скачать книгу бесплатно
Лазурь поняла, кого имел ввиду Грай. Человек в сером пальто. Без имени, без лица. Вот кому она страшно завидовала. И готова руку на отсечение дать, что и остальные тоже. Законы этого мира написаны явно не для него. Он мог свободно захаживать в любую больницу, любой морг и дом и везде его встречали как дорогого гостя.
– Так нужно, Грай. Так нужно.
– А ты? Тебе не надоело?
Надоело. Только в слух она никому не признается. Даже Граю.
«Особенно Граю», – мысленно поправит она себя и уткнётся носом в шею парня.
– Скучала?
– Да…
В тихом шёпоте отразится вся боль, все мысли и желания. Слова ни к чему. Они только портят волшебную атмосферу близости двух душ. Но и без слов можно рассказать многое и даже больше.
Они понимали друг друга с полуслова, с полумысли. Казалось, души их сотканы из одной материи, сотворены под одной звездой. Они чувствовали друг друга на расстоянии и знали, когда одному из них нужна помощь и поддержка. Не стыдясь, дарили они свет и любовь окружающему миру, на собственном примере показывая как нужно по-настоящему любить и уважать своих партнёров.
Если и возникала какая-то проблема, то решали они её вместе, сообща, а не прячась на пример крыс по углам и щелям. Какой толк от молчания и обид, если они разрушают в первую очередь тебя? Не лучше ли открыть Душу и спокойно, без ругани и оскорблений, поведать о том, что тебя гнетёт и ранит в данный момент времени?
Грай смотрит в небесные глаза Лазурь и видит в их глубине отражение себя: настоящего, без масок и прикрас.
– Ты – моё зеркало, – ласково шепчет он и дёргает девушку за мочку уха.
– А ты – моё.
В их глазах зажигаются звёзды, вспыхивают пульсары. Космические вихри затягивают в воронку мелкие астероиды и метеориты. Галактики сталкиваются, сливаясь друг с другом, давая жизнь чему-то новому и невероятно прекрасному. Планеты сходят с ума и слетают с орбит. Словно вся Вселенная преветствует двух возлюбленных, которым Создателем заповедано встретиться, чтобы никогда не разлучаться.
***
Цыган.
Он самый настоящий. Цыган по крови и по кличке. Непредсказуемый, неуловимый. Сегодня здесь, а завтра там. Ему бы быть бароном, но он предпочёл остаться колдуном, передав власть в руки подающего надежду парня.
В свои пятьдесят лет он выглядел на удивление молодо. И тюрьма ничем не отпечаталась на смуглом лице. Отсидел по молодости за воровство, с кем не бывает.
– Ворожит, старый пёс. – шушукались за спиной поголовно все цыгане, от баб до мужиков.
Чёрт с ним, с проклятым племенем. Он то знает правду. Он и такие, как он. А доказывать что-то остальным – только воду месить в ступке.
Цыган с наслаждением курил трубку. Нередко удаётся посидеть вот так, в тишине, у догорающего костра. Табор уехал в другой город, оставив его одного. Скатертью дорога. А ему и здесь не плохо. К тому же велено присмотреть за молодняком. Ох уж эта молодость и горячая кровь, ох уж эти амбиции и желание стать первопроходцем, тем, кто изменит вековые правила и порядки, написанные кем-то на небе.
Под молодняком подразумевались те, Другие. Их были тысячи. Остались сотни. Одни помнят свою суть. Остальные забыли. Остальные стали ничем не отличимы от серых людей. Этот мир ломает даже сильных.
Змей неслышно подкрался сзади.
– Тьфу, гад ползучий. – против воли ругнулся Цыган. – Кончай так делать.
– Грай опять мутит воду.
– Оставь его в покое. Сколько раз говорить?
Змеиная улыбка скользнула по лицу: глаза ледяные, так, быстрое движение губ, зубов и языка.
– Слушаюсь и повинуюсь, папочка.
