глава 7
Почему, ну, почему все тут считают, что она мечтает непременно понравиться султану? Как можно мечтать понравиться человеку, которого еще в глаза не видела?
Валиде Хафса предупредила – как будто о самом значимом в ее жизни событии.
Евнух Барыш – первым поздравил, как будто у двери подслушивал. Впрочем, в том, что евнухи узнавали во дворце все самыми первыми, не было ничего удивительного.
И даже бывшая Бьянка, носившая сейчас имя Гюлесен, сказала:
– Хочешь, я научу тебя, как более соблазнительно двигать бедрами? Хотя какие у тебя бедра… Зато грудь красивая! Слушай, тебе нужно что-нибудь такое надеть, чтобы грудь как можно соблазнительнее выглядела. Я, кажется, у Арзу видела… Нет, тебе не подойдет, большое будет… Почему только ты такая тощая? Ага, вспомнила…
Она убежала куда-то и принесла бархатную короткую, до талии, безрукавку с низким вырезом. Безрукавка больше всего походила на жилет алжирских пиратов – по крайней мере, Анастасии из какого-то фильма, а то и из мультика помнилась именно такая картинка: загорелый мореплаватель на носу судна, одетый в широченные шаровары, обмотанный широким алым поясом, а на широкой груди распахнут бархатный короткий жилет…
Кажется, на самом деле такое полагалось носить поверх рубашки, но Гюлесен, видимо, предполагала, что Хюррем наденет безрукавку на голое тело.
– Слушай, а тебе-то какая разница, понравлюсь я султану или нет?
– Честно? Я хочу насолить этой козе драной, Гюльбахар! Понимаешь? Мы ведь с ней попали сюда почти одновременно! И я Сулейману понравилась сперва даже больше! А эта гадюка… Понимаешь, она забеременела, а я – нет. Но я знала, знала, что я тоже смогу! И я ждала! И вот наконец, когда ей пришла пора рожать, меня снова позвали в покои султана! Раз и второй… А потом я поняла, что забеременела, и пошла сама к господину… Так не полагается, но я хотела, чтобы первым эту весть услышал он… А господина там не было, зато была эта… розочка! И она меня избила, избила так, что я потеряла сперва сознание, а потом и свое дитя. А эта… гюрза представила так, будто я больная, и султан больше не захотел меня видеть!
– Погоди, – опешила Анастасия. – Но ведь лекари знали, что с тобой случилось?
– Лекари знали, – скривилась Гюлесен. – Но разве султану есть дело до наших хворей? Он поверил тому, что ему напела в уши эта гадюка.
Анастасия покачала головой. У нее не было слов. Конечно, потеря ребенка – это трагедия, трагедия жуткая, но и Гюльбахар-Махидевран понять можно было: она сражалась за свою любовь… Впрочем, за любовь ли? Или – за власть? При воспоминании о вчерашнем инциденте во второе как-то больше верилось.
Гюлесен, конечно, спасибо, в основном за то, что правду сказала, а не стала сочинять историю о том, что хочет помочь любимой подруге. Только она, Стаська-Анастасия-Хюррем, вовсе не Гюльбахар и не стремится носить гордое имя Хозяйки века.
Танцы вам подавай? Будут вам танцы! Жилетку она наденет поверх рубашки, как и полагается, и шаровары наденет… О, они, кстати, похожи на штаны для хип-хопа. Стало быть, хип-хоп она и станцует. Она, конечно, не специалистка – так, пробовала свои силы, не более того, но здесь знатоков нет, критиковать некому. Зато после такого танца она уж точно будет султану и через порог не нужна. Тут все завлекают своей женственностью, а в стрит-стайле – какая женственность? Особенно в ее, Стаськином, исполнении.
Музыки подходящей нет? Да и не надо. Нужно только, чтобы евнух бил в барабан. Только надо попросить кого-то другого, не Барыша. Его жалко, а ведь за такую выдумку наложницы могут наказать и ее «музыкального сопроводителя».
– Я хотела тебя попросить, Барыш…
– Да, конечно же! – Круглое черное лицо просияло. – Я буду бить в барабан, а ты станешь танцевать, верно? И султан выберет тебя!
Ну и что тут сказать? Что она не хочет, чтобы с барабаном был именно Барыш? Разве можно так обидеть его?
