скачать книгу бесплатно
Для Лотара же все имело значение и все казалось сложнее, чем было, еще и непонятно, что в его голове творилось, но он знал, что Оливер должен знать правду.
– Они сбежали. Улетели на корабле. Где они – никто не знает, – сказал он.
– Они – это?.. – осторожно уточнил Шеф, и что-то в его голосе словно выдавало тревогу.
Это Лотара удивило и немного задело, потому что на него реагировать явно не собирались, но он просто ответил:
– Ирон, Кирк, Ярван и… остальные.
Упоминать Витура Лотар не хотел и потому как бы обтекал его упоминание, называя тех, кто действительно мог пострадать.
– Кирк жив? – уточнил Шеф, словно ему не поверил.
– Жив, он был в плену у Зены, но Мартин смог ее… «переписать»? – сказал Лотар, уточняя последнее слово, плохо представляя, как это действительно можно назвать, чтобы это было понятно. – Он вернулся потом к нам сам.
– А Карин? Что с Карин? – неожиданно эмоционально спросил Шеф, затаив дыхание.
– Она у медиков. Подробностей я не знаю. Я ее не видел, но ее Берг вывез вместе с тобой. Думаю, он и сейчас с ней.
Шеф задумчиво кивнул без намека на ревность и злость.
– Я понял. Это хорошо, – сказал он, откинулся на подушку и закрыл глаза, словно он все узнал, все понял и ему надоело делать вид, что происходит что-то важное.
Лотар грустно улыбнулся и, ничего уже не говоря, покатился к двери. Ему хотелось заорать, что он действительно уходит, что это действительно навсегда, что он ему помог, но на этом все, что нет у него сил с этим вот так жить, нет никакого желания помнить ни то давнее прошлое, ни Пекло, которое снова их связало.
«Я хочу все забыть и тебя тоже», – думал Лотар, но не видел смысла уже хоть что-то говорить, а Шеф внезапно заговорил сам.
– Лотар, – окликнул он его по имени – спокойно и каким-то таким до боли знакомым тоном из прошлого, что стало не по себе, словно сейчас Оливер может начать говорить ему про математику и пойти проверять уроки.
Лотар поморщился от такого воспоминания, но все же обернулся.
– Я не думал о тебе, когда убивал твоего отца, – внезапно сказал Шеф, глядя ему в глаза. Голос от трубки у него был хриплый, а он еще и пытался говорить тихо, потому получалось не очень разборчиво, но Лотар все понимал и не мешал говорить.
– Я вообще о тебе не думал. Я был тогда дураком. Прости меня за это, – сказал Шеф, и Лотар тут же отвернулся.
Он хотел ему ответить. Хотел сказать, что он простил, иначе не пришел бы ему помогать. Он хотел сказать, что все в прошлом, что все уже неважно, но в глазах стояли слезы, будто он услышал слова, которые он ждал большую часть своей жизни.
– За отца прощение просить не буду. Я, конечно, идиот, что убил, но это не то, что стоит прощать, так что… видимо, прощай? – вопросительным тоном уточнил Шеф, не надеясь на другие варианты – и так для него явно сделали немало. Что с этим будет дальше – непонятно, но не Лотара же призывать к ответу, а тот и говорить не мог.
Кивнув, он быстро покинул палату, так и не обернувшись. Он закрыл рот руками и буквально запрещал себе плакать, но слезы сами лились по его лицу.
– Что с вами? Мы можем вам как-то помочь, офицер? – услужливо спросила медсестра. Охрана напряглась, а Лотар уже и не пытался притворяться. Черт с ней с этой репутацией. Он сейчас тряпка и размазня, которой срочно нужны какие-то таблетки и терапия, пока он снова не превратился в истеричного ребенка, которого предали, бросили и никогда не любили.
– Верните меня в палату и вызовите моего психотерапевта, – сказал он прямо, внезапно чувствуя какое-то странное облегчение и потому продолжил, но уже обращаясь к охране: – Финрер здесь ни при чем, расслабьтесь.
Себя самого он так и не смог понять, не смог разобраться, что ему нужно тоже. Он снова плакал, как в день убийства отца. Только пустота в груди была другая, и что все это значит, Лотар не мог понять, просто знал, что он действительно никогда не вернется и не станет общаться с Оливером Финрером. Он забудет его, сотрет как вирусный код из программы. Долги розданы. Точки расставлены.
