скачать книгу бесплатно
Борис заржал, как конь в стойле. Арнольд Казимирович поморщился от досады и раздраженно процедил:
– В полку мудаков – прибыло!
Борис снова засмеялся и вытер указательным пальцем выступившие слезы.
– Нет, Веня, без шуток, – отсмеявшись, снова взялся за допрос младший брат, – чем намерен зарабатывать на жизнь?
Венедикт сощурил глаза и изобразил серьезность.
– Слышали про хрустальный череп «Метчелл-Хеджес», что в 1927 году был найден у руин древнего алтаря индейского племени майя в Гондурасе? – спросил Венедикт.
– Какая-то сказка, про необыкновенную находку в Белизе, бывшем Британском Гондурасе, – подтвердил Арнольд Казимирович. Редактор ведомственного журнала «Лесная промышленность», он был вынужден много читать специальной литературы о лесах и о связанной с лесами промышленности. Чтобы окончательно не озвереть, не свихнуться и не сыграть в деревянный ящик от нервного истощения, Арнольд Казимирович в час досуга перелистывал научную фантастику, переключая закипевшие на работе мозги. Он прекрасно знал, как и для чего в прессу запускаются «утки». В период наступившей «гласности» молодые стаи пернатых с гоготом перелетали из одного периодического издания в другой. Обыватель, осатаневший от бесконечных отчетов о «рекордных намолотах» и «небывалом трудовом энтузиазме», с готовностью и благодарностью ловил и впитывал всевозможные небылицы, которыми их потчевала «освобожденная пресса». – Я ничего не имею против научной фантастики, но морочить людям головы чепухой о таинственной находке, да к тому же выдавать ее как серьезное археологическое открытие – это шарлатанство.
– Подожди, подожди, папа, – запротестовал Борис. – Дай сказать человеку.
– Есть версия, что таких черепов в мире тринадцать штук, – продолжил Венедикт. – Если их собрать вместе, то откроется тайна мироздания и человек, открывший эту тайну, станет самым могущественным на земле.
– Ты хочешь найти и собрать эти черепа воедино? – предположил Борис. Он приготовился поддержать шутку брата раскатистым смехом, но Венедикт мотнул головой.
– Нет, – сказал он. – Черепа мне не нужны.
– Слава тебе! – Арнольд Казимирович картинно вознес руки к небу и закатил глаза. – Я испугался, что наша непобедимая армия превратила моего сына в неисправимого кретина.
– Отец прав, – продолжил невозмутимый Венедикт. – История с хрустальными черепами сама по себе смахивает на грандиозную авантюру. Если все же принять на веру эту «былину», то возникает вопрос, почему искатели сокровищ и приключений до сих пор не попытались собрать черепа вместе? А если кто-то пытался, почему об этом ничего не известно? Но меня занимает не это. Где остальные части?
– Какие части?! – Глаза Арнольда Казимировича превратились в бусинки, что означало последнюю стадию раздражения.
– Как какие?! К черепу положен скелет. А коль скоро хрустальный остов не подвергается разложению и существует версия исследователей, будто данная находка имеет инопланетное происхождение, то вполне вероятно, что череп – это малая часть целого, целого человека. Стало быть, к этому необыкновенному хрустальному человеку должны прилагаться агатовые глаза, рубиновое сердце, аметистовая печень и, наконец, хрустальные яйца с алмазным причиндалам. Причем основное орудие труда мужчины обязано иметь стоячее положение, как символ могущества мужского начала. Так вот, я и подумал, если черепов – тринадцать, то и всего остального должно быть столько же. И если черепа, собранные вместе, дают неограниченную власть над землянами, то какую же силу над женским родом дадут объединённые воедино хрустальные яйца и алмазные болты! Вот что нужно искать и чему посвятить жизнь!
Бориса трясло от смеха. Вопреки ожиданиям братьев «грозный Арни» спокойно отпил из рюмки маленький глоток и объявил:
– Ищите, чего хотите, а я вздремну.
Арнольд Казимирович встал из-за стола и, потрепав Венедикта по стриженому затылку, удалился в свою комнату.
