скачать книгу бесплатно
Меня зовут Фанни
Вета Ковальски
Быть дворовой кошкой, значит обладать множеством самых разных талантов. А еще иметь непростой характер. Сможет ли шкодная малышка Фанни отпустить свое прошлое, чтобы впустить в свою жизнь новых друзей, семью?
Вета Ковальски
Меня зовут Фанни
Первая встреча
Быть дворовой кошкой значит обладать множеством талантов.
Ты должна быть на виду, но в случае малейшей опасности спрятаться. Нет, раствориться в пространстве. Ты все-таки добыча. Для людей и для собак.
С людьми вообще сложно. Кто-то не побрезгует погладить тебя, а кто-то одарит таким пинком, что сляжешь дня на три. Пока голод не перевесит боль.
А еще быть дворовой значит быть актрисой!
Найти идеальный баланс. Двуногий должен заметить тебя. Однако подходить близко слишком опасно. Ты держишься на пару шагов в стороне. Замираешь…
Буквально на секунду! Иначе можно упустить добычу!
Поднимаешь голову и вкладываешь во взгляд всю нежность и преданность что может находиться в закромах твоей хитрой, бродячей души. Контакт пойман. Теперь ты можешь мяукнуть. Правильно мяукнуть!
«О, двуногий господин! Лишь тебе по силу продлить мою жизнь на этот короткий денечек. Большего я просить и не смею… А прошу лишь крохотный кусочек сосисочки, что я вижу в твоем пакете.»
Преисполненный жалости к себе, и восхищением к двуногому твое «мяу» должно быть достаточно громким, чтобы привлечь внимание, но в тоже время достаточно сдержанным, чтобы не выставить себя наглым порождением и убедить этого «героя» что ты осталась совсем без сил.
Ах! Как все-таки хочется кушать! Еду сегодня раздобыть так и не удалось.
Пожалуй, виной была ужасная ноябрьская погода. Тучи сбились в мышиные, серые стаи, и с них сыпал первый снег. Назойливый и колючий.
Нутро свернулось и начало рычать.
А было время от постоянного голода шерсть моя полезла клочками. Я устала срыгивать ее, но мама всегда говорила: «Не важно где, а важно, как ты живешь! Пусть и на помойке! Ты должна выглядеть опрятно. Ты моя дочь.»
И я следила за собой как могла. Это напоминало о маме и ее теплом шершавом языке.
Рожденная от домашней кошки и воспитанная людьми, мама отличалась от дворовых котов. Честная, порой до раздражающего наивная. Едва ли ей удалось выжить, если бы не случай, который свел дороги бродячего кота Ляли и брошенной аристократки. Так в шутку называл маму этот старый кот.
Он приметил ее, дрожащую, исхудавшую, но с вылощенной до блеска шерстью, рядом с разоренным участком. Старый дом снесли, а новое еще не успели построить.
Она ждала Лизу. Свою хозяйку.
До последнего дня мама верила, что ее не забыли, а лишь не смогли найти.
– Дура. – Вздыхал Ляля. – Выкинули. Как перчатку поношенную. Вроде и сердце, и руки греет, но новому пальтишку не под стать. А стало быть на помойку! – Он почесал ухо. Одно стояло торчком, а второе прижато к круглой морде. – Знаем этих двуногих, плавали.
Маме казалось, что она здесь по ошибке. А значит ненадолго. Но жизнь неумолимо шла вперед, и ее нужно было жить. Чтобы затем случилась весна. И любовь. А затем мы. Шесть котят.
Отца своего я не знала. Ляля был против маминого выбора.
«Слишком отчаянный. Даже для дворового. С ним котят не прокормишь.»
Отца не стало незадолго до нашего рождения.
Еще чуть позже Лунная дорога призвала и моих братьев и одну сестренку. Мама почти не отлучалась от нас, не считая кратких вылазок на охоту. Но не было ночи, чтобы луна не прибрала к себе одного из нас, пока мы не остались с мамой одни.
