скачать книгу бесплатно
– И что, Любавин там преподаёт?
– Ага. Тоже мне светило литературного пространства. Какие мысли он вкладывает в головы своих слушателей?..
Агнесскино предубеждение к Артёму начинало меня забавлять. Успев уже довольно тщательно ознакомиться с творчеством Любавина, я была с ней категорически не согласна. Но спорить с подругой я не стала, а решила, что та читала у Артёма не всё, и не так внимательно, как я.
На этом разговор об Артёме закончился. Агнесска переключилась на обсуждение последних клубных новостей и принялась увлечённо рассказывать о царивших в округе интригах и нравах. Я слушала её с интересом, время от времени ловя себя на мысли, что мне хочется ещё раз прийти в этот необычный литературный салон. Мы не спеша подошли к нашему дому, на прощание я поинтересовалась состоянием лапы Иллады и поспешила к Максу и Сонечке.
Дома меня встретила полнейшая тишина. Муж уснул вместе с дочуркой на диване, так и не дождавшись моего возвращения. Я тихонько скинула пальто в прихожей и аккуратно проскользнула на кухню. Безумно хотелось выпить чашку чая и осмыслить все произошедшие за сегодняшний вечер события.
А они были, безусловно, приятные. Впечатления от неформальной атмосферы литераторов и поэтов снова и снова возвращали мои мысли назад в клуб, к Агнесске, к её знакомым и к Любавину. Дожидаясь пока в чашке остынет чай, я тихо прошла в комнату, отыскала книгу его стихов и вновь устроилась на кухне.
Артём был мне интересен не только как автор. Я вчитывалась в его строчки и постепенно начинала осознавать, насколько глубоко он мыслит. Его неординарное мышление и собственные взгляды выдавали человека неоднозначного и достаточно сложного. А внутренняя боль «Сумеречной Зоны» заставила испытать присущее каждому человеческое сострадание. Нет, Агнесса не права. Любавин – несомненный талант. Даже печальный арестантский опыт, поведанный в стихотворениях, выдаёт человека не только со сложной судьбой, но и со многими знаниями.
Стрелки на часах показывали уже полночь, я закрыла книгу и твёрдо решила, что непременно наведаюсь в литературный клуб ещё раз.
Глава 3
Осень в этом году выдалась необычайно тёплой. Собираясь в выходной к маме, я перебирала свой гардероб. Мама жила достаточно далеко от нас, в тридцати километрах от городка. Мы предпочитали добираться до неё на электричке, – благо, расписание пригородных поездов было удобным. Ранним утром с вокзала отходили полупустые вагоны, народу в них присутствовало всегда немного. Вечером можно было уже вернуться домой.
– Коляску берём с собой? – заглянул в комнату Макс.
Я на мгновение отвлеклась от своего занятия и взглянула на мужа. Что ни говори, а с Максом мне повезло. Смотря порой на неудачные замужества некоторых своих знакомых, я прекрасно понимала, что в лице Максима обрела надёжное, крепкое плечо и широкую спину. За все шестнадцать лет нашей совместной жизни я ни разу не видела Макса в смятении либо в депрессии, ни разу не слышала от него жалоб на жизнь. Даже, если всё вокруг рушилось и ломалось, Макс был твёрдо уверен, что завтра станет лучше. Не завтра, так послезавтра. Невероятная сила воли, ответственность за свою семью, бесконечный оптимизм и стойкость характера отличали Максима от других представителей сильного пола. Сколько раз моя мама, будучи очень проницательной и умной женщиной, не раз характеризовала Максима известными словами: «Дом сгорел, кобыла околела, поместье разорено, а у него – всё хорошо, прекрасная маркиза!» И только, пожалуй, этот оптимизм да невероятная сила духа и позволили нам с Максом выжить и выстоять вместе во многих неприятных жизненных коллизиях.