– Кроме шуток, Веня, давай замутим! – заговорил Борис. – Дело свое откроем, деньжат нарубим. Заживем!
– А начальный капитал? И что конкретно делать будем? – возразил Венедикт.
– Что-нибудь придумаем. Например, кооператив по пошиву одежды или обуви. Или магазинчик откроем или сеть магазинов. Мне меньше полугода осталось дослужить. Дождись меня. Там развернемся. Сейчас времена такие, только успевай поворачиваться…
– Ты дослуживай, Боря, – там видно будет…
Через два дня Венедикт отбыл в Кишинев, где он вырос и откуда призывался в армию. На положенный ему по закону отпуск после службы в войсках у Вени не было ни времени, ни денег. Сидеть на шее у матери стыдно. Работать по специальности учителем истории не хотелось. Еще в институте на практике он понял – нет к педагогике призвания. Недолго думая, Венедикт устроился в строительно-реставрационное управление подсобным рабочим. Там его определили в бригаду штукатуров-маляров. Появление в городской библиотеке, где предполагались ремонтные работы, молодого человека с розовым румянцем на гладком лице и нежными руками с тонкими и длинными, как у музыканта пальцами, несколько озадачило членов бригады, в которой из девяти ее участников все без исключения являлись участницами, то есть женщинами. После недолгого перекрестного допроса «что умеешь?», а не умел Веня ничего, фронт работы ему определили – «бери больше – неси дальше».
Веня брал и нес. После «аккордных» работ в войсках за «спасибо от Родины», тот же труд на гражданке, но уже за деньги – вносил смысл в его существование. Через две недели подай-ка-принеси-ка-разгрузочных работ, Скутельник подрос по служебной лестнице. Ему поручили мыть билоны фасада здания, а еще через две недели бригадир штукатуров-маляров Зинаида Ивановна доверила Венедикту покраску стен одного из помещений библиотеки, для чего прикрепила молодого «специалиста» к уже не молодой, но еще и не старой малярше по имени Вера. Говорила Вера с едва различимым молдавским акцентом, завязывала пеструю косынку узлом на затылке и в большом нагрудном кармане, отмеченного всеми цветами радуги комбинезона, носила коробок спичек и распечатанную пачку сигарет «Дойна». Своего нового напарника она воспринимала как временное явление, поэтому не донимала придирками.
Предварительно из комнаты Венедикт вынес все книги и передвинул все стеллажи, на которых эти книги располагались. Строгая библиотекарша, начальница всех библиотекарш, расплылась в умильной улыбке, когда, явившись проконтролировать рабочий процесс, обнаружила в коридоре книги, расставленные на стеллажах в строгом соответствии своему первоначальному алфавитному порядку. Она оценила усердие паренька и с материнской теплотой в голосе пригласила на чай у себя в тесной конуре, с подшивками на полках и портретами писателей на стенах. Ее удивило, что человек с высшим образованием, с прекрасной специальностью не работает по профессии, а занимается покраской и побелкой стен и потолков. Тем ни менее она приветствовала стремление молодого человека «познать жизнь во всех ее проявлениях». Главное, чтобы это стремление не затянулось. Во всем нужна мера. Молодой, неопытный глаз не всегда способен определить эту самую меру, потому ему нужен мудрый наставник или наставница, а еще лучше, чтобы эта наставница была молода и красива, как, например, дочь начальницы всех библиотекарш.