В тот августовский день накрапывал дождь.
Ляля тяжело переносил сырость, и в особо дождливые дни предпочитал отлеживаться. Но не в тот раз.
«Чахлые легкие и кости моя беда. Спасибо человекам.» – говорил он. А я не понимала ни слова. Ляля был странным котом. С большой круглой мордой, пепельного цвета, и хвостом-обрубышем. Одно ухо было остроконечным, а второе стыдливо прижималось к голове. Местные коты обходили его стороной. Скорее всего из-за его вспыльчивого характера и странностей. Одной из них была дружба с собакой.
Как и подобает настоящей дружбе, началась она с драки. Затем им пришлось вдвоем удирать от людей с палками. Как бы я не любила Лялю, его друга обходила стороной, и считала это нечто вопиющим. Пес чувствовал мою неприязнь, и старался не попадаться на глаза. По его заверениям чтобы «не смущать ребенка». Оттого-то я была крайне удивлена узнав, что пес меня разыскивает.
– Малая! Ляля… и мамка… твоя… – Что-то испугало меня в его виде, и я перебила его. – Ляля и мама скоро вернуться. – Я собралась уходить.
– Они больше не придут.
Я кинулась на него, царапая маленькими коготками его морду. Пес взвыл.
– Это ты! Ты загрыз их! Что можно ждать от пса!
– Малая, не я! Не я! Я спасти… их… – Он заскулил как маленький щенок.
Тело обмякло. А что-то внутри вело странные подсчёты. Ляля бывалый кот. Он выпутается из любой ситуации. А мама… Мама просто не сможет оставить меня. У нее нет на это право. Я маленькая! Мама, я еще совсем маленькая! Мне не выжить без тебя! Жалость захлестнула меня. Мне хотелось бежать, звать маму. Найти ее. Сделать хоть что-нибудь. Тело не слушалось. Я сидела не в силах пошевелиться. Между тем страх прошел. Вот я глупая! Кто же верит собакам? Они вернуться. Скоро вернуться.
Однако они не пришли. Ни на закат, ни на следующий день.
Лялин друг приносил мне неопределенного вида громадные кости, объедки.
Я совсем перестала за собой ухаживать, и часто представляла: вот она возвращается. Охает.
«Да ты ведь совсем чумазая! Как чертенок.» а я лишь фыркну. Пусть знает, как оставлять меня одну.
Минуло пару недель. Мне не выносимо было оставаться на старом месте, и я отправилась на поиски нового дома. Нигде не удавалось задержаться на долго. Стоило найти что-то приличное, как меня выселяли кошки крупнее и старше. Сила была не на моей стороне.
Двигаться. Искать. И никогда не останавливаться, если не хочешь умереть.
Картон не спасал от холода, но помогал от мелкого. надоедливого снега, что сыпал и сыпал целый день. Пустой желудок бередил старые раны, нагоняя тоску. Оставалось лишь спать, чтобы сохранить силы.
– Ох, какая кошечка! Какая худущаааяяяя! Ну и представили! Да как такая дом отыщет!? – Я огляделась по сторонам и подняла голову к источнику звука. Надо мной нависло нечто. Похожий на человека, он светился желтым, как фонарь. В добавок мохнатый, нечёсаный, как старый пес с той улицы. Нос картошкой навис в сантиметре от меня.
– Как звать то тебя девонька?
– Мама называла меня Фантик.
– А шо ж ты такая худущая Фантик? – Я фыркнула. Не его забота.
– Отчего фырчишь то? Фырчит она! С характером значится. Слухай, девонька, домовой я! Дух дома значит. Петро звать. Представили. К тебе! К характерной. Вот уж… а что теперь то… теперь то шо… Дела делать будем. Тебе как погляжу без семьи, девонька, не выжить. Да, как и мне… – Я молча следила за ним. Он летал из стороны в сторону. То поднимал пухлые ручки, то опускал.
– Чего молчишь то, чего молчишь? Немая в добавок?