«Все», – думал Лотар и не находил в себе сил проверить почту на браслете. Не находил их снова, собираясь заняться всем этим потом, позже. Когда он будет в своем уме.
* * *
Каждое рабочее утро в Майканской префектуре начиналось с короткого собрания, на котором префект встречался с начальниками разных отделов. Вильям Финрер, руководящий наукой и образованием Майкана, тоже присутствовал здесь, но сегодня почти ничего не слышал, продолжая думать о происходящем в его семье.
Мысль о том, что Оливер может вернуться, не покидала его, только он не думал ни о чем возвышенном, скорее смотрел на ситуацию с практической точки зрения, пытаясь понять, что с этим делать? Он не хотел, чтобы Оливер жил с ним под одной крышей. Хотел оградить от него дочь, уберечь жену от лишних нервов, да и отца от Оливера, видимо, стоило поберечь, пока наивный старик не начал спасать уголовника.
«Но что я сам могу для него сделать?» – думал Вильям, не собираясь бросать сына или выгонять его на улицу, не давая ему никакого шанса.
Арендовать квартиру на окраине труда для Вильяма не составит. Организовать экзамены, чтобы он смог получить школьный аттестат, тоже, если он, конечно, будет в состоянии понять школьную программу. О каком-то специальном образовании, по мнению Вильяма, и речи быть не могло.
На Майкане стояла только Аграрная академия. Ее престижный факультет терраформинга ежегодно выпускал специалистов, востребованных во всем мире, но Вильям не верил, что его сын будет в состоянии получить образование.
«Был бы он хоть в состоянии найти работу, – думал он. – Если его вообще хоть кто-то возьмет на работу».
При этом, продолжая думать, он автоматически отвечал на вопросы, кивал и не мог вернуться к работе.
– Вильям, с тобой все в порядке? – спросил у него префект после собрания. – Обычно ты не так рассеян. Неужели Августе хуже.
– Нет, Августа в порядке, – признался он, неловко улыбаясь, – но мы можем поговорить… наедине?
– Да, конечно, – согласился префект, дождался, когда зал собраний покинули остальные, и вопросительно взглянул на Вильяма.
– Проблема в Оливере, – прямо сказал тот.
Седой префект нахмурился, но ничего не сказал.
– Есть вероятность, что он вернется, и я не знаю, что с этим делать. Его же на работу никто не возьмет, не говоря уже про все остальное.
– С работой мы вопрос решим, если он вернется, – сказал префект, утешающе коснувшись плеча Вильяма. – Ничего высокооплачиваемого не обещаю, но простое и не требующее образования мы ему найдем и жильем обеспечим. Все же речь о национальном герое.
Вильям скривился и умоляюще посмотрел на мужчину.
– Для жителей Майкана это неизменно, – со вздохом сказал префект, тяжело вздыхая. – Надеюсь, он будет достаточно вменяем, чтобы правильно оценивать самого себя. Тогда у нас проблем не будет.
Вильям только вздохнул обреченно.
– Я не знаю, чего ждать, – признался он. – Вряд ли в этом будет хоть что-то хорошее.
– Не теряй духа, Вил, – попросил его префект. – Как вернется, приведешь его сюда и будем вместе разбираться, что с этим делать.
– Спасибо, – искренне сказал Вильям и удалился, а к префекту тут же подошел начальник его охраны – Питер Дейвиш, что все это время скрывался в стороне от собрания.
– Ты позаботился, чтобы он не вернулся? – спросил префект.
– Разумеется, – прошипел Питер. – Все давно сделано, но эта тварь все еще жива.
– А я тебе с самого начала говорил, что это плохая идея, – напомнил префект и ткнул Питера в грудь, – но она была твоя, так что, будь добр, прибери дерьмо, которое оставил.
– Будет сделано, – ответил Питер, зло шипя сквозь зубы.
Он так сильно ненавидел Оливера Финрера, что был готов сам полететь на Землю и пристрелить его, чтобы это действительно закончилось.
Глава 6
Над кроватью была полка. Она, как и в академии, предназначалась для вещей, которых у Берга не было.