В отличие от мужа, я была беспросветным нытиком, постоянно пребывающим в собственных фантазиях. И, словно в противовес, реализм Макса дополнял наш семейный тандем. Конечно, Максим не всегда был таким. В молодости его характеризовали беспечность и неумение считать деньги. Однако Макс всегда думал только о семье и о работе. С возрастом муж стал мудрее, превратился в домоседа. Теперь Макс предпочитал проводить праздники в родных стенах и не очень любил походы по чужим домам. Да и ходить в гости нам теперь было особо не к кому. Не смотря на то, что у него за плечами остался первый неудачный брак, женитьба на мне позволила Максиму обрести собственное комфортное место в жизни в качестве ответственного и заботливого главы семейства.
– Не надо коляску, – отозвалась я на вопрос и повернулась к сваленной на диване куче вещей.
На электричку мы еле успели, едва не вбежав, в последний вагон.
Состав тронулся, а за окном медленно поплыли деревья. Я отвернулась к окну и принялась любоваться загородным пейзажем. Дорогу к маме я очень любила только из-за той красоты, которую она дарила за толстым вагонным стеклом. Раскрашенная в яркие красно-жёлтые тона осенняя листва отливала багрянцем и охрой. Пробивающийся сквозь полуголые ветви солнечный свет придавал ей особенную воздушность и лёгкость. Октябрь уже заканчивался, и, казалось, совершенно не желал расставаться с теплом. Впереди ещё предстояли ноябрьские заморозки и первый снег, но сейчас, в последние дни октября, ласковое солнце вовсю пыталось обогреть и окружающие деревья, и опавшую беззащитную листву, и нашу электричку, и даже мой прильнувший к вагонному стеклу нос.
У мамы было необычайно хорошо и умиротворённо. В глубине дома слышался размеренный ход настенных часов, на плите посапывал закипающий чайник. В соседней комнате Сонечка барабанила погремушкой по перевёрнутому ведёрку.
– Ну, рассказывайте, какие новости? – как обычно произнесла мама, с трудом устраиваясь в большом мягком кресле в гостиной.
Незадолго до рождения Сони мама перенесла сильный инсульт и паралич. К жизни её вернули только большая сила характера, извечный оптимизм и, безусловно, ожидание появления внучки. Теперь мама могла ходить, аккуратно переставляя палочку, и даже не раз прогуливалась по двору, держась за ручку Сониной коляски.
– Всё хорошо, – отозвалась я и принялась увлечённо рассказывать ей о своём новом знакомстве с Агнесской, происшествии с Илладой и походе в литературное кафе.
Максим не прислушивался к нашему разговору. Его не интересовали мои новые пристрастия, хотя вчера я сообщила ему, что собираюсь в клуб вновь.
Мы пообедали на маленькой кухоньке, где успели уже наговориться сполна. Накормив Соню, я уложила её спать на маминой кровати. Закрытые шторы создавали в спальне приятный расслабляющий полумрак. Не смотря на отсутствие ремонта в мамином доме, я любила бывать здесь. Нет, я не выросла здесь. Детские годы остались в южном военном городке, который навсегда заключил мою память в самые приятные и светлые воспоминания. С Максом мы познакомились именно там. Сколько времени утекло с тех пор. Я закрыла глаза, и передо мной сразу же возник наш застеклённый балкон на третьем этаже, весь увитый зелёным виноградом. На нём очень хорошо было встречать закаты солнца, когда в унисон заходящим лучам со двора из чьих-то динамиков доносился тоненький голосок Шатунова или надрывный блюз Джорджа Майкла.
Часы в маминой квартире летели незаметно. Пора было уже собираться домой. Вовсе не хотелось снова спешить, как на пожар, на последнюю электричку.
– Маши бабушке «пока-пока», – приговаривала я, держа одетую Соню на руках. Мама расцеловала всех нас у входной двери, и мы, торопясь поспеть на вокзал, вышли из подъезда. Во дворе я оглянулась на родное окно. Уже несколько лет в нашем прощании неизменно существовал ритуал – как только мы оказывались на улице, я оборачивалась взглянуть на родительские окна. Как всегда, мама стояла у окна, провожала нас взглядом и крестила на обратную дорогу.