Эту песню в различных вариациях Веня слышал не раз по возвращении из армии. К ним в гости «я тут шла мимо, дай, думаю, зайду» зачастили мамаши девиц на выданье. Все они восхищались возмужавшим Венедиктом. Исподволь интересовались его дальнейшими планами. «Огорчались», округлив глаза, как это такой молодой и красивый до сих пор не нашел себе спутницу жизни?! «Наша Леночка, Сашенька, Светочка, Лорочка, Танечка – тоже, кстати, пока одна, хотя от кавалеров нет отбоя». И на волне материнского участия приглашали навестить их «без церемоний, по-свойски», «ведь мы всегда любили тебя, как сына». Веня не заставлял себя долго ждать и являлся по первому зову, справедливо полагая, что время тихого онанизма кануло в лету вместе с казармой и кирзовыми сапогами. Ему не приходилось брать неприступные крепости, ибо хозяйки этих крепостей предпочитали заблаговременно выкинуть белый флаг на милость победителя, дабы стены и потайные лазы со временем не заросли мхом и не покрылись паутиной забвения. Засучив, что называется рукава, не покладая рук и всего остального, Венедикт усердно трудился на ниве сексуальных утех, при этом, не забывая, как коварен, бывает, улыбчивый и стонущий в его объятиях «враг». Чем слаще пели сладкоголосые русалки, тем громче звучала лира осторожности в душе Вени. Он удваивал бдительность и запасался презервативами, отдавая себя во власть интуиции, которая нередко выручала его.
Так, однажды, засидевшись допоздна у очередной «доброжелательницы» на кухне за стаканчиком красного вина, Скутельник собирался, было, пройти в приготовленные для него апартаменты «мама-папа два дня на даче, ты можешь заночевать у меня», но внутренний голос указывал на излишнюю нервозность гостеприимной хозяйки, показные зевки и мимолетные взгляды на настенные часы. Веня бесстрастно продолжал молоть ересь о преимуществах свободного секса в странах западной Европы и потягивать вино, при этом наблюдая за девицей, в которой было прекрасно все от жгуче черных очей с огромными накладными ресницами до смоляных волос густо покрывающих голову и ноги. Пикантности перезрелой чаровнице придавали выжженные перекисью великолепные рыжие усы под небольшим носиком с круглыми ноздрями.
Ближе к полуночи «молодая» в волнении прошлась из кухни в комнату и обратно, замок в прихожей тихо щелкнул, и в приоткрытую дверь просунулась малиновая беретка, покрывающая женскую голову. Положив ногу на ногу, не выпуская стакана из рук, Веня в умилении наблюдал, как вдоль стеночки в полуприсяде крадется маленькая женщина в черном драповом пальто и чёрных полусапожках. На лице похотливое любопытство, прищуренные глаза разрывали темноту комнаты в поисках обнаженной страсти, а чуткие уши ловили любовный шепот и победное рычание оргазма. Стремление различить во мраке «нечто» так увлекло полуночную гостью, что она не сразу увидела «страстных любовников» под сенью бра на кухне. «Влюбленная» нервно кусала губы и гневно сверлила глазами нетерпеливую маму. Венедикт учтиво приподнял зад и салютовал родительнице и своему внутреннему чутью, недопитым стаканом. Обескураженная дама промямлила: «Вы еще не ложились?»
Несостоявшийся зять, неспешно натягивая ботинки в прихожей, принялся рассказывать, как на рыбалке он упустил огромного карася, который сорвался с крючка и упал в тину на мелководье.
– Я бросился ловить его руками, хлопал по воде – брызги в сторону, весь вымок, сапоги хлюпают, а он, зараза, шмыг-шмыг, нырк-нырк и был таков! В общем, я поплыл…
И хмельной Веня растворился в океане ночи.
Любовь любовью, а стены в библиотеке ждали своего часа. Час этот пробил, после того как газетами был накрыт паркетный пол сияющий лаком. Стоя перед жестяными банками с олифой, белилами и краской, Веня задумчиво тер подбородок и решал задачу с двумя неизвестными. Первое неизвестное – в какой пропорции разводить ингредиенты, чтобы получить цвет морской волны. Второй – как это сделать без помощи своей напарницы Веры, у которой ветрянкой заболела внучка и с нею необходимо посидеть до прихода участкового врача, «Веня, я быстренько, придет бригадир Зинка, скажи – я на территории».
Бригадирша Зинаида не объявлялась и, с одной стороны, это было на руку Венедикту – отпадала необходимость врать, покрывая напарницу. С другой стороны, ситуация складывалась патовая, так как чем красить стены спросить было не у кого.