А с другой стороны – что страшнее: обидеть или подставить?
– Барыш, милый, но я вовсе не хочу понравиться султану!
От возмущения он аж отодвинулся:
– О таком не то что говорить – о таком думать нельзя! Ты что? Нет, ты станцуешь как надо и понравишься всем!
– Барыш, я не хочу, чтобы меня выбрал султан…
– Не хочу ничего слушать! – И он заткнул уши пальцами.
Ну что же, она честно пыталась предупредить. И потом – может, их еще и не накажут. Вряд ли кому-то может прийти в голову, что девушка специально старается не понравиться. Их менталитет не способен такую мысль даже породить. Просто решат, что девица – неумеха и мужичка… Вот и пусть. Так что – прокачаем хопчик!
Некоторые девушки тоже готовились. Анастасия заметила, как одна мажет брови какой-то жидкостью.
– Вот дура, да? – заметив, куда смотрит Анастасия, вполголоса произнесла Гюлесен. – Раньше надо было делать, а не за один день!
– А что она делает?
– Мажется усьмой.
Слово было незнакомым.
– А что такое эта усьма?
– Ты не знаешь?! – Огромные голубые глаза под безупречными ресницами распахнулись и стали еще больше. – Это же такое средство, чтобы брови были четкими и красивыми!
– Краска, что ли? – не поняла Анастасия.
– Да какая краска! Я же говорю – специальный сок из растения, чтобы брови и ресницы росли густыми. Где надо, чтобы волосы росли, мажут усьмой, а потом там начинают волосы расти. А ты думала, у них от природы такие? Ха!
– Ты тоже мазала?
– Я?! – Гюлесен презрительно передернула полными плечами. – У меня брови свои, природные! Ресницы, правда, мазала… Скажи, правда ведь у меня красивые ресницы?
Анастасия согласно кивнула. Она сейчас была готова согласиться с чем угодно, лишь бы ее оставили в покое.
– И тебе надо мазать! – решила Гюлесен. – А то у тебя брови слишком далеко друг от друга начинаются! Конечно, не надо, как у этих придурочных, одну сплошную бровь делать, но все же лучше, чтобы поближе начинались. Знаешь, ведь существует такое поверье: чем ближе брови друг к другу – тем ближе к тебе будет твой муж!
Господи, и это – в гареме! Какой такой муж?! Султан, что ли? Ближе? Какой бред!
– Хочешь, я для тебя достану?
– Спасибо, но не надо. Мне и так нравится.
– Мы должны нравиться не сами себе, а мужчине, – наставительно сказала Гюлесен.
Анастасия рассмеялась:
– Султан, может, меня и не увидит никогда. Я хочу нравиться самой себе.
Она оглядывала сад в надежде увидеть султана, но так и не увидела. А что, если его не будет? Второй раз тот же самый номер не прокатит. Но и переделывать танец уже не было времени. Что же, что наметила – то и будет танцевать.
Чья-то рука вытолкнула ее из толпы девушек. Чья-то? Барыш, конечно же. Вон, прямо сияет от радости!
Черная рука покрутила колотушку и принялась отбивать ритм, а Хюррем-Рушен – нет, сейчас просто девочка Стаська – начала танец. Сперва ее порадовало недоумение, возникшее на лицах тех, кто стоял поближе, потом танец захватил ее полностью.
Наверное, Барыш был тоже удивлен странными движениями своей воспитанницы, но продолжал бить в барабан исправно, не сбиваясь с ритма.
Наконец Анастасия почувствовала, что запыхалась, и махнула евнуху рукой: прекращай.
Он послушно замолк.
Анастасия стащила с головы импровизированную кепку, помахала рукой перед собой – как будто в руке была мушкетерская шляпа – и поклонилась молчаливым наблюдательницам. Ну, что, съели?
И тут краем глаза она заметила султана: он сидел в беседке, за решеткой из тонких прутиков, и пристально наблюдал за ней.
Ага, все видел. Вот и хорошо! Стало быть, она танцевала не зря. Правда, теперь Ибрагиму попадет – за то, что такой негодящий подарок подсунул, но его жалко не было. «Так ему и надо!» – злорадно подумала Анастасия, вызывая в памяти облик неприятного ей человека, и так увлеклась, что не сразу поняла: кто-то дергает ее за руку.
Это был еще кизляр-агаси.