– Как погляжу вы сами прекрасно справляетесь. В собеседнике не нуждаетесь. Да и как эту семью найти! Было бы так легко… И не нужно мне вообще-то!
– О, говорящая! Так отчего не легко, когда Петро рядом! А семья каждому, девонька, нужна. Большая, маленькая… Каждому свое.
Обманутые ожидания
Минуло две недели. Зима полностью вступила в свои права. Первая на моем веку.
Мне удалось найти подходящее место. Теплый, сухой подвал, с маленьким треснувшим окошком, под самой крышей. Поначалу я очень боялась, что это место опять отберут. Оно было чудесным, и могло вместить не одну кошачью семью. Тем не менее коты будто не замечали его, проходя мимо. На мое удивление Петро лишь ухмылялся.
– Дык, своих беречь надо. Намоталась погляжу. А ты не расслабляйся. Вес набирай. Нам еще дом искать. Кто тебя худущую приметит?
С приходом Петро жизнь моя стала более сносней. Поблизости имелось пару магазинов, и одна двуногая, в нелепом колпаке, даже подкармливала, когда было настроение.
Выживать одной трудно, а в состоявшие компании меня не брали. Я была котенком странной кошки, которая дружила с Лялей. Этим разбойником, с которым еще приходилось «считаться». «Что, не научил тебя твой друг, как держаться в стороне от нормальных котов?» С момента их последней вылазки прошло более трех месяцев, и скорее я была рада компании домового, после своего вынужденного одиночества. А со временем стала привыкать к его липучей заботе. Старик грел меня своей длинной бородой. Учил есть не спеша, и грациозно вышагивать перед двуногими. Давал советы, много говорил о семье, и порой напоминал маму, только более ворчливую.
Каждый день Петро уходил, возвращаясь еще более взъерошенным и скрипучим чем обычно.
– Нате, гляньте! Вот прям все заняли! Ля какие высоченные стоят, да не по одному домишке там значиться! Да только облюбовали тута все! Облетел я их, коллег поспрошал. Нет, говорят, Петро место. Умные все! Семейные. С кошками, да домовыми. Ну ничего, ничего, девонька, прорвемся. Время то на исходе, ну ничего… – Он заламывал руки за спину, затем прижимал их к груди, и все причитал, мол пропаду я без семьи.
– Петро, ну разве мы с тобой не стая? Зачем нам вообще сдались эти двуногие! Может ты не знаешь, но эти человеки очень опасный народ. Я не доверяю им больше чем собакам. Ты защищаешь меня от котов, а если тебе все-таки нужна еда, ты не стесняйся, я буду делиться с тобой объедками, а хочешь, могу приносить тебе самых вкусных мышей, для друга не жалко! – Петро побледнел. Казалось он вот-вот исчезнет.
– Как ты, девонька, семью не хочешь? Даже…даже человечка, вот хоть… Нет, малюсенького не надо… Ну хоть одного? – Я махнула хвостом, а Петро закатил глаза и спрятался в темный уголок подвала, пробурчав под нос: «Характерная какая! Стараешься для нее, стараешься…»
В тот вечер мы больше не общались. И эта повисшая, звенящая тишина пугала.
Так прошло еще три дня. Я ластилась к дедушке., принесла ему роскошную мышь. Я даже не убила ее, а лишь хорошенько придушила, вдруг Петро сам хотел… Однако настроение его лучше не становилось. Он лишь повторял:
– Девонька, дом тебе нужён. Дом. Семья. Да хоть человек! Пропадёшь ты без дома.
Как-то раз Петро пришел с очередной вылазки.
– За мной, девонька! Шустро-шустро! Нашел, что надо нашел.
– Человека? Или целую стаю человеков!
Домовой не ответил, лишь сильнее подтолкнул вперёд.
Идти, а точнее бежать за дедушкой пришлось долго. Его неотложным делом оказалась… Коробка!? Обычная коробка. На боку красовались уродливые, человеческие каракули.