Окон в его палате или камере, или каюте – бог его знает, как это действительно называть – не было, как и во всех остальных жилых помещениях стандартных космических кораблей и станций, и это немного напоминало далекую учебу, которая теперь Бергу казалась чем-то из другой прежней жизни.
Он знал, что находится на каком-то военном корабле, на который его с Карин перевезли с Крейсора. Знал, что этот корабль приближается к Земле. День и время он тоже знал. Ему выдали новый браслет связи с восстановленными данными. Ему надо было только подтвердить личность двумя биометрическими параметрами из трех загруженных: ДНК-крови, скан сетчатки и отпечаток большого пальца левой руки. Он обошелся без ДНК, просто чтобы не колоть палец еще и этим.
Тесты, анализы, обследования, разговоры с какими-то специалистами утомили его так, что он лежал на своей койке и смотрел вверх на полку, которую мог бы и поднять, раз уж она пустая, но прикрывался ей от яркого света включенной на потолке люминесцентной лампы – пронзительно белой и почему-то успокаивающей. Выключить лампу он не мог, права не имел. Свет же приглушали на ночь, продолжая следить за каждым его движением.
– Поймите правильно, – сказали ему сразу, – мы не считаем вас нечеловеком и не собираемся как-то вас осуждать, но до завершения экспертизы вы будете ограничены в правах, а контроль над вами будет повышен.
Берг на это лишь плечами пожал, догадываясь, что с Оливером никто так говорить явно не станет, а ему не только объясняли что к чему, еще и давали бумаги на подпись, в которых было расписано, какие правила он должен соблюдать, проживая в своей каюте по дороге на Землю.
Врачи при этом постоянно к нему приходили, что-то анализировали, изучали, задавали разные вопросы, назначали новые лекарства, большинство из которых были какими-то растворами, которые он должен был выпить, остальное система выдавала ему в отдельных стаканчиках перед завтраком, обедом и ужином. Что это за препараты, почему их так много и почему они все время меняются, Берг не вникал, хотя врач постоянно уточнял, есть ли у Берга какие-то вопросы.
Вопросов у него не было. Ему хватало того, что ему уже сказали. Нога у него была почти здорова и хромоту его никто не понимал, кроме психотерапевта, с которым Берг говорил через свой браслет связи. Тот ждал его на Земле для полноценной терапии.
– Вы понимаете, что сами заставляете себя хромать? – спрашивал у него мужчина, изучив медицинскую карту.
– А вы понимаете, что кроме этой хромоты ничего не осталось от человека, получившего это ранение? – скучающим голосом отвечал ему Берг.
Его почему-то не цепляли разговоры с психотерапевтом. Они казались ему скучной обязанностью говорить очевидные вещи, которые имели слишком мало значения.
– Мне, правда, все равно, – говорил он психотерапевту, удивляющемуся его равнодушию. – Все это было будто не со мной. Не меня насиловали там в подвале, не мне выбивали зубы, зато именно я помогал Дориану Форду спасать Виту. Я отдавал Ирону свою кровь, и, черт вас всех подери, я счастлив знать, что они от вас съебались, и сейчас меня волнуют Оливер и Карин, а не что-то там из чужой прошлой жизни, понимаете?
Психотерапевт его то ли не понимал, то ли, наоборот, понимал, но не верил, что все так просто, и снова и снова пытался задеть в Берге то гнев, то ревность, то обиду, которых тот в себе не находил.
О насилии над собственным телом он бы даже не вспомнил, если бы не необходимость лечить порванную Черепахами задницу, а вот выбитые зубы ему вставили, рану в боку обработали так, что и шрама уже не осталось: только светлое пятно, напоминающее Бергу про Финрера, судьба которого его волновала больше всего.
Тот потерял слишком много крови и был явно в тяжелом состоянии, если его сразу эвакуировали на Землю на каком-то скоростном корабле в медицинской капсуле. Его тяжелое состояние не давало Бергу покоя, а вот то, что у него самого работала одна лишь почка и та недостаточно, совсем его не волновало. Ему уже начали готовить почку для пересадки по его генетическому коду. Он это понял и махнул рукой, прекрасно понимая, что при всем своем желании не сможет нарушить диеты в таких условиях. Он, правда, не считал это проблемой и даже родителям-врачам ничего не говорил.