– Ты мне эти шутки брось. – Цыган сердито сплюнул на землю. – Ты мне никто, нелюдь. Запомни это. Не знаю, какую ты выгоду ищешь, но меня не обманешь. И Лазурь не трогай. Она тебя как огня боится.
– Приятно осознавать, что хоть кто-то меня побаивается.
– Ты понял о чём я говорю. Если сказал, что боится – значит боится. По-взрослому.
Змей на минуту задумался и кивнул. Цыган просто так бросать слова на ветер не будет. Это либо приказ, либо смертный приговор. Третьего не дано.
«И кто только поставил его главным». Вслух этого не произнёс. Итак все знали: Цыгана сделали главным потому что он, как никто другой, знает, как выжить в мире людей. И охотно раскроет свои секреты. Только знать нужно подход к нему. Или обход. Но это на крайний случай.
***
Гарпия.
Гарпия[3 - Гарпия – персонаж греческой мифологии, дикие полу женщины – полу птицы с крыльями и лапами грифона и грудью и головой женщины.] в очередной раз продавала себя за деньги. Зарекалась, что в последний раз. Рыла ногтями землю. Крестилась и божилась. Но снова срывалась.
– Я летать хочу. Пойми ты, Безымянный. Ты же помнишь, как это было.
Безымянный, он же Безликий, в сером измятом пальто, молчал. Он помнил. И понимал. Им, птицам, тяжелее всего. Рождённый летать ползать не научен. И с этим ничего не сделаешь.
Брила ноги и вырывала с кровью когти. Замазывала килограммами тонального крема шрамы на руках и плечах. На вопрос очередного клиента отмахивалась:
– Врождённая мутация. Один на миллион.
Клиент понимающе кивал, глядя на её деформированные ступни. Главное, что тело отменное и личико смазливое. А ноги всегда можно спрятать под простынёй. Дело-то одной ничтожной минуты.
И вот очередная ночь оглашается криками удовольствия как мужчины, так и Гарпии. Деньги, потраченные на неё, стоили того.
– Горячая штучка. Не встречал ещё таких, – делился мужчина по телефону со своим товарищем по бизнесу.
Скоро у девушки-птицы будет новый клиент. Но это потом.
А пока она ещё долго лежала и смотрела в звёздное небо. Была в небе мыслями и ещё каким-то телом, то ли астральным, то ли ментальным. Сам чёрт не разберёт, где кончается одно и начинается другое.
Может, в этот раз силы и энергии, полученной от самца, хватит на более продолжительное время?
Она не была паразитом. Не была энергетическим вампиром. Силу ей давали негативные эмоции людей. Злоба, ненависть, жажда лёгких денег и славы. Гарпия принимала их с благодарностью и перерабатывала в своём хрупком теле. Взамен отдавала обратно чистое, доброе и нежное. То, что было чёрным, становилось белым и возвращало потерянные в бессмысленной суете города силы и энергию.
Незаметно такую вещь не провернёшь. Нужно время и душевная близость с человеком. А когда падают барьеры и человек становится самим собой? Правильно, когда он спит или занимается любовью. Вот и приходилось Гарпии жертвовать малым ради большого и священного.
Птица забирала себе грязь людей, чтобы снова летать. Во время оргазма и после завершения земной жизни.
За кадром оставались утопающие в тазике с кровью бритвы и лезвия и бесчисленные попытки суицида, когда душевная боль достигала апогея. За кадром оставались слёзы в подушку и угрозы богатого брата, занимавшего какой-то там пост в верховной власти и за руку здоровавшегося с премьер-министрами всех цветов и мастей. В стаде благородных аристократов завелась плешивая овца, портящая всю картину маслом.
Брат не понимал, что его попытки сделать из сестры леди высшей марки только усугубляют ситуацию. Стены давили на неё, лишали воздуха и свободного передвижения. Следующие по пятам охранники пробуждали приступы паранойи, от которых можно спастись только одним способом: запереться в комнате и залезть в шкаф. Тогда охрану убрали.