…Новое платье сидело на мне просто отлично. Через несколько минут должна была зайти Агнесска, чтобы отправиться в клуб. Я в последний раз осмотрела себя в зеркале. Минимум косметики, которая лишь акцентировала внимание на глазах и губах, светлые распущенные волосы ниже плеч, чёрное приталенное платье чуть выше колена. Я осталась довольна собой.
Звонок в дверь заставил меня отойти от зеркала и впустить в коридор гостью. Агнесса тоже выглядела на пять с плюсом. Модная в нынешнем сезоне клетка чётко расположилась на её платье, сверху плечи украшала белая пушистая перелинка.
– Вся белая и пушистая, – оценила я наряд.
– Клетчатая, – уточнила Агнесска. – Ты тоже ничего. Отлично выглядишь!
Я прекрасно осознавала, что я – «тоже ничего». Платье было куплено летом совсем в другом городе, на последние деньги, оставшиеся от скромной зарплаты. Правда, повода его надеть до сих пор не было. Вскоре последовал наш с Максом переезд, а на новом месте мы ещё никуда не успели выбраться, да и Соня не давала такой возможности.
Клуб встретил нас своей удивительной атмосферой, наполненной местными литературными новостями и приятным общением с мэтрами поэзии. Я уже стала привыкать к присутствию в этих стенах яростных диспутов, заинтересованных взглядов, рекомендаций во время происходящих бесед. За одним столиком увлечённо критиковали произведение нового участника литературного кафе, за другим обсуждали недавно опубликованную книгу. А кто-то просто приятно общался. На личные темы.
– Вот, правильное обращение к современной молодёжи! – доносился до меня разговор двух поэтов. Впрочем, весьма банальный.
– Будьте милосердны – старшее поколение начинаешь понимать только с возрастом. Молодые люди полны желаний и устремлений, их максимализм готов кричать на каждом углу, что они могут свернуть горы.
– Ай, положительные эмоции сегодня можно отыскать лишь в частушках, – с досадой отмахнулся от своего собеседника его визави.
– О чём они говорят? – тихонько шепнула я Агнесске, наклонившись к ней.
– О том, дорогая, что чувства сегодня в любом произведении на вес золота.
Мне хотелось узнать, что именно столь увлечённо обсуждали соседи, но тут к барной стойке поставили стул, и к нему подошёл приятный молодой человек. Вполголоса он стал читать свои стихи, небрежно опираясь на спинку стула. Разговоры в баре смолкли, и вся аудитория стала внимательно слушать декламацию поэта. Перед выступлением автора, конечно же, представили публике, только я не успела запомнить ни его имени, ни фамилии.
То и дело, бросая взгляд на массивную дверь входа в кафе, я поймала себя на мысли, что жду Любавина. Долгое ожидание начинало тяготить, – мне казалось, что вот сейчас, в данную минуту, дверь непременно откроется, и в проёме покажется хорошо знакомый силуэт. Во-первых, я хотела спросить у Артёма насчёт курсов, на которых он преподавал. Во-вторых, я безумно жаждала его увидеть.
Все последние дни этих мимолётных двух встреч и вечеров на диване с его стихами я не раз замечала, что думаю об Артёме не только за сборником. И сейчас, в полумраке кафе, взгляд отчаянно искал знакомые черты, а сердце сжималось при мысли, что Артём сегодня не придёт. Ожидания мои не оправдались – к тому времени, как мы собрались уходить, Любавин так и не появился…
Глава 4
На курсы я пришла сама, без предварительных бесед с кем-либо. Однажды утром я проснулась и поняла, что клуб манит меня и уже успел захватить своей жизнью. По счастливому стечению обстоятельств Макс в этот день не пошёл на работу, и я, с лёгким сердцем оставив на мужа Сонечку, отправилась в ставший мне дорогим литературный салон. «Заодно узнаю, что там с курсами», – думала я по пути.