– Я в порядке, – сказал он маме, когда ему разрешили не только писать, но и звонить. – Сейчас я на Землю, а потом домой, ну когда закончат со всеми экспертизами и расследованиями. Меня еще должны признать вменяемым, но мне тут говорят, что беспокоиться не о чем.
– А ты надолго домой? – спрашивала его мама, привыкшая, что он на Майкане почти не бывает.
– Навсегда. Я подал в отставку, – сказал он ей и все равно не почувствовал ничего, кроме осознания, что эта служба не для него.
– Берг, что случилось? – испуганно спрашивала она, хотя понимала, что он вряд ли имеет право что-то рассказывать, но ей всегда казалось, что ее сын так любит летать, что никогда от этого не откажется, а Берг улыбался и честно отвечал, честно, как никогда прежде.
– Все хорошо, мам, я просто больше не хочу летать.
– А чего ты хочешь? – тихо спросила женщина, боясь услышать безжизненное «ничего», но Берг улыбался, и она слышала это по его голосу.
– Кажется, я хочу лечить людей. Раньше медицина в моей голове не держалась, а теперь я вот книжки всякие читаю. Мне, знаешь, пришлось немного помогать одному врачу и… я не знаю, как это объяснить, но я делал то, что прям мое, понимаешь? Это, наверно, ужасно в моем возрасте начинать все сначала, но я у вас с отцом, дурак, всю жизнь какой-то чужой жизнью прожил.
Он сбился, нахмурился, а потом вздохнул и сменил тему.
– Мам, мы это дома еще обсудим. Я сам еще ничего толком не знаю, просто летать не могу и не хочу, все остальное уже после экспертизы, ты лучше поговори с отцом Карин. Она вряд ли сможет ему позвонить. Она не в очень хорошем состоянии, там будут проблемы с психикой и мозгом, не знаю насколько серьезные. Мне сказали, что она пока в искусственной коме с запрограммированным сном, ну или как это правильно? Ей навязывают картинку, которую она видит во сне, чтобы она не испытывала дополнительный стресс. Ты у меня немного психиатр и сможешь хоть немного его подготовить, потому что ее наверняка комиссуют и… я даже не знаю, что ее ждет.
– А сам ты как относишься к таким новостям? – осторожно спросила женщина, и Берг неожиданно усмехнулся.
– Мам, мы с ней больше не вместе, и я, конечно, за нее волнуюсь, но я за нее больше не в ответе, – сказал Берг и сам удивился тому, как ему легко и даже радостно, что нет у него никаких цепей из прошлого, никаких обязательств и долгов. Он никому ничего не должен.
Это ощущение его настолько радовало, что, лежа на койке, когда заканчивались книги, он, как сейчас, думал, сможет ли он поступить в медицинскую академию. Хватит ли ему денег от собранного жалования на время учебы. Он во многом сомневался. Не был уверен, что в свои тридцать вообще способен пойти куда-то учиться, не знал наверняка, отпустят ли его без каких-то штрафных санкций. Обязательных десять лет он как раз отработал, никому ничего не был должен, но понимал, что расследование случившегося на ЗиПи3 может обернуться чем угодно.
«Даже моей ликвидацией», – думал он, но по-настоящему подобных мыслей не допускал. Он считал это маловероятным, но по всем своим расчетам понимал, что денег ему на все обучение точно не хватит, а второе высшее никогда не дают бесплатно без особых обстоятельств, а ему эти обстоятельства едва ли светили. Рассчитывать на особые направления и стипендии ему не приходилось.
«Дурак ты вообще, – говорил он себе, глядя на полку над головой. – Куда тебе врачом-то быть? Не потянешь ведь».
Сам при этом все равно искал выход и признавался, что, если уже ничего не выйдет, пилотом гражданского, а лучше скучного грузового судна его точно возьмут, правда, тогда в надоедливых контрабандистов ему и стрелять будет нечем, но это и не его будут проблемы. Только что-то внутри все равно вспоминало странное чувство собственного смысла в тот миг, когда он шил щеку Виту или помогал Дориану. Как будто он был бессмысленным винтиком системы, а потом вдруг оказался на своем месте, одного не понимая, почему же это чувство никогда не приходило к нему раньше.