Ночные похождения по мужикам закончились тем, что Гарпию посадили под домашний арест. Но не надолго. Прыжок в окно с седьмого этажа вернул брата на землю.
И лишь жалость не позволяла ему упрячь Гарпию в психиатрический диспансер для богатых, куда даже комар носа не просунет.
Гадес
Гадес.
Гадес лениво докуривал шестую подряд сигарету. Молоденькие официантки призывно стреляли в его сторону чересчур ярко накрашенными глазами и пытались выглядеть при этом крутыми и взрослыми. Наивные. Выставляют себя посмешищем и сами не понимают этого.
Поймал взгляд одной юной нимфы. Нить, пробежавшая от его глаз, мгновенно связала их в одно крепкое и неразрывное. Помани пальцем и на корячках приползёт, отдавая свою девственность прямо тут, на грязном, пропахшем пивом, столе в дешёвом (хотя почему дешёвом?) баре для байкеров и прочих оторвышей на окраине города. А может?
Похотливая мысль в отношении дщери человеческой горячей лавой разлилась по венам, находя отклик в голодном до женского общества теле.
– Ай, бесстыдник. Впустую тратить свою силу на каких-то замарашек! А ещё носишь имя бога.
Змеиные глаза полыхнули в табачном дыму.
– Тебя не учили, что подкрадываться сзади не хорошо? – Гадес болезненно поморщился.
Нить со слышимым только ему звуком лопнула, оставляя его, Гадеса, отпечаток на девочке-официантке. Ещё не принадлежит ему, но уже помечена. Чтобы другие знали, что у юного создания есть если не Хозяин, то претендент на тело и то, что тело может дать.
– Так я и не подкрадывался. – Широкий оскал обнажил зубы Змея. Острые, заточенные им самостоятельно. – Топал, как слон, пыхтел, как паровоз, выл, как привидение и крушил мебель аки безумный.
– Хватит паясничать. Говори, что нужно и убирайся в свою нору.
Змеиный отпрыск театрально закатил глаза и схватился за грудь:
– Я к тебе со всей душой, а ты бьёшь, не щадя. Эх ты, мертвечина ходячая.
Слова не возымели действия. Некромант так же лениво валялся в кресле, закинув одну ногу на другую и поигрывая цепочкой на шее. Массивное золотое украшение: две переплетающиеся в любовном танце змеи. Подарок бывшей возлюбленной.
Змей давно приметил этот странный артефакт, но всё не решался спросить, что за чудо девица подарило ему его и знает ли мертвяк значение цепи. Хотя подозревать, что Гадес чего-то не знает довольно опасно. Тот, кто имеет дело со Смертью и ходит у неё в любимчиках, если не в любовниках, должен знать всё на свете и даже больше. А вот показывать ли свои знания всем подряд – другой вопрос.
– Ты бы побрился что ли, Гадес. Ну ё-моё, девок уже на такое не купишь. До старости будешь играть со своими волшебными фокусами?
Молчание. Хозяин бара явно не настроен на общение с нелюдем.
– Ладно, ладно! Смой со своей физиономии скучающее выражение лица. Цыган кинул клич.
– Что?
– О, Земля услышала шёпот Луны? – Змей хихикнул и подмигнул сидевшему напротив мужчине с тёмными, почти чёрными волосами в шёлковой рубашке под цвет.
– Как – кинул клич? Когда? По какой причине?
– Нелюди просят о помощи. Цыган мог бы и сам принять решение и дать ответ. Но он уважает мнение каждого.
Выругавшись, Гадес встал со своего места и подошёл к окну. Свет восходящей полной луны создавал вокруг его головы серебряный диск.
– А… Она там будет?