Нельзя сказать, чтобы я так уж желала научиться писать стихи. Скорее, искала встречи с Любавиным. После того, как Артём не появился в тот вечер, я часто вспоминала наше знакомство на ярмарке. Мне хотелось видеть этого человека, слышать его тихий голос и слушать.
Днём в баре литературного салона столики были пусты и одиноки. В клубе вообще практически никого не было. Я прошла по длинному тёмному коридору к кабинету администрации и тихонько приоткрыла дверь. Седовласая дама, сидевшая за громоздким письменным столом, подняла на меня вопросительный взгляд.
– Здравствуйте. Могу я узнать по поводу литературных курсов?
Дама приветливо заулыбалась и принялась подробно объяснять все детали их общества и созданных для таких дилетантов, как я, курсов. Рассказывала она довольно интересно. Школа предназначалась, прежде всего, для своих новичков, а поскольку я уже благодаря Агнесске успела приобщиться к миру поэзии города, то, мол, милости просим, всегда рады новым дарованиям.
Беседа с дамой воодушевила на дальнейшее желание постигать литературные азы. По словам выходило, что примут меня в их братии с распростёртыми объятиями, никогда ничем не обидят и всегда поддержат в трудный творческий период. Уточнив начало занятий, я с лёгким сердцем попрощалась с вдохновлённой матроной. Культурная жизнь города только что приобрела в моём лице начинающего поэта.
К началу лекций я успела без опозданий. Курсы проводились в достаточно просторном помещении клуба, расположенного в другом конце здания. На всякий случай пришлось прихватить с собой тетрадь и ручку. Аудитория группы оказалась довольно немногочисленной – особенно понравились молоденькая веснушчатая девушка с косичками и в очках и парень достаточно привлекательной наружности, который постоянно шутил и вообще был занимательным весельчаком. Как выяснилось позднее, девчушку звали Аришей, а юношу Петром. Петя являлся душой нашего класса и постоянно фонтанировал новыми идеями и шутками. Присутствовала здесь и пара таких же «тёток за тридцать», таких, как я…
…Артём вошёл в помещение лёгкой пружинистой походкой, чуть кивнул, улыбнулся присутствующим и сразу начал говорить: размеренно и тихо, заставляя прислушиваться к себе, и быть внимательным к сказанным словам. Безусловно, он заметил меня, но не подал вида. Тема беседы вращалась вокруг традиционной классики. Некоторые слушатели иногда прерывали Любавина и вступали с ним в дискуссию. В классе все обращались друг к другу по имени, безо всяких отчеств. Поэтому здесь царила дружелюбная, открытая атмосфера. Любавин с охотой отвечал на задаваемые вопросы, был предельно внимателен к каждому собеседнику, изредка иронизируя по поводу сказанного им же самим, дескать, – я не гуру, такой же, как и вы, дорогие мои!
Сидя за своим столом, я любовалась его мимикой, жестами и прислушивалась к тихому голосу. Мне нравилось абсолютно всё, что он говорил. Его высказывания и взгляды на те, или иные вопросы поэзии были достаточно интересны.
– Любое творчество – лишь существование в параллельном мире. Оно во многом отлично от мира реального, но имеет такое неоспоримое и ценное качество – желание общения на духовном уровне, то есть, желание стать душевно чище. При этом, согласитесь, что поэзия сама по себе балаган? Однако искренние чувства и искренние слёзы и на ярмарке уместны. – Любавин на мгновение замолчал и добавил. – Каждый автор сам для себя определяет, что для него важнее. Нередко стих переполнен эмоциями в ущерб именно поэтической составляющей.
– «Присылай мне туманные письма из своих золотых городов и открытки, тобой не подписанные. Можно без адреса. Можно без слов» – процитировал Петя.