– Тащи. – Приказал домовой. И я, сомкнув челюсти, а где-то подталкивая головой, потащила её к магазину.
– Полезай! – Вновь приказал дедушка.
– Опасно, деда! – Прошипела я – Я же вся на виду!
– Полезай, кому велено! А я присмотрю.
Хвост колотил по коробке. Время тянулось медленно. Люди проходили мимо, разглядывая меня. Однако никто не пытался подпалить усы или пнуть. Мимо прошёл ребёнок.
– От-дам…в…хо-ро-шие ру-ки…
ЧЕГО!?
Шерсть на загривке приподнялась. Я взглянула на повисшего рядом Петро.
– И чего ты удумал, старый чёрт!
– Тише, девонька, не дури.
Я выпрыгнула из коробки и побежала в сторону убежища. Следом явился Петро.
– Не дури, вернись.
– Не вернусь! Зачем нам семья? Разве тебе плохо со мной? Люди! Эти люди могут выкинуть меня на улицу как наиграются. Им нельзя верить! Я верю только тебе…
– Исчезну я! Скоро! Может тебе и прожить без семьи, а домовому никак! Думала за зря вожусь с тобой? По доброте душевной! Ты мой проводник в новый дом! Не найти домовому дома без кошки. Не найти… Вот так-то девонька…
Как-то раз я попала под кипяток. Мама долго зализывала бок что я обожгла. Казалось Петро окатил меня кипятком с ног до головы.
– Вот как. Тебе нужна не я, а дом. Меня выбросят, а ты останешься при деле.
– Да что же выкинут то?
– Мама была лучше меня! Она родилась породистой, домашней кошкой! Только это не спасло её от улицы.
У кошек нет слез. Если бы были, я бы залила ими весь подвал.
– Не ходи за мной, Петро. – Бросила я, и отправилась гулять по крышам.
Чёрная кошка
Я сновала тёмной змейкой. Ныряла под трубами, скользила по парапетам, и смотрела как небо сошло с ума. Его кто-то сильно обидел, и теперь оно плакало большими, мохнатыми снежинками. Швыряло пригоршни снега прям в лицо земли. Мол, посмотри, как мне больно. Дома стояли безмолвно, как нечаянные свидетели, не к месту начавшейся истерики, но глазели пристально, не в силах отвести свои желтые глаза-окошки. И казалось нет больше ничего в этом мире кроме снега, окон, и кошек.
Вот одна. Спокойная, сытая и беспечная, она вглядывалась в белое, шуршащее полотно за стеклом.
А этот кот-буддист вероятно достиг просветления, и не собирался покидать его, не смотря на усердия двух маленьких человеков. Один отчаянно тянул кота за хвост, а второй изучал изнанку ушей.
А этот вот-вот получит взбучку, как только хозяева заглянут в комнату. Он уселся на перевернутую ёлку, как на поверженного мамонта. Такие разные, но все они были домашними.
Мама любила вспоминать прошлую жизнь. Рассказы были похожи на сказки. Всегда полные миски с едой. Её можно не прятать, не отвоёвывать, не искать. Мягкая постель, чистая вода. Там тебя любят за то, что ты есть. И мне нравилось слушать их перед сном, лишь за тем, чтобы дать себе коротенькую отсрочку перед завтра. А завтра наступит реальность. Где есть день. Который нужно пережить и, если тебе удастся – будет следующий. И так до тех пор, пока тебя не призовет лунная дорога. Ощутив её зов, когда придет твоё время, ты уйдешь к предкам.
На улицах не живут, на них выживают. Я поняла это сразу, как только открыла глаза. А мама не смогла принять настолько простую истину. И все же, что-то начало меняться во мне, с приходом Петро.
Еще Ляля говорил: «Легче жить, когда есть для кого» Мы с мамой были его стаей. А затем моя стая оставила меня одну. И я выживала, всю свою маленькую жизнь. Да так усердно, что теперь мне хотелось просто жить. Верить, и мечтать. Найти для них силы! Как мама находила их.