На свой страх и риск Скутельник вылил бежевую краску из жестяной банки в небольшое корыто, добавил туда белил и олифы. Полученная смесь ему показалась недостаточно светлой. Чтобы осветлить ее, Веня долил в корыто из всех имеющихся у него под рукой сосудов, что называется, «на глаз» всего понемногу и тщательно размешал обломком швабры. Начинающего «авангардиста» радовало уже то, что смесь не вступила в химическую реакцию с внешней средой, не зашипела и не забулькала, и, следовательно, угроза жизни отсутствовала. Можно было приступать к «творческому» процессу.
Скутельник окунул валик на длинной палке в корыто и нанес первый неуверенный «мазок» на стену. С каждой минутой робость, охватившая его в начале работы, отступала. Молодой маляр трудился самозабвенно, без отдыха и перерыва на обед. Работа так захватила его, что лишь оклик директрисы вернул его к действительности. Главная библиотекарша переводила недоуменный взгляд с Вени на «обновленные» стены. На ее удрученном лице застыла неизмеримая печаль. Из лазурной Адриатики, в которую директриса ежедневно окуналась, приходя на работу, Венедикт злым гением своего невежества низверг ее в мрачное царство Аида. Стены библиотеки обрели зловещий серый цвет и отдавали могильной прохладой.
– К утру краска высохнет и помещение заиграет весенним разноцветием, – успокоил Скутельник сотрудниц директрисы, которые, сгорая от любопытства, явились, чтобы оценить художества Венедикта. Женщины притихли и с сомнением ощупали сырые стены.
Утром, Венедикт, как истинный мастер, раздираемый противоречиями, первым ступил в комнату. Ему не терпелось увидеть результат. За ночь краска подсохла и, теперь помещение напоминало землянку брянских партизан.
За спиной хлопнула входная дверь. В комнату вошла Вера. Вместо привычного: «Буна диминяца!» (Доброе утро) она воскликнула: «Фу ту зду мя дзеу мэти!!!» (Что-то сродни половым отношениям с всевышним). Веня смекнул, что работой его не довольны. Бригадирша не заметила отсутствия Веры в течение дня, и чтобы не выдать себя, Вере пришлось разделить неудачный дебют Венедикта. В наказание их перевили в подвал отбивать старую штукатурку. Покрытая известковой пылью напарница скребла стену мастерком и выговаривала Венедикту, к обеду успокоилась, а вечером они помирились.
– Спасибо, что не выдал меня, – сказала она, затянувшись сигаретой. Они сидели на длинной доске, плечом к плечу, прислонившись к стене. Над головами на длинном шнуре весела «переноска» в желтоватой дымке от стоящей пыли.
– Если бы я тебя выдал, меня бы снова отправили в подсобные рабочие таскать мусор.
– Только поэтому промолчал?!
– Конечно! С детства мечтал отбивать штукатурку в подвале!
Вера усмехнулась.
– Зачем тебе такая работа? – спросила она.
– Какая такая?
– Не притворяйся, что не понимаешь. Ты не похож на нас. Это я нигде не училась, а ты, говорят, закончил институт. Тебе здесь не место. Оно не твое. Наши женщины над тобой посмеиваются. Они считают твою работу у нас блажью интеллигента. Не поступай так, чтобы над тобой смеялись, иначе никогда не станешь мужчиной.
Венедикт отодвинулся, чтобы лучше рассмотреть лицо напарницы. Неожиданное открытие едко ужалило самолюбие. Он горделиво считал, что его сложную натуру трудно разгадать, а на деле его считают мальчишкой из мира прочитанных им книжек. Вера и ее товарки в отличие от Вени не создавали себе трудности искусственным путем. Они жили, стараясь огородить себя от лишних хлопот. А он играл в одного из книжных героев, которому непременно нужно «пощупать жизнь во всех ее проявлениях». Что он делает в подвале? Познает жизнь? С таким же успехом можно пойти в ученики токаря или обучиться скорняжному делу, выучится на сварщика или стать электромонтером высоковольтных линий. Теоретически можно даже пойти в космонавты, но стоит ли забираться в космос, чтобы отгадать, для чего дана жизнь.
– Чего нахмурился? Обиделся? – Вера дружески толкнула Скутельника локтём в плечо.
– Нет, мне стыдно, потому что я считал себя лучше тебя.