– Да, что-то типа этого… – улыбнулся Артём и продолжил. – Как говаривал Говард Лавкрафт, – весь мир является всего лишь порождением нашего воображения. Мир – дым человеческого интеллекта. Только мудрецы способны затянуться и выпустить клубы этого самого дыма. Простым смертным это не дано. Поэт способен создать всё, что пожелает, и уничтожить всё, что, на его взгляд, ненужно. По словам того же Лавкрафта, это достаточно верно для разыгрываемого представления. И я, пожалуй, соглашусь с ним – воображение способно возродить именно те картины прошлого, которые особенно дороги сердцу.
– Или будущего, – откликнулась я, и сама удивилась собственной смелости. До этого момента я помалкивала.
Артём перевёл на меня взгляд, его карие глаза проницательно смотрели сквозь тонкую оправу несколько долгих мгновений.
– Каждый поэт в своём роде пророк и прорицатель, – заметил он.
– А фантазии ещё никто не отменял, – откликнулся сидевший за соседним столом Петя. – Где бы мы все были без них, и существовало бы искусство как таковое вообще без фантазий и вымысла?
– Вымысел лишь отчасти является таковым, – заметил Любавин. – Автор зачастую так преподносит реальные факты, что только он один знает, что именно он имел в виду в своих строках. Завуалировать смысл выражения ничего не стоит тому, кто понимает, как правильно распознавать доли, и что именно скрывается за образом. Поэт – тот же режиссёр. Собственного спектакля. Впрочем, не только поэт… Порою и любой человек. Но это отдельная тема, заслуживающая отдельного разговора. Мы непременно к ней вернёмся, а вы, дорогие мои, пока вспомните Андрея Битова. Я вам процитирую: «Человечество живет так: обманывая себя. Некоторые обманывают только себя – это честные люди, некоторые и других или других, а потом себя – это люди нечестные… Мудрец не обманывает ни себя, ни других, он знает, он ничего не может сделать… Художник, бедняга… он живет как человек: обманывая себя, при этом он рождает и тогда обманывает и других…» Читателю порой трудно разобраться, где именно образы, а где реальность, где есть правда, а где вымысел. И чем одно, отличается от другого… Внимательный читатель может по своему желанию отыскать в произведении не один смысл, а намного больше. Всё зависит от его воображения. Задача автора натолкнуть читателя на размышления…
– Пойди ещё найди такого читателя с абстрактным мышлением, – откликнулся Петя.
Две тётки, сидевшие за столом недалеко от меня, понимающе заулыбались. По-видимому, они точно считали себя непревзойдёнными поэтами и правильными читателями.
– Оторваться от суровой реальности не просто… Но при отсутствии мира абстрактного, жизнь скудна… – закончил дискуссию Любавин и улыбнулся.
– Не искажает ли неверное толкование само произведение? – снова спросила я.
Артём буквально вцепился в меня взглядом и тихо ответил:
– Вероятно, суть поэзии и заключается в том, чтобы в произведении каждый читатель увидел себя. Или, по крайней мере, что-то своё.
Вечером я вспоминала прошедшую лекцию и удивлялась тому интересу, который она у меня вызвала. Безусловно, поэтический мир был интересен и необычен, он заставлял уйти от реальности, но в то же время и погружал в неё. Только уже в изменившуюся реальность…
На следующий вечер ко мне заглянула нарядная Агнесска и предложила составить ей компанию – отправиться в наше клубное кафе, в котором так любили собираться представители городской богемы. Когда она пришла, из кухни выглянул Макс. Сонечка, как всегда, уютно устроилась на его плечах. Максим предложил Агнессе пройти на кухню, гостеприимно поставил на плиту чайник и стал расспрашивать о жизни и клубе. Во время оживлённой беседы Агнесса охотно отвечала на вопросы, время от времени поглядывая на наручные часики. Терять свой вечер на моей кухне ей явно не хотелось. Я оставила их и ушла в комнату одеваться.
Перебрав половину гардероба, остановилась на тёмно-зелёном шёлковом платье. По уверениям Макса, мне оно очень шло. Через несколько минут, полностью готовая к выходу, я вернулась, и мы наконец-то выбрались на улицу. По дороге я поведала, что была на лекции.