– Если я стану врачом, я не буду думать, зачем все это нужно, – шептал он вслух, прекрасно зная, что все в его каюте записывают. – Если я им стану, мне незачем будет сомневаться.
Он прикрывал глаза и думал, что дело, наверно, в том, что он никогда не видел полноценных операций, не стоял никогда над человеческим телом, как стоял в Пекле, прекрасно понимая, что, если он сейчас не сделает что-то, это тело станет трупом. И страшно ему было только от того, что знаний слишком мало. Это чувство его пугало и в то же время делало живым. Оно совсем не походило на скуку в клинике, которую он видел, наблюдая, как пациенты ходят по коридору, лежат в палатах, иногда подключенные к каким-то аппаратам. Тогда он упорно не замечал самого главного и потому, наверно, ничего в его голове не держалось.
Теперь же разум, наоборот, цеплялся за все и запоминал каждую строку книг, которые ему позволяли читать, даже если знаний для полного понимания ему не хватало.
– Берг Дауман, к вам идет наблюдатель, во избежание применения силы займите свое место, – внезапно прервал его размышления искусственный голос местной системы.
Берг только вздохнул и тут же сел на своей койке. Он знал, что у него есть немного времени, потому сначала потянулся, разминая плечи, а затем встал и направился к небольшому квадратному столу.
Тонкие браслеты на его руке являются упрощенным аналогом классических наручников. Их магнитные свойства позволяют легко соединить руки вместе так, что никакой силы не хватит, чтобы их развести, а в случае неповиновения одной мысленной команды от наблюдателя будет достаточно, чтобы эти браслеты прикрепили его к стене и не позволили даже двигаться. Подобные ему на ноги могут надеть, если начнет делать глупости. Проверять хватит ли терпения у его наблюдателя Берг не стал, да и не видел смысла играть в такие игры с доверенным офицером ЗАП, который четко следовал правилам, подписанным ими обоими.
Сев за стол, Берг прижал ноги к ножкам своего стула, убедился, что крепления для ног защелкнулись, как обычно – не сжимая ему ноги, а затем опустил руки на стол, так чтобы браслеты соприкоснулись с двумя красными точками на столе. Браслеты тут же намертво приклеились к столу, но Берг все равно мог сцепить руки в замок и откинуться на высокую твердую спинку.
Дверь мгновенно открылась.
– Вы дали сигнал, уже когда пришли? – удивился Берг, который обычно ждал своего наблюдателя пару минут, сидя на так называемом «своем» месте.
– Так получилось, – ответил дознаватель, имени которого Бергу знать было не положено.
Высокий мужчина, без особо приметных черт, с серыми глазами, гладко выбритый, русоволосый, с проблесками седины. Он присматривал за Бергом, писал отчет, приводил к нему врачей и другой персонал, и если уж являлся, то только по делу.
– Скоро мы достигнем Земли, – сообщил он, сев напротив, – и я буду ходатайствовать о переводе вас на свободный режим.
– Что это значит? – спросил Берг, спокойно глядя мужчине в глаза.
– Вы сможете свободно передвигаться по отделу госпиталя, но у вашего браслета будет активирована функция слежения, снимать его будет запрещено.
– И все? – удивился Берг. – Больше никаких ограничений.
– Все это время за вами наблюдало несколько специалистов, провели анализы ваших тестов, и все сошлись на том, что вы контролируете себя и не представляете угрозы для общества. Это предварительное заключение, но на его основании я могу изменить уровень контроля.
– Неужели мой психотерапевт, которого я периодически матерю, не стал говорить о моей опасности? – удивился Берг и небрежно взмахнул рукой, а потом даже испугался, понимая, что его браслеты больше не приковывают его руки к столу. Это открытие его немного сбило с толку и заставило замереть, потому что он, правда, не понимал, имеет ли он право на какие-то жесты.
– Все хорошо. Я сам отключил магнитное удержание, – сказал наблюдатель, а потом ответил на вопрос. – Ваш психотерапевт первым высказался в пользу смягчения контроля, и я действительно не вижу никакого смысла так вас ограничивать. До конца полета браслеты останутся на вас, дальше я передам вас новому наблюдателю, который наверняка согласится с моим заключением.