– Все люди считают себя лучше других и очень обижаются, что другие так не считают.
– Ты тоже считаешь себя лучше других?
– Я считаю, что остальные не лучше меня.
Скутельник рассмеялся от удовольствия.
– С тобой легко. Ты думаешь легко и так же легко говоришь.
Вера пожала плечами:
– Однажды мы ехали с сестрой и ее мужем в машине. По дороге муж сестры взял попутчика. Всю дорогу тот ёрзал и на подъезде к городу салон наполнился жуткой вонью. Пахло дерьмом. Оказалось, попутчика мучал понос, но он стеснялся сказать об этом в присутствии женщин. В итоге пострадало заднее сиденье, ну, и мы, конечно. Петя, муж сестры, ругался, на чем свет стоял. «Тебе, что, трудно было сказать?! – кричал он. – Я бы остановил!»
– Я понял. Говори правду, если не хочешь обосраться.
– Примерно это я имела в виду.
Обычно после работы Скутельник отправлялся домой – ужинал, читал книги или включал стереосистему и слушал виниловые пластинки. Сегодня, в пятницу вечером, смыв с себя подвальную пыль и переодевшись в чистую рубашку кирпичного цвета, шерстяной пуловер, черные брюки с отутюженными стрелочками, вишневого цвета лакированные туфли с острыми мысками и в темно-синий плащ с погонами и поясом, он в нерешительности мялся у ограды старинного двухэтажного особняка. Особняк с лепниной под козырьком крыши, дорическими колонами по фасаду здания, массивной балюстрадой вдоль террасы по обеим сторонам главного входа, утопал в густой зелени кряжистых платанов. Он светился электричеством из всех окон, ревел хором десятков голосов, надрывным стоном струнных инструментов, сопрановыми и теноровыми партиями, искрометными фортепьянными глиссандо, сбивчивыми трелями флейты и дробью ударной установки. От какофонии звуков Венедикт оробел и хотел, было ретироваться, когда его окликнула женщина с террасы:
– Вы кого-то ищете, молодой человек?
Она держала деревянный мундштук с дымящейся сигаретой в нём двумя пальцами, скрестив руки на груди, обтянутой красным кардиганом поверх белой блузы. В надвигающихся сумерках лицо ее было плохо различимо. К тому же мешал свет из окна, на фоне которого она стояла. Венедикт почувствовал, как краснеют его щеки и уши. Он разволновался от мысли, что над ним посмеются, узнав, зачем он явился сюда.
– Я по объявлению в газете, – пробормотал он и сделал шаг по ступеньке вверх на встречу к незнакомке.
Женщина так же подвинулась на шаг вперед, и черты ее определились отчетливее. Коротко остриженные и выкрашенные в каштановый цвет волосы обрамляли овал лица сорокалетней женщины, где проницательные глаза и выдающийся мясистый лоб с глубокой поперечной морщиной на нем являлись основной достопримечательностью. Ухоженную шею украшали бусы из красноватого камня, название которому Венедикт не знал. Тщательно выщипанные брови образовали две правильные дуги.
– Вы немного опоздали, официально набор закончился в начале сентября, но, – дама сделала успокаивающий жест, – мы продолжаем укомплектовывать классы.
Она вынула сигарету из мундштука, бросила окурок в урну и жестом пригласила Веню войти в здание. Венедикт учтиво пропустил женщину вперед и, сделав десяток шагов, оказался за стеклянной дверью в кабинете на первом этаже. В тесной комнате стояли пианино у стены, письменный стол со стулом у окна и книжный шкаф в углу. На верху шкафа виднелась сложенная шахматная доска. Веня присел на стул для посетителей.
– Познакомимся, – предложила хозяйка кабинета. – Я завуч дома работников просвещения, где мы с вами находимся в настоящее время. Зовут меня Тамара Петровна Федосян.
– Венедикт Скутельник.