– И как, тебе понравилось? – поинтересовалась Агнесса.
– Даже очень. Обсуждали абстрактное мышление и нюансы правды и вымысла…
В кафе салона царил приятный полумрак, и лилась медленная мелодия. За одним из столиков скучал в одиночестве Петя. Увидев знакомое лицо, я обрадовалась и потащила подругу к Петиному столу.
– Привет!
– О, привет, Аля, – он также кивнул Агнесске. – Решили скоротать вечер?
– По-видимому, кто-то также скучает за чашкой кофе, – парировала Агнесса.
– Узнаю тебя, дорогая, – усмехнулся Пётр. – А вот Алечка у нас новичок, и, кажется, наш кофе ей очень даже нравится.
– Очень вкусный, – откликнулась я.
– Аля, что привело тебя в клуб? Тебе понравилось сегодня на лекции? – засыпал меня вопросами Петя.
– Да. Очень интересно. Любавин весьма увлекательно высказывает свою точку зрения.
– О, наш гений – удивительный и интересный поэт.
– Да какой он гений?! – поморщилась Агнесса. – Три прихлопа, два прискока.
– Да ладно тебе. Нормально он пишет, со смыслом, и фантазию где есть приложить, – встал на защиту Артёма Петя. – Если бы ты побывала хотя бы на одной лекции, то изменила своё мнение.
– Никогда его не изменю. Я вижу его таким, каким он есть на самом деле, и без прикрас.
– А какой он на самом деле? – улыбнулась я.
– Вам об этом знать необязательно, – ушла от ответа Агнесса.
– Черта помянешь… – заметил Петя и сделал знак глазами в сторону входной двери.
Я обернулась и увидела знакомую фигуру. Любавин сразу поспешил к нашему столику.
– Привет, ребята, – он пожал руку Пете и кивнул нам с Агнесской. – Ну, как уроки чистописания? – Его улыбка была искренней и, казалось, озаряла всё вокруг своим светом.
– Всё путём, – оживился Петя. – Юные дарования спешат применить свои таланты.
– Да что ты? – улыбнулся Артём. – Как успехи?
– Да вот, Артём, хотел спросить твоего совета, – Петя пустился в глобальные размышления о собственном новом стихотворении. Я с интересом слушала этих двоих.
– К твоим комментариям, Петя, как говорится, – ни добавить, ни убавить. И каждая составляющая данного произведения особо выверена. Я не вижу в твоём стихе совершенно никаких неточностей. – Любавин закончил разговор и взглянул на меня. – Как Вам, Аля, в нашем литературном кафе?
Его переключение на меня немного застало врасплох. Чёрные глаза Артёма выражали явный интерес к моей персоне.
– Очень увлекательный у вас мир, Артём. Достаточно необычен для меня.
– Ещё не пробовали себя на литературном поприще?
– Пока нет.
– Ну, я думаю, у Вас, Аля, ещё всё впереди, – улыбнулся Любавин.
Вообще, улыбался он очень обаятельно, и улыбка необычайно шла ему, меняя, казалось, не только выражение глаз, но и весь облик. Его подобревший взгляд был, между тем, внимателен и… вызывал волнение.
– Безусловно. Я постараюсь написать в ближайшее время что-нибудь.
– Не стоит торопиться, – заметил Артём. – Всё придёт со временем. Иначе стих будет выглядеть слишком искусственно, чем часто грешат начинающие авторы. Я бы советовал прислушаться к собственным внутренним ощущениям – о чём именно хотелось бы написать, в каком жанре. Тогда и искренность проявится.
– Хорошо, учту, – улыбнулась я.
– Уютное место, Аля, да? – Артём окинул взглядом помещение. – Тихое и, главное, всегда с нужной компанией.
– Согласна.
– А знаете что? Давайте я Вас чем-нибудь угощу. Мартини или сок?