Нелюдь понял, про кого речь и кивнул. Знал, что мужчина почувствует кивок. Прощаться не стал. Пожелания счастливой ночи только разозлят и без того взбудораженного некроманта. Лишь обернулся в дверях и чуть слышно произнёс:
– Ты бы аккуратнее… с девчонкой… Грай вон… Ещё тебя не хватало…
И ушёл, растворяясь в сумраке ночи. Весенний ночной дождь, начавшийся вслед за его исчезновением, смыл последние следы пребывания Змея в баре.
Гадес обернулся, почувствовав на себе взгляд официантки. Поймал его и открылся навстречу. Выпустил всю силу, ни на минуту не задумываясь, что делает. Ему нужно удовлетворение. Ему нужна разрядка.
Девушка слабо всхлипнула. Острые плечи, выглядывающие из под блузки безрукавки, понуро опустились. Ментальная преграда, если она и была, разбилась вдребезги перед мощью некроманта.
– Поднимись ко мне через пятнадцать минут.
Девушка кивнула. О том, что он жил на втором этаже здания, выкупленном им под забегаловку, знал весь персонал и посетители, коих было в избытке.
Другие официантки завистливо посмотрели в след своей напарнице, ломая голову, что же такое сказал хозяин. Но разгадать эту загадку сегодня не удастся. Через пятнадцать минут открытие бара и клиенты повалят лавиной. В прочем, как и всегда.
***
Он стал первым кто входил в её тело и мысли. Слишком взрослый. Слишком большой.
Сильное тело прижимало к полу, подавляя любые попытки вырваться. Оставлял синяки на руках и ногах. Прокусывал до крови нежную кожу шеи и груди и слизывал рубиновые капельки. Мозолистая рука закрывала рот, заглушая девичьи крики боли. В кабинете и спальне сделана звукоизоляция. Но мало ли.
Да он и не пытался показаться нежным. Заключил юную официантку в стальные объятия, как только она переступила порог комнаты, впился сухими губами в податливый красный рот. Мягкая, сладкая, ароматная.
Одним рывком разорвал тонкую ткань чёрной блузки с бейджиком бара и прямо тут же повалил на паркетный доски. Пол всегда легче отмыть от крови, чем простыни. А свою постель Гадес любил и был на удивление чистоплотным во всём.
Хотя с девственницами он имел дело впервые в своей жизни. До этого попадались лишь «опытные» жрицы любви, над чьей опытностью он потом громко смеялся, оставшись наедине в стенах кабинета.
Чиста и невинна. Он читал её память как открытую книгу и поражался, как такой цветок сохранить свою чистоту в погрязшем в пороках городе.
Девушка не вырывалась. Понимала где-то в глубине души, что не справится ей с атлетически сложенным мужчиной. И по этой причине отдала всю себя в сильные руки, позволяя причинять боль. Сама же захлёбывалась слезами, скулила раненым волком. Царапала ногтями по полу.
Он рвал её, рвал молодое тело, раздавливал ментальной силой. Слишком взрослый. Слишком большой.
Гадес с садистским наслаждением упивался девичьей болью, впитывал её в себя и не мог насытится. С каждым сильным толчком расширял тесный для него вход в девичье лоно, принося новую порцию сводящей с ума боли.
Сама того не ведая, она подталкивала его к грани, непроизвольно сжимаясь вокруг его плоти, удерживая внутри, пульсируя каждой клеточкой. И только сильнее распаляла и без того горящего изнутри мужчину, лишала рассудка и человеческого облика.
И он терял голову. Рычал как дикий зверь. С перекошенным от желания лицом, вздутыми венами на руках и шее.
– Кричи… – Острые зубы смыкались на затвердевших сосках.
И она, послушная его воле, кричала. Боль и удовольствие смешивались воедино.
Эту ночь она запомнит надолго. И не потому что первый раз превратился для неё в маленькую смерть, обагрённую в цвета крови. Нет. В знак благодарности Гадес подарит ей такой мощный оргазм, что звёзды вспыхнут ярким фейерверком перед глазами и небывалая мощь вольётся в хрупкое тело, вознося над городом с его зловонными переулками и серыми домами.