– Коротко о нашем заведении. Обучаются у нас взрослые по программе музыкальной школы, но не семь лет, а пять. Понятно, что у взрослого человека усидчивости больше и приходят сюда не по волеизъявлению родителей, а по собственному желанию. Поэтому программу усваивают быстрее. Стесняться не надо, есть у нас и двадцатилетние, есть и бабушки с дедушками. Люди разные. Кто восполняет пробелы музыкального образования, кто догоняет убегающий поезд, а кто просто ходит, чтобы дома не скучать. Обучение платное, двенадцать рублей в месяц. Потянете?
– Думаю, что да.
– Вы кто по профессии?
– Штукатур-маляр третьего разряда.
Тамара Петровна посмотрела на тонкие пальцы штукатура-маляра и ухмыльнулась.
Венедикт перехватил ее взгляд.
– Честное слово штукатур, временно…
– Если пройдете весь курс, – продолжила завуч, – получите аттестат государственного образца и по желанию можете продолжить образование уже в музыкальном училище, а там и консерватория… На чем хотите специализироваться?
Веня прокашлялся и снова покраснел:
– Вокал.
– Музыкальной грамотой владеете?
– До-ре-ми-фа-соль-ля-си…
– Зачем вам учиться? Вы же готовый специалист! – воскликнула Тамара Петровна.
Венедикт усмехнулся.
– Для начала я запишу вас в свою группу по классу фортепьяно. – Тамара Петровна раскрыла журнал на столе и взяла шариковую ручку. – Вам нужно научиться читать ноты и освоить азы игры на инструменте. Позже я отведу вас к педагогу по вокалу. Он послушает вас и скажет, что вы за птица, соловей или ворон. А пока признайтесь, что вас привело к нам? Любовь к искусству, скука или призвание.
– Гордыня. Алчу славы…
– А если серьезно.
Венедикт ответил не сразу.
Когда отец и мать разошлись, ему едва исполнилось четыре года. В соседнем доме кто-то ежедневно «мучал» пианино, извлекая из него звуки. «Кем-то» оказалась девчонка на три года старше Вени. Звали девочку Белла. Ее бабушка очень хотела, чтобы внучка научилась играть на инструменте, несмотря на полное отсутствие слуха и у внучки, и у бабушки. Упрямство старой еврейки и усидчивость «юного дарования» на несколько часов погружали целый квартал в какофонию звуков, приводя в уныние дворовых собак и в бешенство многочисленных соседей. Веня помнил, как мамина знакомая, усадив его себе на колени, гладила и хвалила его руки, восхищенно приговаривая: «Какие длинные пальчики! Вот по ком плачет музыкальная школа!» Однажды Веня спросил у матери, почему у них нет пианино, он бы мог играть гораздо лучше этой глупой Беллы. На что мама расплакалась, в тот период она много плакала, и объяснила, что у них нет на пианино денег. Научиться играть на пианино осталось детской мечтой Вени.
– Хочу понять, на что способен, и способен ли на что-то, – сказал Скутельник. Он знал, как порой нелегко объяснить обыкновенные вещи посторонним.
– Иными словами вы в поиске?
– Именно так.
– Решение попробовать себя в музыке – это, как я понимаю, второй этап вашего поиска.
– Почему не первый?!
– Первый – живопись. Вы же работаете штукатуром-маляром, – пояснила Тамара Петровна.
– Ах, да, в перспективе роспись потолка Сикстинской капеллы Ватиканского дворца в Риме.
Веня начал привыкать к манере разговора завуча. Над ним подтрунивали, и ему это нравилась.
– Вам это не грозит, церковь расписал почти пятьсот лет назад великий Микеланджело Буонарроти. Итальянцы не могли ждать!
– Напрасно! Вы бы видели мои «фрески» в городской библиотеке! – Венедикт щелкнул пальцами. – Директриса плакала от умиления.
– Не сомневаюсь, что в скором времени заплачем от умиления и мы.
– Вы предлагаете начать роспись стен в вашем заведении?!
– Я предлагаю пересесть к пианино и определить, есть ли у вас музыкальный слух и чувство ритма. С чувством юмора – всё в порядке.
– Что ж, попробуем. А если нет ни слуха, ни чувства ритма, что тогда? – Венедикт подвинул стул к инструменту. Тамара Петровна пересела на табуретку с винтовой ножкой и подняла крышку, открывая клавиши.
